Тобирама
— Я… я кого-то оставил. — покачал он головой. — Надо вернуться. Кагами посмотрел на него с недоумением. Однако звуки выстрелов расположенного неподалеку от них пулемета заставил его вздрогнуть и прижаться к земле. — Мы вытащили всех, кого только возможно. Соваться дальше — напрасный риск, — тот решил, что обращались непосредственно к нему. Бесконечно стонущие раненные, в чьих телах алыми цветами разрастались глубокие пулевые раны. Окровавленные обрубки вместо конечностей. Мертвые глаза, чей бездумный взгляд устремился в черное небо. За сегодняшний день Тобирама навидался этого вдоволь, но ему было все также страшно предположить, что видел Кагами с его сворой. Они лезли туда — наверх, ползли подобно червям за лежащими ничком солдатами и тянули их обратно в окопы, если в тех еще теплилась жизнь. Тобирама и не представлял, что полукровка с французскими корнями занимался подобной работой, однако должность полевого санитара предпологала столь сумасшедший риск по умолчанию. Благо или нет но жизнь врачей ценилась на фронте достаточно, чтобы не посылать их туда лично. Дело Тобирамы было более простым. Он оказывал помощь тем, кому удалось выжить сразу здесь — на месте: перевязывал кровоточащие раны, накладывал жгуты, вправлял кости и суставы, а затем направлял солдат дальше — вглубь окопов. Кто-то шел сам, кого-то им пришлось тащить на носилках, собранных из куска ткани и двух сырых палок. После чего помощь раненым оказывал уже Данзо. Все шло более менее слаженно. Словно они были идеально работающим механизмом. Пока у Тобирамы снова не начались галлюцинации. Сколько еще у него времени? Сколько шансов в борьбе с жуткой, неестественной сонливостью? — Ты выглядишь так, будто сейчас потеряешь сознание, — заметил Кагами, а затем махнул позади себя, — Может поменяешься с Данзо? Здесь от взрывов и дыма кому угодно плохо станет. О, нет. Ему нельзя было возвращаться в спокойную обстановку. Там глаза Сенджу непременно бы сомкнулись, и то могло бы быть последним, что с ним случится в этой жизни. К тому же так близко к передовой его держал не только страх не проснуться. Какое-то тянущее чувство неприятной тревогой билось в сердце с тех пор как начался бой и теперь, после крушения их цеппелина оно стало сильнее. Тобираме казалось, он видит перед собой блуждающий огонек, петляющий меж траншей и воронок, меж мертвыми солдатами и горящими развалинами их мертвой машины. Он бежал к реке. Это чувство было таким реальным, каким альбинос не чувствовал его никогда. — Я не думаю, что мы одержим победу. — вдруг поделился Кагами с ним мыслями. — Хирузен пошел на слишком большой риск, когда погнал нас в бой, только потому что ему выделили цеппелин. Французов больше в несколько раз. Если им удастся контратаковать — отступать придется уже нам. Тобирама поморщился. — Отступать? Это бессмысленно. Мы слишком долго строили укрепления, чтобы просто бросить их. — ответил он, вглядываясь в пожарище впереди, пока неподалеку новая серия взрывов поднимала в небо клочки черной земли. Да. Падение цеппелина устроила в округе почти второе пришествие. Теперь среди обломков бушевало пламя — Тобирама едва различал силуэты солдат, рвущихся куда-то вперед. Однако в чем-то Кагами был прав. Французы пусть и медленно, но сметали их. — Иначе будем окружены. — сказал Хомура вместо Кагами, очевидно, разделяя чужие мысли, — Если пытаться удерживать позиции — лягушатники могут попробовать взять нас в кольцо. — Я про это и говорю, — согласился Кагами, — С цеппелином у этого наступления еще были шансы, но после того как его подбили… — И как у этих уродов только получилось? — прорычал Хомура, — Его ж и не видать было над облаками. Должно быть какой-нибудь криворукий ублюдок просто случайно выстрелил в небо… Тобирама прикрыл глаза. Он старался не думать где сейчас был его брат, однако навязчивые тревожные мысли мешали сосредоточиться на разговоре. К тому же он… он… Я засыпаю. — Nous sommes perdus, perdus! Он всего в сотне киллометров. Тобираме казалось, что протяни он руку — смог бы сжать смоляные волосы, чтобы… он не знал зачем. Однако это чувство близости было невозможным. Куда более терзающим, чем осенний холод, сырость и разрывающиеся снаряды. В глазах темнело, еще немного и Сенджу бы провалился в сон. — Что ты… Тобирама! Голос Кагами казался почти далеким, словно бы тот пытался докричаться до Тобирамы сквозь вязкую дрему. Он ведь и правда засыпал, пусть его тело словно бы само по себе карабкалось вверх — к горящим обломкам, крикам и выстрелам пулеметов. Чьи-то руки попытались схватить его за шинель, но было слишком поздно. Жар обдал бледное лицо. Куда он бежал? Куда угодно, лишь бы не уснуть. Лишь бы не умереть. Он так боялся потерять свою жизнь, это то немногое что было ему важно. Пусть даже она была столь жалкой. Мимо раздавались взрывы. Его било волнами горячего воздуха. Какофония взрывов, осветительных ракет в красном от огнищ небе и тяжелые металические шумы сливались в один монотонный звук. Но Тобираме не было до него дела. Его зрение сузилось до крохотной точки. Блуждающиего огонька во тьме. Река была так близко. Почти выбрался. Свист в воздухе не позволил ему вовремя среагировать, однако цепкая хватка позади, силой толкнувшая мужчину к поваленному дереву, изуродованному отверстиями от пуль, спасли Сенджу жизнь в последний момент. Горизонт в глазах вдруг накренился на бок, и тело мужчины столкнулось с холодной землей. В голове немного прояснилось. Что? — Ты что вытворяешь?! — закричал Кагами ему в лицо, силой тряхнув за плечи. — Совсем спятил! Ты же мог… Он вдруг замолчал, судорожно вобрав в легкие воздух. На сером кителе чуть пониже сердца расплылось красное пятно. Рикошет. Тобирама в шоке застыл, наблюдая за тем, как юноша словно не понимая, что произошло, медленно оседает на колени. — Уме-реть… — Кагами… — Тобирама схватил его за плечи, едва тот завалися вперед. Поспешил перевернуть на спину и крепко прижал ладонь к ране. Нельзя, чтобы он потерял много крови. — Кагами! Однако чужие глаза уже остекленели. Тобирама громко выругался, осторожно опустив парня на спину. Приложил ухо к чужой груди, однако не услышал дыхания. Нет, он не выжил бы. Рана у самого сердца. Если не попала в него напрямую — угодила в легкое. Боже мой. — Кагами, очнись. — в прострации произнес он, сжав чужую грязную от крови руку. На нем и самом была кровь юноши. Лицо, китель, ладони. Он весь в крови Кагами. Господи. Эта пуля угодила бы в него, если бы не. Что произошло? Тобирама спал. Он провалился в сон. Почему он оказался здесь? Или это тоже часть сна? Сенджу ошалело покачал головой, пристально глядя в глаза Кагами. Вокруг него бушевал ад, но мужчина был не в силах сдвинуться с места, даже в поисках безопасного укрытия. Где-то рядом раздался оглушительный грохот, Тобираму обдало щепками и землей. Ноги едва сумели