***
Утро не радует Ёнбока. Он бы не хотел просыпаться, если бы у него был такой выбор. Скоро ему исполнится семнадцать, и он уже не очень хочет дышать. Солнце бьёт прямо в глаза и омега маленькой ладонью прикрывает глаза, тяжело сглатывая. Ёнбок облизывает сухие после сна губы и переворачивается на левый бок, упираясь взглядом в стену. Обычно он смотрит в потолок, а теперь вот решил в стену. Остаётся совсем немного времени, и муж проснётся. Ёнбок как обычно встанет, поможет, по всем законам повиновения, надеть мужу халат, приготовит лично для него воду для омывания, будет сопровождать по дому до тех пор, пока он не уедет в замок на работу. И, как полагается хорошему мужу, будет покорно ждать возвращения своего альфы дома. Омега подкладывает руку под щёку и замечает на своём запястье новый синяк, который вскоре станет ещё ярче и почернеет. Это Чанбин. Нет, альфа не бьёт его, нет… Поясница сразу начинает ныть при воспоминаниях об их ночах. Они женаты уже почти год, и, естественно, любовью занимаются. Ну, как занимаются, Чанбин его любит, а Ёнбок пытается выдержать эту любовь. И ему это удаётся очень сложно. Парень проводит пальцами по искусанным губам, которые вчера ночью целовали и целовали. Это приятно, он не может не признать такого очевидного факта. Ёнбоку не нравится заниматься любовью не в течку, потому что его разум остаётся трезвым и он не может отдаться ощущениям и инстинктам. Постоянные мысли не дают этого сделать. Несмотря на то, что муж обращается с ним хорошо, он не чувствует себя в безопасности. Ему нравится, когда Чанбин его целует, а ещё больше ему нравится, когда он его обнимает. Объятия занимают особое место в жизни омеги. Руки Чанбина идеально подходят для того, чтобы обнимать его и защищать от всего на свете. Но иногда альфа забывается и может сделать больно. Ёнбок знает, как тяжело Чанбину себя контролировать и как он переживает, когда видит синяки, которые остаются от его ладоней на теле омеги. Почему-то в такие моменты именно Ёнбок чувствует себя виноватым и пытается прятать следы. Сейчас он думает, как спрятать синяк на запястье, чтобы не портить настроение альфе с самого утра. Ёнбок не может сказать, что он ненавидит своего мужа, это ведь совсем не так. Скорее, они оба жертвы обстоятельств. Чанбина так же, как и его, заставили родители. Со даже ни разу не видел омегу, с которым ему было суждено связать свою жизнь, просто его родители сказали, что пора, а он не был против пойти под венец. Ёнбоку было всего пятнадцать, когда его просватали, а замуж вышел в свой шестнадцатый день рождения. На его взгляд, это был самый ужасный подарок в его жизни. Он до сих пор помнит свое облегчение, когда впервые увидел Чанбина и понял, что он не старый и весьма симпатичный. Но жить с альфой Ёнбоку очень сложно из-за собственных проблем с мыслями. Он обижен на родителей, которые просто продали его подороже и забыли, вычеркнули из своей жизни, а теперь ищут удачные партии для его братьев. Он все ещё не может привыкнуть к своему мужу. Прошёл почти год, а он все дичится, вздрагивает, когда его вдруг ночью обнимают сильные руки или касаются. Чанбин ему не чужой, он теперь ближе всех, но родным так и не стал. Ёнбок его боится. Его взгляда, его силы, его приказа, которым он может воспользоваться. Омега не чувствует себя так, будто принадлежит самому себе. Одни хозяева продали его, и теперь он принадлежит другому. Инициированный, меченный, но все ещё несчастный, он изо всех сил пытается хотя бы не забеременеть. Ему не