Броня из цветов

Watch the ground quake Crumbling right beneath my feet I hear the rumbling I feel it boiling in me Let it rain

Укрытием, которое обещал найти Алан, оказался заброшенный дом у реки. Он находился ниже по течению от моря, где располагалась рамка проклятого Адского портала — тот всё ещё стоял перед мысленным взором Алана, как морозящее кожу привидение, и пора было уже забыть — прошёл не один день, как Стив вышел из Ада живым, а разбойник призвал Досаждателя. Только они были пустыми. Колдовство, что открыл Алан, оскверняло честь. Позорило посильнее убийства другого разбойника в родном аванпосте, отравляло сильнее пролитых слёз матери или хотя бы мачехи. Но к Алану не относился ни один из примеров — его воспитанием занимались крепкая рука старшего разбойника, его ремень и каменный взгляд. Поразмыслив об этом, — Алан думал и думал, не прекращая переносился в прошлое и обратно, не слышал окружающий мир, его касались только воспоминания: болезненные скрипы половиц аванпоста, кашель заключенных за стеной, Алан раздражался от пьянок в столовой, его снова и снова тошнило от жареной мертвечины; заткнись, замолчи, ты сбежал! — парень пришёл ко мнению, что всё-таки призыв его не осквернял. Хозяином заброшенного дома был лесник. Призванный Досаждатель всё время мерещился перед глазами, шумел в ушах и путал мысли своим жалобным воем. Он выполнил задание — нашёл особняк, оповестив об этом хозяина. Но хозяин прийти не торопился. Алан сидел на пыльной кровати в самом углу тёмной комнаты, окутанной паутиной, пялился несчастными уставшими глазами на деревянную чашку на столе и не мог понять, что за дрянь прилипла к её дну. Стив, самый главный человек в его теперь потерянной жизни, очищал божественный меч, бросающий свет на пол и грязные стены; мужчина тоже чем-то недоволен, он устал и голоден, хочет поменять одежду и лечь спать на эту кровать — она покосилась и скрипит от каждого вздоха, но так манит к себе каким-никаким одеялом и периной, мягкой подушкой и пледом из овчины, что выть хочется. — Стив… Стив, пожалуйста, послушай меня, — наконец произнес Алан, случайно замечая в своем голосе какой-то слишком жалобный тон, — я должен признаться. Когда ты ползал по Аду, я призвал Досаждателя. Рука мужчины, занесённая над острым лезвием, остановилась; тусклая свеча на столе дрогнула и блик от неё тут же озарил красивые синие глаза, в которых томилось то ли море, то ли лёд — Алан пока не разобрался. Вызвал… Кого? Что несёт этот парень? Но Стив выразился иначе, не так как подумал: — Я не ползал, а осматривал. Это разные вещи, — и опустил взгляд на белое лезвие. Мокрая тряпка оставляла разводы. Бесит. — То есть тебя не смутило, что я только что сказал? — Ты вызвал Досаждателя. Я понял. — Во мне течёт кровь Вызывателя, Стив! — снова обратился разбойник, подаваясь корпусом вперёд — перемотанные бинтами руки оперлись на колени, и ноющая боль от порезов о кусты шиповника снова дала о себе знать. Но Алан внимания не обратил. Его взгляд загорелся, а в голосе мелькнула жизнь: — Я не просто Разбойник, я… Я как они. Они — вызыватели, загадочные колдуны, жившие в огромных особняках-лабиринтах в разных частях леса. Внешне напоминали знакомых с детства разбойников, но вызыватели были сильнее — Алан уверен, в нем нет ни тени сомнения — гораздо сильнее. И потому сейчас говорил об этом Стиву, ведь появился шанс коснуться этой загадочной энергии руками, окунуться в неё лицом, как в воду. От того щёки Алана горели, на мертвенно-серой коже полыхали бордовые огни восхищения. Если Стив согласится идти дальше, к особняку, то