поднять его, когда Сенджу бросился прочь, даже не зная куда именно ему бежать. Где-то рядом течет река. Кажется, он слышит ее шум. Новый удар сносит его с ног. Тобирама скатывается в очередную траншею, ползет на четвереньках, пока над головой свистят пули. Перед глазами стоят всполохи ярко-алого и желтого. Лишь огни и вспышки, наряду с темными силуэтами. В ушах что-то хлопает — снаряды цветными огнями отражаются от земли. Его бьет теплым воздухом — эхом взрывов вдалеке. Где-то рядом в руинах лежат бетонные крепления. Тобирама бежит к ним в поисках укрытия. Внезапно чья-то рука хватает его за плечо и вынуждает упасть на колени снова. Тащит за бетонную сломанную стену. Кагами? Ты жив? Твоя жизнь не могла так легко оборваться? — Далековато ты забрался, док, — однако надменный елейный голос принадлежал не ему. Тобирама посмотрел на обращаюшегося к нему почти с изумлением, словно тот и правда был воставшим после смертельного ранения мертвецом. Но Минато не был похож на мертвеца. Напротив. На его лице не была ни капли страха или беспокойства. — Что-то тебя шатает. Контузило? Тобирама попытался ответить, но дрожащие губы не слушались. Он напуган? Нет, сердце не сжимается от ужаса. Это что-то иное. Полусон, но вызванный вовсе не необратимыми процессами в мозгу. Бледное лицо Кагами стояло перед его взглядом. Минато только улыбался уголками губ. В забытом всеми укрытии, он выглядывал наверх чуть ли не на половину, целясь из своей снайперской винтовки в невидимую впереди цель. Тобирама не понимал почему посреди этого кошмара он выглядел столь безмятежно. Словно и не принадлежал войне. Кажется даже его форма казалась идеально чистой, как со склада. — Твоя кровь? — спросил Минато мужчину, однако не дождавшись ответа, усмехнулся, — Посиди-ка лучше здесь, доктор. А то ты как живая мишень. Да еще и без винтовки. А я тебе говорил — не выпускай ее из рук. Тобирама медленно кивнул. В глазах все еще темнело. — Да… Блондин, довольный чужим ответом, снова прицелился из винтовки. — Я уже четырнадцать подстрелил. А может и больше. Со своими синими шинелями они тут как на ладони. — небрежно произнес он, — Буду сидеть здесь пока не добью до двадцати. К слову… как очухаешься — возвращайся в окопы. Какаши кричал, что нам нужно отступать. Неровен час — окажемся в тылу врага. И снова кивок. Минато бросил на него снисходительный взгляд. — Ты сегодня такой хороший собеседник, док. Какое-то время они молчали. Минато внимательно следил за дымовой завесой перед собой, стреляя каждый раз, когда видел в ней силуэты голубой формы. Однако вскоре они исчезли. Тобирама не знал когда. По ощущениям они сидели здесь уже пять минут, но он так и не отошел от первичного шока. Лицо Кагами все еще стояло у него перед глазами. — Идем. Сменим немного позицию, — позвал его Минато, потянув за собой на правую сторону траншеи. — Как я и думал. Вон за тем обломком — река. Тобирама посмотрел на свои руки. Затем опустил их в мокрую землю и попытался стереть ею кровь. Ничего не выходило. — Кагами больше нет, — наконец сказал он тихо. Однако Минато его услышал. Даже заинтересованно повернул к мужчине голову. — Маленький полукровка мертв? Какая жалость. Он мне нравился, — вздохнул тот, вернувшись к прицелу, — А вот и мой двадцатый выстрел. Ха… На Кагами похож. Ты гляди! Минато слегка подвинулся, давая Тобираме возможность заглянуть в прицел. Сперва не было видно ничего кроме всполохов алого пламени и дыма, идущего от разорванной земли, однако вскоре мужчина заметил весьма четкий силуэт. Там был юноша. Сквозь прицел снайперской винтовки Тобирама мог разглядеть даже его лицо — бледное и тонкое. И его тут же пронзило осознание. Вот же он. Призрачный огонек. Тень в видениях больного мозга. Это он. Пригнулся к земле, в страхе оглядываясь по сторонам. Он сжимал в руках винтовку, но вместо того, чтобы держать ту перед собой, прижимал к груди. Что он там делал? — Какая прелесть. Я мог бы пристрелить ему голову отсюда. Но… — дуло винтовки Минато слегка опустилось вниз. Теперь черный крест прицела указывал точно в чужое колено. Сенджу поймал себя на отстраненной мысли, что попадание из такого калибра в сустав светит французу гарантированной инвалидностью до конца его дней, если тот вообще выживет. Минато словно бы прочел его мысли, — Скажи-ка мне, док. Сколько француз может протянуть без ноги? Сенджу нахмурился, пристально вглядываясь в чужой силуэт. — Если не истечет кровью? При медицинской помощи — долго. — холодно ответил он. На лице его собеседника появилась улыбка. — Тогда пополним наши ряды одним военнопленным, — сказал он, надавливая на курок. Альбинос нервно выдохнул. По спине пробежала крупная дрожь. — Je ne vois rien. Беги! То была его мысль. И к изумлению Тобирамы, француз ее услышал. Раздался выстрел, но тот успел дернуться в сторону раньше, чем Минато нажал на курок. Пуля пролетела совсем рядом, едва не задев его. Парень в страхе обернулся к ним, а затем бросился вниз по холму к реке. — Твою мать! — выругался Минато, и резко поднялся на ноги, — А дичь то не так проста. Нет, нет. Ты не испортишь мне двадцатый выстрел. Он бросился в сторону реки, и Тобирама, сам не понимая зачем, поспешил за ним. Заметивший это лейтенант задорно махнул ему рукой. — Беги направо! Возьмем его в щипцы, — а после скрылся за горящими обломками. Тобирама продолжил бежать вперед, уже не разбирая дороги. У него не было оружия кроме маузера в кобуре на поясе, однако он не рисковал пытаться достать его по дороге. Остановиться хоть на мгновение было равносильно смерти, когда рядом сыпались снаряды, а французская речь раздавалась все ближе. А вместе с ней и выстрелы. В какой-то момент он свернул вдоль реки, словно бы устремившись вслед за бурным потоком. И похоже, это было ошибкой. Из завесы дыма на него налетела чья-то тень и сбила с ног. Тобирама с глухим криком упал на спину. Неизвестный поспешил отползти от него, толкнув ногой. Минато? Тобирама приподнялся на локтях и замер, когда заметил совсем рядом того самого француза, за которым они наблюдали по ту сторону прицела. Он бежал в другую сторону. Неужели свернул? Парень уставился на Сенджу со страхом и злостью. Тобирама медленно перевел взгляд на его винтовку, и тот тут же навел на него ее дуло. Нет! Мужчина бросился вперед, попытавшись вырвать оружие из чужих рук, однако француз с криком дернулся в сторону, кое-как поднявшись на ноги. Проклятье. Тобирама застыл, слегка подняв руки вверх. Только бы не стрелял. Юноша застыл следом, продолжая держать его на прицеле. Страх пропал из черных глаз, уступив место холодной решительности. Сенджу был уверен — попытайся он рвануть вперед снова, и тот всадил бы ему пулю в лоб. Этот… призрак. Видение больного мозга. Какой же он сейчас настоящий. И как смотрит на него… словно бы его взгляд, холодный и отстраненнный, принадлежит самому