Folie a Deux

— Я знаю, ты здесь, Изуна. Сперва он подумал, что слышит голос брата. Однако затем понял, что даже в самом угрожающем тоне Мадара не звучал настолько холодно и глухо. Настолько чуждо ему. Он замер, стараясь не выдать себя даже неосторожным дыханием, однако невидимая угроза, тенью нависшая над юношей приближалась. Изуна слышал как отчетливо скрипят половицы, прогибаясь под чужими тяжелыми ботинками. Слышал как на улице бушует война. Как ее огонь ревет на улицах Парижа, пока отовсюду доносятся крики. Они проиграли. Они в плену. Он никогда не был так обречен как сейчас. — От меня бесполезно прятаться. Я ведь чувствую тебя. Помнишь? — и снова этот голос совсем рядом. Изуна прижимается к стене, в надежде остаться незамеченным. Делает неосторожный шаг назад, пытаясь спрятаться в другой комнате и запереться, однако чужая высокая тень уже накрывает его. Он слышит как щелкает затвор. Он на прицеле. Мужчина с белыми волосами, словно сделанными из льда, смотрит на него с едва заметной улыбкой на лице. В его руке револьвер, наставленный Изуне точно между глаз. Парень замирает. Внимательно смотрит на мужчину, замечая шрамы на его лице и вздрагивает. Они знакомы. Но как будто чужие друг другу вопреки невидимой связи. — Не так много времени прошло с нашей последней встречи. Ты все такой же юный, словно ничего и не изменилось. — усмехнулся мужчина. На нем была строгая военная форма черного цвета. Изуна знал, что означала символика на ней. Видел символ на вороте его шинели. — Язык проглотил, Изуна? Ну же, скажи мне что-нибудь. Что угодно. Я хочу услышать твой голос. Но Изуна молчит, в ужасе перед пришедшим в его дом. Как он нашел его спустя столько лет? Он надеялся, что больше никогда не заглянет в эти красные глаза. — Я принес тебе подарок. Специально для тебя. — холодно продолжает блондин и указывает револьвером на диван, стоящий в гостиной. — Почему бы тебе не присесть? Изуна осторожно садится, не спуская с него глаз. От улыбки мужчины у него стынет кровь в жилах, но он не подает виду. Тот тем временем тянет губы в кривой улыбке, медленно поправляет фуражку и вдруг выуживает что-то из кармана. Какую-то небольшую железную коробочку. Футляр, который тут же открывает. Изуна в ужасе замирает, когда мужчина демонстрирует ему содержимое футляра. А затем резко просыпается, широко распахнув глаза. — Шприц. — на полувздохе произносит он, к счастью очень тихо, не разбудив никого из уснувших в их купе солдат. Лишь Саске, сидящий напротив него поднимает взгляд с немым вопросом на лице. Но Изуна не отвечает, лишь молча отмахивается и потирает глаза. Уже очень темно. Лишь слабые лампы горят над их головами, но этого не достаточно, чтобы они видели что-то больше, чем силуэты друг друга. — Все нормально? Ты как будто страшный сон увидел. — спрашивает Саске в пол голоса, поглядывая на еще четверых спящих мужчин в их купе. Благо, убаюканные мерным стуком колес поезда по рельсам, они не спешат просыпаться. Изуна не отвечает, устало вздыхая. Он уже в страшном сне. Куда уж хуже. Саске молчит, ожидая ответа, но Учихе не хочется с ним разговаривать. Они не обмолвились ни словом после того как поезд тронулся, однако Саске все равно намерено сел с ним в одном купе, пусть лишь поглядывал изредка, не докучая расспросами. Будто бы их факт знакомства уже давал ему право таскаться за Изуной хвостом. Парень устало потирает переносицу, прикрывая глаза. Страшно гудит голова. — Как ты вообще умудрился сюда попасть? — отвечает он вопросом на вопрос. Саске нахмурился. — Я же сказал… — Оставь эту чушь про то, что ты взрослый мальчик для того, кто будет получше рассматривать твои документы. — съязвил Изуна. — Сколько тебе было когда мы встретились? Парень молча потупил взгляд. Изуна ощутил как у него неприятно пересохло в горле. — Меньше семнадцати? — нехотя спросил он, и заметив на лице Саске недовольство, нервно сглотнул. — Потрясающе. Я еще и растлитель маленьких мальчиков. — Прекрати называть меня маленьким! — шикнул мальчишка в ответ. — Я уже достаточно взрослый, чтобы постоять за себя. Через год мне будет восемнадцать и я смогу служить как все. — А сейчас то ты зачем поперся сюда? — покачал головой Изуна. — Если бы у меня был в запасе еще год, я бы в жизни сюда не сунулся. Казалось бы эта фраза возмутила мальчишку до глубины души. Он оглянулся на спящих солдат и гневно покачал головой, словно Изуна сказал что-то кощунственное. — А как же защита родины? — спросил он. — Мой папа погиб за нее. Брат воюет за нее. Я не могу просто пережидать дома, пока они льют кровь за нас всех. — он помрачнел. — Кроме того… я хочу отомстить фрицам за то, что они лишили меня отца. Изуна усмехнулся. Вот как. Месть? Он был готов поспорить что Саске не искренен с ним. В конце концов Учиха был в их доме, видел как Фугаку относился к мальчишке — как к неоправдавшему себя вложению, затерявшемуся где-то в тени своего великолепного старшего брата. Они явно не были близки. Так какой резон мстить за его смерть? Ради красивой мотивации? Причины прийти сюда и умереть? — Так ты еще больший недоумок чем я думал, Саске. — презрительно рассмеялся Изуна, даже не соизволив посмотреть на него. Отчего-то ему нравилось чувствовать превосходство над мальчишкой. Пусть лишь моральное. Парень на мгновение отвлекся, распутав сверток, который дал ему отец и заинтересованно приподнял брови, когда увидел его содержимое. — Кто ж за тебя то мстить будет если сам окочуришься? Саске только скрестил руки на груди, уязвленный чужими словами. На его щеках появился едва заметный румянец. — Не твое дело. — буркнул он, отвернувшись от Изуны и больше не пытался заводить новый разговор. Учиха только надменно хмыкнул, откинувшись на сидении поезда. Он не испытывал негатив к мальчишке, но чужой глупый поступок вызывал внутри него глухое раздражение. Подумать только. Не дорос даже до призывного возраста, а уже суется на фронт, руководствуясь одним лишь юношеским максимализмом. Изуна едва ли понимал подобных мотивов. И что же дальше? Его развернут домой едва они приедут на место назначения, много ли толку с такого геройства? Изуна не хотел спрашивать дальше. Вместо этого он провел ладонью по отданной отцом книге и прикрыл глаза. Синяя птица. Он обожал эту сказку в детстве так сильно, что просил Мадару или отца прочитать ее каждый поздний вечер, хоть и засыпал, не успей они даже дочитать до середины. Для Изуны история никогда не заканчивалась. Всегда утихала в бесконечном поиске несбывшейся мечты и он находил в этом что-то печальное и одновременно красивое. Таджиме дорога эта книга, она связывала его с воспоминаниями о тех днях, когда его дети еще не были разбиты и опорочены, а жена не покинула свет. Он отдал сыну действительно важную вещь. Где-то час дороги они провели в полном молчании. Саске попытался уснуть, а Изуна, поняв, что едва ли сможет сомкнуть глаз, задумчиво смотрел в окно, разглядывая облака в чернильном небе. Полумесяц слабо освещал проносящиеся мимо кроны деревьев. После он все же последовал примеру Саске: закрыл глаза и попробовал провалиться в сон хоть на мгновение, однако стоило ему ощутить хоть что-то схожее с дремой, как перед глазами снова предстал знакомый образ мрачного врача в перепачканном кровью халате. Взгляд его красных глаз словно бы прожег в юноше дыру и он в ужасе вздрогнул, едва услышал пронзительный гудок снаружи. Поезд неожиданно остановился. Они уже на месте? Снаружи началась странная суета, кто-то открыл дверь их вагона и прокричал несколько отрывистых слов с явным нормандским акцентом, и солдаты окружающие Изуну со всех сторон начали медленно просыпаться. — Уже приехали? — сонно спросил Саске, потерев глаза. Никто не ответил ему, однако заметив что их попутчики также неохотно повставали со своих мест и направились к выходу из купе — мальчишка сделал вывод сам. Изуна только опасливо выглянул в окно, пусть и не увидел ничего кроме деревянных зданий, слабо освещаемых висящими неподалеку газовыми лампами. А вокруг расстилается только черная выжженная земля. Ни одного дерева, ни куста или полевых цветов, распыляющих вокруг себя запах позднего лета — Изуна видел только влажную липкую грязь и редкие лужи у кое-как изъезженных дорог. Когда он вышел вслед за Саске — понял причину такого запустения. Совсем неподалеку от недавно проложенных рельс покоились руины некогда большого здания вокзала, служащим грустным напоминанием каждому кто осмелился бы отправиться сюда по своей воле. Эй! Идет война. Смотри, она совсем близко. Протянула свои руки рядом с твоей глоткой и стерла огромное каменное здание должно быть сделанное отличными французскими архитекторами в порошок. Изуна тяжело сглотнул, строясь вместе с остальными в шеренгу. Было прохладно и влажно. Видимо недавно шел дождь. Кто-то спереди их огромной группы крикнул: — Стройся! До фронтовой полосы несколько километров! О, черт. — подумал Изуна про себя. Им нужно было куда-то топать прямо отсюда? Погода и правда стояла холодная, на редкость влажная для позднего лета. Изуна запрокинул голову, вглядываясь в бледный полумесяц висящий в небе, однако тот вскоре скрылся за тучами. Слегка моросило. — Ну и где мы? — спросил он вслух, впрочем не рассчитывая быть услышанным в монотонном гуле голосов. — Судя по погоде нас забросили в окрестности долбанного Лондона. — Мы где-то в районе Вердена. Здесь нас разделят на группы и отправят в подразделения, где не хватает солдат. — ответили ему вдруг. Изуна вздохнул, обернувшись на стоявшего рядом Саске. Стоило сказать ему, что факт знакомства вовсе не обязывал их ходить всюду парочкой, но мысли Учихи были заняты отнюдь не этим. — Ты правда даже не поинтересовался куда нас повезут? Изуна только устало качнул головой, в очередной раз проигнорировав мальчишку и отправившись следом за медленно движущейся шеренгой. Какая разница? Будучи пушечным мясом они могли откинуться в любой из фронтовых линий. Впрочем, — подумал он. — Если брат таки сдержал свое обещание, судьба как Изуны, так и Саске была уже решена. Оставалось надеяться на лучшее, не забивать голову смутными опасениями, пока еще не обретшими почву и... Вновь вспомнить о том, кто был по ту сторону фронта.

Тобирама

Он оказался в окопах на рассвете — не успев даже свыкнуться с мыслью о том, что попал на фронт. Тогда едва посветлевшее серое небо возвышающееся над колючей проволокой казалось зловещим предзнаменованием, как и тишина, стоявшая в этих местах. Дождь, холод, пронзающий до костей и постоянное движение, словно они куда-то торопятся. Сенджу едва ли понимал куда. С ними не церемонились. Посреди предрассветной тьмы поставили в шеренгу, выдали форму и распределили по местам, поторапливая криком и бранью. И все же Тобирама был удивлен, но немецкие окопы оказались не самым ужасным зрелищем на его веку, но быть может ему просто повезло, что полевой лазарет, в котором ему предстояло проводить большую часть своего времени не находился в первом эшелоне. Место куда же его привели, разделив в общей суете построений с братом, представляло из себя длинный широкий прорытый вручную траншею, совсем не похожую на зловонную заполненную грязью яму, какими Сенджу и представлял окопы. Напротив. Земля здесь была укреплена бетонными плитами, по которым было удобно и просто передвигаться даже несмотря на постоянные толкучки в особо узких местах траншей. Кое-где Тобирама замечал каменные стены с выделенными под пулеметы гнездами. Где кончался бетон начинались аккуратно выстроенные стены из дерева и мешков с песком, заботливо укрытые колючей проволокой. Тобирама не мог не отметить, что присущая немцам дотошность проявила себя даже на войне. Данзо также казалось был под впечатлением, то и дело норовя отстать от мужчины, рассматривая огромные артиллерийские пушки, задирающие железные носы к небу. — Надо сказать, я удивлен. Кажется над этими окопами действительно хорошо поработали. — заметил парень, едва не врезавшись в мужчину, тащившего на спине снайперскую винтовку. Тот выругался на него сквозь зубы и продолжил путь, вызвав у Данзо нервный смешок. Ни он, ни Тобирама не привыкли к подобным условиям, но выбирать не приходилось. Сенджу не просил его ехать с ним. — Здесь почти целый город. То было правдой. Траншеи делились на множество ветвей и уходили к западу на многие километры. Тобирама понимал, почему французы даже не пытались обойти их и напасть с тыла. Был ли у немецких окопов вообще конец или они исполосили чужую землю вплоть до других государств? Сенджу поморщился. Он едва понимал, что покинул Германию еще несколько часов назад, и сразу за этой мыслью ощутил беспокойство. Что же теперь? Куда отправят его брата? Они останутся в одном батальоне в этой части укреплений, но придется ли Хашираме патрулировать первую оборонную линию как остальным и будет ли этот идиот достаточно осторожен, чтобы не упасть от первой же пули, выпущенной снайпером по его высунувшейся из окопа голове? — А вот и наш новый врач. За этими мыслями Тобирама не сразу заметил, что таки дошел до чего-то, похожего на землянку, также обустроенную бетонными плитами. Он мог предположить, что тут было временное убежище для офицерского состава, поскольку до этого видел только деревянные бараки да землянки, должно быть предназначенные для солдат. Совсем неподалеку, оперевшись о бетонную плиту, курил светловолосый мужчина. Сенджу не видел его лица — оно было скрыто за черной тканевой маской. — Очень вовремя, надо сказать. Позавчера была очень тяжелая ночь. Лазарет переполнен ранеными. — улыбнулся он одними темными глазами и встряхнул почти докуренную сигарету. Тобирама нерешительно остановился напротив него, сухо отдав честь. — Вольно, вольно. У нас к медикам отношение попроще. А ты явно из них. Лицо такое же надменное, как у предыдущего. — А что случилось с предыдущим? — тихо спросил Данзо, стоя за спиной у Сенджу. Белобрысый мужчина только хохотнул. — Тяжелая ночь. — повторил он ехидно. — Сегодня только отправили то, что от него осталось домой. Тобирама не знал, пытались ли его напугать как новичка или же с долей насмешки преподносили правду, однако он не стал выдавать обеспокоенности. — И часто подобное случается с врачами? — Нет, если они не делают глупостей. — ответил мужчина, таки представившись. — Какаши Хатаке. Гауптман. Отвечаю как минимум за четверть собравшегося тут сброда. — Тобирама Сенджу. — представился альбинос в ответ, а затем махнул в сторону побледневшего Данзо. — Это мой помощник. Тоже врач. — Вот оно как? Два по цене одного? Что ж, рад познакомится. — к удивлению Тобирамы мужчина протянул ему руку. Сенджу нехотя ее пожал. — Давайте я провожу вас до лазарета. Там сейчас только санитары с ранеными носятся, им явно пригодилась бы помощь. Тобирама медленно кивнул, позволив Хатаке вести их за собой. Какое-то время они петляли вдоль извилистых путей словно крысы, едва поспевая за ведущим, пока тот вдруг не замедлился, обернувшись назад. — Здесь голову пониже. Снайперы у французов лютые. — шутливо обратился к ним гауптман, подмигнув. Тобирама и Данзо посмотрели друг на друга, и тут же поспешили пригнуться пониже. Данзо, впрочем, не было в этом нужды, он итак был достаточно низок. Тобирама же с досадой заметил, что его затылок в некоторых похудевших местах окопа все же слегка высится над мешками с песком и плитами, поэтому на всякий случай опустил голову. — Гауптман... Какаши. Разрешите задать вопрос… — начал было он едва не столкнувшись нос к носу с вышедшими из-за угла солдатами, куда-то торопливо несущими баллоны с неизвестным Сенджу содержимым. — Ой, прошу тебя. Называй меня просто Какаши. — устало одернул его мужчина впереди, — Эти формальности важны только для Хирузена. — Я думал в немецкой армии железная дисциплина. Вы со всеми так фривольно общаетесь? — удивился Данзо. Какаши только мрачно рассмеялся. — Фривольно? Побудь в этой дыре с мое, и поверь. Скоро тебе будет не до званий. — сказал он, остановившись около еще одной траншеи, прикрытой белой простыней. — Вот мы и пришли. Здесь лазарет для первого и второго эшелона. — Какаши приподнял простыню, давая Тобираме пройти. — Здесь мрачновато, но других вариантов у нас пока нет. Надеюсь ты не слишком брезглив. Сенджу только нахмурился. Стоило