всё наконец встанет на свои места. Но Стив отвечать не торопился. Вызыватель. Малец — вызыватель. — Что ты хочешь? — напрямую спросил мужчина, осматривая собственное лицо в отражении сияющего металла. — Досаждатель уже несколько дней зовет меня в особняк. Я приказал ему его найти. И он нашёл в тот же вечер. Мне нужно домой. — Почему не пошел сам, если считаешь то «счастливое» место домом? Или нужно отдельное разрешение? — он имеет над ним власть? — Я не мог оставить тебя умирать! — нервно отозвался Алан. Мог. — Ты лежал без сознания почти сутки. Я не знал, что с тобой делать — ты был лёгкой добычей для любой опасной твари. И не строй из себя героя, ты не умеешь драться во сне… Мальчик бывает не в себе, ночами ворочается и жмётся к стенам, когда мы в помещении. У него настроение меняется как июльская погода — то сотрясает гром, то морит солнце. Чего ждать — неизвестно. Дай в его руки силу и он разобьет себе голову. Но если научить контролировать её — будет железным занавесом, что защитит от смерти. Мужчина чуть наклонил голову, смущаясь своим корыстным мыслям. От того, насколько сильно Алан подбирался к его нежной сути, заточённой под незеритовой бронёй грудной клетки, хотелось выть; в голове скользило желание молча уйти от разбойника, когда тот уснёт. Чтобы ближе не подпустить. Чтобы остаться под защитой одиночества. Но… Вызыватель? В самом деле? — Мог бы и проверить, оставить, вдруг я страдаю лунатизмом? — на губах Стива мелькнула ироничная усмешка. — Столько раз дрался, что повторил бы это и во сне. Кстати, Алан, ты знаешь как лунатизм называли в моей деревне? Одержимость. Парень недовольно фыркнул. То, как мужчина легко соскальзывал с неудобных тем, разбойника уже не удивляло. Почти каждый их диалог заканчивался подобным образом, и Алан, кажется, сам научился с лёгкостью копировать поведение названного друга — так же съезжать с тем, иронизировать, раскидываясь ядом не хуже ведьм, а также ругаться без причины и ходить с каменным лицом. Словом — отзеркаливать. Или сливаться в одно? Парень, не найдя как ответить, сложил руки на груди и недовольно надулся: ответа ему так и не дали. А ведь в самом деле, почему разбойник не пошел один? В любой другой момент. Почему он вообще за ним увязался? — И без лунатизма видно, что ты одержимый. Но мне не важно. В самом деле уже всё равно… Сквозняк гонял по чёрному полу засохшие листья и клочки пыли. На чердаке заброшенного дома свили гнездо птицы и прятались там, пока не пришли летучие мыши; о, летучие мыши водились всюду — мелкие и озлобленные, они терроризировали глубокие пещеры и вековые леса, селились в дуплах и брошенных постройках. Наверное именно они шумели наверху, по крайней мере Алан надеялся на это, не желая проснуться от паучьих лап на своей груди. А о чем думал Стив, когда они зашли в этот дом? О чем думал Стив, когда проснулся от аромата пробуждающего зелья в то самое утро? Мужчина молчал ещё какое-то время, а затем медленно кивнул: «Хорошо, мы пойдем в особняк». Решился. *** — Ты выглядишь отвратительно. Так, будто тебя сожгли и похоронили. Вывернули наизнанку. Рубины на чёрном как ночь мундире сияют от огней дьявольских цветов, жесты Херобрина грациозны, ровны и точны, каждое движение — это рождение и смерть новой души в Нижнем мире, пленение звезды, взращение ростка, неспешное течение лавовых водопадов. В Аду жарко как никогда и это пугает — пекло разрастается от каждого вдоха, каждого выдоха адского князя: он не в себе. Он раздражён. Ифриты жгут под собой землю. Сад вокруг распустился, на рубиновых деревьях вьюны раскрыли бутоны. Энтити