Тобираме. Он уверен, что смотрел на этого француза точно также. Но как? Как это возможно? Как его болезнь смогла стать физическим воплощением? Неужели Тобираме это просто видится? Неужели Сенджу настолько глубоко завяз в своих фантазиях? Он прикрыл глаза, слегка повернув голову. Не хотел смотреть на то как нажимают курок, но заметил вдалеке еще одного француза. Тот казался постарше. Более плечист и высок, он высился над рваными воронками в полный рост и направлял на Тобираму дуло винтовки. Нет… не на него. Почему то этот француз целился в своего же, держащего Тобираму на мушке. — Он целится в тебя, — негромко произнес он, кивнув в сторону. Парень нахмурился, однако все же повернул голову, словно бы поняв чужие слова. Его глаза в ужасе расширились. Это был шанс. — Frère? — проговорил тот одними губами, и Сенджу набросился на него снова. Схватился за винтовку и силой потянул вбок, пытаясь вырвать ее из рук. Француз держался за нее мертвой хваткой. Раздался выстрел. Пуля пронеслась совсем рядом с головой юноши, но лишь слегка задела волосы на затылке. Тот потерял равновесие от неожиданности. Налетел на Сенджу всем телом, и вскоре они оба катились вниз по холму. Тобирама вскикнул. Винтовка ушла из его пальцев, но это уже не имело никакого значения. Его тело вдруг обволокло бурным пенистым потоком ледяной воды и понесло течением, швыряя из стороны в сторону как трепичную тряпку. Сенджу попытался сделать вдох, но легкие тут же забила вода. В глазах потемнело. Последнее, что Тобирама помнил перед тем как потерять сознание — ударившееся о его щеку дуло чужой винтовки.Изуна
Глаза не видели ничего кроме мрака. Слабый солнечный свет едва преодолевал крохотное окошко, проходя сквозь толстые решетки. Он попытался согреться, подышав на продрогшие пальцы, но было слишком холодно и влажно. До омерзительного влажно — ноздри забивал запах плесени, растущей на потолке. Хотелось думать, что это место было заброшенным. Спасительная надежда просто умереть от голода казалась почти несбыточной — слишком четко доносились до ушей чужие шаги. Изуна мало что понимал из происходящего. Его мутило и давило к земле — как от тяжелого похмелья. Хотелось закрыть глаза и уснуть, но зверский холод мешал погрузиться даже в поверхностный сон. Он почти не среагировал когда железные двери открылись. Не поднял головы, когда чьи-то руки небрежно подняли его с земли. Его похитители что-то говорили на чуждом ему языке, пока белый коридор сменялся не менее белой комнатой, пропахшей медицинским спиртом и кровью. Изуна вздрогнул — его слабое тело положили на операционный стол, туго затянули ноги и руки ремнями, а затем слегка нагнули над головой яркий светильник. Хах. Будто бы он прикрепленная булавкой бабочка. — Что… что вам от меня нужно? Но люди, приведшие его сюда уже ушли, оставив его наедине с тенью в комнате. Изуна попытался слегка повернуть голову, но боль в висках заставила его замереть и заскулить от боли. Кто-то усмехнулся. Кто-то. — Что нужно тебе, Тобирама? Мужчина в белоснежном медицинском халате лишь холодно улыбнулся. Огладил шрамы на своем лице и подошел к столу вплотную. Изуна окаменел от страха, когда он пододвинул небольшой столик с хирургическими инструментами поближе. — Ха… заберешь мое сердце? — мрачно усмехнулся Изуна. Тобирама только покачал головой, улыбнувшись ему уголками губ. — Отрадно видеть, что ты не растерял свое чувство юмора. Но боюсь оно мне пригодится разве, что как образец, запаянный в формалин. — ответил ему тот, — Мне нужен твой мозг. Прежде всего. Но и остальным твоим органам я найду применение. В подтверждение своих слов он взял хирургические ножницы и разрезал порванную и грязную рубашку которая все еще была на Изуне. Затем небрежно бросил их и проверил острие скальпеля. — Я даже наркоза не заслужил? Ну ты и сукин сын, — прорычал Изуна, на что получил лишь холодный взгляд. — Ну что ты. Я хочу, чтобы ты оставался со мной до самого конца. Изуна… После этих слов Тобирама холоднокровно всадил лезвие скальпеля между его ребер. … И Изуна в ужасе очнулся, схватившись за грудь. Ощутил как горит под ребрами, словно скальпер действительно торчал внутри, и громко закашлялся, выплюнув холодную воду на землю. Белый потолок над его головой стал белым небом, окутанным облаками. Слегка покапывал дождь. Холодно и сыро, как в том сне. Это ведь сон был, верно? Изуна приподнялся на локтях, прошипел от боли в запястье и оглянулся по сторонам. В паре шагов от него билась о небольшие камни река. Должно быть она его сюда и принесла. По крайней мере падение в ее ледяные воды было последним, что Учиха запомнил. Да. Именно так. Тот фриц пытался вырвать его ружье. Затем Мадара появился не пойми откуда и выстрелил в них, и… они оба упали. Упали в реку. И немец вонзил ему скальпель в грудь. Да. Как же забыть про это? Что это вообще значит? Почему этот жуткий тип так хорошо знаком ему из снов? Это безумие какое-то. Что-то из разряда дешевой мистики. Изуна поежился от холода. Пальцы слегка окаченели. С трудом удавалось двигать даже ногами, продрогшими из-за мокрой одежды. Погреться бы где. Может если река не унесла его далеко — удалось бы вернуться к своим, пока враг не нашел? Сколько прошло времени? Судя по тому, что уже утро — достаточно. В воздухе больше не слышны выстрелы, неужели бой окончен? Или река унесла его настолько далеко? — Своим? — он не узнал свой сиплый голос, однако звучал тот весьма насмешливо. И правда. После того что произошло, имеет ли он такое право? После оставленного Саске? Пацан наверняка уже мертв, Итачи за него шкуру спустит, узнай, что Изуна его бросил. К тому же эти ублюдки уже хотели унизить его и убить — разумно ли было объявляться перед ними чудесным спасением? Но если нет — куда идти? Изуна вздохнул, протерев мокрое лицо. А затем застыл, когда открыл глаза снова. В паре метров от Учихи вдруг обнаружилась его винтовка. Изуна подобрался было, чтобы подползти к ней и схватить, но заметил движение впереди. Сразу за оружием лежал на животе тот самый немец. И судя по его неровному дыханию — вполне живой. Ну конечно. Конечно не могло быть иначе. Нужно ее достать. Ублюдок ближе, чем он. Если очнется и увидит - убьет. Изуна встал на колени и стал осторожно подбираться к оружию ближе. Он не знал, будет ли то стрелять после того как побывало в воде, однако тешил себя надеждой, что всадит во врага хотя бы одну пулю. Шаг. Еще шаг, совсем тихий. Камешки под ногами предательски хрустели и терлись друг о друга. Немец, словно бы улавливая даже этот звук, слегка дергал пальцами. Ну же. Еще немного. Изуна протянул руку, когда винтовка была совсем близко, поморщившись от боли. Запястье все еще ужасно болело, хотя холод слегка уменьшал его мучения. Должно быть все же растянул. Наконец пальцы коснулись ремня винтовки. И в этот момент фриц очнулся. Открыл свои ярко-красные