Хозяйка Пристани Лотоса

3.1 Равенство

             Не Хуайсан не могла сказать, что мир перевернулся с ног на голову после брачной ночи. Открыв глаза с первыми лучами солнца и как есть, облачённая в следы страсти Цзян Чэна и плащ из собственных волос, прислонилась виском к тёплой, вкусно пахнущей свежей древесиной оконной раме. Весь Юньмэн, от окраин до самого центра, был пронизан ароматами лака и дерева. В жаркие и солнечные дни, восстанавливаемая из пепелища столица, должно быть, пахнет, как одна большая столярная мастерская. Это не плохо, камень Цинхэ пахнет железом и сыростью, изредка — гарью прогорклого жира в факелах, это печально. Ведь Хуайсан и вся Поднебесная знают, отчего роспись на стенах комнат слишком яркая, а дома похожи друг на друга.              В тишине первых солнечных лучей, госпожа Не любовалась кромкой озера Юньмэн. Такое спокойствие. Чёрная, таинственно сверкающая поверхность озера на горизонте стала наливаться алым, как сочные, твёрдые плоды яблонь, оставляющие лёгкую боль в зубах, и сладкий сок на подбородке. Хуайсан невольно облизнулась и сглотнула голодную слюну — она не ела почти полтора суток, и сегодня едва ли посчастливится перехватить чего-нибудь. Апельсиновая рыжина сменила яблочную киноварь, и смотреть на воду стало совсем не выносимо. Отвернувшись от окна, девушка столкнулась с внимательным взглядом Цзян Чэна.              Супруги посмотрели друг другу в глаза.              Хуайсан и прежде замечала, что радужка Ваньиня нежного фиалкового цвета с яркими вкраплениями пурпура ближе к зрачку. Удивительно-красивый и редкий цвет — не сыщется во всей Поднебесной краски, способной передать этот чудесный оттенок на грани ночи и утренней зари. Заправив за ухо особо непослушную прядь, она неловко улыбнулась мужчине, заалев щеками.              — Утро, господин муж мой, — поздоровалась она и уперлась лопатками в стену, когда высокая фигура мужа нависла над ней.              — Утро, госпожа жена моя, — крепкие объятия заставили девушку прижаться к груди, иссечённой шрамами, оставленными Сжигающим Ядра. Под щекой гулко билось сердце Цзян Чэна. Хуайсан прикрыла глаза, наслаждаясь мерным стуком. Это не совсем музыка, но можно стоять в тёплом кольце рук вечно и слушать, слушать, слушать…              Служанки поскреблись в дверь.              В макушку недовольно фыркнули и девушка тихонько рассмеялась, бросив на супруга из-за завесы волос весёлый взгляд. Привстав на цыпочках, госпожа Не клюнула Цзян Чэна куда-то в район подбородка и поспешила найти свадебный наряд, чтобы не встречать отряжённых ей в услужение девушек наготой.              Второй, заключительный день свадьбы вот-вот начнётся. Нужно готовиться к следующей веренице церемоний, завершающихся проводами гостей. Утешая себя мыслями о том, что впереди полно времени, которое они могут провести вместе наедине, Хуайсан открыла дверь.              Незнакомые, но благодушные лица окружили молодую госпожу, а несколько тёплых, слегка мозолистых ладоней коснулись запястий и плеч, подталкивая в сторону выхода.              Обернувшись, Хуайсан мягко улыбнулась Цзян Чэну.              Женское крыло.              Пока что безликое и такое же сладковато-деревянное, как всё остальное, но вскоре воздух внутри пропитается тонким ароматом благовоний: нежный флёр соцветий апельсина, горьковатые нотки зелёного чая, травянистая кислинка лемонграсса, утончённость бергамота и самая, почти незаметная, капелька мяты. Её новые комнаты выглядят так же, как и занимаемые супругом — планировка полностью отзеркалена, за окнами плещется невозмутимое озеро Юньмэн.              — У госпожи Не нежная кожа! — мягкие губки оставляли дорожки приятно пахнущей пены.              — Волосы нашей госпожи лучше любого шёлка! — нефритовые гребни скользили по тяжёлым влажным прядям ровно, ни разу не запутавшись в колтунах.              — На точёной фигурке госпожи любой наряд будет смотреться замечательно! — искусная вышивка услаждала взор Хуайсан.              Серо-голубые лотосы сливались с тканью накидки, но стоило свету упасть на ткань под определенным углом, как нитяные цветы начинали сиять золотом. Удивительный материал. Кажется, нити тутового шелкопряда сплетали с паучьим шёлком, оттого и выходил столь интересный цветовой переход.              — Это прекрасный дар, дева Цзян, — смаргивая слезы радости, прошептала молодая госпожа Не, касаясь ткани кончиками пальцев.              Огромное зеркало, привезённое из Цинхэ, отражало незнакомку. Кто эта молодая женщина? Подарок Цзян Яньли — праздничный и повседневный жуцюнь*: накидки, кофты, юбки, нижние одежды. Все выдержано в причудливом сочетании цветов Юньмэна и Цинхэ и расшито лотосами. Оказалось, что серый весьма дружен с пурпурным, надо лишь подобрать правильные оттенки, с чем сестра Цзян Чэна отлично справилась.              — Я рада, что Вам угодило моё рукоделие, госпожа Не, — сестра Цзян Ваньиня мягко улыбнулась в чашу с горячим чаем.              Она пришла в покои новоявленной сестры с целью поприветствовать Хуайсан на правах старшей родственницы. Каким был бы разговор между мадам Юй и невесткой — неизвестно, но Яньли готова оказать младшей сестре всю поддержку, какая потребуется. И реакция на подарок сказала ей больше тысячи слов: Хуайсан — хорошая девушка, с ней Чэн-Чэн будет счастлив.              — Какая я Вам госпожа, дева Цзян! — возмутилась Хуайсан, и, прижав ладонь ко рту, рассмеялась: сама же и блюдёт ненужный церемониал! — Сан-Сан!              — А я — шицзэ Яньли, — девушки поклонились друг другу и весело рассмеялись.              — Вам помочь с причёской? — Яньли кивнула в сторону выложенных на бархатном отрезе многочисленных заколок, сверкающих золотом, буквально только что вышедших из-под рук мастеров-ювелиров Цинхэ.              — Буду очень признательна, — кивнула девушка, подставляя голову под лёгкие пальцы шицзэ.              Тяжела и непривычна причёска замужней дамы: ни единой свободной прядки, все убраны в объёмный высокий пучок, добавляющий Хуайсан роста и головной боли:              — Как… всё прошло? — осторожно поинтересовалась Яньли, пронзая причёску на затылке золотыми цзи*, увенчанными лотосами из сиреневых сапфиров. — Мой брат…              — …был нежен и чуток, — пряча глаза, отозвалась Хуайсан, чувствуя жар смущения в районе щёк.              — Хорошо, — обрадованная ответом, девушка выдохнула. Её брат был человеком с не самым покладистым характером, но хотелось верить, что вреда и боли супруге он не причинит.              — Я прошу прощения за все эти вопросы, но они традиционны, — молвила дева Цзян, аккуратно умещая шань-ти*, на макушке невестки. — Семя… попало в Ваше лоно?              Тяжёлый, усыпанный драгоценностями золотой лотос, казалось, вот-вот продавит кости черепа. Вдохнув воздуха, а затем потихоньку выпуская его сквозь плотно сжатые губы, новобрачная, посмотрев в зеркало колдовским болотным взглядом, ответила:              — Нет.              Яньли замерла с занесённой над правым виском Хуайсан звякающей при каждом шаге бу-яо*.              Обладая развитым воображением, сестра Чифэн-Цзюня представила, как длинная шпилька пронзает тонкую височную кость, добираясь до серого, склизкого. Как она, наряженная и накрашенная, падает на пол изломанной куклой.              — О, вот как… — бу-яо вошла промеж смазанных жиром и присыпанных цветочной пудрой прядей слева.              Справа вскоре уместилась шпилька-близнец.              Если они выпадут из причёски под собственным весом, то вырвут волосы на висках с мясом. Здесь нет вины девы Цзян — она старается сделать всё как можно мягче, но почти во всех случаях соблюдение традиций для женщин идёт рука об руку с дискомфортом и болью.              — Что ж, думаю, всё готово, — Яньли помогла Хуайсан подняться.              Сопровождаемая старшей сестрой Саньду Шеншоу и служанками, госпожа Не идёт по коридорам своего нового дома, к внутренней пристани, у которой собрались уже отобедавшие гости. Слава всемилостивой Гуаньинь, окровавленную простыню на обозрение приглашённых не выставили.              А если да?              В таком случае, от половины резиденции остались бы обломки: гнев Чифэн-Цзюня не знал бы границ. Начать совместную жизнь с унижения? Ведь подобное именно унижением и является, говорит всем о том, что семья, принявшая в своё лоно нового человека, не доверяет ему.              Хуайсан, то и дело, ловила насмешливые взгляды некоторых мужчин и женщин, чей возраст приближался к полувеку и перешагнул его. Что тут смешного? Не понимая повода для веселья, девушка до боли в нежной коже ладоней вжимала ногти в плоть, зная, что со стороны этого жеста нервозности не видно — длинные рукава накидки скрывали надёжно.              «А может, они так усмехаются, потому что сами не познали счастья поклониться Небу и Земле с дорогим сердцу человеком? Нестабильное состояние Пристани Лотоса — только предлог позубоскалить, только предлог…», — успокаивала она себя, вскинув подбородок ещё выше.              У края пирса её ждал Цзян Чэн. Лишённый багряных свадебных одежд, он не стал меньше или проще, напротив, вытянулся во весь рост и расправил плечи. Киноварь и золото давили на мужчину не меньше самого тяжёлого груза, а в привычном пурпуре дышалось легко.              Дама, идущая к нему через людской коридор, не может быть Хуайсан. Она не настолько высока… Или он никогда не обращал внимания на рост девушки? Или она сутулилась? Или всё дело в объёмной причёске, добавляющей ей целый чи*? Так или иначе, со стороны казалось, будто молодая чета Цзян в росте равна.              