4.1 Поведение, (не)достойное госпожи
Бугристая кожура водяных орехов маслянисто блестела в свете одинокого фонаря, зажжённого на кухне. Простенькие — металлическое дно и рамы, мутноватое стекло — от десятка подобных света было достаточно, и кухарки могли готовить кушанья для гостей хоть всю ночь. На освещении поварской вотчины не экономили — кому будет приятно отведать свиные рёбрышки в меду и волосах? Или жареный рис с овощами, щедро сдобренный стружкой из ногтей? Маленький, причудливо изогнутый нож, ловко вскрывал чёрную оболочку, обнажая белоснежное нутро. Ядра водяного ореха — упругие и благоухающие возвышались над широкими полями тарелки, но Цзян Яньли продолжала работу, вознамерившись, кажется, почистить всю корзину разом. Монотонность помогала найти время подумать. Три дня прошло с того момента, как глава Не, взвалив себе на плечо А-Сяня, скрылся среди облаков. Резиденция Пристани Лотоса с того момента погрузилась в тягостное ожидание. Девушка знала характер младшего брата и представляла, как А-Чэн может отреагировать на новости о неверности молодой супруги. Во время чаепития с нежданными гостями из Ланьлина дева Цзян полностью уверилась в невиновности Сан-Сан. Лянфан-Цзюнь, поминутно хватаясь за сердеце неустанно повторял: — Сколь ужасные последствия шуточной переписки! Я буду умолять Саньду Шеншоу наказать только меня, но не госпожу Не! — заклинатель нервно дёргал длинную, сияющую медью, шелковистую прядь. Но это ещё надо будет донести до отравленного ревностью и злобой разума диди. А это ой как не просто! Даже ей, имеющей большое влияние на обоих младших братьев. Готовка, как способ проанализировать непростые ситуации, возникающие то тут, то там, был известен Яньли с раннего детства. Пожалуй, с тех пор, как родители перестали скрывать нетерпимое отношение друг к другу. Обычно, всё начиналось во время обеденной трапезы и всего за несколько фэней превращалось в какой-то балаган, завершающийся брызгами осколков, шипением Цзыдяня и истерикой напуганного А-Чэна, которого Яньли брала на руки и спешно покидала трапезную. Бабушка А-Хан — самая старая из поварих, готовившая ещё отцу Цзян Фэнмяня — Цзян Сянхонг*, нашла забившихся в беседке наследников, когда возвращалась с рынка. Зарёванный будущий глава, икающий столь сильно, что аж подпрыгивал на коленях молча плачущей старшей сестры, не на шутку рассердил женщину. Заклинатели — подобные небожителям, совершенствующие плоть и дух? Тьфу! А-Хан много прожила на свете и большую часть в резиденции Юньмэн Цзян, и уже давно потеряла искру почтения к заклинателям. Такие же люди со своими проблемами и демонами. Но дети-то при чём? — Пойдём-те-ка со мной, детишки, — ласково позвала она Цзян Си* и Цзян Чэна. — У нас на кухне есть медовые лепёшки и сладкая бобовая паста. — Как в рисовых пирожках? — Тихонько спросила старшая дочь четы Цзян. А-Хан взглянула на заинтересовавшуюся девочку выцветшими от прожитых лет глазами. — Да-да! Как раз с дочками буду лепить пирожки, чтобы подать к ужину. — А можно мне тоже? — Поправив съезжающего вниз А-Чэна, спросила будущая заклинательница, задирая голову вверх — старуха в опрятной, бледно-пурпурного цвета, одежде, казалась ей великаншей. — Как можно не накормить юную госпожу Цзян? — Делано удивилась повариха, пряча улыбку в обвисших от возраста складках у рта. — Нет, — А-Си покачала головой. — Слепить пирожок. Всего один — для диди. Засунувший большой палец в щербатый рот будущий воитель испуганно посмотрел сине-фиалковыми глазами на незнакомую старуху, и тут же спрятал лицо в девичьем плечике. А-Хан удивлённо хмыкнула. — Конечно. Но не один, а два — юная госпожа что, голодной остаться хочет, м? Цзян Си покраснела, когда желудок заурчал — они не успели толком поесть, и, зная, что в родной резиденции никто из слуг не причинит им вреда, доверчиво пошли за старушкой. Тихо перешёптывающиеся кухарки мариновали мясо для завтрашних трапез; смеялись, пряча улыбки в рисовых