Хозяйка Пристани Лотоса

3.2 Одной головой в сянцы не сыграешь

      С расширением семьи на одного человека, веселее не стало.       Вэй Ин с возмущением наблюдал за прятками Цзян Чэна от супруги. Шиди постоянно находил повод не пересекаться с Хуайсан — то его позовут на собрание гильдии плотников обсудить новые районы застройки, то крестьяне с просьбами выделить адептов для упокоения придут. Это и прятками-то не назовёшь — Чэн-Чэн заботливый глава клана, и дела, с которыми к нему приходят, далеко не мелкие. Мелких дел вообще не бывает. Но мог бы он, хотя бы на пару дней, сделать себе отдых?       Хуайсан тоже хороша — ходит не отставая от шицзэ, постигая науку бытия замужней дамой и женой главы. И многому она за два дня научилась? Ей всё равно завтра в Цинхэ возвращаться — Третий день, жена должна уехать в отчий дом, чтобы погостить у родных. Но нет, шепчутся о чём-то, зарываются в амбарные книги, сидят в беседке, вышивают.       А он-то уже представил, как они, словно в старые добрые времена учёбы в Гусу будут сидеть ночи напролёт, травя байки, играя в сянцы* (Усянь при этом безбожно мухлевал, а Ваньинь делал вид, что ничего не видит) и пить сладкое вино, заедая пряными закусками. Но пока молодой мужчина полулежит на столешнице, лениво грызя арахис, обвалянный в усян*, и изредка прикладывается к чаше с нагревшимся пивом — куда более глубокой и крупной, чем для вина. Тихий женский смех доносится до него со стороны берега — отложив рукоделие, госпожа Не и дева Цзян неспешно прогуливаются, прикрываясь от не по-осеннему яркого солнца пурпурными зонтами.       — С некоторых пор у меня появилось одно увлечение… — доверительным тоном говорила Яньли, уводя невестку в сторону малой тренировочной площадки, на которой обычно проходили спарринги между двумя адептами. Ещё её негласно называли «дуэльной площадкой». Покойная матушка не одобряла подобного, и когда ловила юношей за схваткой, непременно охаживала Цзыдянем в назидание желающим помериться силой.       — Сянь-Сянь нашёл на пепелище меч матушки, — продолжила девушка, откладывая зонт в сторону и ступая на тёмные доски. — Конечно, настоящим оружием я пока не пользуюсь, только затупленным тренировочным, но…       — Вы тренируетесь? — Хуайсан прижала свободную ладонь к округлившемуся рту.       Даже дева Цзян взялась за меч, а она, родившись в семье заклинателей, испокон веков истребляющих нечисть, до сих пор не знает, с какой стороны подойти к сабле. Стыд и срам ей!       — Совсем недавно, и не могу сказать, что есть прогресс в моём обучении, — смутилась она.       — Вы принимаете правильную стойку и научились правильному хвату, это уже хорошо, — новый голос раздался совсем рядом с девушками.       — Наставница Ли, — поклонилась старшая сестра Цзян Чэна. — Разрешите госпоже Не присутствовать на тренировке?       Высокая широкоплечая женщина, чьи волосы, в тонких нитях седины, были убраны в простой узел, усмехнулась:       — Я бы разрешила ей и поучаствовать. Если у госпожи будет такое желание.       — Благодарю, — выдавила из себя Хуайсан, чувствуя, как деревянная ручка зонта скользит во вспотевшей ладони. — Только посмотрю. Я — не воин.       Тёмные глаза наставницы внимательно осмотрели худощавую фигурку молодой женщины. «Мясца нарастить бы не помешало, а физические тренировки полезны всем», — подумала она, но вслух сказала:       — Молодая госпожа Цзян тоже не воин, — фыркнула Ли Сиян. — Но кто я такая, чтобы заставлять? Молодая госпожа Цзян, переоденьтесь. Не в жуцюне же тренироваться будете?       — Ах, точно! — тихонько рассмеялась Яньли и поспешила в сторону пристройки, где хранилось тренировочное оружие.       Опустившись на нагретые солнцем стёсанные древесные стволы, из которых в скором времени построят ещё несколько спарринговых площадок с навесами, Хуайсан вставила зонт в зазор между парой брёвен и удовлетворённо вздохнув, размяла затёкшие пальцы. Малость хотелось спать — первая ночь после второго дня свадьбы прошла в мучительном ожидании, когда же в дверном проёме появится знакомый силуэт супруга. Но Цзян Чэн не пришёл. Не было его и на завтраке — Вэй-сюн, лениво копаясь палочками в мясной каше, сообщил, что тот ушёл на собрание гильдии. И на обед не явился, а ужин приказал подать в свои покои.       — Это он делает так, чтобы вся еда на столе не скисла от его недовольного лица, — фыркнул Усянь, с аппетитом поедая жареную рыбу. — Наорался, скорее всего, ещё не отошёл, вот и сидит в своих комнатах.       — Или очень сильно устал, — поддержала шиди Яньли, накладывая Хуайсан новую порцию риса и щедро поливая острой подливой. — Ешь побольше, Сан-мэй, ты такая бледная…       — Свадебная голодовка, не иначе! — рассмеялся Вэй Ин и кусочки пережёванного ерша высыпались из растянувшегося в улыбке рта на столешницу.       — Шиди! Ешь аккуратнее! — воскликнула дева Цзян, с улыбкой качая головой — она не могла злиться на Сянь-Сяня всерьёз.       Сегодня Ваньинь почтил семейство своим присутствием, но позавтракал так быстро, что у Хуайсан не было ни малейшего шанса поймать его. Лишь промелькнуло среди облаков фиолетовое ханьфу. Она сделала что-то не так? Оскорбила? Нарушила традиции клана? Всё же было хорошо?       Или нет?       А если бы осталась с ним наедине, то чтобы сказала? При одном только взгляде на супруга в голове воцарялась звенящая пустота. Она и рада бы общаться с ним так, словно не было Аннигиляции Солнца, свадьбы и последовавшей за ней брачной ночи (от воспоминаний о сильных руках, бывших везде, щёки покрывались стыдливым румянцем, а внизу живота тяжелело), но верно ли это? «Почтение к супругу и его семье, почтение к супругу и его семье, почтение…» — повторяла она про себя, утешая, что делает всё так, как предписано молодой жене.       — Сан-мэй совсем загрустила, — Яньли встала напротив задумавшейся невестки.       — Нет-нет, я… — начала было оправдываться она, но замолчала, с интересом рассматривая наряд золовки.       — Вам очень идёт мужское платье, — заметила Хуайсан.       — Спасибо! — мягкая улыбка украсила лицо Яньли.       — Молодая госпожа тренироваться пришла, или тряпками хвастаться? — окликнула её наставница. — Разминаться кто будет?       — Иду, наставница Ли! Не скучай, Сан-мэй, — шепнула дева Цзян, подбегая к наставнице и начиная делать комплекс разогревающих упражнений, а после отработанным до автоматизма движением вытаскивая из ножен клинок.       Наверное, и она могла бы так же, неспешным, стелющимся шагом передвигаться по тренировочной площадке. Сабля могла бы описывать точно такие же сияющие круги в воздухе, а гарда перелетать от руки к руке.       Бряц!       Тренировочный меч выскользнул из ослабевшей руки Яньли — всё-таки, тренировки она начала совсем недавно и клинок ощущался не как должно — продолжением руки. Дуцы* брать на тренировки наставница пока запрещала, и сестре главы Цзяна оставалось лишь вечерами любоваться блеском луны на остро заточенном лезвии. Но обиды не было — она действительно была не готова. Яньли должна быть достойна и не опозорить ни свой клан, ни память о предыдущей владелице клинка, а потому тренировалась всё свободное время.       Наставница, видя упорство девушки, ломала голову — как она могла упустить дочь Пурпурной Паучихи? Да, из неё не вышло заклинателя, Золотого ядра нет, но мечника-то из неё сделать можно было! И самое главное, как мадам Юй упустила этот момент в воспитании дочери? Она же из Мэйшан Юй, а там, как известно, дев и мужей обучают владению оружием на равных. Должно быть, покойный глава Цзян был против, чтобы дочь постигала военную науку, иного ответа у Ли Сиян не было.       — Что эта ученица сделала не так? — спросила женщина.       Яньли, подняв с настила меч, задумалась.       — Мне не хватило силы сделать полный оборот запястьем, из-за чего гарда выскользнула из руки.       — Правильно, — подтвердила она. — Какой эта ученица делает вывод?       — Что нужно укреплять руки? — предположила Яньли.       — Верно, — кивнула воительница. — Сейчас эта ученица берёт меч и делает тридцать замахов каждой рукой по очереди, а затем, пробует тридцать раз отжаться.       — Да, наставница, — поклонилась девушка, и, приняв стойку, начала делать рубящие удары.       