хочется. Одна мысль о том, что он станет родителем, пугала его и заставляла покрываться мурашками. Внутри все дрожало и хотелось плакать. Хотелось убежать куда-то, где он мог бы быть свободным, решать, что делать со своей жизнью сам. Не все омеги хотят выйти замуж, не всех омег это делает счастливыми. — Ёнбок, — сонно бормочет Чанбин рядом, заставляя омегу пару раз моргнуть, чтобы сфокусировать взгляд. Затем сильная рука перехватывает его поперёк живота и притягивает к сильному телу. Приятно. Омега прикрывает глаза. — Как себя чувствуешь? — Всё хорошо, — отвечает тихо парень и быстро засовывает левую руку под подушку, чтобы альфа не видел следов своих пальцев. — Как Вы спали? — Отлично, — откликается Чанбин, утыкаясь лицом в волосы омеги и с наслаждением втягивая запах. — Когда же ты прекратишь обращаться ко мне как к незнакомцу?.. — Когда перестанете быть для меня незнакомцем, — еле слышно отвечает Ёнбок, прикрывая глаза и стараясь не дрожать. — Маленький, пугливый, — нашептывает альфа, делая вид, что не услышал последней оброненной фразы. — И только мой. За что ты у меня такой? — Не повезло Вам, — соглашается Ёнбок, не повинуясь альфе и не поворачиваясь к нему лицом. — Ты мне не за грехи дан, но за подвиги. Пойдём умываться. Ёнбок покорно встаёт. Тело болит, особенно поясница. В зеркале, висящем в коридоре, Ёнбок замечает омегу, совсем не похожего на него. С тёмными кругами под глазами, осунувшимся лицом и острым подбородком. Кожа белая, веснушки на щеках из-за этого выглядят неестественными, будто их кто-то не к месту нарисовал. Это не он. Не он. Не таким он был. На тонкой шее расцвели алые метки, болезненные, спускающиеся ниже к ключицам. Парень с сожалением разглядывает себя в зеркале, задерживается, позволяя альфе уйти вперёд, в купальное помещение. Омега смотрит прямо в глаза своему отражению. Глаза человека, стоящего напротив него грустные, готовые заплакать. От обиды, злости, отчаяния. Самое обидное, что Ёнбок ничего не контролирует в собственной жизни. Совершенно ничего. Он до ужаса завидует этому невоспитанному омеге, от которого у всего дворца голова болит, по рассказам Чанбина. Он свободен, его никто не заставит выйти замуж, рожать детей. Он в юношах сможет ходить до старости, а у Ёнбока чёрная зависть в душе поднимается. Почему кто-то другой живёт так, как хочет, а Ёнбок не может? Сзади к нему неслышно подходит Чанбин, обнимает со спины, по животу нежно гладит, подбородком в изгиб шеи упирается и через зеркало смотрит омеге в глаза. — Ты красивый, — озвучивает очевидную вещь альфа и лёгкий поцелуй на изящном плечике оставляет. Ёнбок знает, что он красивый, на комплимент он ничем не отвечает, лишь взгляд в сторону уводит. — Я хочу ребёнка, — и это Чанбин много раз говорил. Но это на омегу впечатления не производит, он продолжает пить травы, которые мешают забеременеть. — Да, — говорит парень. Он знает это, но рожать сыновей не хочет. — Пойдём, мне скоро надо уезжать. Чанбин берет омегу за руку и тянет за собой по большому дому. Собирается альфа быстро, как и всегда, не завтракает, потому что с утра есть не любит. Лишний раз обнимает Ёнбока, а тот провожает его до самых дверей. — Буду ждать Вас, мой Господин, — почтительно кланяется омега, а затем сам тянется к мужу, его сильную шею обвивает руками и нежно в губы целует, чувственно, медленно, долго, чтобы альфе хватило, чтобы он был доволен. — Спасибо, мой любимый, — улыбается грустно Чанбин, оставляет поцелуй на лбу омеги и выходит за дверь. У них договор. Ёнбок