Nowhere to run Nowhere to hide I let you live but I’ll watch you die
Стив глубоко дышал, упираясь руками в мраморный постамент. Прямо перед лицом — чёртов белый тюльпан. Тюльпан, что растворился в воздухе перед падением и так же восстановился. Пах он сладко. Как конфеты. Стив старался сместить мысли в сторону сахарных леденцов или шоколада, но упорно возвращался к столкновению с Херобрином. Он думал. Дышал. Кривил лицо в гримасе, полной непонимания и ужаса. Сжимал и разжимал кулаки, стараясь хотя бы немного утихомирить шторм внутри… О чём он, чёрт побери, только думал?! Что за сладкие поцелуи с Демоном?! Это точно были не его эмоции, вдруг захлестнувшие с головой! — Сука! Твою мать! — в гневе смахнул горшок с тюльпаном с постамента — столкнувшись с полом, тот разлетелся по святилищу стеклянным градом, освещая бликами белые расписные стены… — «Ангел-хранитель»? Кто тебя, идиота, за язык потянул такое сморозить?! Мужчина обезумевши метнулся в центр комнаты, стыдливо пряча лицо за ледяными ладонями. Под ногами хрустело стекло, мелодично сливаясь с проклятиями, срывающимися с губ воина. Осознание произошедшего пришло только сейчас. Казалось, что как только Стив заглянул в святилище, аромат тюльпана его захлестнул. Накрыл как магма, стекающая по телу Демона — его страшная, сильная энергия, создавшая весь Нижний мир. Она была такая горячая и невыносимая, что распахнула где-то в голове Стива дверь и из-за неё стаей бабочек вырвалось некое наваждение, и Стив перестал контролировать себя. Был только он, поддавшийся соблазну, рядом — явно удивлённый Демон (какого чёрта он разрешил подойти к себе ближе, чем на пушечный выстрел?) и абсолютно бесполезный белый тюльпан. Странные эмоции, явно человеку не принадлежавшие, чужие желания и трепет, с каким он смотрел на холодные черты от чего-то такого родного лица казались Стиву в тот момент истинными. Как бы он их описал? Желанная встреча спустя века разлуки. Пробуждение после долгого-долгого сна. Чьи это эмоции? — Что за херомантия? — грубо бросил Стив и пнул лежащий перед ним тюльпан, испачканный в земле. — Да чтоб ещё раз! — снова коснулся лица — оно всё пылало, будто от жара.***
Стив никогда не страдал топографическим кретинизмом (разве что в еловом лесу, но там он просто нечеловечески хотел спать), но сейчас готов был поклясться, что не мог найти спальных комнат. Туда ему требовалось попасть как можно скорее, чтобы удостовериться, что Алан в порядке. Застряв в святилище, мужчина вовсе потерял счёт времени. Это пугало. Остановившись, он приподнял левую руку, в которой держал подсвечник с тающей белой свечой — воск волнами опускался по свече, разливаясь причудливыми узорами на металле. Пламя гипнотизировало. Хе-ро-брин. Очередной поворот, снова коридор с красным ковром и комнаты, комнаты, комнаты. Уже больше похоже на спальни, так что мужчина даже немного обрадовался. Подошёл к первой, дёрнул за ручку — не поддалась. Вторая — тоже. Третья открылась. Стив ступил в темноту и поднял свечу — над головой не видно потолка. Вокруг не видно стен. Но впереди что-то было, большое и… Будто плотное. Опредёленно точно неживое. Ругая себя за любопытство, Стив пошёл вперёд, на всякий случай распахнув дверь полностью. Тьма немного расступилась, словно обезопасив незваного гостя, и вот, подняв руку со свечой максимально высоко, мужчина увидел огромную морду. Кошачью. Она была сделана точно из овечьей кудрявой шерсти, чёрной и плотной — как долго делалась эта огромная статуя, что сейчас пылилась в гигантской неосвещённой комнате, можно было только гадать. Зелёные глаза — изумрудные кольца, а в приоткрытой пасти мраморные клыки. Кошка была живой и неживой одновременно, а мрак вокруг — тёплым и неизведанным. Подумав несколько секунд, Стив поставил свечу на пол, а сам аккуратно встал на одну из лежащих лап, затем поднял руку максимально высоко — едва-едва он доставал до глаза. Отлично. Мужчина усмехнулся своей мелочной мысли и, поднатужившись, дёрнул самоцвет. Видимо, вставили его туда давно, поскольку крепление было ненадёжным. Подёргав глаз с минуту, тот