лепёшках, сдобренных зеленью и чесночным маслом; гоняли передниками, свёрнутыми в жгуты, заглядывающих на кухню адептов. — Госпожа, куда ж Вы так много чилима-то начистили? — изумились женщины, обратив внимание на внушительную горку белых плодов. — Главы Цзяна нет, как и госпожи Не, шиди Ваш тоже в Цинхэ подался… Задумчивая дымка исчезла с глаз старшей сестры главы, и она удивлённо посмотрела на результат многочасовой работы. Мягкая, немного смущённая улыбка украсила её лицо. — Подумала, что будет хорошей идеей запечь дары озера с бататом… Не рассчитала усилий… Кухарки весело рассмеялись. — Это ж целую армию накормить можно! — Ай да, молодая госпожа Цзян! Слышь, А-Зай, госпожа увела всю твою работу! — Ах, горе-то какое! — картинно вздохнула полноватая девушка, стаскивая с головы платок. — На кой же Вы меня без работы оставили-и-и! — Взывала она к рассмеявшейся деве Цзян, протягивая к ней широкие натруженные ладони. Кухня содрогнулась от многоголосого женского хохота, заставив пару адептов, идущих попытать счастья в поисках вкусностей, прыснуть в разные стороны. — Время позднее, госпожа, идите спать, — отсмеявшись, сказала А-Нъен — дочь покойной бабушки А-Хан, такая же убелённая сединами, с широким смуглым лицом, испещрённым глубокими морщинами. — Будет Вам чилим на завтрак. Чуть склонив голову, Яньли, чуть деревянной от долгого сидения походкой, направилась прочь из кухни. Какие всё-таки хорошие люди живут в Пристани Лотоса! Прохладный вечерний воздух после кухни, наполненной теплом человеческих тел и не гаснущих печей, показался стылым, и сестра главы Цзяна зябко поёжилась. Пора доставать из сундуков тёплые вещи, менять шёлк на шерсть. Пламя фонарей, надёжно укрытое стеком, покрывало широкий внутренний двор резиденции золотистыми островками света. И впрямь, припозднилась. Остановившись посреди одного из ярко-жёлтых пятен, девушка вытянула вперёд руку, любуясь, как кожа окрасилась в цвет шафрановой пыли, остающейся на дне ступки. Пряная, щекочущая нос, оранжево-золотая. В тёплом свете голубые вены, проступающие сквозь тонкую кожу, окрасились благородной зеленью малахита. — Хэй! Что-то ты припозднилась! — девушка вздрогнула и неосознанно потянулась к пустому бедру, отягощённому ножнами на время тренировок. — Великая воительница Яньли, пощади этого дурака! — под ноги девы Цзян упал Вэй Усянь, нарочно поскользнувшийся на влажной черепице. — Сянь-Сянь! — облегчённо улыбнулась она, помогая юноше подняться. Из тени вышла высокая широкоплечая фигура. — Не Цзунхэй, верно? Здравствуйте… Помощник Чифэн-Цзюня кивнул. — Приветствую, дева Цзян. — Вы голодны? — вопрос был адресован к обоим мужчинам сразу. — О! Шицзэ приготовила что-то вкусненькое? — оживился Вэй Усянь, начав пританцовывать на месте в ожидании поздней и обильной трапезы. — Увы, ничего, — девушка развела руками и виновато улыбнулась. — Но я почистила чилим, и завтра нас ждёт вкусный завтрак. На кухне сейчас все, думаю, мы найдём, чем вас накормить. Как раз служанки приготовят гостевые покои. Надеюсь, господин Не никуда не торопится? Цзунхэй медленно кивнул. — Большая честь познать гостеприимство Пристани Лотоса вновь. — А-Чэн?.. — Яньли прислушалась к тишине. Будь диди здесь, такого умиротворяющего спокойствия здесь бы не было. — Повёз многоуважаемую невестку знакомиться с семьёй Юй! Ух, шицзэ, как я замёрз! Как есть хочется! — девушка ощутила, что шиди и впрямь был странно холоден, будто замёрз. Хотя прежде, никогда не кутался во что-то тяжелее, чем обычный плащ — Золотое ядро помогало легко переносить жару и холод, но теперь что-то было странно. И… А-Чэн повёз жену знакомиться с дедушкой и бабушкой? Так скоро? «Надо помолиться за сестрицу Сан-Сан, — подумала дева Цзян. — Ибо характер дедушки мало кто способен выдержать».□▪□▪□