Воздух, рассекаемый затупленным лезвием, приглушённо свистел, а воротник нижних одежд девы Цзян постепенно намокал от пота — к концу тренировки всю одежду можно выжимать, но она не роптала, а продолжала изо дня в день постигать науку владения мечом, надеясь, что приобретённые навыки никогда не доведётся применить на практике. Хуайсан, наблюдая за обучением, думала, что будь у неё такая наставница, то наверняка она бы научилась владеть саблей. Хотя… женщины-адепты Цинхэ были куда выше сестры Чифэн-Цзюня, и сабли были им по росту.       «О, вновь находишь оправдания?», — мысленно спросила себя молодая женщина, откидываясь на брёвна — тепло разморило её, а звук оружия казался таким знакомым и родным.       Хуайсан редко была окружена мягкой тишиной, какая настаёт по вечерам в Юньмэне, когда торговые лавки закрываются, и лодки перестают бороздить озёрную гладь. Шии никогда не спит, подземные реки шепчутся меж собой, обмениваясь последними новостями с поверхности, лязг сталкивающихся сабель отдаётся вибрациями в воздухе — они сбивают мелкие камни, и те скачут по воздушным колодцам, новые трещины пронизывают гору снизу вверх, воздушные потоки размеренно циркулируют по потайным коридорам резиденции и всё это, лёжа в постели, слышала дева Не с самого детства.       Истинная тишина — это пугающая бездонная пропасть. Попадающие в неё люди несутся вниз под аккомпанемент собственного сердцебиения — звука, способного свести с ума даже самого стойкого человека. Пусть лучше всё вокруг шумит и живёт, нежели бой собственного, готового в любой момент разорваться от ужаса, сердца.       Перевернувшись на мягкой постели, Хуайсан подтянула к груди подушку и резко, аж перед глазами потемнело, вскочила. Вертя головой из стороны в сторону, она, не узнавая места, кинулась прочь из опочивальни, и только лишь собралась толкнуть дверь, как повалилась вперёд, прямо в руки Цзян Чэну. Мужчина перехватил напуганную супругу и пристальным взглядом осмотрев спальню, не нашёл ничего, что могло напугать её.       — Это ты! — облегчённо выдохнула Хуайсан, позволяя мужу подхватить себя на руки и отнести в тёплую постель. — Не узнала комнату, испугалась… — смущённо прошептала она, опустив глаза на тонкий, помятый хлопок нижних одежд.       — Ты меня раздел? — спросила девушка, понимая, что вот-вот могла опозориться, выскочив неодетой в коридор.       — Мгм, — утвердительно промычал ей в макушку Ваньинь, успокаивающими движениями гладя узкую, с выступающими лопатками и позвонками, спину. — Платье помялось бы. Спишь ты крайне беспокойно.       — Да-а-а, постоянно верчусь, — согласилась госпожа Не. — В Гусу были настолько узкие кровати, что за ночь раза по два падала с неё и отбивала локти и бока.       Глава Цзян невольно фыркнул, представляя себе это.       — Который час? — не пытаясь выбраться из рук Цзян Чэна, а напротив, прижавшись к нему крепче, спросила Хуайсан.       — Скоро час обезьяны, — ответил он. — Ты проспала обед.       — Плохо спала ночью, — пробормотала девушка.       — Почему? Плохая постель? Постельное? Что? — Ваньинь вовремя себя остановил, не то грубо встряхнул бы жену, как делал с юными адептами, впервые столкнувшимися со смертью и оттого впавшими в ступор. Такой грубой заботы Сан-Сан бы не поняла.       — Нет-нет! — если бы она могла, то непременно бы замахала руками, но вышло только вывернуться из объятий мужа, чтобы заглянуть ему в глаза. — Всё хорошо. Я… — в горле пересохло, и госпожа Не нервно облизнулась. Заблестевшие от слюны губы привлекли внимание мужчины.       — …всё хорошо, — поспешно ответила Хуайсан. — Я… Я тебя ждала! — и облегчённо выдохнула, наконец-то выговорившись.       — Зачем? — нахмурился Цзян Чэн. — Две ночи?       — Да-да, — девушка вновь принялась изучать заломы на ткани. — Ты — муж и должен… Традиции… Обычно во время гощения в бывшем доме, лекарь находит Пульс счастья… — совсем тихо закончила она, кусая губы и желая провалиться сквозь землю.       