наконец поддался и со звоном ударился об пол — бинго. — Обменяю тебя в деревне на что-нибудь славное… — хмыкнул мужчина, наконец радуясь, что в этом чёртовом доме можно забрать что-нибудь в компенсацию своего пошатнувшегося рассудка. Он подхватил глаз и сунул его в небольшую набедренную сумку, затем проделал такие же нехитрые манипуляции со вторым изумрудным кольцом. — Мяу. Дверь хлопнула. Стив встрепенулся. По позвоночнику прошелся холодок, льдинкой скользнув до самой поясницы. — Мяу. Что? Стив пожалел, что зашел сюда один. Бегло осмотрелся, отошёл от кошки на пару шагов и резко вытащил божественный меч. Белый, он чуть-чуть освещал пол. Комната была погружена в тишину, лишь едва-едва капли воска бились о подсвечник. Тёплая тьма окутывала каждый угол безразмерной комнаты, скрывая за собой всё что угодно — призраков, скелетов, ещё каких уродов с ярлыком на шее… Мужчина почувствовал себя маленькой девочкой, запертой в кладовой. — Мя-яу… Ш-ш!. Собрался, резко осветил вокруг себя: летает пыль, позади — захлопнувшаяся дверь, впереди — плотный чёрный ком чучела кошки. Чёрт-чёрт… Мяукали откуда-то справа. Этот голос Стив нормально описать не мог, и даже если бы старался — какой-то ненастоящий, будто сон. Он резал своей шершавостью, как наждачка. Решившись, Стив медленно двинулся вправо, вдоль кошки, чтобы дойти до мяукающего. Шаги его были неслышны, единственный свет — дергающееся пламя почти догоревшей свечи. Честно, в любой другой ситуации он бы не хотел находиться с открытым огнём рядом с шерстью и пылью, но сейчас статуя была единственным гарантом не запутаться в черноте. Тело-тело, кошачья задняя нога. Хвост. Внезапная стена. Стив ощутил присутствие, осветил левой рукой части статуи и дальнюю деревянную стену комнаты, всё ещё не находя правой стены или… Того, кто мяукал. «Надо было выбить дверь, чертовщины мне на сегодня хватит!» — подумал мужчина, как вдруг почувствовал легкое прикосновение к левому предплечью… Клочок шерсти. Сверху зашуршали. Незащищенность. Дуновение — еще один шерстяной клочок, будто снег, упал сверху. Перебарывая безумно колотящееся сердце, Стив осветил кошачью спину. На него пялились маленькие белые глаза, как у зверя, что затаился в ночном лесу. Стив ощутил присутствие этого существа полностью где-то на инстинктивном, первобытном уровне. Почувствовал дикую, беспокойную энергию, но не мог даже двинуться… Некто наклонился ближе и сбивчиво зашептал: — В Далёких землях, где чёрный дождь идет вверх из земли, в старом сгоревшем доме на кровати лежит белое одеяние с золотыми пуговицами… Дорогу на Земли ведает черный маг Алан. Некто игриво хохотнул, выдернул маленькой ручонкой шерсть из спины, на которой сидел — на Стива снова полетел клочок шерсти, на этот раз ровно — на пламя. «Чёрт!», — шерсть вспыхнула, словно пропитанная маслом. Не поддаваясь физике, огненный ком метнулся прямиком к статуе, впиваясь в ее мягкий шерстяной бок. Ребенок взвизгнул от восторга. Статуя вспыхнула. Мужчина тут же очнулся, вынырнул из пучины окутавшего его страха, и, борясь с оцепенением, ринулся к двери, едва-едва видневшейся в свете пламени — огонь бликами затанцевал на невысоком потолке… Перед глазами Стива — горящая деревня, только в ней он видел пламя настолько близко, и настолько же жадно оно старалось поглотить мужчину. Он убрал меч в ножны и прильнул к стене. Стив схватился за дверную ручку, но тут же одернул — она его обожгла. Он посмотрел на ладонь — белым светом засиял символ куба, о котором мужчина успел позабыть. Боль в голове. Сильный удар плечом о дерево — по руке разлилось напряжение. Ещё, ещё удар! Он старался ее выбить, дергаясь в сторону от огня, мысленно находясь вовсе не в особняке, а в своём доме. В деревне. Так уже было. Куб сиял. Комнату заволок дым. Легкие разрывало от сильного кашля, внутри будто тоже разрастался огонь, он был повсюду. Стив терялся в дыму, окутавшем дом этой ночью. Крики с улицы смешивались с бесконечно пугающей тьмой, горечью и гнетущей тёмной серостью, сильной головной болью. Парень судорожно оглядывался, терялся, не знал куда идти и страх молнией бил где-то в сознании. Стив провалился во тьму под дьявольский детский смех.***