глаза, тут же сфокусировав их на бледном лице Изуны. Его щека кровоточила от глубокого пореза. Кровь стекала с подбородка, падая на каменистый берег. Он поморщился. Осторожно коснулся рукой лица. А затем увидел и оружие. Изуна тут же схватился за винтовку, резко отступил и нажал на курок, но выстрела не последовало. Черт! Этих секунд хватило. Альбинос бросился на него, едва не повалив на спину, попытался отобрать оружие, однако Изуна врезал ему ногой по колену, заставив согнуться. Попытался убежать, но немец успел схватить его за волосы и оттянуть назад. Изуна с криком упал, выпустив винтовку из рук. Фриц тут же подобрал ее, отошел на несколько шагов и наставил оружие уже на него. И что с того? Она все равно не стреляет! Однако тот, видать был поумнее Изуны. Раздался щелчок, из винтовки вдруг вытекла вода, затем фриц вскинул ее вверх и выстрелил. — Понял! — Изуна тут же поднял руки, — Не стреляй! Я сдаюсь. Немец прищурил глаза, наставив на него оружие. Кивком головы приказал встать, и Учиха поспешил выполнить его команду. Возникло напряженная пауза. — Wer bist du, verdammter Arschloch? Warum sehe ich dich in meinen Träumen? Antworte doch! Изуна вздрогнул от его крика. Чего он хочет? Почему не стреляет? — Что… я… я тебя не понимаю нихрена. Говори по-человечески! — крикнул Изуна в ответ. — Was du sagst? — рявкнул фриц. Сделал несколько шагов назад, держа Учиху на мушке. Что теперь? Что ему делать?! — Черт… ну нет. Ты же должен знать французский, его все знают. — нервно проговорил Учиха, демонстративно указав на себя, — Даст ис француз. Говори по-французски. Верштейн? Фриц только озадаченно прищурился, склонив голову на бок. Боже. Только бы не разозлился. Парень начинал паниковать. — Toll. Du hast kein einziges Wort von mir verstanden, — ответил он, задумчиво почесав подбородок, — Und woher weiß ich, wer du bist? Sie können mir nicht einmal Ihre Symptome beschreiben. Niemand weiß ob die mit meinen ähnlich sind. Verdammt. — Да он издевается, — вздохнул Изуна. Фриц покачал головой, снова дернув дулом винтовки. Свободной рукой поманил к себе. Подойти? Зачем? Чего он хочет? Изуна помедлил, отчего фриц закричал на него громче. — Komm hier. Ich habe keine Zeit, mich mit dir anzulegen. Пришлось подойти. Странный был этот тип. Вблизи еще чудаковатее, чем казался изначально. Словно бы седой, даже брови и ресницы белые. Казалось еще немного и сквозь его бледную кожу вырвутся его собственные хорошо видные сосуды и пучки синеватых нервов. Гадость. Но ведь не убил его. Изуна зачем-то ему нужен? Может есть шанс с ним договориться, если не нарываться? — Wir müssen Hashirama und die anderen finden… — прошептал мужчина, а затем взглянул на Изуну со смесью злости и нервозности, — Der Fluss ging hinunter — in der Richtung unserer Schützengräben. Gemeint. Ich nehme dich gefangen. Bis die Umstände geklärt sind. Да что он там несет?! Враг схватил его за руки, заставив свести их вместе. Изуна поморщился от боли в запястье и ладони, отчего немец чуть не отшатнулся от него. Смерил долгим взглядом, но все же продолжил задуманное. — Still! — мужчина достал моток веревки из кармана кителя и крепко связал руки Изуне. Затем бросил на него враждебный взгляд и вновь наставив винтовку, кивнул идти вперед. Вдоль течения. Вот оно что. Река несла свои воды по направлению к их позициям. Учиха был в стане врага. Замечательно. — Ладно, ладно. Только прекрати меня ею тыкать. — раздраженно ответил Изуна, осторожно повернувшись к нему спиной. Тот толкнул его, вынуждая идти, — Эй! Но пришлось подчиниться. Зашагать вперед, чувствуя дуло собственной винтовки за спиной. Точнее... винтовки Саске. Да. Что теперь? Немец убьет его? Нет, иначе бы уже пристрелил на месте и не церемонился. Должно быть у него иные планы. Хотел взять в плен? Поэтому оставил в живых? Не сказать, что перспектива лучше смерти, но уже ничего. Дейдара говорил, что в немецких лагерях для пленных ужасные условия, а кормят там отравленными объедками, однако он мог и преувеличивать. А если нет… если нет, то Изуна выбрал себе участь хуже быстрой смерти от пули в затылке. Что же ему делать? Бежать? Найти бы момент подходящий, чтобы не рисковать умереть при первой же попытке к побегу. Их короткий путь прошел в полной тишине. Фриц не разговаривал с ним, а общая безмолвность заставляла Учиху спрашивать куда вдруг подевалась давящая на них война. Впереди виднелись укрепления из колючей проволоки, но за ними не было дозорных. Даже пулеметные гнезда, встретившиеся им после того как фриц заставил его перешагнуть разорванную колючку, пустовали. Словно все разом исчезли. Как в в легенде о Роаноке. Но такого же не бывает в самом деле? Впрочем. У Изуны была одна история. Когда они подошли ближе к креплениям, он убедился, что те принадлежали не французам. У немцев окопы строились с присущей им скурпулезностью и педантичностью, было на что посмотреть. В отличие от земляных туннелей, на дне которых вечно копилась вода и превращала хождение по ним в пытку и борьбу с липкой грязью — немецкие окопы были широкими и целиком обкладывались бетонными блоками, словно бы представляли из себя почти готовые здания, с отсутствующей крышей. Фриц вынудил Изуну осторожно спрыгнуть вниз и идти дальше. Какое-то время они шли вдоль одного из окопов, однако по пути им так и не встретился ни один солдат. Словно разом исчезли все люди кроме них. — Может они вернулись в вашу дойчланд, а тебя забыли? — тихо усмехнулся Изуна, между делом пытаясь ослабить веревки на запястьях, — Ну или… еще что-то случилось. Я слышал одну историю… про пропавший батальон англичан. Их ведь до сих пор не нашли. Может с твоими тоже самое случилось? На войне всякое бывает. Фриц только толкнул его в спину, вынуждая идти быстрее. — Может отпустишь меня тогда? Сдавать-то все равно некому. Хах, не ответил. Было заметно, что он растерян — ищет взглядом хоть кого-то, хмурит брови, пытаясь понять куда же делись его сослуживцы, но не может найти ответ. Впрочем через какое-то время ответ нашел их сам — один поворот, и вот на путь им преградил лежащий ничком немецкий солдат с прострелянной грудью. Фриц поспешил броситься к нему, присев рядом. Осторожно перевернул того на спину, вслушиваясь в дыхание. Вот только его не было. И скорее всего уже давно. Впрочем… Учиха не медик, но рана казалась свежей. Кто-то пристрелил его недавно? Кто-то из своих же? Или здесь были и их войска? В таком случае Изуна должен молиться всем богам, чтобы не встретить здесь брата. Нужно убираться отсюда. Зарыться в нору какую и ждать пока это место действительно опустеет. Вот только что это даст? Сможет ли Изуна без последствий для себя просто вернуться домой и жить дальше? Но ведь это хорошая идея была. Почему Изуна считал ее таковой? Боже, он просто хотел домой подальше от всего этого. Бежать. Нужно просто бежать, как он