Цзян Ваньинь застыл. Об этой стороне вопроса он не то, что не подумал, но пожелал отложить в дальний ящик. В ранней, довоенной юности, он знал, что став мужем, будет обязан обеспечить клан наследником, но, как и многие молодые люди, надеялся повидать мир, пожить для себя. Волноваться не о чем — впереди безбедное будущее, а самое главное — родители живы, но Вэни, чтоб им не было мира ни в этой жизни, ни в следующей, лишили его всего.       Теперь, в двадцать три года он должен дать изрядно поредевшему ордену надежду на восстановление былой славы и мощи. Держа ответ перед старейшинами, ему как никогда хотелось, чтобы крепкие доски пола сгнили, а воды Юньмэна укрыли от пристальных взглядов старцев, скрипучими голосами интересующихся, как прошла брачная ночь. Невыносимо стыдно! Не-вы-но-си-мо! Смотреть на Хуайсан и видеть перед глазами обнажённое тело, столь доверчиво льнущее и отзывающееся на малейшую ласку сводящим с ума стоном, от которого по телу прокатывается жар, оседающий возбуждением в чреслах?       Невыносимо!       — Тебе это так важно? — не своим голосом спросил он, чувствуя разочарование.       — Это важно клану, — отозвалась девушка. — А мне просто хочется, чтобы ты меня поцеловал. Все эти дни и… ночи, мне казалось, что брачная ночь — лишь весенний сон.       Исходящее от женской кожи тепло опаляло не хуже кострища, и Ваньинь почти вскричал:       — Что ты со мной делаешь?! — он обхватил лицо Хуайсан ладонями и захватил в плен её губы.       Тонкий хлопок легко соскользнул с плеч, обнажая трепещущее тело, и Цзян Чэн отпустил себя, позволяя супруге сначала раздеть себя, а после — оседлать. Было неважно, что за окнами — день, желающих заглядывать в окна хозяйской опочивальни в Юньмэне не было, а длинные волосы Хуайсан отгородили их от всего остального мира, позволяя разделять дыхание и страсть на двоих.       Мужчина терялся в ощущениях жаркой плоти, сжимающейся вокруг него, хотелось быть ещё глубже, утонуть в наслаждении, которое ему дарила супруга. Если Хуайсан — лодка, то Ваньинь — бушующее море, раскачивающее челнок из стороны в стороны, вверх и вниз. В какой-то момент море вышло из берегов, и лодочка-Фэнхуан перевернулась, погребённая мощью первородной стихии, так и девушка зашлась в громком крике не то ужаса, не то восторга, когда особенно сильный толчок завершился чем-то обжигающим, оседающим где-то глубоко внутри.       Убирая налипшие на лицо волосы, девушка тихонько рассмеялась и хлопнула супруга по ягодице. Тот, приподнявшись на руке, непонимающе воззрился на неё.       — Мне тяжело дышать, Цзян-сюн, — выдохнула она, и когда Ваньинь перекатился на бок, наконец, вобрала полную грудь раскалённого воздуха.       Оранжевое солнце длинными полосами расчертило спальню, и мелкие пылинки, сияя и переливаясь, кружились в воздухе. Подставив под свет ладонь, госпожа Не рассматривала ветвящиеся под кожей сосуды, кости и думала, что как хорошо быть живой и любимой.       С тонкими женскими пальцами переплелись длинные, малость шершавые, мужские.       — Как красиво, — прошептала она, любуясь контрастом кожи: чуть смугловатой — своей и фарфорово-белой — супруга. Ваньинь поднёс её ладонь к своим рукам, и начинал покрывать невесомыми поцелуями.       — Если будешь так делать, то я не захочу завтра уезжать к брату! А вот так — тем более! — хихикнула Хуайсан, чувствуя, как поцелуи поднимаются с запястья на предплечье, щекочущими крылышками бабочек проходятся по скату плеча, застревают в сгибе шеи, очерчивают левую ключицу и стремительным ручейком стекают к ложбинке между грудей. — Чэ-э-э-эн! — задыхается девушка, ощущая горячее дыхание, а за ним и влажное прикосновение к соску.       Шалый фиолетовый взгляд пересекается с каре-зеленоватым, и госпожа Не неведомым образом умудряется найти в себе силы, чтобы подтянуть мужа к себе и жарко поцеловать.       За десятки деревянных перегородок, в кухонном закутке, пунцовеющие щеками девушки и женщины слушали рассказ служанки, что случайно оказалась в хозяйском крыле в самый пикантный момент. А Вэй Усянь, наблюдая, как уставшая шицзэ возвращается с тренировки, тоскливо вздохнул. Разложенные по обе стороны реки круглые деревянные фишки находились на исходных. Делать первый ход не хотелось — напротив был пустой стул. Всё-таки, одной головой в сянцы не сыграешь.