Снова всё в огне, снова всё горит; Бог извивается на подпаленной и пропахшей пеплом земле — его глаза — синие-синие, — с ненавистью и ревностью разрывают взглядом чёрное небо, — горькое, пыльное, густое. Как нефть. Как грязь. Под ним прижаты к земле чёрные стебли прежде нежных фиолетовых цветов, что Демон прижимал ногой на рассвете; сейчас он прижимает его лицо. С неба спускаются хлопья, но это не снег, а пепел. Зима не настала. Больно. Ненавистно. Грязно. Рваные тучи на фоне чернеющего неба и красный шар на месте Солнца. Через боль Херобрин выражает просьбу. Стив не слышит. — Я могу остановить кровотечение. Но прежде я хочу услышать, как ты умоляешь, — молвит он — чёрный и бестелесный, сам как дым, их окружающий. Горячие руки с покрасневшими костяшками метнулись к ране на животе — она там, под разодранным белым камзолом, за золотыми пуговицами и тонкой цепью, — прячется от внимательных серьёзных глаз, в которых пляшет хаос. Но он чувствует и так — слишком близко, слишком естественно. От раны исходит жар, который Херобрин не спутает ни с чем другим. Разве что всё происходящее неестественно, дико и бредово… До зловещего хохота бредово. Пальцы упираются в обжигающий белый металл. Мы враждовали. — Я слушаю тебя лишь когда ты стоишь на коленях, — усмехается Бог. Издевается. Всё так же язвит. Херобрин вырывает зачарованный меч из живота, прямо из раны — в глазах Стива искры, он запрокидывает голову как раненное животное и горько хрипит, выплевывая кровь на цветочный пепел… Он разорвётся напополам если так сделать еще раз. Нога Демона жарко проскальзывает по боку и грубо толкает — мужчина подаётся, дёргается со спины на бок, — приходит в сознание, на мгновение потеряв его, — откидывает голову от меча — металл вонзается в землю перед его окровавленным лицом. Несколько часов назад эта земля была опалена драконьим огнем, но ещё не остыла. Стив никогда себя не чувствовал настолько уставшим. …Херобрин? Я боюсь. Над Стивом возвышается Демон — бестелесная чёрная тень настоящей, живой энергии хаоса и раздора, так прекрасно, так правильно сочетающаяся с горящими полями, лесами, реками в его нежном, светлом и чистом Верхнем Мире. Фигура Херобрина — неописуема и странна, словно галлюцинация от долгой бессонницы или наоборот — ночной кошмар. Это его реальная форма, как у Стива — тело человека, созданного по его подобию. Но сейчас он бессилен. И Демон тоже. И так страшно. — Я не чувствую твоего искупления, — дополняет Демон. Его меч медленно поднимается из земли, острый край нежно скользит по чужой щеке, вытирая о неё землю. Стив едва дышит, но Херобрин знает — это его не убьет. Только унизит. — У меня не осталось надежды. — Тогда я легко заменю тебя… — мужчина переступает чужое тело, опускается ниже и касается горячей рукой божественного плеча — тот лежит смирно, не двигается. — Мне даже… Приятно. Демоническая энергия медленно утихает. Когда Стив вновь открывает глаза, он видит рядом с собой… себя. Себя в воплощении темной силы, что так прекрасно отражается в мраморном непоколебимом лице. Плотная щетина, острые скулы, глубокие белые глаза — так Стив его не страшится, впрочем, не страшился никогда. Порой он думал, что если не выдержит — Херобрин, что обязательно останется в живых, будет прекрасным правителем как Нижних, так и Верхних земель. Благородство сочится через болезненные касания к слабой оболочке мужчины, и Бог разрешает себе медленно спрятать взгляд в удушливом пепле под головой. — Ты всегда мог искусно перевоплощаться. Иногда ты был похож на меня больше, чем я на себя, — прошептал он, — но я не понимаю ни слова. Фальшивая ухмылка медленно исчезла с демонического лица, скопированного с его оппонента. Слова Стива были слишком серьёзными, а кровь слишком горячей. Приняв облик, ограниченный плотью и кровью, чувствительный к температуре и запахам, Херобрин медленно приходил в себя. Перенимать облик Стива было… Было ловушкой, в которую тот каждый раз наивно попадал, то ли забывая о её последствиях, то