всегда делает. Учиха, воспользовавшись тем, что немец не следил за ним, сделал осторожный шаг назад. Позади была развилка, скройся он там — фриц замучается петлять в бесконечных муравьиных коридорах. Уж Изуне хорошо известно насколько протяженными могут быть окопы. К его сожалению фриц таки заметил движение переферией зрения и резко обернулся, наставив на Учиху винтовку. — Ich hab gesagt, nicht bewegen! Черт. Нужно было чем-то его отвлечь. — Эм… эй! Смотри! Там позади тебя самолет сбрасывает бочку пива! — крикнул Изуна, показав в небо пальцем, но немец лишь недоуменно вскинул одну бровь. Возникло неловкое молчание. Учиха раздраженно вздохнул, — А… точно. Ты же меня не понимаешь. Однако в какой-то момент раздался выстрел где-то в глубине окопов. Немец таки обернулся, и Изуна, воспользовавшись этим шансом, устремился к развилке, свернув направо. Позади раздался злобный крик. Отлично. Теперь нужно спрятаться от него и дождаться пока ублюдок уйдет. Их короткая погоня не продлилась долго. Изуна старался сворачиваться как можно чаще. Налево, затем на длинный путь, идущий в северную сторону окопов. Затем снова поворот. Изуна обернулся, но немец, кажется, отстал от него еще на втором повороте. Черт, слава богу. Слава богу кто-то додумался пострелять. Только вот кто? Изуна нырнул во тьму землянки, пробежал мимо голых железных кроватей по земляному туннелю и затаился, придавшись к стене. У входа пронеслись чьи-то шаги. Повезло. Немец пробежал мимо. Для верности Изуна выждал еще минуту, но шагов больше не было. Тогда он быстрым шагом, поглядывая назад, вышел из туннеля с другой стороны. ...А затем врезался в чье-то широкое плечо, с криком повалившись на задницу. Нет, только не очередные немцы! Однако к его удивлению форма, бросившаяся в глаза, на солдате была такого же серо-голубого цвета как у самого Учихи. Свой? Изуна прищурился, с изумлением осознав, что знае этого мужчину, сейчас наставившего на него оружие. — Кисаме? — спросил он оскалившегося солдата, — Что… что ты здесь делаешь? Тот с любопытством согнул голову к плечу, разглядывая Изуну сверху-вниз. — Изуна? Так вот ты куда делся. Мы думали ты того, а ты все это время по немецким окопам шлялся? — спросил он. Изуна вздрогнул, поспешив продемонстрировать связанные руки. — Я? Я… нет. Нет, ты не правильно все понял. Я не предатель. За мной сейчас бежит психованный… - он попытался указать назад, но Кисаме лишь со смехом покачал головой. — Или ты в плен решил сдаться? Ну ты шкура предательская! — Да послушай ты! Я здесь не… Однако он замолчал, когда послышались шаги почти за его спиной. О, нет. Проклятье. Только не этот фриц. Он же… Однако вышедшие из тени землянки были отнюдь не немцами. Нет. Это невозможно. — Саске? — изумился Изуна, замерев на месте, словно пригвозденный чужим холодным взглядом. Он был с братом. Стоял в его тени, поглядывая на Учиху изподлобья. Его брат лишь слегка приподнял брови, когда заметил Изуну, усевшегося на зад посреди немецкого окопа. — Надо же. Кого только не встретишь в стане врага, правда, Саске? — Итачи сухо усмехнулся. Саске рядом с братом лишь бросил на парня холодный недоверчивый взгляд. Изуна заметил что его ноги и руки были плотно перевязаны бинтами. Форма порвалась в некоторых местах. Однако по большей части он, кажется, был невредим, лишь царапины алели на бледном лице. Значит кто-то смог спасти его. Кто-то вытащил из проволоки. — Саске! Я думал ты… - начал было Изуна, но замолчал под его яростным взглядом. — Мертв? — прервал его тот. — А ты на это и надеялся? Чтобы никто не узнал? Итачи снисходительно похлопал его по плечу, подойдя к Изуне поближе. Хах. Кажется он злится, но Учиха, наверное, на его месте был бы зол не меньше. Он бросил его из трусости. Желания спасти себя и не тянуть за собой балласт. Был ли он уверен, что Саске скорее всего погибнет? Да. Изуна бросил его умирать и прекрасно это понимал. А еще в тайне надеялся, что Саске унесет произошедшее с собой в могилу. Что ж. Он предупреждал мальчишку с самого начала. Изуна - омерзительный человек. — Как видишь, после того как ты оставил сослуживца на верную смерть, Изуна, моего брата, к счастью, нашел Обито и помог выбраться из колючки, — протянул тот без тени эмоции, подходя все ближе и ближе. Кисаме с интересом наблюдал за ним, — Над его головой летали пули, но он никак не мог бросить своего солдата в таком положении… его освобождение заняло у Обито… двадцать минут. Изуна опустил голову. — Саске, мне очень жаль. Я… я запаниковал и… Его щеку вдруг обожгло болью. Изуна вскрикнул, завалившись на бок. Итачи ударил его кулаком почти ровно по скуле. Еще немного и рассек бы кожу. — Заткнись, мусор, — прошипел он, — После всего, что ты сделал, у тебя нет право на прощение. Впрочем. Я бы сказал, что у тебя нет прав даже на собственную ущербную жизнь. — Итачи кивнул Кисаме, — Будь добр. — Что… — Изуна в страхе приподнялся, — Подожди! Вы не можете застрелить меня! Это… это нарушает… ну, военный устав. Юноша лишь холодно усмехнулся в ответ на его слова. — Неужели? Ты хотя бы поверхносто с ним знаком? — Я… — Военный устав гласит, что всякий перебежчик, дезертир или же трус и пацифист должны подвергаться высшей мере наказания — расстрелу, — сказал он. — Но я не дезертир! — с дрожью в голосе проговорил Изуна, отползая назад, — Я упал в реку! А затем попал в плен к немцу и… у меня даже руки связаны! — Намеренная манипуляция. — сказал Итачи в ответ, — Саске рассказал мне о твоем побеге достаточно вкрадчиво. — Саске! — вмолился Изуна, посмотрев на парня. — Скажи ему, что это не так! Но тот лишь отвел вгляд, когда брат вопросительно посмотрел на него. — Он сам мне это сказал. Сказал, что плевать на все хотел и собирается бежать как только подвернется возможность. — произнес он. — Домой. — Домой? — Итачи слегка приподнял голову, глядя на Учиху со смесью презрения и отвращения. Как многие до него. Изуна вдруг понял, что едва выдерживал его взгляд - у юнца он был слишком ледяным, слишком жутким для молодого парня, едва едва вышедшего из детства. Словно его черные глаза обещали Изуне мучительную смерть за все мучения, которые пережил его брат. — Ты правда настолько идиот, что собрался сбежать отсюда обратно к папе? — На его лице появилась улыбка, — Ты понятия не имеешь, что тебя ждет если ты даже посмеешь вступить на землю Франции. Тебя - ее предателя. — Я не предатель. — Будешь им, как только тебя вытащат из дома и отправят под суд. И боюсь, что в таком случае тебе будет светить не тюрьма. А расстрел. Нет. Нет, это неправда. Значит у Изуны просто нет выхода из этого кошмара. Если он появится в родных местах - его не оставят в покое. Его отца не оставят. Ему придется скрываться где только можно, скитаться по улицам и бояться собственной тени, пока эта проклятая война не кончится. А если и кончится? Смоет ли с него кто-то