ему войти внутрь широкого подземного помещения, полностью обставленного деревянными койками, как в нос ударил запах пота, крови и спирта. Ужас. Если бы Тобирама был впечатлительным — он бы поразился переполненностью этого места: почти все койки были заняты тяжелоранеными солдатами. Многие из них находились без сознания, искалеченные лица других покрывала впитавшая кровь и гной ткань. В углу помещения Тобирама услышал кашель, смутно догадавшись, что сюда отправляли всех без разбора — как раненых, так заболевших. Что ж. Неудивительно что эпидемии разного рода болезней то и дело вспыхивали именно на фронте. Но откуда столько ран? Не было ли это косвенным свидетельством недавнего сражения? — Плохое место для лазарета. — шепнул Данзо. Тобирама заметил что он был мертвецки бледен. Его глаза нервно бегали от одной койки с раненным к другой. — Здесь даже света толком нет. Как в таких условиях пойдешь на поправку? — Ну, у нас был хороший лазарет когда-то. Не лазарет, а мечта. Свет, чистый воздух… Но потом в него прилетела бомба. — сказал ему Какаши, оглянувшись через плечо. — И все, кто там шел на поправку — умерли. Шимура нервно сглотнул, издав короткое «ох». Тобирама заметил, что среди неровных рядов коек ходили юноши в белых грязных халатах. Должно быть его будущие подопечные. — Поэтому пока это место - ваш дом на ближайшее неопределенное время. Советую познакомиться с санитарами. И… если будут вопросы: вы находитесь под моим командованием. Но также есть Хирузен и Минато. Они… — Герр гауптман, разрешите обратиться. — их прервал вдруг появившийся из неоткуда парень. Тобирама понял, что он один из санитаров по небрежно наброшенному на военную форму халату несколько большому для его худых плеч. Юноша казался куда моложе Сенджу. Со слегка округлым лицом, большими черными глазами и копной кудрявых темных волос, он не слишком то походил на немца, но видимо им и не являлся. К своему удивлению Тобирама четко услышал у него французский акцент. — Что у тебя, Кагами? — без интереса спросил Какаши, не глядя на парня. Тот нервно поджал бледные губы, бросив короткий взгляд на Данзо и Тобираму. — Минато попросил привести кого-то из лазарета. Он… закончил с пленными. На этих словах Какаши едва заметно помрачнел, даже его вечная надменная улыбка пропала с лица, впрочем ненадолго — она вернулась, едва мужчина поднял глаза на молчавшего Тобираму. — Помянешь черта.... Что ж. Я как раз привел вам двух новеньких врачей. — сказал он. — Правда? — глаза Кагами загорелись на этих словах. Он едва заметно улыбнулся Тобираме, но тот тут же отвел взгляд, смутившись подобной искренности. — Слава богу. Я боялся, что нам придется обходиться без старшего персонала. Это был бы кошмар. — Определенно, Кагами. — довольно проворковал Какаши, посмотрев на обоих новобранцев. — Почему бы кому-то из вас не остаться здесь, а кому то не помочь Минато? Кагами, отведешь их, хорошо? Данзо неприязненно взглянул на Кагами, однако все же ничего не сказал, дожидаясь пока Тобирама не решит все сам. Альбинос лишь пожал плечами. Он понятия не имел кем был этот Минато, однако судя по всему представлял из себя еще одну командирскую шишку. — Какого рода помощь ему нужна? — спросил он, на что вновь получил неоднозначную усмешку. Кагами рядом с ним нервно переминался с ноги на ногу. — Лучше возьми аптечку. — ответил ему Какаши, толкнув удивленного Данзо к возившимся с раненными санитарам. — Поверь, она тебе понадобится. Тобирама подчинился, взял с рук Данзо одну из аптечек и направился вслед за Кагами, наконец выйдя из затхлого лазарета. Сделал глубокий вдох, жадно вбирая в легкие свежий воздух, однако и тот был с примесью пороха и дыма. Что ж. Хотя бы ветер обдувает лицо. Тобирама почти забыл об омерзительном запахе гноя и крови в лазарете, позволил себе прикрыть глаза и поддаться тяжелым мыслям, когда Кагами неуверенно ткнул его в плечо, показывая куда идти. Тобирама заметил, что он накинул на спину винтовку, хотя по лазарету ходил без нее. Это было интересно. Все происходящее казалось таковым. Тобирама послушно шел за Кагами, разглядывая его испачканный во всем чем только можно халат и мысленно прикидывал, сколько же умерших прямо на койках повидал этот парень. Это возбудило в нем любопытство. — Давно ты тут? — спросил мужчина, когда они проходили мимо солдатских бараков. Кагами нервно дернул плечом. — Три месяца. — ответил он, заворачивая куда-то влево. — Минато здесь. Если не возражаешь… я подожду тебя снаружи. Кагами, кажется всерьез боялся этого человека, раз так не хотел пересекаться с ним, но Тобирама не понимал почему. — Кто такой Минато? Какой-то офицер? Юнец покачал головой, когда они пришли к небольшой землянке с серой деревянной дверью. Здесь было куда менее людно, чем в остальных частях окопов. Тобирама счел это плохим знаком. — Обер-лейтенант, — неохотно сказал ему парень все еще с этим странным французским акцентом, который будто бы никто не замечал, — Минато… часто нужна наша помощь. Но я ненавижу, когда Какаши посылает меня к нему. — а затем с раздражением добавил, — Он вечно это делает. Тобирама удивленно хмыкнул, однако не стал продолжать беседу. Кагами не горел желанием разговаривать, а альбинос не собирался выяснять, что именно тот имел ввиду. Он хотел было войти внутрь, но парень тут же схватил его руку, потянувшуюся к дверной ручке. — Сперва постучи. — предупредил он серьезно. И Тобирама, закатив глаза, все же постучал перед тем как открыть дверь. Первое, что он увидел, войдя внутрь — окровавленное тело, привязанное к стулу. Мужчина замер, с удивлением уставившись на дрожащего парня, резко вскинувшего голову при его появлении. Здесь пахло еще хуже, чем в лазарете. Кровью и чем-то сожженным. Тобирама помнил этот мерзкий гнилостный запах из детства, когда случайно обжигал палец, а затем смотрел на то, как на нем появляются налившиеся гноем пузырьки, болезненно лопающиеся через несколько дней. Внезапно он ощутил нечто схожее со страхом, однако постарался взять себя в руки. Парень, привязанный к деревянному стулу, был в плохом состоянии. На лице, похожим на один большой синяк, спеклась кровь, его форма была разодрана и смята в клочья. Ее также пропитали пятна въевшейся крови, отчего Тобирама не мог понять, какой армии она принадлежала, однако судя по цвету манжет — перед ним был пленный француз. Сенджу заставил себя мысленно досчитать до пяти и отвести взгляд от его закрывающегося и открывающегося рта. Рядом с пленным стоял столик, на котором покоились медицинские инструменты. Чуть поодаль — еще несколько связанных мужчин, однако те уже не подавали признаков жизни. Тобирама выдохнул. Здесь было слишком темно. Помещение озаряла одна единственная лампа, стоящая неподалеку от двери. Он сделал шаг к пленному, сжав аптечку в пальцах, однако тут же остановился, едва услышал совсем рядом чужой холодный голос. — Ох, какая жалость. Кагами снова не захотел проведать меня? Впрочем… нет. Он был вовсе не холодный. Скорее наоборот. Приятный и мелодичный. Словно с ним говорит кто-то, кто искренне хочет успокоить. Если бы Тобирама имел возможность описать этот голос одним лишь словом — то это определенно было бы слово «Мед». Альбинос резко обернулся, увидев совсем рядом с собой молодого мужчину со светлыми словно пшеница волосами. На мгновение он замер, уставившись в чужие пронзительный голубые глаза. Они были на удивленьем яркими даже в полумраке. Тобирама не помнил, чтобы хоть раз видел такие раньше. Мужчина подумал о безоблачном небе над Берлином, но тут же отогнал это воспоминание. Его точно также рассматривали в ответ — с явным любопытством. Должно быть Минато тоже никогда раньше не видел альбиносов. — Они настоящие? Такие красные. Как у подопытного кролика. — усмехнулся мужчина, впрочем, тут же приняв нарочито холодный вид. — Обер-лейтенант Минато. А вы, стало быть, новый врач для нашего батальона? — Так точно. — коротко ответил Тобирама, вздрогнув от болезненного стона, сидящего на стуле. — Мне сказали, что вам нужна помощь. Минато с улыбкой кивнул. — Не мне, доктор. Ему. — указал он на пленного парня. — Можете что-нибудь сделать? Тобирама нахмурился, однако рискнул подойти к пленному, осторожно присев напротив него на корточки. Парень выглядел измученным, его голова вновь опустилась к коленям, не давая разглядеть лица из-за отросших черных волос. Плечи вздрагивали каждый раз, когда Минато подавал голос. Тобирама знал, что здесь произошло. — Вы со всеми пленными так обращаетесь? — спроси он сухо, заставив мальчишку приподнять подбородок. Ох. Он был еще моложе самого Тобирамы. Быть может лет двадцать. На губах запеклась кровь. Мужчина осмотрел его лицо, но не нашел серьезных увечий. Несмотря на то, что один из глаз парня полностью закрылся под налившимся кровью синяком, он все же оставался зряч. — На нем живого места нет. — О, ну конечно нет. Поверь, он очень сильно меня разозлил. — улыбнулся Минато оглянувшись на него. Тобирама заметил, что на нем была такая же форма как у него, выделялась разве что пятиконечная звезда на погонах. Серо-зеленый китель, испачканный кровью, был небрежно расстегнут. — Что насчет тех? — спросил Сенджу о других пленных, но Минато только покачал головой, скрестив руки на груди. — Боюсь, что им вы уже не поможете. — вздохнул он. — Я немного перестарался, когда работал над ними, однако дело сделано. Они раскололись на третьем часу. Тобирама ощутил неприятную дрожь по всему телу. Его не пугал вид крови и увечий, однако мысль о присутствии неподалеку человека, способного пытать кого-то три часа подряд, сильно настораживала. — И часто в нашей армии применяются такие методы? — холодно спросил он, осторожно развязывая парня. Тот едва ли мог драться, а впившиеся глубоко в плоть веревки могли привести к гангрене. — Мне казалось, для военнопленных есть свой протокол. А если бы это был Хаширама? Если бы он был в таком плену? Минато лишь тихо рассмеялся. Почему то гуманизм новенького доктора казался ему забавным. Что ж. Тобираме тоже казалось забавной его внезапно возникшая совесть. Быть может он слишком явно представил на месте пленника кого-то из своих братьев. — Ах. Похоже, что врачи всегда ищут гуманность даже там, где ее и быть не может. — ответил лейтенант, прикрыв глаза. — Моя задача была добыть сведения, чтобы узнать позиции врага для следующей атаки. Это один из немногих способов уберечь батальоны от еще больших потерь. Так большая ли разница какой ценой? Впрочем… это даже не цена. Они бы не раскололись иначе. Понимаете, о чем я говорю, герр доктор? Это было шутливое обращение. Минато не воспринимал его всерьез. Взгляд Тобирамы вернулся к лицу мальчишки, и он вдруг заметил на его шее странные синяки. Боже. Минато душил его? — Уверен, можно было бы обойтись и без этого, — ответил Тобирама, однако в его голосе не было уверенности. Не то, чтобы он имел право обвинять кого-то в бесчеловечности, по крайней мере по мнению Хаширамы. Минато хмыкнул, подойдя к нему поближе. — Как тебя зовут? — все также успокаивающе-елейно спросил он. Тобирама снова подумал о меде и безоблачном небе. На сей раз он обратился на «ты» словно бы пытаясь сделать этот разговор более доверительным. А быть может выражал так снисхождение? — Тобирама Сенджу. — Тобирама. — словно пробуя чужое имя на вкус повторил Минато. — Зачем ты здесь? Тебя призвали? Или сам пошел на фронт? — Я записался добровольцем. За братом. — Вот как. Так ты семейный человек, не так ли? Все ради родных? — усмехнулся мужчина. Тобирама бы поспорил с ним, сказав, что тот далек от истины, но что-то заставило его прикусить язык. — Я такой же, знаешь. У меня жена и ребенок в тылу. Но я здесь не ради семьи. — А ради чего? Минато вдруг слегка нагнулся к нему. Тобирама только сейчас заметил на правой части его лица побледневшие шрамы. Словно бы кто-то однажды поцарапал его, пытаясь отбиться. Быть может спасая свою жизнь. Пленник пытался подавить шумное дыхание, но чужой взгляд заставил его дрожать от ужаса. — S'il te plaît, ne lui dis rien… — Я здесь потому что только на фронте ты волен делать то, о чем в тылу не смел даже думать. Это место — освобождает, понимаешь? Нет? Ты поймешь. Дай своему ученому уму осознать, где находишься и поймешь. — прошептал Минато, и даже эти слова казались Тобираме странно-успокаивающими. Будто бы Минато говорил ему, что все будет хорошо. Мужчина улыбнулся, глядя на развязанные руки пленного, потрепал его по волосам, на что пленник издал болезненный стон. — Ну… еще ради того, чтобы на французов посмотреть. Всегда мечтал познакомиться с их культурой поближе… Парень вдруг вскинул голову, жалобно взглянув Тобираме прямо в глаза. — S'il vous plaît, aidez moi, s'il vous plaît… il va recommencer. — О… он просит у вас помощи, герр доктор, — Минато выпрямился, посмотрев на Сенджу сверху-вниз. — Откуда вы знаете? — спросил тот в ответ. — Я же сказал. Ничто не увлекает меня так сильно как французская культура. — вздохнул лейтенант, прикрыв глаза. — Я всегда хотел побывать в Париже или Марселе. Посмотреть их жителей. Раньше я видел их только как приезжих. Франция — это ведь страна любви, вы знаете? Там наверняка живут такие красивые юноши и девушки, каких в Германии я точно не увижу. — он пожал плечами. — К сожалению, пока те, что мне попадались довольно… посредственные. Даже этот мальчишка. Никакой утонченности. Тобираме не нравились его слова, но он оставался холодным. Наспех обработав парню руки и перевязав ожоги на бедрах (вот откуда был этот гнилой запах), он решил, что больше не в силах сделать что-то еще. К удивлению раны парня были не смертельные, пусть и доставляющие ему страдания. Выходит Минато действительно оставил его в живых, в отличие от других пленников. Должно быть мальца спасло лишь то, что он единственный хоть немного походил на наивные представления лейтенанта о французах. — Что ж… — сказал Тобирама, поднимаясь на ноги, он повернулся к пленнику спиной и отошел на пару шагов, чтобы перевести дыхание. Ужасно пахло кровью. И страданиями. — Никто не знает, когда кончится эта война. У вас будет много времени, чтобы найти себе подходящего француза, герр обер-лейтенант. — Хорошо подмечено, доктор. — усмехнулся Минато в ответ, однако при взгляде на Сенджу его улыбка исчезла. — К слову. Где ваша винтовка? Вам выдали форму, но не выдали оружие? Тобирама нахмурился. Нет. Ему выдавали все снаряжение невзирая на его статус врача. Винтовка и штык-нож, а также походный ранец со всем необходимым лежали у занятой им койки в солдатском бараке. Их стоило унести оттуда — один из рядовых сказал Тобираме, что врачи и санитары спят отдельно от солдат, в самом лазарете. — Она мне не нужна. Я пришел помочь пленным. — Тобирама ощутил какой напряженной стала атмосфера. Глаза Минато блеснули в темноте. Иногда безоблачное небо не предвещало ничего хорошего. Иногда оно означало затишье перед катастрофой, вроде засухи или уже наступающего урагана. — Ох, доктор. Вам стоит запомнить одно важное правило. — усмехнулся мужчина, потрепав себя по светлым волосам. — Ваше оружие всегда должно быть под рукой. Иначе вы проживете здесь также мало, как тот, что был до вас. — на этих словах он вдруг вытащил маузер и нацелился Тобираме в грудь. Тот застыл от шока, но прежде чем он успел что-то сказать, раздался выстрел. На мгновение альбинос оглох. Схватившись за уши, от издал сдавленный стон от свиста в ушах, однако через какое-то время его сознание прояснилось. Минато все также смотрел на него с холодной улыбкой на лице, однако его револьвер был опущен. Тобирама ошалело покачал головой. Нечто позади упало на пол, заставив его обернуться. Пленный француз делал последние глубокие вдохи, пока его простреленный лоб заливало кровью. Через секунду он окоченел, стеклянными глазами уставившись в серый потолок. Скальпель, взятый им со столика с инструментами, все еще покоился в одной из его рук. Вот как? Тобирама отшатнулся от юноши, таки отняв руки от ушей. Минато схватил его за плечо и заставил посмотреть на себя. Тобирама плохо слышал что он говорил из-за свиста в голове, однако последние слова лейтенанта запомнил предельно четко. — Вы поняли меня, герр доктор? Еще раз увижу вас без винтовки — заставлю спать с ней в одной койке.

