4.3 Холодное ложе
Мало кому из наделённых властью удаётся заполучить в руки семейное счастье. Для простолюдинов жизнь богатых — уже счастье. Не нужно думать о прокорме зависящих от тебя ртов, гнуть спину под палящим солнцем, судорожно подсчитывать число мешков с рисом ведя счёт так, чтобы и сборщика дани не обидеть, и самому не протянуть ноги до следующего урожая. Каждому бедняку кажется, что жизнь богатого господина легка и весела. Но лишь того господина, который не думает о завтрашнем дне, и всё равно, он когда-нибудь столкнётся с необходимостью встретить лицом к лицу невзгоды. Сказания и личный опыт показывают это сотни и тысячи раз. Кому, как не мясникам из Цинхэ знать о том, что завтра наступает слишком быстро. Взять того же Цзиня Гуаншаня — каким бы сластолюбцем и сибаритом он не казался, а должную выучку имеет. Его орден процветает и после Аннигиляции Солнца воссиял ещё сильнее — нет более нужды склонять голову и прятать свои амбиции. Хитрые лисы с жадностью вгрызлись в предложенные дары победителей, стремясь прибрать к рукам всё самое лучшее, что уцелело в огне войны. Сокровища павшего ордена были разделены между тремя Великими орденами: золото, книги, артефакты, всё, что имело хоть какую-нибудь ценность. Ордену Юньмэн Цзян, фактически прекратившему существование, не досталось ни рисинки. В желании получить побольше заклинатели как-то забыли о юнце с сине-фиолетовыми глазами и стоящей позади него фигуре, крутящей в пальцах чёрную дицзы, украшенную алой кисточкой. Даже благочестивые Лани на время отринули свои добродетели, вознамерившись забрать в орден, отстраиваемый стремительными темпами, лучшие книги из разграбленной библиотеки Безночного города. Пожалуй, считал Не Минцзюэ, самой лучшей наградой был покой — ни одна вэньская тварь больше появится на пороге Нечистой Юдоли с дурными намерениями. Но проблем с окончанием войны меньше не станет — земли Цишань остались без сильной заклинательской руки, и глава Цинхэ не обольщался, наперёд зная, что именно его людям придётся держать оборону перед разгулом нечисти. Придётся взять на себя заботы и о прибывших в его земли крестьянах, бежавших от войны. Избежать бы голода среди населения… Хороший хозяин всегда держит нос по ветру, стремясь предугадать, откуда ждать беды. И если с землями у Чифэн-цзюня это более-менее получалось, то предугадать следующий шаг младшей сестры было почти невозможно — разное воспитание и восприятие этого мира. История с шигуем показала — мальчишка Цзян не готов взять ответственность за супругу. Первая, и сразу же с серьёзными последствиями, ошибка. Сколько ещё таковых будет… Минцзюэ не собирается предъявлять зятю претензии, но вид бесчувственной, на пороге смерти Хуайсан, заставил заклинателя почувствовать себя… несколько обманутым. А его наследник, который не сделает первого вздоха и не разразится первым криком? Мэймэй, изначально слабая — проделки старейшин, недовольных безродной наложницей, окончились большими повреждениями в дяньтяне нерождённой Хуайсан, и в то время, пока её ровесницы легко овладевали заклинательскими техниками, она едва-едва могла наполнить ци простейший талисман. Как Минцзюэ ни старался, используя угрозы и периодическую ревизию покоев, сестра не желала взращивать Золотое Ядро. Глупая разбалованная девчонка! Няньки надышаться не могли на первую за многие столетия госпожу Не, отцу откровенно всё равно — ему вообще после смерти Цыинь стала не интересна судьба дочери, а наследник постигал науку правления, зная, что стать главой предстоит довольно-таки рано. Он, как мог, пытался уберечь Хуайсан от многочисленных ошибок, но когда на тебе целый орден, легко упустить такую мелкую «деталь». Бася согласно загудела, вибрирую под подошвами — ей не нравились тренировочные бои с саблей молодой госпожи — глупой, вечно сонной и запечатанной. Как биться с той, что может только жалобно хныкать? Умирающие леса раскинулись внизу — деревья, день ото дня, теряя зелёный бархатный покров, вскоре станут похожи на почерневшие от времени кости с могильных курганов — всё ещё покрытые тонким слоем гниющей плоти, привлекающей падальщиков. Лишь подходы к столице Цинхэ Не являют собой безжизненную пустошь, остальные земли полны грубоватой первозданной красоты — противодействия камня и растительности, что цепляясь гибкими корнями, дробит валуны, расцветая каждую весну душистыми соцветиями. Рождённые в тяготах груши, мелкие и твёрдые, стараниями умелых поварих застывают каждое лето в вязкой сахарной невесомости и зимой обжигают язык, вываливаясь из надкушенных пампушек, только что вынутых из парового лукошка. Чифэн-Цзюнь любит свою вотчину и знает, что сделает всё, чтобы вверенные ему земли не познали более кровавого моря, в котором Вэни утопили Поднебесную. Земли Не славятся каменным зодчеством, та же столица — Шии, вытесанная из камня одинокой горы, показывает всем гостям и неприятелям: «Смотри, какая я мощная! Любуйся прожилками слюды, они складываются в удивительные узоры! Разве смертный может такой придумать? Мне не нужны ни белила, ни краска! Я изначально красива!». Резиденция главы — не единственная обитаемая гора в Цинхэ. В глубине ордена, за бесчисленными реками и изгибами огромного каменного хребта спящего дракона находится гора. Сверху кажется будто укрытой цветным покрывалом — настолько много видов мха, из которого целители делают столь необходимые мази и микстуры, покрывают отвесы. Этим в основном, и занимаются её жители — заготавливают запасы целебных трав и минералов впрок, ведь если Минцзюэ даст команду готовиться к облаве на тварей, то лекарства будут уходить влёт. — Глава Не почтил нас неожиданным, но всегда желанным визитом, — коренастый мужичок — Кан Шою старейшина деревни травников почтительно поклонился своему господину. — Велеть приготовить покои? Заклинатель, глядя поверх лысеющей макушки, неопределённо хмыкнул. — Мне нужны сёстры. Когда вернутся из дозора? — Так, ещё не выехали, только собираются, глава Не, — ответил он. — Позвать? — Да. Покои — не нужны, прикажи накрыть стол. — Само собой, господин, — поклонился старейшина Кан. — Фанхао, Юцзэн! На окрик из приземистой фанзы высунулась пара высоких подростков, и, опознав рядом с главным травником главу ордена, выбежали из домишки, на ходу вытирая о подол рубах запачканные в травяном соке руки. — Здравствуйте, глава Не! Старейшина Кан, что надо? — глубоко, но без подобострастия, поклонились юноши. — Фанхао, передай женщинам приказ накрыть стол, Юнцэн — зови Мацуй и Дали! — Слушаемся! — мальчишки кинулись в разные стороны. Минцзюэ, прищурив глаза, посмотрел вверх на серо-жёлтое небо. «Не надо было ждать, сразу поручить их заботе Хуайсан», — думал заклинатель, ступая внутрь скалы. Такая же полая внутри, испещрённая запутанным лабиринтом коридоров, она вздыхала кузнечными мехами, шипела погружённым в ледяную воду металлом и взвизгивала лезвиями о точильные круги. Таншань — гора-оружейная, где рождались одушевлённые сабли клана Не, гора травников и целителей, где обучались те, от чьих умений и расторопности зависела жизнь бойцов, резерв не менее ценный, чем заклинатели и воины. В начале войны, когда стало понято что Вэни ни перед чем не остановятся, Минцзюэ поостерегся отправлять сюда сестру — ведь всем известно, где находится главная оружейная ордена. Хуайсан была спрятана в горах Яньшаня, что соседствует с Ланьлином, у которого отношения с Цишанем были нейтральными, и лишь под конец Аннигиляции солнца ухудшились настолько, что вечно улыбающийся лис Гуаншань счёл наглость вэнських псов недопустимой и наконец, вступил в открытую конфронтацию. А может, старый интриган понял, что перевес больше не на стороне Верховного заклинателя. Безмолвные хорошо вышколенные служанки споро сервировали стол, расставляя тарелки с закусками, предлагая главе вина. Заклинатель опрокинул чашу сладкого