должен любить Чанбина, должен тепло с ним говорить, целовать на прощание. Чанбину больно каждый день, потому что он полюбил маленького мальчика, которого ему отдали. Чанбин увидел его на свадьбе, такого маленького, напуганного, обиженного, дрожащего, и понял, что ему теперь всю жизнь только защищать его надо и любить. Он был нежным с ним, он его, кажется, с первого взгляда полюбил. И ночами он его любил нежно, старался физическую боль не причинять, но понимал, что душевно ранит его постоянно. Они оба несчастны, и Чанбин знает, что он причина несчастья, но отпустить мальчика он не может, не может не прикасаться к нему, не говорить с ним. Он пленник своих чувств, а омега уже пленник Чанбина, и Ёнбок пытается создать видимость того, что он любит мужа, чтобы уменьшить чужую боль. Хотелось бы ему в один прекрасный день полюбить Чанбина. Полюбить своего мужа… Звучит как сказка. Так же нереально и потрясающе, с хорошим концом. Любить больно. Не любить тоже.***
— Безответственно, — отчитывает будто маленького ребенка Чан, еле сдерживая себя, чтобы не ткнуть Джи пальцем в грудь. — Опрометчиво, рискованно, просто слабоумно, если быть честными! Джи сидел на своей кровати и даже не мог возразить или что-то сказать, потому что понимал все прекрасно и сам, к тому же сейчас Чан говорил с ним не как подчиненный с правителем, а как старший друг. Альфа лишь тяжело вздыхал и смотрел на мечущегося по комнате Чана. Хёнджин сидел на маленьком пуфике у самой двери, готовый уйти в любую минуту, как только его попросят, но ему все же было ужасно любопытно, а еще открытым оставался другой вопрос. — Никого не предупредил! Ты что, маленький мальчишка? Чего ты испугался?! — Это мой омега, — устало объясняет Джи, потирая переносицу. — Я его почувствовал на балу, поэтому… — Поэтому украл его и заточил в башню? — тут уже не выдерживает Хван, скрещивая руки на груди и презрительно фыркая. — Он не игрушка, которую можно отобрать, а потом вернуть обратно, если тебе этого захочется. Разве мальчик почувствовал тебя? Может, тебе показалось, откуда такая уверенность, что ты не выкинешь его, когда наиграешься? Ты запятнаешь его честь и будешь жить спокойно, а этот омега еще совсем маленький, да к тому же не совсем здоровый! — Я удивлен, но скажу, что согласен с Хёнджином, — качает головой Чан, кидая взгляд на разозлившегося омегу. — Я никого не крал! — вспыхивает альфа. — Мне его сами отдали… — А тебе попробуй не отдай что-то! — мгновенно вскидывается Хёнджин аж на ноги подскакивая. — У всех альф развито это чувство? Что значит — принадлежит? Омеги — не вещи, мы такие же люди как и вы, как и беты, мы все люди, но альфы, почему-то, не считают так. Вы просто берете все, что захотите и совершенно не заботитесь о чувствах других! — Хван даже срывается на легкий визг к концу монолога. — Я его не оставлю и не выкину! — заверяет Джи, серьёзно глядя на брата и пытаясь убедить его, но выходит очень плохо. Он поджимает губы и шумно выдыхает носом. — Теперь ты его будешь прятать в этой башне, как узника? — спрашивает Чан, осуждающе мотая головой. — Я не хочу отдавать его, — просто заявляет Джи, а Чан замирает и задумывается, как и Хёнджин. — Может, и самому омеге так будет лучше? Два альфы для одного маленького мальчика… Не думаете, что это слишком? — Ты боишься, что он окажется не только твоим? — тихо спрашивает Хван, теперь уже с жалостью глядя на брата. — Мне кажется, это небезосновательно, — заявляет Чан. — У нас общая корона, общая жизнь, и я не хочу делить с ним