позор? Изуна больше не вернется домой. Никогда. — О, до тебя, наконец, дошло, — улыбнулся ему Итачи, а затем повернулся к испуганному Изуне, — Доказательства говорят против тебя, Изуна. Ты здесь. На позициях, оставленных немцами совсем недавно. Быть может ранее ты сдался им в плен добровольно, но из-за того, что они покидали свои окопы в спешке — бросили тебя как ненужный хлам. — Да это же полная чушь! Зачем им тогда было оставлять меня в живых?! — Изуна замотал головой. Он не сдавался в плен. Нет. Он сбежал от этого немецкого ублюдка. — Затем, что даже они посчитали, что ты не стоишь потраченной на тебя пули. Но не волнуйся. У нас она найдется. — Итачи дал знак Кисаме, и тот наставил на него винтовку, — Целься этой немецкой подстилке в живот. Я хочу, чтобы он мучился как можно дольше. — Итачи! — Не волнуйся. Твой брат будет только рад, когда узнает о том, что ты истек здесь кровью как собака. — он слегка нагнулся к Учихе, глядя ему в глаза. — Я предупреждал тебя, что будет — если из-за твоей гнилой сущности пострадает мой брат. Радуйся, что у меня нет времени пытать тебя прямо здесь. Нет, они не могут убить его! Только не его! Лучше уж в плен. Лучше влочить свою жизнь в лагере для военнопленных, чем так! — Да ладно вам! Мы ведь можем уладить все иначе! — закричал Изуна, впадая в панику, он встал на колени перед Саске, схватив его за ладони, — Ну прости меня! Я трус и ничтожество! Но это ведь не повод отнимать мою жизнь, ты ведь не такой, Саске. Ты хороший человек. И я тебе нравлюсь! Нравился же?! Правда?! Пожалуйста, скажи своему брату хоть что-нибудь! Но Саске лишь с отвращением оттолкнул его от себя и отвернулся, не желая слышать его тошные мольбы. — Не нравишься ты мне, слизняк. Ну и черт с ним. Что эта малолетка вообще понимает?! Он всегда только раздражал. Другое дело Кисаме. Он - нормальный человек. Не то что его психованные родственники. Верно? Изуна посмотрел на Кисаме со слезами на глазах. — Кисаме, дружище! Ну скажи им хоть что-то! Мы же с тобой никогда не ссорились! — Ропщет-то как. — рассмеялся мужчина в ответ, — Может дадим ему минут пять так поползать перед нами? Но юноша с ледяным взглядом только покачал головой. — Нет. Мы первые, кто пришел в эти окопы. Немцы еще могут слоняться поблизости. — отрезал Итачи. — Стреляй. Кисаме пожал плечами, нацелив винтовку Учихе в живот. Никто не отводил взгляд. Всем хотелось посмотреть на то, как крыса наконец поплатится за свои крысиные поступки. Изуна застыл от сковавшего его ужаса, зажмурив глаза в предчувствии боли. Раздался выстрел.Тобирама
…к его сожалению не удалось никого даже ранить — пуля прошла по касательной, лишь слегка задев плечо самого крупного из них француза. Впрочем, он тут же отпрянул назад, невольно выронив свое оружие на землю. Пленный поспешил отползти прочь, благо в ту сторону, где как раз и притаился Тобирама. — …à couvert! — послышался крик одного из них, и лягушатники бросились в рассыпную в поисках укрытия. Для верности Сенджу выстрелил еще один раз, и убедившись, что никто все еще не заметил его во тьме землянки, бросился к ползущему по земле французу. Схватил за плечо и рывком поднял на ноги. Слезившиеся глаза того в шоке расширились. Он явно не ожидал увидеть мужчину снова, однако тот не дал ему осмыслить произошедшее. Грубо толкнул в темноту, благо француз оказался более догадлив, чем Тобирама думал — побежал вперед сам. — Шевелись! — крикнул он. Позади послышались крики и выстрелы. Одна из пуль ударилась в стену совсем рядом с Тобирамой. Тот нырнул во тьму следом за пленным и ускорил бег. Они неслись мимо оставленных всеми кроватей и ящиков, повезло, что Тобирама узнавал эту землянку — здесь на самой крайней кровати спал Хаширама. Почти добравшись до конца туннеля, альбинос резко остановился, глядя убегающему французу в спину. Нужно задержать их. А желательно убить. — Tue ce bâtard! К его счастью, пока он искал этого долбанного француза по всем окопам, успел найти и свой военный ранец, оставленный в заброшенном полевом лагере. Благо лезть за нужным не пришлось далеко. Тобирама клял себя на чем свет стоял, когда вспомнил, что совсем недавно, когда ему только вручали форму и снаряжение, хотел отказаться от ручных гранат, ссылаясь на его должность связанную больше с лечением, нежели убийствами, да еще и столь шумными. Однако Какаши в тот момент ответил ему, что любой солдат должен быть полностью укомплектован, посему все же пара гранат у Сенджу имелась. Вытащив одну из них, Тобирама замахнулся и бросил ее как можно дальше в темный туннель. Он успел сорваться с места и пробежать еще немного, когда раздался взрыв. Послышались крики. Тобираму ударило взрывной волной. С полотка посыпалась земля. Сейчас обрушится. Сенджу поднялся на ноги и прикрыв голову руками из всех сил побежал навстречу свету. И снова новый грохот, свидетельствующий о обвале землянки. Тобираме удалось вырваться на воздух прежде, чем потолок просел у самого входа. Он едва не налетел на пленного француза, но в последний момент успел остановиться. Пролятье. Несмотря на свист в ушах он выжил! Боже. Повезло в последний момент. — Ты… — нужно было продышаться. Тобирама задрал голову и сделал глубокий вдох. Француз весь трясся, молча смотрел куда-то позади него, на заваленный вход, — Я из-за тебя чуть не умер. Иди сюда. Парень что-то забормотал, попытавшись отойти, но Тобирама грубо схватил его за подбородок, внимательно вглядываясь в черные глаза. Он что, плачет? Однако что он ожидал там увидеть? Энцефалит никак не проявлял себя внешне. Если он хотел хоть что-то понять — должен был вкрыть череп этого лягушатника и вытащить его мозги наружу. — У тебя… — кажется его слегка контузило после взрыва, — есть проблемы со сном? Или галлюцинации? Мне нужно знать симптоматику! Француз только опасливо смотрел на оружие в его руках и что-то мямлил. Сейчас гляди и обделается. — Ну скажи хоть что-то! У меня мало времени. Я засыпаю вечным сном, а ты, ублюдок, с этим как то связан! — он встяхнул напуганного француза, — Почему я вижу тебя? Почему ты смотришь на меня моим взглядом?! — Je ne comprends pas! De quoi avez-vous besoin? Pouvez-vous baisser votre arme? Почему он так злится? Так паникует из-за своей смерти? Раньше Тобирама воспринимал ее как данность на пути к прогрессу, а теперь… подумать только, он испытывает этот позорный страх за свою жизнь. Какой кошмар. Того и гляди начнет кричать, пожалуйста не убивайте! Это не его эмоции. Не его мысли, их просто кто-то внедрил. Также как в этого француза — манеру смотреть на других с лабораторной беспристрастной расчетливостью. Пусть вернет то, что не его! — Ты бесполезен! — Тобирама толкнул его к стене, заставив упасть на землю. Парень в страхе отполз от него подальше, но перестал шевелиться, как только Сенджу наставил на него винтовку. Нужно найти свой батальон. Свою