ли истинно их игнорируя. И сейчас в пепле и плоти с кровавой раной перед ним обессилено лежал правитель Верхнего мира, от которого остались лишь руины — с трудом выстоял только один храм. Сегодня утром Дракон разрезал Солнце и сделал его алым; из воздуха в Верхний мир вышли длинные чудовища с пустыми глазами и огромными пастями, а траву окрасила кровь живых существ, не успевших спрятаться. Сегодня утром Создатель Верхнего мира боролся один на один, не сказав никому о своем горе. Адский князь опустился перед мужчиной. В груди жутко болело — человеческое тело тонкое до безумия, хрупкое, словно бумажное. Оттого (или решил сам?) Херобрин касается ладонью рваной раны на чужом животе, и Стив сжимается сильнее, вместо жуткого воя или крика лишь протяжно шипя. Когда Херобрин поднимает свою окровавленную ладонь, то видит, как с нее испаряется кровь, — ох, она без лицемерия божественная, — теперь у него болит еще и живот. Человек наблюдает, как на бледном и худом лице играют эмоции, — порой Стив думает, что Демон не догадывается о такой особенности людского тела, оттого их не контролирует, — и мельком улыбается. Херобрин использует его внешность и едва — повадки, когда решает сменить облик на более привычный для хозяина Верхнего мира. Но это получается несовершенно, совсем очевидно — не идентично. Херобрин более худой, статный, ядовитый — змея. Клыкастый. Стив вовсе не такой, скорее… Более человечный, как ни странно. Естественный, мягкий. И вот, боль естественного существа смягчилась, а затем и вовсе спала. Зачем Демон забрал себе его рану? — Почему спасаешь меня снова? — хрипит Стив. — Себе же в ущерб. — Чтобы знал, как на рожон лезть. Чтобы запомнил, что ты не всемогущ, божественное создание, — Херобрин хватает его за руку и помогает встать. — Настолько перепугался, что решил сразу отразить удар? Идиот. Угомонился? Стив смотрит на полыхающее черное небо, с которого медленно кружат хлопья пепла от горящего неподалеку леса. В воздухе — дым, он режет глаза. Хочется сейчас же спрятаться и пропасть, вновь обратиться звездой, что взорвалась в космической дали. Бог смотрит на Херобрина, стоящего рядом. Вполне реального и такого же… Беспомощного на фоне пожара. — Я понял, что моих сил недостаточно… — в голосе — потеря. — Я был так зол… На Дракона, на его тварей, на покрасневшее Солнце! Херобрин, — Стив рвётся к нему, смотрит прямо в бездну глаз, едва-едва касается пальцев его рук, скрытых за черными перчатками — этого хватает, чтобы ощутить его рядом, — Дракон кроет в себе страшную силу, страшнее, чем когда-либо. Он не выдвигал требований, просто пришёл уничтожать. И… Прошу, если вдруг я погибну, — Бог вдруг берёт чужие руки в свои, хватаясь за них, как за единственное спасение, — сделай все, чтобы сохранить равновесие. Исполни наш договор. Стив сливает свою грубость и нежность воедино. От проклятий до мольбы был единственный шаг, который он преодолевает перед Херобрином, не задумываясь. Херобрин нервно хмурится, его тело, облачённое в чёрные одежды, опасливо дергается — от того, как Стив говорит с ним, он чувствует нечеловеческое напряжение, сильнее, чем в первозданном хаосе, сильнее, чем при разрушении его вселенной. Голова, словно небо над ними, раскалывается пополам, лавовые реки выходят из берегов. Бог напуган, Демон — тоже, и чувство это обостряется после искренних слов собеседника, обычно — холодного и сильного. Слабость — последнее, что Херобрин готов показать ему, оттого возвращает свою изначальную форму — обращается в чёрный дым, и Стив отпускает его руки. Подумав ещё, Демон говорит: — Я постараюсь не допустить твоей смерти, — холодная пауза. — В любом случае, нам следует опустить мечи друг против друга на время борьбы с Драконом. То, что делает он, противоречит естеству. Нарушает равновесие. Если в борьбу вступит Дух Далеких земель, Смерть перестанет быть пределом. Я не знаю, как это отразится на наших мирах. — Самым страшным образом. Красное солнце топится за бетонными тучами; сгорая, гибнет лес. Божество Верхнего мира сгорает вместе с ним.«Igne natura renovatur integra»