рисового вина и довольно хмыкнул, придвигая к себе поближе миску с маринованным дайконом. Узкие окна-бойницы, затянутые мутноватой слюдой, пропускали мало света, и расставленные по углам столовой лампы расцвечивали стены рыже-жёлтыми пятнами. — Глава Не призвал нас, — на подушки напротив Чифэн-Цзюня опустились две женщины, которых невозможно не заметить — выделялись они не по-женски высоким ростом и шириной плеч, выдающей в них последовательниц пути Меча. — Чем мы можем служить ему? — Рад видеть вас, сёстры. Две пары болотно-карих глаз обратились полумесяцами-улыбками, не затронувшими губ.□▪□▪□
Сон не приходит к Хуайсан уже которую ночь, предпочтя ей кого-то другого и одаривая счастливчика сказочными видениями. Потирая зудящие глаза, она встречает серый рассвет, глядя на утопающий в молочном тумане город с ненавистью. Испытывала ли она прежде подобное чувство к другому месту? Шии, знакомый до последней улочки, был родным и надёжным, заклинательница могла смело гулять по рынку, не опасаясь ничего; Цайи — белокаменный, воздушный и утончённый, сосредотачивающий в себе всё, что возникает в уме при упоминании ордена Гусу Лань. Пусть сестра Чифэн-Цзюня не полюбила учёбу у великих мудрецов, но не могла не признать, что союз природы и человека в землях, принадлежащих Цзэу-Цзюню поистине идеален. Башня Золотого Карпа — помпезная и шумная, пропахшая тысячей специй, привезённых из-за моря, вызывала приятные воспоминания — именно здесь Хуайсан купила один из самых любимых вееров, здесь же нашла ароматные масла, которыми предпочитает пользоваться и по сей день. Цишань Вэнь… не место пугало деву, а его хозяева. Мрачная красота города, испещрённого лавовыми реками, вызывала в ней чувство восторженного страха, когда хочется пасть ниц с пониманием, что оно того стоит. Горная деревенька, куда дагэ отослал её подальше от войны — тихое и спокойное место, населённое людьми с большими и добрыми сердцами… Её любимые служанки, которым не довелось отбыть с ней в Юньмэн… Нарочито простой, омываемый водами огромного озера, превращающегося каждое лето в лотосовую поляну. Пожалуй, ей очень понравился новый дом, в котором она проведёт всю свою жизнь; где их с Цзян Чэном дети сделают первые шаги по нагретой солнцем деревянной набережной… И только Мэйшан вызывает в душе госпожи Не лютую ненависть. Будь она волчицей — оскалила бы пасть, капая на землю ядовитой слюной, а после вцепилась бы в горло, перегрызая эластичные мышечные нити и хрустящие кости. Она. Ненавидит. Это. Место. Здесь каждый день тянется мучительно медленно, а ночи беззвёздные и затхлые. Удумай кто похоронить её заживо, она не ощутила бы разницы — только в размере — маленький деревянный ящик и огромный, заточивший в себе целый город. Цзян Чэн два дня избегал Хуайсан. Между ними повисло напряжение, слова, которые они могли бы сказать друг другу, застревали в горле, не желая ни вылиться вместе с голосом, ни улечься под язык для более удобного момента. Каждый из них спал на своей половине кровати, предпочитая быть поближе к краю, оставляя середину холодной и пустой. Затем, Ваньиня позвали на ночную охоту, и он, как думала Хуайсан, с радостью скинул заботу о ней тётушке и кузинам, а по факту, она оказалась предоставлена самой себе — родственницам невестка и даром не сдалась. Каждая трапеза — добровольный приём порции яда: Юй Иньчан выражала своё пренебрежение к Хуайсан одним только стуком палочек о дно рисовой чаши. Её дочери были не столь сдержанны, а потому хихикали, глядя на невестку и обсуждали её громким шёпотом. Всё это на глазах главы клана, который не считает нужным приструнить внучек. Распутывая спутавшиеся за ночь волосы, госпожа Не обвела взглядом шкатулку с украшениями и поняла, что не хватает золотой цзи с навершием из чёрного янтаря. Подарок брата на день вхождения в брачный возраст. Руки, погружённые в чёрную волну, замерли. Она, быть может, несколько рассеянна, но не