ещё и любовь… А в мальчишку я влюблюсь, для этого нужно лишь время. У меня никогда не было ничего своего, что бы принадлежало только мне. У меня своей жизни нет. — Я знаю, что вам обоим живётся несладко, — вздыхает тяжело Чан и смотрит на Джи, который все равно не чувствует себя виноватым. — Но если этот омега окажется также общим, то ты ничего не сможешь сделать. Ты не сможешь его вечно прятать от него. К тому же это эгоистично, и… — Я хочу побыть эгоистом хоть раз в жизни. — Делай, как знаешь, — махнул рукой Чан. — Он все равно потом узнает. Чему быть, того не миновать… — Согласен, — отзывается Хёнджин. — Уже поздно, идите спать, — устало проговаривает Джи. Чан за руку поднимает омегу и направляет галантно к выходу, но он останавливается и смотрит на брата. — Ещё один вопрос, — прикусывает пухлую губу он. — Что такое? — Хочу обратно те комнаты! Это единственное место с такими окнами! Я туда часто ходил, чтобы посмотреть на закат! — капризно заявляет Хван. — Ради Бога, Хёнджин! — почти стонет Джи. — Или я прямо сейчас пойду в другое крыло, сам знаешь к кому! И расскажу о нашем новом госте! — идёт на шантаж Хван, следя за реакцией брата. — Нечестно! — взрывается воплем Джи. Прямо как в детстве. Маленький Джинни узнал секретик и теперь пользуется им. — Хёнджин, давай так, — предлагает Чан. — Ничего никому не говори, просто попроси у Джи компенсацию… — подсказывает шёпотом Чан. — Ладно, — дуется Хёнджин, но соглашается. В принципе, это очень выгодное предложение. — Тогда увольте Ким Тэхёна! Он меня бесит! Джи смеётся, а Чан следом подхватывает. — Нет, малыш, Тэхён хорошо работает, — утирает слезы смеха Джи. — Попроси что-нибудь другое. — Я подумаю… Спокойной ночи, братик!***
Хёнджин правда не хотел отдавать ту комнату в башне, потому что… Просто потому что считал её своей, а свое омега отдавать не любил. Сейчас он гуляет по саду и просто наслаждается разнообразием ароматов цветов. Хван любит королевский сад, он большой, красивый, в нем на целый день можно потеряться и тебя никто не найдёт. Он похож на лабиринт, в котором можно несколько дней выход искать. Это похоже на мысли Хёнджина. Иногда он думает сразу обо всем на свете, путается в своем разуме, а потом выход найти не может. Омега задумывается крепко и идёт по знакомым тропинкам, сворачивая туда, куда ему захочется. Во дворце он все дела уже уладил и теперь просто пытается свободно дышать, пока новые проблемы не вырвали его с этого островка спокойствия. Хёнджин сворачивает направо и тут же врезается во что-то большое. Омега теряет равновесие и с тихим охом неуклюже шлёпается пятой точкой на землю. Он смотрит наверх, солнце мешает, слепит глаза, но он без труда узнает Со Ёнхо, который сейчас подаёт ему руку, чтобы помочь встать. — Вы издеваетесь надо мной что ли? — недовольно шипит омега, игнорируя протянутую к нему руку и поднимаясь на ноги самостоятельно. Он еле сдерживает себя от того, чтобы потереть ушибленное место. — Прошу прощения, я искал Вас, — склоняет голову Ёнхо, держа руки за спиной. — Также хотел бы извиниться за инцидент на балу, подобного больше не повторится. — Надеюсь на это, — прищуривает глаза Хван, но кивает, принимая извинения. — Что привело Вас в сад? Разве Вы не должны сейчас быть в гарнизоне вместе с министром Со? — Министр пожелал совершить обход самостоятельно, — нехотя говорит Ёнхо. — Поэтому Вы решили воспользоваться возможностью испортить мне настроение? — сварливо проговаривает Хёнджин и, к своему неудовольствию, замечает лишь весёлую