Изуна

Он увидел Мадару лишь когда их, только-только оказавшихся в полевом лагере, построили в шеренгу. Где-то дальше уже начиналась система окопов, вырытая задолго до приезда Изуны. Он был рад, что их не отправили туда сразу. В том направлении он слышал отдаленные взрывы, и ему совсем не хотелось приближаться к их источнику. Ближе к вечеру начался дождь, но никто словно не обращал на него внимание. Изуне приходилось мокнуть и дрожать под открытым небом, пока его наконец не позвали в одну из палаток, где таки выдали форму, которую ему предстояло носить еще черт знает сколько. Он морщился когда одевался следом за остальными — ненавидел ношеные вещи, и ненавидел тот факт, что теперь мало чем отличался от других солдат, словно они все были просто безликой массой в рабочей робе. К тому же выданные ему китель и шинель были слегка большие в плечах, отчего он казался подростком, напялившим отцовский мундир дабы покрасоваться перед друзьями. Что еще более неприятно — Изуна никак не мог понять как же закреплялись чертовы ремни, которые надевались на плечи. Благо под рукой оказался Саске, иначе бы он провозился бы с ними до самого утра. — Эй, Какузу. Ты посмотри на этого задохлика. — посмеялся кто-то у него за спиной. — Ставлю на то, что соврал про свой возраст. Изуна возмущенно обернулся, но не сумел отыскать разговаривающих в толпе. Вообще-то он хоть и выглядел молодого, отнюдь не тянул на подростка, но проклятая форма, мешком повисшая на его худых плечах и правда придавала ему нелепый вид. Саске же в отличие от него кажется выдали форму по размеру. Изуна хотел было предложить ему поменяться, как их снова погнали на построение, заставив вновь встать в шеренгу. Тогда то он и увидел брата снова. Мадара ни капли не изменился с их последней встречи. Все еще представляя из себя суровое, но отчего то печальное зрелище, он кажется, приобрел на лице еще больше шрамов, но они все же не портили его. Скорее наоборот, делали в глазах Изуны куда брутальнее, чем он был раньше. Однако короткие волосы были ему непривычны, Изуна с горечью подумал, что и ему совсем недавно пришлось состричь свои, чтобы еще больше походить на чертвого Саске — настолько они были похожи. Мадара медленно прошелся вдоль линии солдат, поочередно заглядывая в лица. Он что-то говорил, но Изуна, стоящий в дальнем ряду, почти не слышал его голоса из-за шума дождя. -… Служите родине преданно и самоотверженно, и тогда возратитесь домой героями, как подобает настоящим французам. — ах, вот, что он говорил. Тогда его брат мало что терял, пытаясь вслушиваться в чужой глухой голос. Смотреть впрочем на Мадару было приятнее. В отличие от Изуны капитанская форма смотрелась на брате так, словно была пошита специально для него. — Многие из вас найдут в этом месте свое призвание. Многие — шанс показать себя и стать настоящим мужчиной. А другие же… — на этих словах он заметил Изуну, и на какое-то время остановился, чтобы встать напротив него. Их взгляды встретились, но напряженный юноша так и не смог понять о чем думал старший в этот момент, — …другие смогут получить то, чего так долго хотели. В его глазах Изуна заметил явный интерес. Мадара какое-то время рассматривал брата с ног до головы, словно оценивая насколько хорошо сидит на нем военная форма, после чего как ни в чем не бывало, зашагал дальше. Странно. Мадара хотел поговорить с ним с глазу на глаз? Намекал на понимание? Был рад его видеть? Ох, нет. Только не Мадара. Должно быть он и правда хотел незаметно позвать его на разговор. Парень отвел взгляд, заметив что напротив шеренги стояло еще пару человек. Он узнал Итачи, держащего руки за спиной. Тот неотрывно следил за братом, однако порой поглядывал как на Мадару, так и на Изуну, прищуривая глаза. — Это же твой брат. — шепнул юноша Саске, стоявшему слева от него. Тот непонимающе нахмурился, отвлекшись от восхищенного разглядывания бронеавтомобиля, стоящего неподалеку и кивнул. — Он младший лейтенант. Служит под началом Мадары. - ответил он также тихо. — Он не хочет задать вопрос какого черта его брат делает на фронте? Саске только покачал головой. — Он был бы не моим братом, если бы хотел. Я думаю... уверен, Итачи ждал, что я окажусь здесь. — Что? — Изуна ошалело открыл рот, но грубый окрик незнакомого лейтенанта заставил его замолчать. Этот мужчина был ему незнаком, однако судя по тому, что его форма отличалась от формы рядового солдата — он был выше по званию. Изуна вздрогнул, когда получше вгляделся в его лицо. По всей его правой части от подбородка до лба проходили глубокие уродливые шрамы. Это был не первый человек, чье лицо было изувечено ими, однако первый, у кого они были настолько чудовищны. Что с ним произошло? Случится ли подобное с самим Изуной? О, нет, нет. Лицо — это единственное, за что его любили другие. Лишись он его - в Изуне бы и вовсе ничего не осталось. — Сейчас вы идете к баракам и занимаете себе койки. В десять часов будет отбой. В шесть — подъем. Советую хорошо выспаться. Некоторые из вас уже завтра попадут в первый эшелон. — голос Итачи потонул в серии взрывов, грохочущих вдалеке, однако он лишь молча дождался их окончания и снова продолжил как ни в чем не бывало, когда новобранцы заметно встревожились, втянув головы в плечи. Изуне тоже было не по себе. Он все еще не был на линии огня, даже не в окопах, лишь только готовился встретить войну, однако из-за редких выстрелов и взрывов где-то там, на окраине слуха, он ощущал себя в шаге от пропасти, в которую вот вот готов был упасть. Долгое время юноша старался не думать об этом, не задумываться о том, что отправился туда, где может умереть в любой момент. Куда его специально послали убивать и умирать. Но сейчас, когда он был как никогда близок к смерти — это осознание холодило его душу сильнее дождя. И снова Изуна позволял себе думать о том, что хотел бы поменяться с отцом местами. Где он сейчас? Как обычно пьет чай, поглядывая на газеты? Вспоминает глупого сына? Волнуется? Учиха бы хотел разделить с ним это переживание. — Черт. Мощно жахнуло. А если бы снаряд сюда прилетел? — шепнул кто-то слева от него и Саске, когда новобранцы направились за Итачи. Изуна слегка повернул голову и заметил парня с неровно остриженными светлыми волосами. — Не глупи. Он не долетит. — шикнул на него другой солдат. Рыжий и низкорослый. Изуна бы принял его за ребенка со спины, если бы не низкий голос. — Откуда ты знаешь? Парень мотнул головой, пропуская их вперед. Саске остановился тоже, обернувшись к Изуне с немым вопросом в глазах. — Ты не идешь? — спросил он, и почему то это вызвало у Учихи раздражение. Саске казался таким гордым и неприступным, а увивался за ним хвостом, как послушный щеночек. — Позже. Сперва мне нужно поговорить с братом. — Изуна позволил себе отстать от остальной группы, не спуская глаз с Мадары, о чем-то переговаривающимся с изуродованным мужчиной. Саске с сомнением покачал головой, однако наткнувшись на недовольный взгляд Учихи таки оставил его в покое, отправившись следом за всеми. Изуна вздохнул с облегчением. Что ж. Теперь хотя бы не путается под ногами. Ощутив на себе любопытный взгляд Мадары, таки заметившего его приближение, он натянуто улыбнулся. — Давно не виделись. Как видишь я последовал твоему совету. И кто бы мог подумать. Теперь он и правда подчиненный своего старшего брата. Иронично. Когда-то их роли были диаметрально противоположными, помнил ли Мадара об этом? Должно быть жизнь не дала бы ему забыть. — Ого. Кажется рядовой не соблюдает субординацию, мой капитан. — холодно протянул незнакомый мужчина, глядя на Изуну со смесью презрения и насмешки. Мадара только ухмыльнулся, скрестив руки на груди. — От моего брата и не следовало ожидать другого, Обито. — сказал он, а затем обратился к Изуне. — Ты должен был идти следом за остальными, солдат. Отлучение куда-то в самоволку здесь карается вплоть до расстрела. Изуна побледнел, словно бы Мадара лично пообещал застрелить его здесь и сейчас. — Да. Да. Конечно. Ты здесь главный, все такое. Я… я просто хотел уточнить один вопрос, который мы обсуждали с тобой… ну, помнишь. На похоронах. — начал было он, осекшись при виде чужой улыбки. Ему это не нравилось. — Итачи говорил о том, что завтра кто-то из нас попадет в первый эшелон и я… хотел бы знать не будет ли среди них меня. Знаешь… мы ведь с тобой обсуждали, что ты не будешь посылать меня под пулеметы. Все такое. Мадара какое-то время молчал, смотря на него как на идиота. Обито, стоящий по бок от него, недоуменно выгнул одну бровь. — Ну... - Учиха даже смутился, неловко улыбнувшись. — Похороны Фугаку. Письмо... Слава всем богам на лице брата появилось слабое понимание. — Ах... ты об этом. Не стоит волноваться, Изуна, речь не шла о пулеметах. Тебе повезло попасть сюда сразу после попытки немцев прорвать нашу защиту. Мы неплохо проредили их ряды, так что они еще долго не сунутся сюда. Поэтому... Если ты отправишься на первую линию — тебя скорее подстрелят снайперы или подорвет брошенным снарядом. Это совсем разные вещи, не так ли? — усмехнулся вдруг мужчина. — Но… — Изуна нервно улыбнулся. — Подожди, подожди. Мы ведь договаривались совсем не об этом. Кажется его недовольный тон только еще больше раззадорил Мадару. Брат с издевкой посмотрел сперва на него, затем на Обито. Оба солдата переглянулись так, будто бы знали что-то, чего не знал сам Учиха. И это необычайно раздражало. Изуна не любил, когда из него делали дурака. Обычно он сам заставлял других людей чувствовать себя таким образом, и как назло в этот раз Мадара находился в куда более выигрышной ситуации, чем он. — Договаривались? — оскал старшего стал еще шире, он вдруг повернулся к Изуне и подошел к нему поближе, так, чтобы их лица оказались на расстоянии жалких сантиметров. Учихе было некомфортно, но он лишь молча поджал губы, не пытаясь отступить. — Кажется ты тогда неправильно меня понял, Изу. Сердце парня дрогнуло. Брат называл его так только в детстве. Меж тем Мадара слегка наклонился к его уху, словно желая, чтобы его слова были услышаны только младшим. Обито наблюдал за ними скрестив руки на груди. Уродливый говнюк. Изуна видел, что он тоже улыбается. — Я всего лишь передал тебе письмо и предложил служить под моим началом. У нас не было иных договоренностей. — Но… — Ну брось. Ты же не хочешь сказать, что думал, будто бы наше родство сделает тебе чести здесь? — Мадара хмыкнул. Капли с его прядей падали Учихе на плечо. — Или это то чего ты ждал? Особого отношения? Привилегий? Посмотри на себя. На тебе такая же форма, как и на других солдатах. Ты ничем от них не отличаешься. Так почему я должен выделять тебя среди остальных? Изуна не знал, что сказать. Он хотел было выругаться вслух, потому что ощутил себя обманутым, но предъявить было нечего. Мадара и правда ничего не обещал. Изуна мог вернуться в тот день и вспомнить все его слова, чтобы понять это. Он просто убедил себя в том, что его брат поможет ему несмотря на произошедшее между ними. А на деле? На деле его брат давал понять в каждой их встрече, что не простил младшего до сих пор. Боже. И почему Изуна решил хвататься за настолько призрачный шанс? За Мадару? С другой стороны... не то, чтобы у него был выход. Изуна опустил глаза на свои ботинки. Те были испачканы в грязи. Вся дорога у лагеря медленно превращалась в болото из нее. Тогда зачем Мадара вообще хотел, чтобы он служил у него? Что он задумал? Мадара меж тем похлопал брата по плечу. — Судя по твоему молчанию, вопросов у тебя больше не осталось. Хорошо. А теперь возвращайся в бараки, солдат. И больше не отвлекай своего капитана по пустякам. На этих словах он бросил на него последний насмешливый взгляд и последовал за Обито, оставив младшего одного. Изуна только озлобленно посмотрел ему вслед. Впервые за долгое время он почувствовал что-то кроме вины, когда речь шла о Мадаре, и это чувство заставило его поклясться, что его ублюдочный брат об этом пожалеет. — Я занял тебе место. Можешь быть снизу или сверху, как хочешь. Мне без разницы. — сказал Саске Изуне, когда тот появился в бараках. Тот лишь устало вздохнул, скептично осмотрев двухъярусную деревянную койку, с серыми, набитыми соломой постельным бельем. Ох. Неужели? Изуна бросил выданный ему ранец со снаряжением у кровати и ткнул пальцем в матрас. Тоже солома. Потрясающе. — Без разницы? — ядовито усмехнулся он, взглянув на мальчишку. — А раньше тебе нравилось, когда я был сверху. Саске тут же покраснел, опасливо оглянувшись на соседнюю койку. Там расположился тот самый блондин с рыжим пареньком, однако они были заняты разговорами, и едва ли слышали чужую шутку. — Изуна… здесь не лучшее место… — Да расслабься, мелкий. Я просто шучу. — вздохнул Учиха, усевшись на койку. — Я буду спать снизу. Еще не хватало во сне с этой хрени свалиться. И все же кровать была чертовски жесткой. Изуна не был неженкой, однако привык к комфорту и сытому существованию. Здесь же они легли спать голодными и на отвратительных матрасах, что не могло не сказаться на его настроении. Изуна сбросил с себя неудобную обувь и разделся. В бараках было холодно, поэтому он поспешил залезть в кровать и набросить на себя одеяло, передернувшись от мерзкого запаха хозяйского мыла и соломы. И ему предлагают спать в подобных условиях? Боже. И сколько же Изуне суждено прожить в этом бараке? Отец говорил немного. Он уверял, что война скоро закончится. Но что в его понимании было скорым? Изуна прикрыл глаза с сожалением вспомнив свою старую комнату. Саске над ним вдруг слегка свесился вниз. — Эй. — шепнул он. — Как думаешь. Нас завтра отправят в окопы? Черт. До почему он не может просто уняться? Устало открывший глаз Изуна не успел ответить. Внезапно рыжий паренек, занявший нижнюю койку неподалеку отозвался за него. — Конечно. Мне сказали, что завтра разнарядка. Это значит, что всех кто сидит там уже несколько недель сменят нами. — проговорил он в пол голоса. — Несколько недель? И сколько же нам там торчать? — спросил Изуна в ответ, положив руки под голову. — Никто не знает. Может месяц. Или два. Не завидую тем, кто попадет на первую линию. — Ой, Сасори, кончай свой пессимизм. — усмехнулся блондин, устроившийся на койке сверху. — Что нам там делать целый месяц? В газетах писали, что война со дня на день кончится. — Ага. Поэтому они устроили еще одну мобилизацию. — закатил глаза Сасори. Изуна только раздраженно поморщился. — Слушайте, вы можете заткнуться? — рявкнул он на них. — Нам вставать через несколько часов, и я не собираюсь слушать вашу болтовню все это время. Блондин надменно хмыкнул, готовясь осадить его точно также, однако дверь их барака вдруг открылась и показавшийся в проеме Обито вдруг заорал во всю глотку. — Команда была отбой! Услышу отсюда еще хоть слово, и вместо сна пойдете копать окопы. Вам все ясно?! В бараке тут же наступила гробовая тишина. Изуна усмехнулся, не обратив внимания на показавшего ему средний палец блондина и свернувшись на боку, закрыл глаза. Вопреки своим надеждам за эти часы он так и не смог уснуть, думая о словах Мадары и его жуткой, пробирающей ухмылке, а когда под утро таки провалился в полудрему — открыл глаза уже в совсем другом месте…