В полётах на духовных клинках есть польза — непогода, прочно укоренившаяся в прилегающих к Юньмэну землях, превратила протоптанные тысячами ног тракты в непроходимые грязевые реки и покрыть большие расстояния по грязевой реке на своих двоих — форменное издевательство, коему подвергаются простые торговцы и крестьяне. Мэйшан, известный обширными топями, скрывался в эту пору в густых туманах, стелющихся над водой, проникающими даже в дома, скрывающими плотной серой шапкой с запахом сырости и плесневелости причудливые остроконечные крыши. Цзян Чэн, выросший в схожих условиях, всё равно не любил родные земли матери, которая, кажется, и сама была не рада выбраться из родного болота, чтобы увязнуть в озёрном иле по самую шею. Хотя, в Юньмэне, всё же, легче дышится. Тем не менее, перед возвращением в Пристань Лотоса, Ваньинь принял решение навестить родителей покойной матери, с которыми не довелось переговорить с глазу на глаз во время свадьбы. Сыновий долг указывал ему не терять связей с отцом матери, давать на пиршествах лучшие места её родичам, принимать адептов Мэйшан Юй в Юньмэне со всем почтением, всячески привечать родственников и приглашать на ночные охоты. Славно, что те были неприхотливы, в отличие от боковых ветвей Цзинь, требующих к себе почтения, как к представителям главной ветви ордена. Но всё равно, с тяжёлым сердцем молодой глава Озёрного края направлялся в родные земли матери. Тёмно-зелёная, подгнившая ряска, оплетающая рваными сетями деревья и нижние ступени, уходящие в воду, стискивала в своих объятиях и самого заклинателя. Ему никогда не снились хорошие сны в этих местах, и до образования в дяньтяне Золотого Ядра внук четы Юй неизбежно болел — то дыхательные боли, то рот покроется кровоточащими язвами, то царапину нарвёт сильнее обычного. Единственное положительное зерно среди вечной сырости и хмари — матушка никогда не брала с собой Вэй Ина, оставляя его дома на попечение слуг и старших адептов. Впускать чужого мальчишку в то немногое, что принадлежало ей и только ей, Юй Цзыюань не собиралась никогда. Даже отцу приходилось слушаться — не приехать в родной орден супруги, не почтить её родителей визитом — немыслимо! А теперь следует уважить деда и бабку близким знакомством с молодой супругой. Талия Хуайсан, по ощущениям Цзян Чэна, стала ещё тоньше. Хворь жадно вгрызлась в предложенное тело, изматывала как девушку, так и её семью. Страшный чёрный след, оставленный шигуем, бледнел неохотно, и даже спустя декаду оставался насыщенного цвета, чем пугал её, каждый раз заставляя зачерпывать побольше ужасно вонючей мази. Поскорее хотелось забыть этот кошмар, но как на зло, из жизни госпожи Не пропало всё хорошее, что могло бы стать основой для прекрасных сновидений. Находящийся всегда по близости супруг смотрел странно — виновато, с болью, но в это же время, злостью и обидой. С лица дагэ пропала и без того редкая улыбка. Хуайсан поёжилась. — Холодно? — спросил Цзян Чэн, щуря глаза от встречных холодных потоков воздуха. — Нет, муж мой. — она остереглась качать головой — под ними была стылая сероватая белизна, ничуть не схожая с изящными в своей неправильности облаками. И проверять её мягкость Хуайсан не желала. Такими были их разговоры всё то время, что они гостили у Не Минцзюэ: неловкие, обрывчатые, без начала и конца, словно вырванный из середины кусок текста. Прочесть можно, и кажется, понять смысл, но весь сюжет целиком не увидеть. Не очень-то и хочется, ибо он — не продуман и похож на потуги неумелого писаря, поднабравшегося ума у сотен поэм, стать звездой на поэтическом небосклоне, сочиняя глупые стихи без ритма и зашифрованных аллегорий. Пустая трата бамбуковых планок. Вдыхая тяжёлый влажный воздух с примесью чего-то прогорклого, Не Хуайсан думала, что прошёл всего месяц, а случилось так много! Как теперь обращаться к супругу? Стоит ли попадаться ему на глаза? Как на неё будут смотреть в Юньмэне? Быть может, вовсе не покидать свои покои? Матушка Нефритов Гусу ведь не покидала свой цзинши до самой смерти, и она, значит, сможет. Ведь сможет? Саньду, с двумя заклинателями на плоскости лезвия, начал снижаться.