улыбку на губах альфы. — Вам так смешно? Вас рассмешило моё падение? — Нет, что Вы, я надеюсь, Вы не ушиблись, — тут же пытается исправиться Ёнхо. — Все еще не могу понять цель Вашего визита? — поднимает брови вопросительно Хван. — Я хотел принести свои извинения и подарить этот букет, — из-за спины альфа достает пышный букет полевых цветов и протягивает их Хёнджину. — Я лично собирал каждый цветок. — Это… Омега принимает цветы и ничего даже сказать не может, потому что букет красивый, яркий, в нем невпопад собраны цветы, которые не найти в королевском саду, ведь они растут далеко в полях, за пределами столицы, ближе к деревням. У Хёнджина в душе восторг плещется. Ему альфа цветы подарил, такие красивые, ароматные, это оказалось неожиданно приятно и мило, и сам Ёнхо уже не кажется таким раздражающим и неуклюжим. Альфа каждую эмоцию на лице омеги ловит, запоминает, но улыбаться себе не позволяет, видимо, омегу раздражает его улыбка, как он успел понять. Хёнджин красивый, пока ещё совсем ребенок, который не хочет взрослеть, а может быть просто боится этого. Ёнхо глаз отвести не может от омеги, задумывается о том, как невероятно было бы видеть эту улыбку каждый день. Наверно, поэтому он пропускает тот момент, когда Хван подносит цветы к лицу и вдыхает запахи с наслаждением. Тогда-то все и пошло не так. Лицо Хёнджина меняется, сначала он удивлён, потом пугается, и вот громкий вскрик разносится на весь сад, омега трясет рукой, пытаясь избавиться от большого пузатого паука, которого, видимо Ёнхо подарил омеге вместе с букетом. Хван уже давно паука стряхнул с себя, и он уполз куда-то в густые кусты сирени, а омега все еще в панике, он покрикивать продолжает, только теперь по его щекам еще и слезы текут. Больше всего в жизни он пауков боится, одно упоминание этих созданий заставляет его кожу покрываться мурашками, а сейчас по нему только что полз один из них! У Хёнджина сердце бешено бьется, слёзы все никак не останавливаются, а руку хочется себе отрезать и сжечь, настолько омеге противно и ужасно. И все из-за этого дуболома Ёнхо! А ведь действительно, это же все из-за альфы, все неприятности из-за него! Хёнджин резко плакать перестает, смотрит на застывшего в замешательстве альфу, а потом в своих лучших традициях наотмашь бьет по лицу цветами, а затем уже куда попадет. Ёнхо руками закрыться пытается, перехватить букет, который уже больше на веник похож, но не получается, потому что в ярости омега страшен, у него сил больше, чем у всей армии вместе взятой. Омега почти выдыхается, но упорно продолжает хлестать уже почти не сопротивляющегося альфу. Он попадает то по лицу, то по рукам, которые защищены военной формой, то по широкой груди. — Я же, — следует удар по предплечью, — так, — еще один по плечу, — испугался! Видеть тебя не желаю! — переходит на неформальный тон общения омега, а у альфы аж рот от шока приоткрывается. — Ну почему ты такой дурак, у меня слов нет! Пошёл вон! — Хёнджин слезы вытирает, а Ёнхо опять думает, что даже в слезах он красивый. Снова его попытка добиться расположения омеги провалилась. Снова его послали куда подальше и ударили. У Ёнхо все лицо в мелких кровоточащих царапинах, печёт неприятно, в волосах разноцветные лепестки и зелёные листья. Надо бы ранки обработать, но сейчас это его не очень волнует. Он омегу только отталкивает от себя все больше с каждой встречей. Вроде и хотел приятно сделать, но не получается. Не знает он, как с омегами надо… Но ведь можно научиться. Только у кого?..***