Тобирама

…куда более теплом. Тобирама просыпается на рассвете. Небо еще темное, однако где-то на горизонте маячит красное солнце. Он видит только кусочек сквозь подрагивающую на ветру ткань, что отделяет эту часть полевого лазарета от внешнего мира. Здесь немного лучше, чем в импровизированном лежбище для остальных солдат. Тобирама заглядывал туда, когда искал брата, морщась от запаха сырости и пота. Там во вручную выкопанных катакомбах стояли рядами железные койки с неудобными пыльными матрасами. Тобирама видел как по полу бегали крысы и ежился при мысли об их лапах, карабкающихся по спящим солдатам. Здесь же было получше. Всего пара коек, в которых спали они с Данзо и остальные санитары, да одинокая масляная лампа в углу. И пусть в воздухе все еще витал запах гнили и крови, а по ту сторону белой ткани стонали раненые — Тобирама все еще считал это место в меру комфортным для себя. Кроме того Какаши будил их позже остальных, потому что первым делом строил солдат из основного состава, и Сенджу считал это одним из немногих плюсов его пребывания здесь в роли врача. Он ненавидел когда его будили и к собственному счастью успевал просыпаться за десять минут до визита гауптмана. — Вы уже встали, герр Тобирама? Составить вам компанию за завтраком? — заискивающе спрашивает у него Данзо, торопливо натягивая тяжелые ботинки. Сенджу только молча кивает. Встает с кровати и заглядывает за ширму, окидывая спящих раненых взглядом. В этот раз очередь смотреть за ними у Кагами и Кохару. Тобирама наблюдает за тем, как они расхаживают вдоль коек и после так и выходит наружу, не оборачиваясь на спешившего за ним Данзо. В его руках небольшая книга — как повод использовать свободное время завтрака с умом, однако если Хаширама таки согласиться поговорить с ним, возможно она и не понадобится. Они идут мимо бредущих на свои посты, зевающих солдат. Тобирама мало кого знает из них, однако некоторые все же бросаются в глаза. Например Сай и Шин— совсем еще зеленые юнцы, здороваются с ним, махая рукой в знак приветствия. Еще вчера оба приходили жаловаться на температуру, на деле желая откосить от стояния на посту половину ночи. Тобирама тогда сжалился над ними и написал в бумагах, что оба отравились и нуждаются в лежачем режиме хотя бы на день, за что те охотно поделились с ним привезенными из дома ссобойками. — Герр Тобирама! — улыбается светловолосый мальчик, ухмыляясь. — Как спалось? Холодная была ночка, да? Тобирама не любит разговоры по утрам, однако все же кивает ему в ответ. Впереди он видит брата, непринужденно разговаривающего с сидящими на мешках Джирайей и Цунаде — одной из санитарок их полевого лагеря. Тобирама слышал, что она по большей части работает в тылу, однако после смерти их бывшего врача, вынуждена была перебраться к окопам поближе. Хаширама заливисто смеется над чем-то. В его губах сигарета. Очевидно Джирайя одолжил, кто же еще. — И давно ты куришь, Хаширама? Джирайя, удивленно свистит, после чего насмешливо хлопает Сенджу по плечу. Тот красный как помидор, словно бы младший брат опозорил его на всю Германию. Невольно выпрямляется во весь рост, отчего его макушка слегка выглядывает из окопа. Но никто этого не замечает. — Ну и ну. А ты не говорил, что у тебя есть нянька. Джирайя — старик по здешним меркам. Он здесь почти с самого начала войны, и тот факт, что он смог пережить несколько крупных сражений и до сих пор остался невредим, дает Тобираме надежду. Он уверен, что у этой живучести есть причина, но не может понять какая. Сперва он думал, что оптимальным поведением здесь для него могло стать простейшее «ниже травы и тише воды», однако рассказы Джирайи о битве на Марне, после которой его и отправили в их батальон давали понять, что этот человек отнюдь не был трусом или приспособленцем. А вот удачливым сукиным сыном явно был. — Тебе какое дело? — огрызается Хаширама, сжимая ремень своей винтовки. Вид у него не слишком важный. Тобирама предполагает, что его первая ночь в окопах прошла без сна. — Никакого. — вполне справедливое замечание. Тобирама здесь не для того, чтобы присматривать за ним как за ребенком, к тому же Хаширама и без того на него в обиде, отчего старательно делает вид, что они не братья. — Я иду на завтрак. Ты со мной? Хаширама только недовольно качает головой, кивая на недокуренную сигарету. Иногда Тобираме кажется, что это он его старший брат. Он молча закатывает глаза, желая обойти эту троицу, но внезапно слышит позади себя крик. Оборачивается и видит Хирузена, спешащего к ним через толпы недоумевающих солдат. Толкает кого-то, кричит, но Тобирама далеко не сразу понимает смысл его слов. А когда понимает, в ужасе замирает. Его глаза упираются в горящий кончик сигареты Хаширамы из которого белой струйкой вверх течет дым. Сейчас небо темное. Его можно увидеть. Как и красный пепел, если Хаширама еще немного приподнимет голову. — …пригни голову! Живо! Тобирама быстрее. В одно движение он хватает Хашираму за плечо и силой тянет вниз, вынуждая его пригнуться. В этот момент над их головами свистит пуля. — Дерьмо! — кричит Джирайя, вскакивая с места. Прикрывает собой Цунаде от рикошета, но пуля попадает точно в один из мешков и тот взрывается песком, осыпая всех троих белой крошкой. Какое-то время все стихает. Только песок тихо сыпется на бетонные плиты под их ногами. Хашираме не удается удержаться на ногах и он падает на задницу, чуть не утягивая за собой брата. Хирузен подбегает к ним как раз, когда все заканчивается. — Идиот! — кричит он, указывая на старшего Сенджу пальцем. — Сколько раз тебе говорить, чтобы твой тупая башка не торчала из окопов?! Так охота быть отправленным на тот свет французскими снайперами?! Хаширама не может ответить ему, пребывая в шоке. Только молча открывает рот, в ужасе глядя на то место, где совсем недавно торчал его затылок. Пуля летела точно в цель. Его руки цепляются за рукав брата, будто бы в инстинктивной попытке держаться за кого-то родного, и Тобирама осторожно помогает ему подняться. — Я… никак нет, сэр! Это была ошибка… — бормочет он, нервно оглядываясь по сторонам. Теперь кажется, что снайперы везде. Смотрят со всех сторон, целясь точно в голову. Джирайя с трудом переводит дыхание, хотя и не кажется впечатленным произошедшим. По крайней мере Тобирама замечает на его лице куда большее сожаление об упавшей сигарете, чем о том, что на его глазах мог погибнуть человек. — Ошибкой? О, нет. Это было везением, солдат. Ошибкой бы это стало, лежи ты тут с простреленной головой, — покачал головой Хирузен. — Ошибаются здесь только один раз. Тобирама чувствует, что ему нехорошо. Странные образы мелькают в его голове, однако они все связаны отнюдь не с тем, что он пережил. Он предполагает, что видения усиливаются от пережитого стресса. Его сердце бьется как сумасшедшее. Хирузен продолжает кричать: — Запомни раз и навсегда. Всегда будь начеку. И следи за своей головой. Увижу еще раз как высовываешься из окопа — заставлю ползать по окопам на четвереньках. Тебе понятно, солдат? — Д-да. Сэр, так точно. Хирузен раздраженно отмахивается от него и уходит прочь, напоследок велев им отправиться за остальными на завтрак. Тобирама думает, что он неплохой командир. Как минимум — он спас его брата. Как максимум, потому что в отличие от легкомысленного Какаши, он куда лучше подходит под это звание. Сенджу смотрит на бледного как смерть Хашираму и с едва заметной хрипотцой в голове спрашивает еще раз: — Ну… полагаю теперь ты идешь со мной? А Хаширама смотрит на него так, будто хочет убить. В окопах с едой тяжелее, чем в тылу. Их участок достаточно хорошо обустроен, чтобы вмещать в себя место с несколькими собранными из подручного мусора столами под настилом и даже чем-то вроде полевой кухни, которая на деле представляла из себя небольшую печь, на которой стоял котел. Еду также варили поочередно кто-то из рядовых солдат. Однако чаще всего эту должность отдавали Чоджи. Тот, как слышал Тобирама, до войны был поваром, посему и готовил относительно сносно даже из скромного набора продуктов, какими могли похвастаться на передовой. В этот раз была фасоль с говядиной. — Повезло, что на линию стоять не поставили. — довольно говорит Хаширама, садясь за один из столов с железной миской в руках. От нее идет пар — они успели к тому моменту, пока еда еще не остыла. — Иначе пришлось бы перебиваться тем, что нам отец дал. Тобирама молча кивает, вытаскивая вилку из кармана на своем кителе. Пахнет и правда вкусно. — Лучше побереги его собойку на потом. Никогда не знаешь, что может случиться. — отвечает он, отправляя фасоль в рот. — Какаши говорил, что они однажды уже оставались без провизии почти неделю, потому что французы взяли их в котел. — Я сам это знаю. Хватит меня учить. — раздраженно отмахивается Хаширама, впрочем теперь уже куда мягче. Случай со снайпером научил его тому, что младший брат иногда все же мог быть полезен даже здесь. — Как думаешь… та пуля бы попала мне в голову? Тобирама пожимает плечами, хотя и знает, что ответ положительный. Видел куда летела пуля, но Хаширама до сих пор напуган произошедшим и ему не хочется подливать масло в огонь еще сильнее. — Просто будь осторожнее в следующий раз. — говорит он, замечая махнувшего ему рукой Данзо. Тот тут же садится к ним вместе с Кагами и Хомурой. — Доброе утро. — здоровается Кагами и садится напротив него. — Вы должно быть брат Тобирамы? Приятно познакомиться. Хомура только молча кивает. — У меня имя есть. Хаширама, - укоризненно замечает мужчина, — А вы.... моему брату помогаете, да? — Скорее я им. Раздается тихий невеселый смех и Кагами вдруг пристально смотрит куда-то в сторону. Сенджу инстинктивно смотрит туда же, замечая неподалеку и Минато, увлеченно пишущего что-то на бумаге. Тот не обращает на них внимания, однако у Тобирамы все равно возникает это мерзкое ощущение, что лейтенант прекрасно знает, что за ним следят. В какой-то момент он даже поднимает глаза, кивая Сенджу и тут же возвращается к письму. — Кому он так увлеченно пишет? — Семье. — отвечает Кагами. — Он постоянно отправляет им кучу писем. — Вот как. — Тобираме кажется это забавным. — А его семья знает, чем он занимается на передовой? — Это чем же? — с интересом спрашивает Хаширама с набитым фасолью ртом. — Я о нем много слухов слышал. Тут так и любят посудачить о том, что Минато — поехавший урод. — Да, я тоже об этом слышал. — кивает Данзо скромно. — Мол у лейтенанта какие-то проблемы с головой после битвы на Марне. Сенджу какое-то время раздумывает над тем, стоит ли рассказывать брату об увиденном, однако таки решает ничего не скрывать. Кагами нервно оглядывается на молчавшего Хомуру и пожимает плечами. — Сомневаюсь. Не знаю, действительно ли он хороший отец и муж, но здесь он — мразь, после которой мне приходится выхаживать пленных, уж простите. — устало говорит юноша. — Я не люблю его методы. И не принимаю. Но... что уж. Я всего лишь рядовой. Меня даже Кагами не слушает. — Ну... — задумчиво чешет голову Хаширама. — Может он прав? Это ж пленные. Не все ли равно, что с ними будет после того как они попадут к нам? Тобирама вдруг задумывается о том, что отчасти согласен со словами брата. Пленники - это недобитые враги. Находясь в их власти этот статус они никак не меняют. Делай с ними, что хочешь. Вплоть до убийства. Они уже одной ногой в могиле. Впрочем... это рассуждение сугубо прагматичное. Без морали. Тобирама хочет, чтобы в голове брата она все еще имела смысл. — Мне не все равно. — тихо отвечает Кагами. — Даже если они наши враги - мы не можем позволить себе становиться варварами. Но тебе этого не понять. Твое дело просто стрелять. А мое - лечить те раны, что ты оставишь. И поверь, второе - намного тяжелее. Данзо вдруг перестает есть, удивленно и подозрительно глядя на него. Затем же на его лице появляется ухмылка. — Возможно, Кагами, ты говоришь о наших врагах с таким... сопереживанием, потому что сам близок им по крови. Но в таком случае совсем неуместно читать нам мораль, - говорит он ехидно, заставляя Кагами покраснеть. — О, так я не один заметил?! — удивляется Хаширама. — То-то у тебя акцент какой-то страннный... — Хаширама. — устало осаждает его брат, но уже поздно. Все внимание приковано лишь к юноше и тому нехотя приходится объясниться. — Это здесь не причем. Хоть вы и правы. Мой отец был французом. — отвечает он и отводит взгляд. — Мы какое-то время жили в Тулузе, после чего перебрались в Дрезден. Здесь многие замечают мой акцент, я знаю. Особенно он. — Оу, вот как. — говорит старший Сенджу. — Нелегко тебе наверное, со своими драться, а? — Они мне не свои! Я — немец. Понятно? Тобираме кажется, что Кагами хочет сказать больше, но не решается жаловаться на лейтенанта едва знакомым людям. Возможно он бы мог расспросить об этом подробнее, но парень уже переводит тему. — К тому же Минато поддерживает Хирузена с новым наступлением, хотя это чистой воды безумие. Я уверен, он знает об этом. Но ему плевать. Для этого ублюдка главное устроить