армию. Хашираму. Он просто тратит время, пытаясь узнать у этого недоумка то, что тот наверняка вообще не понимает. Какое разочарование. Тобирама думал, что встретив человека из своих снов, поймет хоть что-то, но он видит перед собой совершенно обычного француза, ничем не отличающегося от остальных таких же. Нет никакого ключа к загадке. Никакого ответа. Что дало Сенджу осознание реальности его предсметрных галлюцинаций? Он даже не может спросить у этого француза ничего, потому что не знает их проклятого языка! Дуло винтовки ткнулось в чужой лоб. — Non… je vous en prie! Он не знает куда ушел его батальон вместе с остальными, после того как наступление провалилось, однако если французам удалось выбить их из укреплений — отступать пришлось спешно. Тобирама не видел бронемашин и другого транспорта. Способен ли он нагнать их на своих двоих если может только предполагать куда те двинулись? А ведь небо уже темнело. Мужчина вздохнул. В голову вдруг пришла странная мысль. А он… этот парень похож на Кагами. Не копия. Конечно нет. Но глаза такие же черные. Все французы так похожи? Или это просто еще одно странное совпадение? Тобирама занервничал. Он раньше очень редко нервничал. Словно чужой страх сказывался на нем напрямую. Человек напротив него был в истерике. Ужасно не хотел умирать, не так ли? Ницше как-то сказал… Что есть два пути избавить людей от страдания — быстрая смерть и… продолжительная любовь. Во второе Тобирама никогда не верил, а вот первое могло обеспечить спокойствие им обоим. Сенджу не может позволить себе гоняться за сопротивляющимся пленником по всем окопам, он будет тормозить его и мешаться, Тобираме попросту придется следить за тем, чтобы француз не украл у него винтвоку и не застрелил из нее же. Он хотел бы. Взять его с собой и изучить получше, но не мог физически. Значит от француза придется избавиться. Но ведь можно взять хотя бы мозг? Верно? Нет. Он просто сгниет по дороге. Тобираме не в чем его тащить. Некуда положить. Его последняя надежда слишком недосягаема для его рук. Какая досада. Твою мать. Француз продолжал умолять его, в страхе глядя на дуло. А ведь и правда на Кагами похож. Если бы тот не умер по его вине. Нет… даже не так. По вине болезни, которая вот вот убьет всех, кто еще остался в этом окопе. Тобирама молча держал парня на прицеле, размышляя. Прошло несколько долгих минут. Наконец он опустил винтовку, а затем повесив ту на плечо, достал из кармана нож. Пленный тут же вскрикнул, когда Сенджу подошел к нему с ножом вплотную. — Не дергайся, — Тобирама разрезал веревку на его руках и отступил на пару шагов. Француз удивленно посмотрел на свои руки, а затем осторожно встал. Его щека слегка опухла и покраснела. Тот лягушатник знатно его приложил, только вот из-за чего? Они были из одного войска. Зачем эти трое напали на своего же? Может быть Тобирама не видел всех деталей той истории? Впрочем, уже и не важно, — Проваливай отсюда. Нужно было найти своих, пока его не посчитали погибшим или дезертиром. Хаширама наверняка напишет письмо отцу, а у того слишком слабое сердце. Знать бы где они. Может он найдет по следам, если пойдет дальше — прочь из окопов? Осторожно выбравшись наружу, Тобирама осмотрелся по сторонам. Солнце неуклонно шло к горизонту. Позади раздались шаги. Француз шел за ним. — Ты не понял меня? — он махнул рукой, — Иди к своим. Француз остановился, глядя на него с непониманием на лице. Тобирама еще раз махнул на него рукой и направился прочь из окопов. Иногда он все же оглядывался, чтобы убедиться, что тот не идет за ним. Однако парень продолжало расстерянно стоять позади. Его худой силуэт становился все незаметнее в темноте. Тобирама понял, что не ощущал сонливости рядом с ним только тогда, когда пленник окончательно пропал. Идти было тяжело — уже больше двух километров Сенджу не встречалось ничего, кроме глубоких траншей, воронок, наполненных грязью и мертвыми телами, да покореженных и черных деревьев. Их было особенно много, наверное, здесь когда-то был лес или нечто подобное. Тобирама осматривался кругом, но ничего кроме черных силуэтов сломанной техники не видел. Иногда встречались трупы, повисшие на колючей проволоке. Иногда замершие и вздувшиеся от внутренний процессов разложения тела лошадей. Здесь их было особенно много. Иногда он останавливался и ощупывал землю, проеденную свежими следами бронемашины. Подозревал, что должен идти по нему, однако порой терял его в грязи и глубоких лужах. Еще и стемнело окончательно. Когда на горизонте показался лес, пока не затронутый войной, Тобирама решил сделать привал именно там — в зарослях его хотя бы не заметят французы, оставаться посреди этой грязной пустоши было затеей не самой безопасной. Мужчина вытер пот со лба. Вскоре след колес и гусениц окончательно пропал, оставив его в полной растерянности. Оставалось лишь интуитивно идти дальше, однако то было не лучшим способом найти ушедшую далеко вперед армию. Сколько же длилось их отступление? И оступили они назад или же сменили направление? Тобирама продолжил идти. Когда стемнело окончательно — он едва различал даже то, что было у него под ногами. Небо как назло было затянуто тучами. Оставалось лишь ориентироваться по горизонту, на котором пока еще виднелась полоска соснового леса. Наверняка у него был фонарик, но его свет мог привлечь внимание. Внезапно он заметил краем глаза движение. Резко обернулся. Его нога наступила на край какого-то рва, и Тобирама ощутил как теряет равновесие. Нет, только не… Он завалился на спину и покатился вниз к воронке. Попытавшись смягчить падение, выставил руки вперед, и те по локоть ушли в зловонную грязь. Тобирама вскрикнул от неожиданности, когда перед лицом оказалась голова лошади. В ноздри ударил запах гнилого мяса. Он упал в воронку от взрыва, куда успела стечься вся дрянь, которая только могла быть на войне. Трупы, испражнения, грязь и мусор. Воняло здесь так, что быстрая смерть от французской пули казалась почти пощадой. Тобирама с рычанием попытался вытащить руку, но он был в слишком неудобной позе, чтобы опиреться на что-то хотя бы ногами. Лежал на животе, пока те торчали снаружи. Как ни кстати вспомнился рассказ Какаши про смерть солдата в подобной воронке. Захлебнуться смесью дерьма и разложившихся тел. Вот уж судьба. Тобирама закричал, попытавшись вытащить хотя бы одну руку, но только глубже ушел в грязь. Лошадь сочуственно наблюдала за ним своими остекленевшими глазами. По его зрачками ползали жирные мухи. Их жужжание, стоявшее в ушах, больно било по барабанным перепонкам. Нужно попробовать еще раз. Он не может так глупо умереть. Только не он. Тобирама напрягся и потянулся назад. Кто-то вдруг схватил его за плечи. И с трудом потянул назад. Кто? Тобирама с удивлением обнаружил как его руки медленно вынырнули из грязи. Перевернулся на спину и с трудом выполз из