непоколебим. Его шарнирные медленные шаги вокруг сидящего в кресле князя лишь злят последнего; пришедший из тумана, чёрный силуэт вселяет могильный ужас в привыкшего к разным тварям Херобрина. Молчание накаляет обстановку. Демон скользит злыми глазами по красному саду вокруг, откидывается на спинку кресла и закидывает ногу на ногу отточенным движением. Энтити наконец произносит: — Каждое слово твоё — яд. — Закрой пасть, — на лице Херобрина — отторжение и отвращение. Низко тратить слова на драконью крысу. — Я хожу за тобой по пятам, Адский господин. Там, где проходит Энтити, умирает трава — за тварью следует шлейф смерти, на языке пляшет металлический кровавый привкус, а в глазах темнеет; зачем он снова вернулся — нельзя сказать. Он преследует свои цели и точно не погружает в них, ведь они не вода, а потусторонний — не утопленник. О таких, как Энтити, не принято говорить. Что значит шифр в его полном имени, — триста три, — не знает даже Вселенная. — В твоих глазах раздор тысячелетий, ты видел, как рождались и умирали звезды. В один момент они сошлись воедино: ты выстроил на этом месте храм, — существо останавливается позади Херобрина и возносит перед его лицом руки. Ладони настолько же черны, насколько черно его лицо, а его лицо — это удушающая пустота, что простиралась под нерушимым бедроком. — Дракон его разрушил, — Энтити сжимает одну ладонь, — спрятал на века. Ты стал его искать. Нашёл. Начал отстраивать по кусочкам, собирая пыль, что разлетелась по космосу… Ты сам не помнил, какой элемент какое место занимает — надежда одна, что сам храм вернет всё на свои места, — одна ладонь накрывает другую; Херобрин с отвращением замечает, что пальцы Энтити — паучьи. — Ты знаешь, что если разом вернешь все куски в кратер, оставшийся от умерших звёзд, храм падет под их весом! — руки лажатся на глаза Херобрина — ледяные! Демон отпрянул. Злость наполнила его тело, как дождь — реку, что начала выходить из берегов; о каком храме шла эфемерная речь Энтити было кристально ясно. Гнев стал физическим, газ обратился в плазму и стал называться огнём. Херобрин вмиг вскочил с кресла и от его ног в стороны разлетелись ленты пламени — красные, жгучие, палящие всё на своем пути… Но Энтити уже исчез. Демон прошел вперёд на два шага и устало пригладил тёмные волосы, стараясь хотя бы так вернуть себе самообладание — болезненная пульсация в висках вызывала тошноту. В чужих ветвистых речах Демон вдруг услышал давно забытые ноты, и так сильно хотелось бы, чтобы просто послышалось… Это ложь! Устами Энтити говорил Дракон? Я стою перед выбором. Херобрин знает, что больше не может рассказать. Стив должен справиться один. В противном случае Храм падёт. *** Особняк — несокрушимый монолит. Чёрной высокой фигурой мерещится за изумрудными ветвями, будто женщина за расписным веером, но стоит ей убрать его, откроется мерзкое престарелое лицо — вот и здесь, за дверьми точно не было ничего хорошего. По крайней мере в этом уверен мужчина. Он видел восторг Алана, чувствовал, как тот светится весенним солнцем изнутри в преддверии раскрытия тайны, получения нового магического опыта, обретения наконец себя… Но какое-то едкое предчувствие не давало Стиву успокоиться. Оно словно нашёптывало: «Кругом обман. Тут подозрительно тихо. Пахнет кровью…» А чутью он привык доверять. — Ты чувствуешь что-нибудь? — полушёпотом спросил Стив, аккуратно укладывая сильную руку на рукоять меча. — Нет. Досаждатель замолк. — Странно. Не думал, что ловушка? — Да кому мы нужны? — фыркнул разбойник, затем неаккуратным движением затягивая волосы в хвосте. Те