как можно более кровавую заварушку. — Новое наступление? Ты о чем это? — спрашивает младший Сенджу с интересом. — А вы не заметили? — Кагами кажется удивлен. Смотрит сперва на него, затем на Хашираму. — Здесь сейчас только об этом и говорят. — Да, я тоже слышал. — соглашается Хаширама. — Джирайя сказал, что оно будет на днях. Данзо разом бледнеет. — На днях? Но ведь в лазарете еще столько раненых… — Вот именно. Мы едва оправились от прошлого наступления, а они хотят начать второе. — кивает Кагами. — Надеются, что смогут добить французов и занять их окопы. Вот уж нам сделают погоды эти несколько километров отвоеванной земли! Тобирама хмурится. План командования кажется ему безумием. Он здесь всего второй день, однако последствия первого наступления видны даже ему. Переполненный госпиталь с еще не вывезенными в тыл ранеными, прорванные в нескольких местах окопы. Единственное, что успели сделать после недавнего наступления — захоронить трупы, которых было очень много. Быть может у этого был какой-то план? Быть может нужно было немного поднажать и тогда бы французы сдались и побежали бы со своих укреплений? Почему-то Сенджу казалось, что Хирузен именно так и думал. — А может и надо так? — пожимает плечами Хаширама. — Эти ублюдки ведь тоже наверняка ослабли. Может не выдержать второй раз. — А если нет? — вдруг подал голос Хомура, до этого мрачно молчавший. Тобирама заметил, что у него был глубокий шрам на ладони. — В прошлый раз мы понесли большие потери. Если они отобьются и пойдут уже на нас? Не придется ли нам бежать? — Бежать? — рассмеялся брат. — До бросьте. Что эти лягушатники могут нам сделать? Кагами громко встал из-за стола. — Поставить бы тебя вытаскивать раненых с поля боя как я. — прошипел он, глядя на Хашираму сверху вниз. — Понял бы тогда, что эти лягушатники могут. Или думаешь, мы здесь уже год просто так сидим? Потому что они нихрена не могут? На этих словах он ушел. Вскоре Хомура откашлялся и отправился за ним, ни сказав им ни слова. Хаширама только фыркнул. — Да… у него явно к французам особые чувства, âmes sœurs своего рода, хах. От полукровок всегда только проблемы. Шныряют тут и там, и не могут определиться. — Хаширама. — устало позвал его Тобирама. — Да? — Будь добр. Помолчи. Остаток дня Сенджу фактически занимается рутиной, если таковой ее можно считать в окопах, совсем рядом с которыми, всего ничего по колючей проволоке — враги, готовые прострелить твою голову, стоит только едва показать ее над землей. Он помогает Кагами и остальным с заболевшими — среди солдат часто случаются целые цепочки простуд вплоть до гриппа от вынужденной тесноты и близости. Затем перебинтовывает руку несчастному Ли, порезавшемуся о колючую проволоку. Затем — снова ужин, после которого Тобирама возвращается к Кагами, помогая ему спрятать некоторые из их препаратов вроде морфия в ящик под замком. — Вот так. Иногда он пропадает. — кивает Кагами, болтая ключом в руках. Кагами предусмотрел все — ключ всегда с ним. Висит на шее, продетый в толстую нитку. Несмотря на это парень признался Тобираме, что уже несколько раз терял его. — Пропадает? — усмехается мужчина, поглядывая на ключ. — Я бы сказал, что его успешно одалживают. Кагами только устало зевает. — Да. Иногда с этим возникают проблемы. Знаешь. Многим солдатам, особенно молодым, здесь действительно страшно. Морфий помогает забыть этот страх хотя бы на некоторое время. Сенджу какое-то время смотрит на него оценивающим взглядом и вдруг холодно улыбается. Почему то что-то внутри него забавляется при словах о травмах, что несет в себе война. Тобирама не знает почему и не может ответить толком, что именно находит смешным. Он здесь совсем немного и успел испытать и страх, когда в голову его брата чуть не угодила пуля, и отвращение от всевозможных мерзотных запахов из полевого лазарета. Однако все это казалось ему по-прежнему далеким, будто бы Тобирама смотрел на происходящее с той зрительской стороны, которая пока могла воспринимать его лишь черно-белым кино. — Ну а ты? У тебя был соблазн его принять? Кагами отводит взгляд. — Иногда… когда Минато пугает меня до усрачки. Или когда я понимаю, что совсем скоро снова буду ползать по трупам и искать среди них еще живых. — говорит он негромко. Затем поднимает глаза на Сенджу, и Тобирама видит в них едва скрываемое отчаянье. — Но я знаю, что это не спасение. Это лишь бегство от настоящего. Хорошее, быть может. Но оно не защитит от пули. А я еще очень хочу жить. — Тобирама молчит, и тогда юноша спрашивает его в ответ. — А ты? Ты боишься? Этот вопрос кажется неприлично резким. Тобирама думает об этом несколько секунд, прежде чем ответить. — Полагаю, что нет. Во всяком случае. Не за себя. — он здесь тише воды и ниже травы. Молча делает свою работу, следя за тем, чтобы брат вернулся домой живым. Тобираме нечего бояться, кажется. Он не ищет смерти, но и она не должна искать его. Внезапно появляется Данзо. Жестом показывает Тобираме, что хочет поговорить и удаляется, оставляя его и Кагами в недоумении. — У вас странный друг. Так и не соизволил толком ни с кем из нас познакомиться, — замечает тот. Тобирама лишь усмехается в ответ. — Он не самый общительный человек. В общем-то как и я. — добавляет он, — Прости, Кагами. Мне нужно узнать, чего он хочет. Они прощаются, и Тобирама покидает лазарет, оказываясь в полумраке — солнце понемногу клонится за горизонт, накрывая окопы длинной тенью. Холодает. Мужчина зябко ежится и получше запахивает китель. Лето почти кончилось. Здесь тяжело понять, стала ли рыжеть зелень кругом — повсюду лишь сожженные деревья, грязь и глубокие овраги из черной почвы. Однако совсем скоро влияние осени будет ощущаться даже в подобном месте, когда температура опустится до нуля и им наконец выдадут теплые шинели. Тобирама видит тень Данзо вдалеке и подходит к нему поближе, тот кажется чем-то взволнован, однако ждет пока его наставник подойдет достаточно близко, прежде чем говорить. Будто бы они делят между собой страшную тайну. — Еще один, — шепчет Данзо, слегка наклонившись к Сенджу. — Вы уже видели? Его принесли в лазарет час назад. Я осмотрел только поверхностно, но по словам солдат из его отряда — никто не может его разбудить. В глазах Тобирамы тут же вспыхивает интерес. — Летаргия? Здесь? Были еще симптомы? — спрашивает он. — Как мы и встречали прежде. Глубокий сон, отсутствие реакции на внешние раздражители… единственное. Он разговаривает. — Разговаривает? — Тобираме не терпится взглянуть. Он надеялся, на то, что их летаргия сможет оказаться в мешанине болезней, блуждающих на фронте по обе стороны окопов и колючей проволоки, однако так скоро? Это кажется приятным сюрпризом, почти подарком на Рождество. Во всяком случае для него. — Да. Во сне. Бормочет отдельные фразы. Вам лучше самим все увидеть. Сенджу медленно кивает, всматриваясь в черное небо. В какой-то момент он чувствует, что кто-то другой сейчас делает тоже самое, и тревожный крик раздается в его голове, заставляя слегка пошатнуться. Опасность? Данзо обеспокоенно касается его плеча. — Вы… в порядке? Голова закружилась? — Да. Вроде того. — вздыхает он, отгоняя от себя ненужные мысли. — Давай проведаем нашего пациента. Я очень хочу взглянуть на него лично. Данзо только улыбается в ответ. Наконец-то поездка в самую гущу войны начинает окупать себя.

Изуна

Третий день пребывания в этой дыре не задавался с самого начала. Сперва Изуна едва не нарвался на гнев Обито, встав позже остальных, затем весь его батальон вынудили в спешке собрать все вещи и рассесться по бронеавтомобилям, чтобы долгое время трястись по неровной и прошитой взрывами дороге. Затем сонного Учиху повели на очередное построение и там он ненароком столкнулся с Хиданом, едва не врезав ему плечом по лицу. — Эй, ты сильно широкий, а, ублюдок?! — тотчас же отпихнули его. Изуна только раздраженно потер плечо, взглянув на солдата исподлобья. Хидана он знал слабо, однако еще в лагере успел заметить, что он был на редкость озлобленной сволочью и идиотом. И хотя лично они никогда не пересекались, Учиха успел услышать о нем самые разные слухи. Поговаривали, что он был из семьи каких-то религиозных фанатиков, проживающих в южной французской глубинке, и здесь находился почти пол года, однако Изуна не верил, что он мог бы прожить так долго, не имея ни грамма мозгов. Впрочем быть может такие и выживали на войне, кто бы знал. И все же Хидан был выше и шире в плечах, а из Изуны — так себе боец, поэтому вместо того, чтобы привычно огрызнуться в ответ, Учиха отвел взгляд, дабы не давать козлу еще больше причин вмазать ему по лицу. — Мои извинения. Я тебя не заметил, — пробормотал он, намереваясь идти дальше, однако Хидан резко вцепился в его плечо, чтобы впечатать в стену. Изуна сдавлено ахнул. Откуда то сверху на него посыпались мелкие комки грязи. — А… так у тебя со зрением проблемы, сука? Хидан оскалился, схватив Изуну за грудки, а тот лишь с досадой понял, что едва ли отвертится. Его славный знакомый был из тех, кого происходящее вокруг делало нервным и агрессивным даже во время затишья, а Хидан был здесь уже достаточно давно, чтобы буквально источать из себя холодную плохо удерживаемую ярость. Ох, гнева была в нем много. Изуна бы сказал, ублюдок был полон дерьма до краев, посему искал малейший повод выплеснуть его хоть на ком-то. Увы, Учиха в его глазах был звеном явно… не самым сильным. Вот только что теперь? Ему совсем не хочется быть битым. Изуна не знал, что сказать. Он никогда не участвовал в драках, и всегда в ужасе застывал, когда кто-то намеревался причинить ему боль, однако сейчас ему хотелось показаться как можно более жалким, чтобы Хидан хотя бы ограничился парой тройкой ударов и забыл о нем. Однако Саске как обычно все испортил. — Отвали, Хидан. — мальчишка грубо отпихнул его от Изуны и встал чуть впереди, дабы оградить того от обидчика. Хидан был крупнее Саске, однако от неожиданности таки покачнулся, едва не свалившись в жидкую грязь, скопившуюся на дне окопа с прошлого ливня. Мужчина, сперва осоловевший от удивления, сразу яростно бросился на Саске. К изумлению Изуны тот легко увернулся от чужого удара, отчего Хидану пришлось снова замереть, дабы по инерции не улететь в ближайшую стену. В его глазах вспыхнула ярость, но окинув взглядом Саске и поникшего Изуну, он вдруг надменно рассмеялся. — Вот оно как… Понял. Сам драться ссышься, так за тебя это твой братик будет делать? — протянул он. — А потом отсосешь ему за это, а? Или к тебе слишком большая очередь из желающих, педик? Учиха вздрогнул, опустив взгляд в землю. Должно быть Хидан назвал его так, потому что посчитал это достаточно хорошим оскорблением для Изуны, а не оттого, что знал о нем подобное. Однако все равно стало не по себе. Изуна не рисковал делиться чем-то подобным с кем-то из своих вынужденных соратников. Такая информация могла мигом сделать его изгоем. Это было бы самое страшное в их условиях. Мадара знал эту сторону Изуны. И Саске. Но тот не мог болтать о подобном, близость его брата вынуждала его молчать. Но Мадара… он же не мог пустить слухи? Изуна просто параноик? — Не многовато ли думаешь о членах? — огрызнулся Саске. — Похоже ты сам тот еще педик. Изуна громко прыснул, с трудом спрятав улыбку за ладонью, однако для Хидана этот жест не остался незамеченным. Его щеки вдруг вспыхнули от стыда, словно бы насмешки Учих действительно уязвили его чувство гордости. Жалкое зрелище. Изуна бы сказал это вслух, но все еще опасался получить по лицу. — Перестань, Саске. Давай не будем злить его еще больше, — осторожно взял он парня за плечо, однако Хидан не намеревался оставлять их так просто. — Что? — возмутился Саске, обернувшись к нему. — Да он сам нарывается! — Ах ты мелкая… — прорычал он, вот-вот готовый броситься на Саске с кулаками, если бы не чужой крик. — Что у вас тут происходит? — голос Обито заставил их всех замереть. Изуна резко вскинул голову, едва ощутив его пробирающий до мурашек взгляд на себе. Что? В чем он виноват? — Этот ублюдок решил затеять драку и напал на Изуну! — пожаловался Саске, указав на Хидана. Тот лишь закатил глаза. — Он первый меня толкнул! — в свою очередь возмутился мужчина, непрязненно кивнув на Изуну. — Небось хотел нарвать на драку, а потом еще и и спрятался за этим малолеткой как крыса! — Ты кого это крысой назвал? — Саске едва не налетел на него снова, однако был грубо оттолкнут Обито. Тот устало вздохнул, посмотрев на них по очереди, однако прежде чем мужчина успел сказать хоть что-то — неподалеку по ту сторону окопа взорвалась мина. Оглушительно громко, словно гром, раздавшийся над их головами. Все поспешили пригнуться, Изуна и вовсе в испуге схватился за голову, однако ударной волны не последовало. Пару секунд длилась гробовая тишина. Это не здесь взорвалась? Изуна выдохнул, неуверенно выпрямившись и убрав ладони с ушей. На лице Обито появилось скорбное выражение. — Кто-то подорвался. — тихо сообщил он. Никто не решался прервать его задумчивость, даже Хидан замолчал, с опаской глядя на поднимающийся в небо черный дым. — Это ж… — сказал он, почесав голову. — Туда Нагато и Яхико отправили. Колючку крепить. Обито посмотрел в сторону дыма, будто бы прикидывая как далеко был от них взрыв. Сердце Изуны сжалось от страха. Далеко же? Их никак бы не задело? Обито вдруг посмотрел на него исподлобья и коротко произнес: — Вы трое — идите туда и проверьте. Если будут раненые — окажите помощь и оттащите в окопы. Если нет… заберем их ночью. — Стоп, стоп, нам туда идти?! — испуганно спросил Изуна, когда Обито повернулся к нему спиной. — В смысле… наружу? Туда где мина взорвалась? А вдруг там не только одну закопали? И вообще, вы говорили, что нельзя высовываться из окопов, там же везде снайперы! Обито даже не обернулся к нему. — В том секторе снайперов нет, поэтому чертовы фрицы и закопали там свои мины. — пояснил он, однако в его голосе звучало раздражение. — В любом случае, солдат, это приказ. И вы будете выполнять его, хотите вы или нет. Изуна в отчаянии обернулся на Саске, однако тот лишь неуверенно отвел взгляд. Видать