воронки. Хаширама? Он обернулся к незнакомцу позади. А затем ошалело вздрогнул, когда взгляд наткнулся на знакомое лицо со слегка покрасневшей щекой. — Какого черта ты тут делаешь?! — прошипел Тобирама, и его спаситель поспешил отшатнуться назад, едва не угодив в ту же воронку, — Я же отпустил тебя! Он сделил за Сенджу все это время? Зачем? Мужчина тут же бросил ранец на землю, стал яростно вытирать свои руки хоть о что-нибудь. Затем достал фляжку из своих вещей и облил ею ладони. Француз тем временем уселся на колени, наблюдая за его манипуляциями. — Je veux me rendre. Comprendre? Capturé par le Fritz. C'est-à-dire à vous. — сказал он, махнув рукой. Вид у него был нервозный. — Все равно ничерта не понимаю, — Тобирама вытер более мене чистые руки о штаны. Затем демонстративно пожал плечами. Француз вздохнул. — Аvoir l'air idiot! — сказал он, а затем указал на себя, — je… — после указал на самого Сенджу, — tu… — и показал сцепленные меж собою запястья, — se rendre. Тобирама недоуменно почесал голову. — Из всего, что ты сказал, я понял только то, что ты назвал меня идиотом. Парень закатил глаза, устало простонав. -…je! — опять он ткнул себя в грудь, затем показал на сомкнутые запястья, — se rendre, и ткнул в грудь уже Сенджу, — tu! Ага… кажется Сенджу понял. Это полное безумие - он разговаривает с французом и пытается понять, что тот талдычет ему на своем лягушином языке. И все же... — Ты сдаться хочешь? — удивился он. — Мне? То есть… tu? — Оui! — кивнул француз радостно. Но зачем? Тобирама посмотрел на него в недоумении. Пару часов назад он вырывался и бежал, а сейчас сам добровольно хочет идти за ним? Да еще и жизнь спас вместо того, чтобы отнять оружие и добить? — Зачем тебе это надо? Я не могу гарантировать, что в лагере для военнопленных тебя ждут нормальные условия. — холодно сообщил ему Тобирама, — Я вообще ничего не могу гарантировать. Понимаешь? Француз только прищурился, явно не поняв ни слова сказанного. Тобирама раздраженно зарычал. Может это ловушка? Нет. Уж явно какая-то усложненная. С другой стороны его мотив был в каком-то смысле очевиден. Тобирама видел как другие французы пытались убить его, как бы он не умолял их о пощаде. Почему? Это была личная расправа или же наказание? За что полагается расстрел? Предательство? Дезертирство? Если так — то можно ли назвать такого солдата врагом, раз он сам ушел с поля боя? Впрочем то были лишь догадки. Тобирама стоял перед фактами. Парень хотел сдаться добровольно. Хотел попасть в обстановку, в которой Тобирама мог бы спокойно изучить его симптоматику, если таковая вообще имелась. Мог узнать больше. Мог найти Хашираму... если тот жив. Точно. Хаширама знает французский! Он мог бы рассказать то, что Сенджу не узнает напрямую. Мужчина задумчиво почесал щеку, и тут же поморщился от боли. Нужно обработать раны. В рюкзаке будет аптечка. Впрочем, шрам все равно останется. — Данзо будет в шоке. — проговорил он тихо. — Такая находка. Которая еще и сама пришла в руки. К слову о них. Тобирама протянул парню ладонь, недоверчиво и осторожно. Все же стоило держать его на прицеле все равно. — Ладно. Можешь идти со мной. Только назад оружие не получишь, понял? Тот медленно пожал его руку в ответ. Кто бы мог подумать. Француз пожимал его чертову руку! — Тобирама. — указал альбинос на себя. Француз недоуменно поморщился. Мда, — Имя. Тобирама. Наконец тот догадался о чем шла речь. — Изуна, — в свою очередь сказал француз. — Я знаю, — вдруг ответил мужчина задумчиво. Знает? А точно ли? Словно чувство дежавю, — Ладно. Иди вперед. Я за тобой. Тобирама поднялся на ноги и махнул ладонью в сторону леса. Парень кивнул, и оба отправились дальше, бросая друг на друга настороженные взгляды. Мертвая лошадь тоскливо наблюдала за ними со дна воронки. Плотная стена из пыли, окутавшая окопы словно туман стояла еще несколько минут, медленно оседая на землю. Сперва была лишь тишина, рассекаемая лишь тихими булькающими звуками, однако через какое-то время они стали четче и слышнее, обратились в более ясный человеческий голос, сквозь боль пытающийся звать на помощь. Затем раздался хруст. Небрежные шаги по изрытой земле и разрушенному бетону, некогда служившему опорой для отвесных стен. Шаги стали слышнее. Кто-то раздраженно стряхнул с плеч пыль и кусочки камней. Им удалось выжить только чудом. Еще немного — и завалило бы всех троих. К счастью Итачи досталось меньше всех — он был первым, кто вообще сумел выбраться из завалов. Потом пришлось откапывать Саске, к счастью, более менее целого, если не считать ушибов. Шаги прекратились. Чья-то окровавленная рука схватила его за лодыжку. Итачи неохотно обернулся, опустив взгляд к заваленному изнутри входу. Он кричал им бежать назад, когда заметил гранату в руке немца. Саске послушался сразу, Кисаме — с промедлением. Сам виноват. Он был почти у выхода, когда земля погребла его под собой. Будь расторопнее — не переломал бы кости столь глупо. — Итачи… — и снова эти булькающие звуки. Итачи посмотрел на него сверху-вниз. Затем отвел ногу назад, дабы дрожащие пальцы солдата перестали судорожно цепляться за его ботинок, — Я не… чувствую… Ног? Итачи холодно усмехнулся. Не от садизма. От того, что Кисаме так и не понял, что на самом деле вовсе не выжил в это войне. — Ты был в зоне взрыва. Скорее всего сломаны далеко не только ноги, — ответил он равнодушно. Рука легла на рукоять его личного кольта. Кисаме ошеламленно замер, будто бы забыв о своей ужасной боли. Теперь глаза мужчины неотрывно наблюдали за чужой ладонью. Однако Итачи не стал вынимать его. Услышал позади себя шаги и кашель. — Что нам теперь делать? Этот фриц сбежал с предателем. Что если он выдаст им важную информацию? — спросил Саске брата, но тут же остолбенел, заметив полуживого Кисаме, — Мы… мы должны вернуться к своим. Кисаме нужна помощь. Информацию? Итачи хотелось рассмеяться. Единственная информация, которой мог поделиться Изуна с этими варварами - как заглотнуть поглубже. А что насчет их раненого... — Он уже на последним издыхании. А у нас есть приказ. — Но мы не можем его здесь бросить. Итачи вздохнул. — И то верно. — устало произнес он, — Иди вперед. Я посмотрю, что можно сделать. Если не умрет от потери крови — потащим к своим. Саске благодарно кивнул. Крепко сжал винтовку в пальцах и вскоре скрылся за пыльным облаком. Едва ли нагонит врага. Им пришлось сделать перерыв, чтобы зализать раны — если фриц не идиот, то первое что он сделает — пристрелит Изуну и побежит догонять своих. Впрочем… если Саске обнаружит тело этого предателя, это будет уже хорошей новостью для них. Итачи опустил взгляд к Кисаме. А если нет… — Ты же… не собирался в меня стрелять? — с трудом сумел выдавить из себя Кисаме, сжимая зубы от боли. Итачи усмехнулся. — Конечно нет, — ответил он, вытащив из пояса длинный пехотный штык-нож. Саске же может услышать.