настолько, чтобы раскидывать украшения по всей комнате. Мелко дрожащие руки из-за отсутствия нормального сна, затряслись сильнее — скрюченные пальцы спутывали только что расчёсанные пряди ещё сильнее, вырывали волосы. Торопливо опустив ладони на колени, Хуайсан закусила нижнюю губу и зажмурилась до цветных кругов на внутренней стороне век. Рано сыпать обвинениями, в конце концов, минувшие дни прошли, как тумане. Набрав побольше воздуха в лёгкие, заклинательница стала медленно выдыхать, ощущая, как копошащееся где-то между желудком и глоткой беспокойство неохотно унимается. Повторив упражнения ещё пару раз, она заглянула под трюмо и ничего не увидела, затем — под кровать, перебрала вещи из сундука, вытрясла до последнего конфетного фантика цянькунь. Шпильки нет. И ладно, пропала бы безделица, но эта цзи — особенная. Изжога поднялась вверх по пищеводу и вынудила её согнуться пополам над чашей для умывания — вырвало желчью. Во рту стало противно, немного попало в нос и стало больно. Плеща в горящее лицо водой из кувшина, Хуайсан думала, как бы вывести на чистую воду… кого? Служанок? Едва ли они осмелятся самостоятельно взять что-то из господских вещей, но если с чьего-то приказа? Кузины Цзян Чэна? Госпоже Не ни в коем случае не хочется думать, что девушки способны на кражу, но кто, если не они? Юй Шигвэн и Юй Фаншун слишком громко обсуждали её наряды и сетовали, что Хуайсан невзрачна для столь роскошных тканей и украшений. «Я ведь не могу во всеуслышание заявить о подозрениях», — девушка раздумывала над щекотливой ситуацией, перебирая украшения в шкатулке. — «Даже если я выскажу свои догадки, то достигнут ли они ушей главы Юй? А его дочери?» Госпожа Не чувствует себя запертой в волшебной ловушке из которой нипочём не выбраться, а стены тем временем, сужаются, опускается потолок, грозя раздавить. Хуайсан всхлипнула, чувствуя, что истерика стоит за плечом, готовая накрыть своими удушающими объятиями и не отпускать до тех пор, пока все кости в теле не превратятся в труху. Страшно, страшно, страшно. Мэйшан — проклятое место! Вспомнились слова брата: — «Ты представляешь древний и уважаемый клан. Не смей порочить память наших предков! Держись гордо, зная, что достигнутое величие — плод тяжёлого труда, службы верой и правдой! Десятки поколений клана Не отдавали свои жизни, чтобы сегодня ты могла жить в своё удовольствие, помни об их жертве, Хуайсан! Помни и множь славу нашего клана! Нашей семьи!». В области дяньтяня стало нестерпимо печь, что почти больно. В начищенном до блеска серебряном зеркале отразились зеленовато-карие глаза, с золотыми искрами будущего пламени, пляшущими на дне расширенных зрачков. — Я — потомок мясника Не, всеми презираемого и отвергнутого, отселённого на край города, — медленно проговорила девушка, не сводя взгляда с отражения. — Я — внучка Не Байху, дочь Не Юньфата, сестра Не Минцзюэ, титулованного Чифэн-Цзюнем, и я заберу то, что принадлежит мне! Сверля зеркало взглядом несколько мгновений, Хуайсан протяжно застонав, спрятала лицо в сложенных руках. Кого она обманывает? Ей ни за что не сказать этих слов в лицо родственникам Цзян Чэна! Что же делать? Получается, то же, что и всегда — терпеть. — Госпожа Не, — на пороге, без стука, возникла служанка, выделенная госпожой Юй для невестки. — Завтрак подан, все ждут только Вас. «Неправда, — мысленно возразила девушка. — Всегда, когда я прихожу, все уже едят и никто даже не отвечает на мои приветствия». — Мне не здоровится, — Хуайсан солгала, при этом не чувствуя себя виноватой. — Лучше останусь в покоях. Принеси, пожалуйста, завтрак сюда. — Хм… да? — супруга главы Цзяна не видя, но слыша интонацию, представила, как тонкая бровь нахалки иронично изогнулась. — Ладно, принесу. Заклинательница, пряча лицо, кусала нижнюю губу, чувствуя, как сдирает тонкую кожицу — на языке стало солоно. Ей не поверили, и она готова поспорить, что принесённая еда будет остывшей.