у его недозащитника хватало смелости спорить только с ублюдками вроде Хидана, а рыбка покрупнее, как Обито, уже заставляла его робеть. Ну и ладно. Изуна все равно не собирался идти туда, где уже подорвалось несколько их парней. — Но… — У вас проблемы со слухом, солдат? Я отдал приказ. Даже Хидан уже раздраженно махнул рукой. — Пошли, придурок. Хорош строить из себя неженку. — Пошел ты Хидан! — огрызнулся Изуна, сделав шаг к Обито. Из-за этого урода им троим идти туда, где их если не пристрелят, то разорвет взрывом? О нет, увольте. Это Хидан и Саске ввязались в склоку, никак не он. Пусть оба туда и отправляются, причем здесь вообще Изуна? Учиха понизил голос, хотя и знал, что оба солдата позади все равно услышат его слова, — Мой брат не будет в восторге от такого приказа. Он устроил меня в своем батальоне не для того, чтобы я лез за трупами по минам. Удивленный Обито не отвечал какое-то время, однако затем Изуна в изумлении услышал, что он… рассмеялся. Тихо. Сдержанно, будто из вежливости над неудачной шуткой. А затем обернулся с легкой улыбкой на лице, сделав пару шагов к Изуне навстречу. — Похоже ты так и не понял, зачем капитан держит тебя здесь. Да? — спросил он негромко, нагнувшись к Изуне поближе. Тот невольно испытал отвращение глядя на его обезображенное лицо. Было ли это следствием взрыва? Артиллерии или же выстрела? Изуна не был уверен, что хочет знать ответ. — Знаешь, я не поклонник личной мести, но порой понимаю его мотивы. Он ведь сказал мне зачем. — Изуна вздрогнул, когда дыхание мужчины опалило его щеку. — Он сказал, что хочет посмотреть сколько ты продержишься перед тем как отправиться на тот свет. Мы даже ставки с ним делали. Итачи поставил на пару дней. Говорил, тебя скорее всего подстрелит снайпер и дело с концом. Мадара верил в тебя больше. Он ставил на то, что ты слишком труслив, чтобы высовываться а посему может проживешь до первого наступления. А я… я поставил на то, что ты откинешься на первой же разведке, стоит только послать тебя туда. Поэтому будь добр. Не подведи меня. Я ставил большие деньги. Изуна отшатнулся от него, побледнев. — Я… я не понимаю. Почему ты… Хидан и Саске удивленно переглянулись, однако Обито нетерпеливо отмахнулся от них. — Выполняйте приказ. Я скажу Изуне пару слов и он вас догонит. — Но… — начал было Саске, однако быстро угас под строгим взглядом лейтенанта. — К тебе это тоже относится, Саске. То что ты брат Итачи не дает тебе права не слушать мои приказы. — рявкнул он. — Вы все-таки и не поняли? Во французской армии нет кумовства! Пошли! Хидан тихо выругался, толкнул Саске в плечо и они оба скрылись в пересечении окопов, оставив Изуну наедине с Обито. Однако тот давно сказал ему все, что хотел и лишь похлопал по плечу в зловещем дружеском жесте. — Ну. Не паникуй так. Мы отправим твое тело твоему отцу, если еще будет что отправлять. — усмехнулся он. — Что… — слова о собственной смерти привели Изуну в ужас, он яростно стряхнул чужую руку с плеча. — А тебе то я, что такого сделал?! За что ты меня ненавидишь? За что долбанный Итачи его ненавидит? Чем он успел отличиться за пару дней пребывания здесь? Или же Изуна знал ответ? Обито покачал головой. На его лице больше не было улыбки. — Ты знаешь за что тебя стоит ненавидеть. Мадара рассказал мне все. — прошептал он. — И все же он не собирается пристрелить тебя прямо на месте, хотя имеет на это полное право. Он отличный командир. Настоящий воин. И как настоящий воин он считает, что даже такие как ты имеют право показать себя на войне. — Обито отвернулся от него, спрятав руки в карманах серо-синей шинели и направился прочь, уже не обращая на него внимания, — …или умереть, пытаясь. Изуна ошалело покачал головой. Он должен был поговорить с братом. Должен был понять, что происходит. Это была месть? Ее извращенная форма? Нет, только не от Мадары. От кого угодно, но не от него. Он же… Так его любил. Столь сильные чувства не пропадают просто так. Изуна хотел окликнуть Обито, хотел врезать ему и пояснить, что он нихрена не знает о его брате и их отношениях, но стоило ему попытаться открыть рот, как голову словно бы пронзило молнией. Учиха зашипел, сжав зубы. Боль была такой сильной и оглушающей, что он упал на колени, пригнувшись к земле. Что это? Контузия? Еще один взрыв? Почему так пищит в ушах? Изуна схватился за голову, крепко сжав глаза. Чьи-то голоса звучали совсем рядом, но он не мог сказать чьи. Это… Это… Это ужасная боль. Тобирама сжал виски, стараясь прийти в себя, но перед глазами все еще плясали черные точки. Данзо обеспокоенно коснулся его плеча. — Вы в порядке? — спросил он. — Сегодня вы сам не свой. Конечно он сам не свой. Хашираму отправили заделывать прорехи в колючей проволоке, а зная нравы этого идиота, он наверняка бы умудрился найти неприятностей на свою шкуру даже под присмотром еще нескольких солдат. Тобирама не находил себе места от волнения, хотя никогда не думал, что будет испытывать страх за брата хоть раз в своей жизни. Раньше было иначе. Раньше ему не было дело до того, где мог шляться Хаширама, несколько ночей не появляясь дома, будь-то пьяные гулянки в борделях или встречи с очередной приглянувшейся ему девицей. Хаширама даже тогда умудрялся находить приключения на свою задницу, ввязывался в драки, проигрывал все деньги в игорных домах или уводил даму сердца у какого-нибудь богатого ублюдка, клянувшегося стереть его с лица земли. Но сейчас все было иначе. Сейчас все прошлые проблемы старшего казались ничем по сравнению с тем выстрелом, что едва не угодил в его глупую голову. Тобирама не хотел испытывать подобные эмоции. Однако испытывал. Кроме того была еще одна причина его волнения. — Я в порядке. — прошипел он, когда головная боль немного утихла. Устало выпрямился и посмотрел на лежащий перед ними на импровизированном операционном столе труп. Они делали это втайне от всех. Данзо давно поспешил замести следы их махинаций, однако тело еще предстояло спрятать от чужих глаз. Неподалеку была братская могила. Стоило закопать его там. — Я… давай пройдемся по списку симптомов еще раз. Данзо нахмурился, вчитываясь в свои записи. — Вы… о чем-то волнуетесь? Тобирама лишь покачал головой. — У меня есть подозрения по поводу инфекционности нашей болезни. — сказал он и снова взглянул на прикрытый простыней труп. Они вырезали ему весь мозг, разделили его на несколько кусочков и тщательно изучили, однако не нашли ничего нового кроме очередного очага поражения. Напрасная трата сил. Хорошо что это тело не собираются слать домой — было бы трудно объяснить почему уснувший вечным сном солдат вдруг оказался лишен половины головы. — Ранее я не думал об этом… однако теперь, когда мы собрали уже несколько случаев, я начинаю подозревать, что трупы могут быть заразны. — Заразны? — Данзо удивенно выгнул брови. — Но ведь мы не заболели, хотя и контактировали с зараженной кровью. Вы ведь знаете, если это одна из форм энцефалита — нам нужно было бы есть мясо больных, чтобы заболеть им. — Мы знаем еще слишком мало, чтобы делать такие выводы, Данзо. Болезнь могла мутировать достаточно, чтобы передаваться воздушно-капельным путем. К тому же мы не знаем сколько времени у нее занимает развитие до поражения мозга. — задумчиво проговорил Сенджу. Голова все еще слегка побаливала после недавней вспышки мигрени. — Когда этот солдат стал слышать голоса? — Всего два дня назад по словам Кагами. — на словах о Кагами Данзо слегка раздраженно цокнул языком. — А затем в течении часа слег и уже не проснулся. Да. Кагами подробно рассказал ему об этом, не подозревая, что Тобирама вскроет череп бедного солдата, едва представится возможность. По его словам парень жаловался товарищам на то, что постоянно слышит в ушах чьи-то тихие голоса, после чего стал бредить и ходить по окопам словно неприкаянная тень. Тобирама предполагал, что болезнь начинала поражать его мозг после которого в конце концов наступил летаргический сон. Что удивительно, солдат не смог продержаться даже неделю как Шикамару, умерший от истощения, его убило что-то иное. Его убил сам сон. Но каким образом — неясно. — Болезнь сожрала его за два дня. Когда как Шикамару — в течении недели. — Сенджу поморщился и потёр переносицу, — Еще несколько умерло за неделю или две. Похоже что болезнь влияет на всех по-разному. Не знаю. Быть может дело в иммунитете. — Не уверен. У Шикамару было слабое здоровье, к тому же он был курильщиком. А вот этот парень по словам Кагами был абсолютно здоров. Даже умудрился не получить ни одного ранения за пару месяцев здесь. — Данзо почесал подбородок. — К тому же… от кого бы он заразился? От меня. — вдруг подумал Тобирама, однако отогнал эту мысль как нежелательную. Его терзали подозрения, но он должен был убедиться в них лично, прежде чем замешивать в этом протеже. Если он болен… если есть такая вероятность как долго будет длиться его период от голосов до подобия комы? Умрет ли он от истощения как Шикамару или же его убьет нечто иное? Нечто зловещее, скрытое во сне? Je ne vais pas… dans le cercueil, j'ai vu ce monstre. — Хватит думать… — прорычал Тобирама, когда его голова снова начала гореть от чужих… чего? Мыслей? Это же безумие. — Данзо… Кагами говорил кое-что еще насчет тех галлюцинаций, которые видел солдат. Правда? Данзо, отвернувшийся от него, продолжал читать записи. — Головная боль… слуховые и визуальные видения. Частые потери сознания, чувство чужого присутствия, слежки. Шум в ушах… а? Ах, да. У его бреда, скажем так… была четкая структура. Он постоянно видел одного конкретного человека. И эти образы становились все четче и осмысленнее с каждым часом протекания болезни. — Он говорил, что это был за человек? j'arrive, j'arrive! Vous voyez? Juste derrière vous. — Хм… — Данзо задумался. — Да. Он повторял одно и тоже перед тем как уснуть навсегда. Говорил о девушке со смуглой кожей. Вроде того. По его словам она была очень далеко и он ужасно сожалел о том, что не сможет увидеть ее лично, потому что она звала его. Все время звала. Потом его слова изменились. Он стал говорить, что видит их будущее. Дом на окраине итальянской деревни. Шесть или семь детей. Они счастливы. Любят друг друга и живут душа в душу, потому что связаны судьбой. Да, он повторял это все время. Они связаны. Их сковывают оковы прочнее любой цепи. Даже те нити, что связали Фенрира не так прочны, как те, что повязали их жизни меж собой, ведь он слышит ее мысли, видит ее лицо, когда засыпает. Чувствует запах. Ее радость. Ее боль. Ее… Тu vas mourir si tu m'aimes. Ils ont tous essayé de m'aimer et à quoi cela les a-t-il amenés? Tu sais que tu seras condamné, ne marche pas sur leur chemin… И снова проклятая головная боль заставляет его закрыть глаза, однако теперь сквозь нее он видит что-то еще. Он видит трупы, огромную яму, оставшуюся после взрыва и… …своего брата. Они не разговаривали вплоть до того места, где все еще была незаделанная прореха, образовавшаяся после сброшенной сюда бомбы. Сейчас ее не прикрывали ни мешки с песком, ни стволы деревьев, ни колючая проволока, клубившаяся в паре метров к западу. Хидан нехотя пояснил им, что командование оставило это место нетронутым по той причине, что для фрицев оно было неудобным с точки зрения нападения, к тому же здесь располагались несколько французских снайперов и пулеметчиков, чьи дула торчали прямо из траншей поблизости. Впрочем, нападений тут давно не случалось. Фрицы лишь усеяли нейтральный участок минами и колючей проволокой со своей стороны и оставили его в покое, посему отчасти подниматься тут на поверхность как ни парадоксально было безопаснее всего. Изуна вздохнул, нехотя вскарабкавшись вслед за Саске по неглубокому рву. Он пробыл в окопах не так много, однако уже привык ассоциировать их с безопасностью — а открытую местность — с верной гибелью, посему пригибался к земле почти инстинктивно. Казалось, они были здесь как на ладони. — Фрицов не видно. И хорошо. Иногда они захаживают сюда, когда крепят колючку со своей стороны. — проворчал Хидан и махнул рукой, — Идем. Надо посмотреть, что там осталось от Нагато и Яхико. — Далеко это? — спросил его Саске нехотя. Хидан в ответ громко прочистил горло и сплюнул на черную пыльную землю. — Нет. Вон столб дыма. Идем пока не рассеялся. Изуна ничего не сказал им, однако с большим трудом заставлял себя идти, постоянно оборачиваясь не окоп, будто бы чувствуя пристальные взгляды оставшихся позади солдат, с любопытством наблюдающими за ними из пулеметного гнезда. Им хорошо, они в безопасности. А он? Как быстро он добежит туда если что-то случится? Вокруг них были лишь глубокие испещренные взрывами овраги, грязь, лужи и сгоревшие стволы деревьев, торчащие тут и там. Все серое. Укрытое пеплом. Изуна вскинул голову и подумал, что небо сегодня тоже было таким. Серым и убогим. Под ногами клубился густой туман. Пахло недавним дождем и порохом. — Сюда! Повезло нам сегодня. Туман не даст немцам сделать из нас живые мишени. — крикнул Хидан, идя к прорванной колючей проволоке. Она была здесь повсюду. Впереди, сзади, по бокам — приходилось аккуратно огибать ее, держа оружие наготове. Изуна тщетно всматривался вдаль, силясь увидеть укрепления немцев, но видел только холмы и руины впереди, быть может некогда бывшие домами. Здесь ему было не по себе. Он судорожно прижимал винтовку к груди, пусть и понимал, что в случае опасности едва ли сможет нормально выстрелить. Что ж. Хотя бы Саске идет впереди. Хидан привел их к дымящейся неровной яме, видно, действительно от мины. На дне ее что-то лежало, однако он не мог понять что. — Будьте начеку. Тут могут быть фрицы. — прошептал Хидан, осматриваясь по сторонам. — Поищите тела. Они не могли далеко разлететься. Изуна не хотел быть тем, кто обнаружит чей-то труп первым, однако он все же нехотя подошел к краю ямы и осторожно заглянул внутрь. Дым наконец рассеялся, и можно было углядеть, что находилось на дне. И то было… Черт. Изуна закашлялся, отвернувшись и прикрыв рот рукой. Боже. Этот запах. Запах горелой плоти. Что ж. Он нашел первого солдата. — Так, так. Судя по светлым волосам