всё время норовили выскользнуть и упасть на его кукольное, но мертвецки-уставшее лицо. — Вряд ли Вызыватели обратили бы внимание на очередного летуна, их там как грязи, поверь мне. Стив не ответил. В очередной раз внимательно осмотрев окружение, он двинулся в сторону здания, в любой момент готовясь защищаться. За ним, отрываясь на пару шагов, следовал Алан — оказывается, вызыватель. Оказывается, с потенциалом великого мага, хотя по нему просто так и не скажешь — на вид ничуть не изменился. В окнах горел свет, а это значит, что внутри не пусто, внутри — жизнь. Путники, приблизившись к заросшему мхом каменному крыльцу, осторожно поднялись по ступеням и ещё раз осмотрелись — никого. Стив оглянулся, поймал горящий взгляд Алана, и в нём было так много надежды, что не пойти уже точно нельзя. Поэтому Стив толкнул массивную дверь. А за ней, — дыхание сперло, — бездна. На улицу как из гейзера полился запах резни. Замутило. Перед глазами дымная пелена, — Стив наощупь схватил руку Алана, другой находу выхватил меч, тяжёлый как никогда, — мерзкое месиво из однообразных серо-бурых тел развалилось на красных коврах коридора — не разобрать, это он по оттенку как редстоун или чёртова запекшаяся кровь? — Что за твою мать? — мужчина отшатнулся назад, к безопасной стене, чтобы за спиной ничто не появилось. — Кто сделал… — Боишься?! — человек в синем в другом конце коридора. — Я боюсь тоже! Пилигримы изволили прийти, — ритм слов сбит, как пластинка в перемотке… Пространство странно качнулось и воздух пошел волнами; по стенам пробежалась рябь, стоило синему их коснуться. Чужаки уставились на выжившего жителя особняка, как на белое привидение — хотя лицо у него было скорее землистым, чем серым и привычным для них. Человек поковылял в их сторону. «Иллюзор, — шепнул Алан, незаметно даже для себя прижимаясь к сильной руке Стива, — думал, он выдумка. Про такого только легенды ходили, говорили, что их не существует…» Синяя рваная мантия с прозрачным серебристым узором звёзд была всё ближе. Иллюзор сжимал глубокую рану на животе и безостановочно истекал кровью, но ориентировался в горьком дыму так, будто мог пройти к гостям даже не имея глаз. — Он прицепил на поборника бирку с именем Джонни, кажется, решил пошутить, — на каждой ступеньке Иллюзор оставлял несколько капель свежей крови, — и тот озверел. Кинулся… Кинулся на всех с топором. Заточенным. На него не действовала магия, ведь на своих… Не работает! — с тонких губ сорвался тихий нервный смешок, но в нём было столько боли, сколько не было в самом громком крике. — Дом пропитался смертью. Её запах витает даже на каскаде крыши! — Где сейчас этот поборник? — осмелился Стив, делая шаг вперед. Наступил в нескольких дюймах от морщинистой неподвижной руки. Одной из. — Пилигримы, это вы принесли беду! Черный ребёнок явился за вами! Он весь из тьмы, с головы до пят! Глаза белые, как порошок… Как порошок! — Иллюзор упал на колени, задыхаясь от своего крика; мерцающий свет проглатывал его хрупкую и безвольную фигуру будто рыба — воздух, и лишь поражённое молчание чужаков давало ему стимул продолжать кричать. Упиваться криком, сейчас — пустым, испуганным. Предсмертным. — Нал? — не верящий шёпот разбойника растворился в магическом дыме. — Черный ребёнок с белыми глазами — это Нал? Иллюзор без сил упал на пол, совсем близко к другим обитателям особняка, сваленным в одну бесформенную кучу. Уходить уже нельзя — в чаще леса ночь. Рядом стучит костями скелет. От повисшего напряжения не отойти от двери ни на шаг. Как пройти к комнатам? Но трупы обращаются в прах, впитываются в пол.