Стоящий в первом ряду старший брат госпожи Не думал точно так же. Не Минцзюэ плохо спал — кровать была нужной твёрдости, из курильницы шёл приятный дымок — что-то травянистое, он не переел, дело было в самом месте. Любая ночь в новой опочивальне месте будет бессонной, заклинатель отметил за собой эту странность. При этом, в военное время, когда вереница сражений и военных советов едва ли оставляла время на отдых, он с большой радостью растягивался и на голых камнях, подкладывая под голову седло, как и сотни простых солдат.              Всего одна ночь, но прошедшая мимо него молодая женщина в пурпурно-сером кажется совсем чужой. Она идёт с гордо поднятой головой, не глядя по сторонам — только вперёд, на ожидающего её супруга.              — Чистое всегда выходит из грязи*, — чуткий слух мужчины уловил шёпот и согласные хмыки глав вассальных кланов. — Серенький воробушек оказался прекрасным журавлём, — тихий смех, похожий больше на шипение, принадлежал лишь одному человеку, знакомству с которым Чифэн-Цзюнь был далеко не рад, но взаимодействовал, как глава одного из великих кланов.              Старый сластолюбец не смог удержать свой поганый язык даже во время дружеского визита в Юньмэн Цзян, а ведь на вчерашнем пиру казался почти нормальным — не оказывал знаки внимания служанкам и не сильно налегал на вино. Присутствие супруги и наследника творили с Цзинем Гуаншанем чудеса, жаль, что не навечно.              К счастью, Саньду Шеншоу не слышал ни возмущённых мыслей шурина, ни грязных намёков главы Цзиня. Заклинатель смотрел только на Хуайсан, что с каждым шагом становилась всё ближе и ближе, что можно было ощутить запах благовоний, которым пропиталась ткань её наряда. Ему доставало особое удовольствие видеть покачивающиеся в ушах жены серьги из редкого пурпурного нефрита. Сей камень не добывается в Поднебесной, но изредка попадает на прилавки ювелирных лавок Юньмэна. Ещё прапрадед Саньду Шеншоу постановил, чтобы купцы, приходящие из-за гор и степей, первым делом приносили куски минерала в резиденцию Цзянов.              Едва слышная музыка — оркестр остался в пиршественном зале, — ударялась о потолок и стены, находя единственный выход, но и здесь сталкиваясь с людскими спинами. Хуайсан шла по помосту, стараясь попадать в ритм — лишь так можно было сохранять спокойствие, отмахиваясь от многочисленных взглядов-мошек.              — Здравствуй, — шепнул Цзян Чэн, беря её руку в свою, на мгновение ободряюще сжав. Госпожа Не подумала, что было бы хорошо переплести пальцы с пальцами супруга, заимствуя его спокойствие, но кто так на людях делает? Неприлично.              Прохлада коснулась тонкого женского запястья. Вздрогнув, Хуайсан опустила глаза и поняла, что это алая шёлковая лента. Второй её конец выглядывает из-под рукава ханьфу супруга.              Мужчина первым сделал шаг в сторону пришвартованных у пирса лодочек — вчерашней Фэнхуан, и Дракона. Молодая госпожа Пристани Лотоса повиновалась и осторожно встала посреди своей лодочки. Сегодня её дно было чистым — подушек не было, только лотосы. Лёгкий толчок заставил девушку съёжиться — Дракон и Феникс начали стремительно отдаляться от берега, а лента, связывающая пару в единое целое, так и не натянулась — провисла между мужчиной и женщиной, погружённая в озёрную воду ровно посередине.              Наблюдающие за церемонией горожане зашептались — традиции Юньмэна предписывают, чтобы Феникс был в почтительном отдалении от Дракона, но они равны! Это значит, что глава Цзян желает видеть супругу в равном статусе! Даже покойный глава Цзян чтил традицию, оставляя лодку супруги позади, обозначая её статус как хранительницы очага и матери будущих наследников, но Цзян Ваньинь сделал по-своему.              Не Минцзюэ, слыша нарастающий шум, нахмурился. Что происходит?              — Чэн-Чэн оказывает Вашей сестре величайшие честь и доверие, Чифэн-Цзюнь. Обычно Фэнхуан должна плыть позади, это говорит всем о том, что супруга находится за мужем, и окончательные решения в семье будут оставаться за ним, но шиди предоставляет Вашей сестре невероятный шанс стать активным членом ордена, а не просто матерью наследника. То есть, я хочу сказать, что право ставить печать на указах во время отсутствия Цзян Чэна будет не у старейшин, а у Хуайсан, — шёпотом пояснил Вэй Усянь, бесшумно возникнув за его спиной, полностью оправдывая своё имя.              Повелитель Нечистой Юдоли замер.              Этот мальчишка, что? Возвёл супругу в соправители?!              Немыслимо!              Но так ожидаемо. Он ведь сам просил быть его невежественным к традициям, вот и результат.