на скальпе — это у нас Яхико. Осталось найти Нагато и убираться отсюда. — Хидан только цинично посмеялся, указав на Саске пальцем. — Ты. Иди проверь проволоку по периметру. Она порвана в нескольких местах, надо доложить в каких. — А с чего это ты командуешь? — огрызнулся тот в ответ, попытавшись посмотреть на дно ямы, но Изуна только оттолкнул его, покачав головой. Почва была рыхлая и влажная. Могла легко провалиться под ногами и утянуть тебя вниз. Какой бы мощности не был взрыв, трупы оказались на дне воронки должно быть по тем же причинам. — Никто не назначал тебя главным. Он и сам поспешил отступить. От вида истерзанного тела внизу кружилась голова. Хидан измученно вздохнул, грубо схватив Саске за плечо и едва не швырнув его в сторону колючей проволоки. — Потому что в отличие от вас, идиоты, я здесь уже хер знает сколько и повадки этого сучьего лейтенанта выучил на зубок, уверяю — если мы не доложим ему о прорехах в обороне — он отправит нас сюда обратно. Уточнять детали, мать твою. — рявкнул мужчина. — Так что кончай ныть и иди. Или мы просидим тут хрен еще знает сколько. Этот запах… гнилой запах… боже, вот так пахнет горящая плоть. — Не пойду я никуда. Понял? Кто ты такой… — вновь уперся Саске, но оказался прерван уже не Хиданом. — Боже, да просто сделай это! — крикнул на него вдруг Изуна, не желая оставаться тут ни минутой дольше после увиденного. — Пока мы не взорвались на какой-нибудь мине. Саске недовольно хмыкнул, получше взяв винтовку. Долго смотрел сперва на Хидана, а потом и на Изуну, чтобы наконец сдаться. — Ну и ладно. Достали. — буркнул он, и в скором времени его силуэт пропал в грязно-сером тумане. Хидан только довольно оскалился, втянул носом воздух так, словно запах сожженной плоти вперемешку с дымом был для него вторым кислородом и лениво походил вокруг ямы, выискивая на земле следы второго пропавшего солдата. — Что-то Нагато нет нигде. Отлетел куда, что ли? — протянул он и почесал голову. — Слушай, может та кучка частей тело не только Яхико принадлежит, а, гомик? Ты бы посмотрел, вдруг их там двое. Изуну передернуло. Он поспешил отойти от ямы подальше. — О, нет, нет. Я достаточно насмотрелся. — отказался он, махнув рукой. — Сам посмотри, если тебе надо. — Вот как. Зеленые солдатики всегда такие ссыкуны. — и все же он подошел к краю ямы и слегка нагнулся, вглядываясь в очертания тел. — Ничерта не видно. Иди хотя бы подсвети. Спички при тебе? Изуна похлопал по карманам шинели и таки нашел в одном из них коробок спичек. Он не хотел подходить ближе, однако силой воли заставил себя откинуть винтовку на плечо и приблизиться к Хидану, став по его правое плечо. — Вздор… и зачем нам только их искать? Ясен хрен, что взрыв разорвал тут все вклочья. — проворчал он и зажег одну из спичек, однако она тут же потухла от влаги в воздухе. — Дерьмо. — Ну как. Мы же должны убедиться, что они померли. — хохотнул Хидан, разглядывая тела. — Что это у тебя? Руки дрожат? А ну зажги еще одну. Изуна зажег очередную спичку, осторожно прикрыв ее рукой. Нагнулся над ямой поближе, давая Хидану разглядеть ее содержимое, хотя толку от этого было немного. На дне все еще было чертовски темно. — Глубокая, да? И не скажешь, что не копали вручную. У нас только братские могилы такой глубины. — негромко заметил мужчина, посмотрев на Учиху. Тот лишь непонимающе нахмурился. — О каких таких братских могилах ты толкуешь? — спросил он нервно. Внизу точно было больше, чем одно тело. Он видел оторванную по плечо руку с уцелевшими но сломанными пальцами, и совсем рядом торчащую из грязи ладонь. Обе были левыми. Изуна подавил очередной приступ тошноты. Эти двое ведь пошли на рядовое задание, как они сейчас и просто погибли, неудачно наступив на мину. Вот они. Лежат по частям, разорванные и изуродованные так, что их и узнать то можно разве что по волосам, торчащим из места, что только отдаленно можно назвать человеческой головой. — Ну как… если у нас не возможности отвезти трупы обратно их родным — мы сбрасываем их в большую яму. Вот как эта. Сбрасываем и закапываем, да дело с концом. — сказал Хидан едва слышно. — Что? — изумленно вздрогнул Изуна. — Но… нет, нет. Это же кощунство. Их потом не найдут. — А ты думал здесь кто-то утруждает себя красивыми похоронами? — усмехнулись ему в ответ. — Нет, дружок. Сдохнешь тут и окажешься вот в такой вот яме. Рядышком с боевыми товарищами. Как Яхико и Нагато сейчас. Впрочем… кажется у капитанской шишки ты на особом счету, если тебя аж домой отправить пообещали. — Ой, да пошел ты! Изуна нервно сглотнул. Спичка в его пальцах снова потухла. Да. И Мадара выполнит свое обещание. Он ненавидел отца едва ли не больше чем брата, а посему не упустил бы момент причинить ему боль, отправив тело любимого сына прямо на порог его дома. Быть может приложив бы к этому письмо. Быть может написал дежурные слова сожаления или наоборот посмеялся бы от души над чужим горем. Хах… но ведь он не такой? Мадара лучше него. Он не стал бы. Это ведь только угрозы, не так ли? — Но это вряд ли. — вдруг прошептал Хидан ему на ухо. От него пахло потом и порохом, как от всех них. — Ты заслуживаешь только одного места, гомик. Не заставляй своих друзей ждать. Что… Дерьмо! Чужие руки толкнули его в спину, и Учиха ощутил как стремительно земля уходит из-под ног, а он сам летит вниз. Во тьму и мерзкий смрад грязной, заполненной трупами ямы. Он успел вскрикнуть прежде чем за мгновение упасть прямо в остатки одного из погибших солдат, едва не погрузившись лицом в месиво из его черепа и светлых волос. Господи, твою мать. Изуна не сразу понял, что произошло. Лишь осознал, что все вокруг потемнело, а запах паленого мяса отравил воздух, которым он судорожно дышал. О, боже. Он лежал на Нагато и Яхико. На том, что от них осталось. Барахтался в оторванных конечностях. Боже, боже… — Твою мать! — Изуна дернулся в сторону, врезавшись о край ямы спиной. В полумраке он видел очертания трупов, лежащих совсем рядом, и как бы он не поджимал к себе ноги — чья-то оторванная рука все равно касалась его ботинка. И его ладони… они все в крови, господи, они в чужой крови. Желудок сотрясся от спазма. Изуна едва успел отвернуть голову и выплеснуть его содержимое в грязь, а не на свои колени. — Какого черта?! — панически закричал он, утерев окровавленной рукой остатки рвоты с подбородка. О, нет. Теперь она на его лице. На лице! Изуна тут же вскочил на ноги, и вцепившись во влажную стену, попытался вскарабкаться наверх. Но стены были рыхлые и влажные, рушились прямо под пальцами. Парень не смог даже подняться к краю ямы, когда безнадежно сполз вниз. — Вытащи меня отсюда, урод! Хидан только рассмеялся, уперев кулаки в бока. Его явно забавляли попытки Учихи выбраться из ямы самостоятельно. — Да ладно! Что ты там ноешь. Я же просто даю тебе свыкнуться с новым домом. Рано или поздно то все там будем, — весело сказал он, — Эй, ты ж винтовку не забудь, а то так и оставишь на дне ямы. — Хидан! — Ладно, ладно. — вздохнул мужчина, присев на корточки. Затем протянул руку, давая Учихе за нее схватиться. И только Изуна попытался подтянуться, как Хидан грубо стряхнул его обратно, и парень вновь упал на трупы внизу. На этот раз пальцы Яхико (или же Нагато?) упирались ему в спину, что вызвало в Изуне неподдельный ужас. Он поспешил прижаться к краю ямы, озлобленно посмотрев наверх. — Винтовку то забыл! Ах-ха. Нехорошо вот так оставлять. — Ты больной подонок! Вытащи меня отсюда! — снова завопил он. — Или клянусь — мой брат тебя так вздернет… Хидан только закатил глаза. — Кто? Капитан? Ну, ну. — покачал он головой. — Да будь у меня брат вроде тебя, я бы сам его сюда сбросил, да еще и сверху бы землей присыпал, чтобы не нашли. — Хидан, я не шучу! — Да что ж ты такой нервный? Может тебе посидеть тут немного пока твоя подружка не вернется, а? Заодно остынешь. А я перекурить хоть успею. — на этих словах Хидан демонстративно отвернулся от ямы, намереваясь уйти. — Нет! Даже не думай! Ты не посмеешь оставить меня здесь! — завопил Изуна, попытавшись подняться на ноги но снова только упал на четвереньки, увязнув в смеси жидкой грязи и крови. — Хидан, вернись сейчас же! Хидан! — Ага… уже это делаю. — отмахнулся Хидан, однако вдруг застыл, будто бы углядел что-то на горизонте. — Просто вытащи меня отсюда, и я сделаю, что угодно! — сорвался на визг Учиха, — Не бросай меня здесь. Прошу тебя! Но Хидан не ответил. Какое-то время он словно бы приглядывался к чему-то прежде чем вдруг резким движение вскинуть винтовку. Раздался выстрел. Изуна замолчал, испуганно уставившись наверх. На мгновение он даже забыл что находится в яме с трупами, когда зачарованно наблюдал за тем как на спине Хидана расплывается большое алое пятно. А затем он медленно клонится назад и с глухим звуком падает в яму, расплескивая вокруг грязь. Изуна в ужасе прижался к стене, не в силах оторвать взгляд от его лица. В чужих глазах застыли шок и изумление, словно бы кто-то наверху вдруг рассказал мужчине все тайны вселенной перед тем как пустить ему в грудь пулю. Он не смотрел на Изуну. Его взгляд был обращен сквозь него. Быть может в само небытие. — Господи… — прошептал Изуна, тут же вскинув голову вверх, его руки инстинктивно потянулись к винтовке лежащей у его ног. Парень поспешил поднять ее, прицелившись в рваный кусок неба, который видел из своей подземной западни. Какое-то время не было слышно ни звука, кроме завывания ветра, однако затем раздались неуверенные шаги. Изуна надеялся на то, что они принадлежали Саске, однако незнакомое ему лицо, заглянувшее внутрь ямы, заставило его сердце рухнуть вниз. Это был молодой мужчины в немецкой форме. Изуна застыл, сперва даже не сообразив, что дуло его винтовки направлено точно ему в грудь. Мог бы выстрелить, но дрожащие руки не слушались. Мужчина с темными волосами заметил оружие в его руках и тут же наставил на него свое. На его лице, сперва растерянном, появилось почти свирепое выражение, и это напугало Учиху еще сильнее. Проклятье. Изуна ведь толком не умеет стрелять. На что он рассчитывает? Немцы долбанные звери, которые всаживать пули во французов научились раньше, чем ходить и говорить слово «мама», у него ни шанса. — Стой! — взмолился он, откинув винтовку в сторону и подняв руки. — Не стреляй. Ради всего святого не стреляй! Он так не хотел умирать. Боже, только не в этой вонючей яме. Только не так. — Не двигайся. — вдруг прошептал мужчина на французском, не сводя с него глаз. Изуна удивленно округлил глаза. Фриц говорит на их языке? Фриц? Как такое возможно? — Пожалуйста… я сдаюсь. Только не… — Сказал не двигайся! — крикнул на него немец, его винтовка угрожающе щелкнула. — Или я тебя застрелю! Он боялся. Изуна видел это по его бегающему взгляду и тому как неуверенно немец держит оружие, а значит у него были шансы. Главное не провоцировать и не делать резких движений. Главное… Внезапно у него заболела голова. Так сильно, что Изуна издал измученный вздох, схватившись за волосы. Он снова слышал чьи-то голоса. Говорил чьим-то голосом, но не мог сказать кому же он принадлежал. Лежи, Изуна. Тебе остались считанные секунды. Насладись ими сполна. — Wovon reden Sie? Wie ist das möglich? Sie sehen… — Verdammt, mein Kopf spaltet sich auf. Ich würde mir den Schädel brechen, wenn es aufhören würde. — Und die Stimmen? oder Visionen? Sehen Sie etwas? — Ich sehe… es… — Хаширама… — простонал Изуна, зажмурив глаза. Немец изумленно опустил оружие, уставившись на него как на сумасшедшего. — Откуда ты… — однако он не успел договорить. Вдруг обернулся и отступил от ямы, бросив на Изуну последний взгляд. — Scheiße! А после фриц скрылся из его поля зрения. Изуна, все еще страдающий от мигрени, лишь слышал его удаляющиеся торопливые шаги, после чего все резко закончилось, будто никогда и не начиналось. Изуна испуганно посмотрев вверх, прижав к себе винтовку так крепко, словно то была его спасательная соломинка среди уносившейся вдаль бурной реки. Он забыл и о Хидане, сверлящего его стеклянным взглядом и о источающих омерзительный смрад Яхико и Нагато, устилающих дно ямы. Вздрагивал при каждом шуме наверху, опасаясь, что немец снова вернется. Внезапно послышались шаги, и Учиха снова прижал к себе винтовку. Но появившееся лицо заставило его облегченно вздохнуть, пока по щекам текли слезы. Это был Саске. — Что… что ты здесь делаешь… — затем его взгляд опустился на лежащего внизу Хидана, — Твою мать! Что с ним слу… — Да плевать, Саске! Просто вытащи меня отсюда! — истерично взвыл Изуна, снова попытавшись вскарабкаться вверх. Саске тут же опустился на колени и протянул ему руку, с трудом подняв наверх. Хорошо, хорошо. Все хорошо. Он снаружи. Он больше не в братской могиле. Он здесь. Живой. Его не убили как Хидана, не убили… Изуна всхлипнул и тут же бросился на Саске, крепко обняв. Парень неуверенно обнял его в ответ. — Все...нормально, Изуна. Просто скажи мне какого дьявола тут случилось...— сказал он, пока Изуна рыдал у него на плече. Однако этого было мало. Этого было мало для того, чтобы считать весь этот кошмар пережитым. Изуна вдруг схватил юношу за лицо окровавленными ладонями и поцеловал так жадно, будто бы делал это в последний раз. Саске в шоке замычал ему в рот, хотя и не стал сопротивляться, даже несмотря на обстановку вокруг. Позволил чужому языку проникнуть ему в рот и прикрыл глаза, положив ладони Изуне на талию. — Мы сейчас уйдем отсюда, только не плачь. — прошептал он Учихе на ухо, и тот нехотя отстранившись, устало кивнул. — Я сделаю все что ты захочешь, Саске. Все что угодно. Ты можешь сделать со мной, что угодно… — Изуна словно был в бреду, его сердце продолжало биться как бешеное. — Только не оставляй меня здесь. — Не буду. — уверил его юноша, осторожно поднимая на ноги. — Пойдем. Нам нужно убираться отсюда. Они ушли, ни разу не обернувшись на яму. Изуна предпочел бы забыть о ней навсегда, но образы душной грязной дыры полной трупов и пустые глаза Хидана все еще стояли у него в голове вместе с тихими голосами где-то на задворках сознания. Хидан был мертв. Гнил в братской могиле. Хидан. Не Изуна Учиха.

Тобирама

Он не может умереть. Тобирама не обратил внимание на оклик Данзо, его глаза упорно цеплялись за спину Кагами, когда они оба торопились по направлению к лазарету. Хомура сказал им, что Хашираму туда отправил Хирузен, едва только взглянул на вернувшегося с укреплений солдата, однако тот не был ранен, пусть его состояние оставляло желать лучшего. И то было истинной в ее полной мере. Хаширама и правда выглядел так, будто пережил контузию. Сидел на кушетке, глядя куда-то перед собой. На его лице застыл страх и обреченность. Руки нервно перебирали ремень винтовки, лежащей на полу. Тобирама коснулся его плеча, и старший вздрогнул. Поднял на него взгляд и нервно кивнул, едва узнав чужое лицо. Сложный случай. Что Хаширама такого увидел, пока укреплял колючую проволоку на нейтральной полосе? Кагами говорил там безопасная зона, если смотреть куда они зарыли мины. Что же случилось? — Всего на пару минут отвлекся и… — сокрушительно вздыхал Иноичи, поглядывая на Хашираму с жалостью и одновременно снисхождением. Тобирама осторожно сел напротив брата, коснувшись его руки. Он был нездорово бледным. Словно вот вот потеряет сознание. — Кагами, Данзо. Вернитесь-ка к своим обязанностям. — устало вздохнул Какаши, стоящий неподалеку. Данзо взволновано посмотрел на Тобираму, но не получив даже взгляда опустил голову и поспешил удалиться. Кагами же прежде чем уйти, коснулся плеча Сенджу в немой поддержке. Тобирама удивился его прикосновению, но его мысли были заняты совсем другим. Какаши меж тем продолжил. — Ну вот. Теперь хоть дышать есть чем. Ну что, Хаширама. Расскажи нам что случилось. Хаширама в ответ только покачал головой, продолжая пялиться в одну точку. — Мы увидели взрыв. — сказал он. Какаши вопросительно посмотрел на Иноичи и тот кивнул. — Одна из мин подорвалась. Видать какие-то французы умудрились взлететь на воздух, пока обнюхивали наши позиции. Я послал Хашираму посмотреть сколько их полегло и сразу возвращаться. А потом услышал выстрел. — Выстрел? — переспросил Какаши, скрестив руки на груди. Тобирама нахмурился. Его брат опустил голову — Я нашел яму, а там были… трупы. Не знаю. Несколько наверное. Разорванные на части. Я смотрел и… вдруг услышал голоса. Спрятался за деревом, пока меня не увидели. Там было трое французов. Один пошел куда-то, а второй… ну. Он столкнул своего же прямо в ту яму и смотрел как тот кричит. Я не понимал, что происходит и попытался осторожно уйти, но он обернулся как раз тогда, когда я вышел из-за дерева. — говорил он тихо и быстро. — Я не знал, что делать. Он хотел выстрелить в меня, но я его опередил, и он упал в ту яму. Я… не знаю. Я никогда никого не убивал. Я не думал… что это чувствуется так. Боже. — Эй. Ты все сделал правильно. — погладил его по плечу Тобирама. — Иначе бы он убил тебя. Ты ведь знаешь. Это правильный поступок. Рациональный. Хашираме не в чем себя винить. — Ты не понимаешь, Тобирама. — прикрыл тот глаза. — Хотя что тебе понимать? Ты то убил ту девушку без зазрения совести. Сенджу замер, не сразу поняв в чем его упрекнули. А затем ощутил укол досады, когда поймал на себе недоумевающий взгляд Какаши. Ох, ну хватит. Он не убивал Сакуру. Это был лишь недосмотр и ошибка. Его даже не осудили в тот день. Хашираме стоит прекратить делать из него монстра. Тобирама бы тоже не сразу решился на убийство. Это неестественно для человека. Но необходимо здесь. — Что было дальше? — холодно спросил его Какаши. — Ну....заглянул на дно ямы. Там был тот упавший француз. Я хотел застрелить его… правда, хотел, но он бросил оружие и умолял меня не убивать его…я… Какаши вдруг вздохнул, потерев переносицу. — И… дай угадаю. Ты не смог убить его? — Хаширама покачал головой и гауптман снова тяжело вздохнул. — Плохо, Хаширама. Никогда не оставляй их в живых. Иначе это дорого тебе обойдется. Уж поверь. Эти сукины дети не умеют быть благодарными. Хаширама не ответил. — Что-то еще? — Потом я вернулся к Иноичи и мы ушли оттуда. Иноичи утвердительно кивнул. — И все? Больше ничего не произошло? — Какаши выглядел разочарованным. — Нет. — ответил ему Хаширама. — Больше ничего. Я оставил того парня там и все. Не знаю вытащили его оттуда или нет. — Надеюсь, что нет. Может умрет там от голода и на одного француза станет меньше. Хаширама только устало протер глаза. Его взгляд медленно бродил по всему помещению не в силах остановиться на чем-то одном. Какаши решил, что с него было хватит расспросов, к тому же едва ли он знал хоть что-то полезное. — Ладно. Посиди тут часок и возвращайся в строй, раз уж не ранен. — сказал он. — Только уж будь добр. В следующий раз, если увидишь француза — стреляй без раздумий. Иначе долго не проживешь. — Я послежу за ним. — кивнул ему Тобирама. Они с Иноичи уже собирались уйти, как старший Сенджу снова окликнул их. — Я говорю немного на французском. Учил когда-то. Нужно было, когда хотел попасть в одни хороший университет. И… я понимал, что он мне говорит. Знаете. Тут едва ли много наберется немцев, которые их понимают. И я теперь знаю почему. Когда не знаешь, что они говорят намного легче. А я… Я имею ввиду. Тот парень. Я хотел его застрелить. Должен был. Но я понял что он говорит мне. Что он молит о пощаде и… Какаши остановился. Вскинул голову и усмехнулся. — Они все о ней молят. — его тон был неясен, но Тобирама смог прочесть в чужом голосе усталость. — Просят пощадить, но стоит только отвернуться — как ударят тебя штыком в спину. Мой тебе совет, приятель. Как от старшего по званию. Не поддавайся этому. Или очень скоро окажешься по другую сторону от винтовки. И тот, кто будет держать тебя на прицеле не дрогнет, когда всадит пулю в твою грудь. Не забывай эту истину. После ухода Какаши обстановка утратила напряженность, однако Хаширама все равно оставался нервным и словно бы ушедшим внутрь себя. Тобирама оставил его на какое-то время в покое, занявшись другими солдатами в лазарете, однако невольно поглядывал на брата снова и снова. После получаса молчания Хаширама все же стал подавать признаки жизни, и даже иногда отвечал на вопросы. Сенджу младший решил, что то был шанс поговорить с ним хотя бы немного и снова занял койку напротив. — Ты как? — не хотел давить, поэтому даже не ждал ответа. Если бы брат просто бросил на него быстрый взгляд — было бы уже достаточно. Тобирама хотя бы понял, что тот понемногу приходит в себя. Однако Хаширама вдруг сжал руки в кулаки, смяв серую постель и посмотрел на брата со смесью ужаса и мрачного ожидания. — Я не сказал Какаши еще кое-что, Тобирама. — прошептал он. — Тот парень в яме. Он назвал меня по имени. — Что? — изумленно спросил его Сенджу. — Я не вру. Он посмотрел на меня так, будто знал всю жизнь. И назвал по имени. — повторил Хаширама. — Я клянусь, я никогда не встречал его раньше. Да и где я мог встреть долбанного француза да еще и представиться ему? Я с ними даже не разговаривал никогда, даже когда учил их дурацкий язык. — вздох. Он прикрыл лицо ладонью. — И нужно мне было его учить… кто ж знал, что эти уроды будут с нами воевать. Тобирама скептично покачал головой. — Может ты просто не помнишь? Мало ли, напился, познакомился с туристом в стельку пьяным… — Ты что издеваешься?! Говорю же, что я его не знаю! — вспыхнул его брат. — Нет, Тобирама. Тут что-то другое. Он смотрел на меня… не знаю. Твоим взглядом. Словно сказал мне одними глазами: «Ты что наставил на меня винтовку, старший брат?» Тобирама вдруг застыл, разом растеряв всю скептичность. Чужие слова заставили его вспомнить ту жуткую картину, что появилась у него перед глазами во время очередной ужасной мигрени. В голове тут же раздался голос Данзо, сухо зачитывающего их общие записи. Больной начинает видеть галлюцинации. Слуховые. Зрительные. Пугающие его своей реалистичностью. Затем начинается бред. Он видел своего брата со дна глубокой ямы. Видел как тот наставил на него оружие, это не может быть совпадением. — Хаширама. — Тобирама прокашлялся. Голос предательски сел. — Как выглядел тот француз? Его брат задумчиво потер подбородок, пытаясь вспомнить. — Там было темновато, я едва разглядел. Но он казался очень молодым. Бледным таким. У него еще были такие темные волосы. Черные даже. Прости, я не особо лицо разглядел. Тобирама прикрыл глаза. Он видел кого-то с похожей внешностью в подвале университета, где они с Данзо проводили вскрытие, однако это воспоминание было словно между действительно произошедшим и сном. Сенджу не мог сказать видел ли того парня там или же то было плодом его видений. Слишком много переменных складывалось в одну картину и Тобираме это не нравилось. Кроме того... Солдат, погибший здесь от летаргии тоже постоянно видел одно и тоже лицо, но тогда им впору было считать это лишь плодом бреда и видений, никто и не задумался о реальности человека из чужих снов. Но теперь у Тобирамы те же симптомы. Он бредит. Слышит чужие голоса. Видит одно конкретное лицо, и теперь выясняется, что это лицо принадлежит настоящему человеку. И этого человека чуть не убил его брат. Боже. Это безумие. Так не бывает. — Посиди тут еще немного. Я отойду на свежий воздух. — тихо сказал он брату, прежде чем выйти из лазарета. Холодный воздух ударил его в лицо — сильно поднялся ветер. Тобирама поспешил сделать глубокий вдох и вскинуть голову к чернеющему небу, чтобы хоть немного прояснить мысли, но боль где-то в районе затылка снова давала о себе знать. В какой-то момент его скрутило пополам и Тобирама зашипел от боли, упав на колени. Рядом не было никого кто мог бы ему помочь. — Madara, écoute, je vais t'expliquer! — Убирайся из моей головы, — мужчина сжал волосы до боли в скальпе, но голоса не уходили. В конце концом головная боль сковала его настолько, что он бессильно сполз по пыльной стене окопа, зажмурив глаза. У него больше нет счастливых сомнений. Тобирама болен. Он не знал почему. Быть может заразился от Шикамару или же длань господня решила наказать его за грехи, но мысль из этого вытекала лишь одна. У него было очень мало времени до вечного сна.

Изуна

— Капитан, подождите! — Саске плелся за ними следом почти до самой землянки. Старательно пытался объяснить Мадаре, что вины его напарника в смерти Хидана нет, и что все произошедшее было лишь результатом не лучшего стечения обстоятельств. Естественно его не слушали. И не могли. Изуна знал, что такое злость брата с самого детства, посему хорошо понимал, что любые доводы, которые они оба попытаются привести столкнутся лишь с еще более распаленной яростью. Хотя он тоже сопротивлялся. Умолял Мадару выслушать его, дергался в чужой хватке, когда тот тащил его за плечо как опозоренную куртизанку на прилюдное покаяние. А оно и было таковым. По дороге проходили какие-то части с любопытством поглядывающие на капитана, тащившего за собой провинившегося новичка. Изуна видел как на их касках играли тусклые отблески лунного света. Белый туман скопился под их ногами плотным покрывалом, словно бы заполнив собою все окопы. — Забери его, Итачи. — Мадара недовольно кивнул на Саске, спешащего позади, едва только встретил его брата у землянки. Тот сухо отдал честь и одним жестом заставил Саске неуверенно остановиться, давая возможность Мадаре толкнуть Изуну внутрь, закрыв за собой деревянную дверь. Изуна едва не упал на землю, но с трудом удержался на ногах и испуганно обернулся к брату. Его сердце громко билось в груди. Что теперь? Мадара отчитает его? Прикажет расстрелять за потерю солдата? Или придушит прямо здесь? — Мадара, я… — начал было он, но мужчина вскинул руку, заставляя его замолчать. — Даже не думай. Я не собираюсь слушать твой трусливый скулеж снова. — рявкнул он на брата. — Мне было достаточно оправданий Саске за сегодня. — Но он сказал правду. — взволновано возразил Изуна. — Хидан швырнул меня в долбанную яму с трупами, как я мог предугадать что кто-то сверху застрелит его?! Ты же не думаешь, что это я сделал? Да брось. Я даже стрелять не умею! — С этим не поспоришь, — мрачно усмехнулся мужчина, оперевшись о деревянный стол, стоящий посередине землянки. Обычно там лежали карты и куча каких-то бумаг с приказами и донесениями, как помнил Изуна, сейчас же лежали одни конверты. Письма? Для солдат? Было ли одно из них от Таджимы? Изуна вытянул голову, чтобы посмотреть, но Мадара преградил ему взор. — Но помнится мне, Саске сказал, что ты чуть не подстрелил его, когда он заглянул в яму. Стало быть у тебя было долбанное оружие. Оружие, из которого ты, мать твою, не додумался убить фрица! — Я испугался. — Изуна не знал куда деть себя под чужим взглядом, так и стоял сложив руки по швам. — Все было в крови и липкое. Я бы не успел и… я думал, что он застрелит меня, ясно?! Я запаниковал. — Настоящий французский солдат. — съязвил его брат. — Ты знаешь, что я не солдат! — возмутился Изуна, — Никто не готовил меня к этому! Никто не говорил мне, что меня скинут в яму с трупами и заставят смотреть как Хидану простреливают грудь! Ты обещал мне, что защитишь меня от этого! Что все будет хорошо! Мадара удивленно выгнул брови. Возникла неловкая тишина, после которой мужчина вдруг зашелся смехом. Слегка едва слышным но постепенно нарастающим до истерического хохота. — Обешал? Защитить? Хах! Изуна, ну ты настроил себе песчаных замков. Обито говорил мне об этом, но я не думал, что все так плохо! — прыснул он. — Ох, как хорошо у тебя получается лгать себе. Другим ты конечно тоже отлично лжешь, но себе… это просто искусство. Иначе не назовешь. — Что ты такое говоришь? Мадара устало покачал головой, вытерев пот со лба. — Я сказал тебе, что не заставлю лезть под пулетеметы. Такие были мои слова, помнишь? И я сдержал обещание. Но в остальном… ты обычный солдат. Какие у тебя могут быть привилегии? — протянул Мадара, подойдя к нему ближе. — Или ты рассчитывал на что-то большее? Может быть сразу место лейтенанта, а? Или в генеральный штаб? Ну, не смотри на меня с таким лицом. Я мог наврать тебе в три короба. Правда пообещать тебе что-то такое. Но не стал. Сказал как есть. Это большое отличие между нами, не так ли? Изуна нервно отступил назад, но бежать было некуда. Не выйдет же он отсюда без прямого приказа? — Тогда зачем ты вообще все это затеял? Ты же меня на дух не переносишь, мог бы никогда не видеть, — непонимающе спросил он. Мадара только довольно улыбнулся. — Скажи, Изуна. Чем ты действительно зарабатываешь на жизнь? Изуна молчал, и это разозлило его брата еще сильнее. — А впрочем… надо ли мне спрашивать? В тебе нет ничего кроме смазливого личика, было бы глупо думать, что ты способен на что-то кроме того, о чем судачат вокруг. — в ответ на удивление парня, Мадара лишь с насмешкой пожал плечами. — Что? Ты думаешь я не слышал, что о тебе говорят дома? Хах. Забавно. Он все еще называет город в котором давно не живет - домом. Изуна никак не мог переварить услышанное. Мадара назвал его шлюхой только что? Завуалированно, однако к досаде последнего вполне справедливо. Но от того не менее обидно. — А ты что, завидуешь? — ядовито прошипел он. На миг на бледном кукольном лице появилась холодная ярость и одновременно издевка. Быть может его истинное «я». — Для тебя я старался бесплатно. Ох, не стоило этого говорить. Мадара резко обернулся и в одно мгновение оказавшись рядом, залепил брату звонкую пощечину. Она была такой силы, что Изуна с глухим вздохом упал на землю, даже не сразу поняв, что произошло. Это было неприятно. Не так уж и больно, пусть щека горела от удара, скорее унизительно. Ужасно унизительно. — Не смей даже заикаться об этом. — прорычал Мадара, глядя на него сверху вниз с едва скрываемой яростью. — Ты понятия не имеешь, что я пережил из-за тебя. Черт. Зря он так. Идеально скрываемое чувство вины снова дало о себе знать неприятной тянущей болью под ребрами. — Прости, — тут же сказал ему Изуна, прижав руку к покрасневшей плече. — Я правда не должен был это говорить. Прости. Я… — Замолчи, Изуна. Когда твой поганый рот не занят, он начинает исторгать из себя слишком многое. — Мадара только отмахнулся от него, — Я не собирался вспоминать это с тобой. Не собирался даже мстить, потому что ты не стоишь этого. Я просто хотел посмотреть как ты платишь по счетам. Только и всего. В конце концов все мы рано или поздно будем платить за свои поступки, не так ли? Мадара слегка нагнулся к нему, чтобы их лица были на одном уровне. — Я не понимаю… — Ты не переживешь эту войну, Изу, хочешь ты того или нет. Ты слишком глуп для этого. Она с радостью заберет тебя в братскую могилу. Как та, в которой ты уже побывал. И когда это случится, не знаю… когда ты словишь пулю или подорвешься на мине. Или тебя расстреляют как дезертира, если ты попытаешься сбежать — я буду рядом. Смотреть как твоя жалкая жизнь обрывается, и как в мире на еще один бесполезный мусор становится меньше. Ох, я очень хочу это увидеть. Ведь только тогда я оставлю нашу с тобой… нелепую историю позади. Но я не хочу убивать тебя. Нет. Это последняя инстанция, если ты совсем меня разочаруешь. — негромко проговорил мужчина, убрав прядь с лица брата, — а пока живи, Изуна. Но только помни. Еще раз ты струсишь и не решишься стрелять по врагу, я не стану дожидаться твоей кармы. Я придушу тебя лично. Даже патроны тратить не стану. Потому что ты… -… того не стою, — словно зачарованный повторил Изуна, отведя взгляд. Мадара довольно кивнул, выпрямившись. — А теперь проваливай. Завтра ты еще ответишь за смерть Хидана. В отличие от тебя он был отличным солдатом, пусть и проблемным. Но это завтра. Сегодня у меня нет на тебя времени. Изуна не глядя на него поспешил встать и быстрым шагом покинуть землянку. На улице стало немного легче. Легче дышать и соображать. Первым делом он хотел оказаться отсюда как можно дальше. Я не могу здесь оставаться. Он меня убьет. Не важно, что этот ублюдок говорит, я вижу, что он планирует это. Господи… Однако стоило ему завернуть в один из извилистых ходов окопов, как кто-то положил руку ему на плечо. Изуна удивленно обернулся, заметив Итачи. Тот едва заметно улыбнулся ему, тут же убрав руку, словно бы Учиха был грязным, и подошел ближе. На нем была такая же форма как и на Изуне. Однако она выглядела куда более подходящей ему по размеру, пусть они были одного роста. Идеальная. С иголочки. Словно Итачи был рожден для нее. Рожден быть солдатом. — Я бы хотел добавить кое-что еще, уверен Мадара бы не был против. — холодным надменным тоном сказал он. Изуне казалось, что его черные глаза блестели в полумраке. — Я знаю, что вы с Саске общаетесь… достаточно доверительно. И мне это не нравится. Ох, черт. Только не сейчас. Почему именно сейчас? — Ну так скажи ему оставить меня в покое. Я то здесь причем? — устало ответил ему парень. Чего он хотел? Боялся за брата? Или… черт, не мог же Саске рассказать ему о том, что они переспали? Этот ублюдок бы прибил их обоих. Тогда с чего эти слова? Подозрения? Саске говорил, что его брат проницательный, но предположить, что твой младший однажды перепихнулся с дальним родственником мог только сумасшедший. Итачи лишь покачал головой. — Нет. Я не могу постоянно указывать ему, что делать. Он сейчас в том возрасте, когда будет действовать всем назло. Поэтому я не стал запрещать ему отправляться сюда. В конце концов Саске имеет право опробовать жизнь на собственной шкуре. Однако… это не касается тебя, — Итачи слегка согнул голову к плечу, посмотрев на Изуну привычным ему мрачным взглядом. — Я знаю что ты такое, Изуна Учиха. И знаю, что ждет Саске, если он доверится тебе. Поэтому считай это первым и последним предупреждением. Держись от него подальше. — их взгляды встретились и Изуна испуганно вздрогнул, едва только юнец перед ним закончил свою фразу. — Или Мадаре не придется дожидаться твоей скоропостижной кончины.