Минхо не скучно в своих комнатах, ему спокойно и хорошо. Король к нему больше не заходил, и омега продолжал читать книги и учиться. К новому письменном набору он привыкал долго: перо было слишком большим и неудобным, а крышка чернильницы закрывалась неплотно, так что первое время он начинал новый лист с некрасивой кляксы. В жизни омеги произошло не так уж и много перемен. Просто теперь дядя Кюхен не заходил к нему на ночь, и его покои стали чуточку больше и лучше. Минхо не разрешалось выходить и гулять по дворцу, но зато к нему приходили гости. Омега не удивился, когда на следующий день после переезда к нему зашёл Господин Бан. Он был как всегда вежлив и добр с ним. Минхо приятно вспоминать о разговорах с ним. — Тебя точно не обижали в той семье? — с беспокойством расспрашивал он омегу. — Дядя Шиндон иногда бил, но не часто и не очень сильно. Кости мне никогда не ломали, — аккуратно ответил тогда Минхо и увидел, что Чан разозлился, но, к счастью, не на омегу. — Дядя Кюхён хорошо обо мне заботился, я по нему скучаю. — Ты можешь написать ему письмо, — предложил тогда Чан, а Минхо удивился и сразу же согласился. — Напишешь и попросишь стражников позвать меня, я распоряжусь, чтобы твоё послание передали лично в руки твоему дяде. — Спасибо Вам большое!.. Чан заходил к нему каждый день, приносил что-то особенно вкусное с королевской кухни, а Минхо радовался ему, как щенок хозяину. Чан с ним добр, Чан говорит с ним как с равным, интересуется, чем он занимается, какие книги любит, не нужно ли ему что-нибудь. Маленький омега такое отношение за чистую монету принимает, ему невдомек, что Чану не особо интересна, на самом деле, его жизнь, что Чан ходит к нему каждый день, чтобы потом каждое слово, которое Ли проронил, передать Джи. Чан вежлив, просто потому что воспитан, но ребенок этого не понимает. Он изо дня в день делает вывод, что королю плевать на него, а заботится о нем Чан. И, конечно же, задается вопросом, а почему так? Почему посторонний альфа заботится о нем, а его предназначенный альфа даже не заходит к нему? Почему незнакомцу есть до него дело, а истинному нет? Минхо с каждым днем начинает нервничать все сильнее, когда альфа приходит к нему в покои. Он его волнует. Омега понимает, что это неправильно, но он медленно начинает проникаться симпатией к Бан Чану, и это плохо. Возможно, он бы влюбился в него, если бы не второй гость, который стал заходить к нему не так давно. Увидеть Хёнджина, который постучался в дверь и подождал, пока его пригласят, было очень странно. Омега, кажется, принял тот факт, что прекрасные комнаты ему больше не принадлежат, и теперь выглядел так же невозмутимо, как и обычно. — К тебе можно? — Да, конечно, проходите, — Минхо гостеприимно пододвигает кресло омеге. — Не надо так официально, — махнул рукой Хван и уселся в предложенное кресло. — Здесь стало гораздо уютнее. — Спасибо, — Минхо хотел бы улыбнуться ему, но он боится, что сейчас просто выведет омегу из себя. Он выглядел очень уставшим. — Ты меня прости, — легко улыбается Хёнджин. — Мне жаль, что я тогда так вспылил. Тебя только из дома забрали, увезли непонятно куда, а я тут истерику на ночь устроил. Я не хотел, правда, и против тебя ничего не имею. Надеюсь, мы подружимся. — Ничего, бывает, — жмет плечами Минхо, но сразу доверять и радоваться Хёнджину не спешит. — Давай хотя бы познакомимся нормально. Меня зовут Хёнджин, я управляю этим дворцом, и всё про всё знаю, — он протягивает красивую руку с ухоженными ногтями и длинными пальцами к Ли. Минхо отвечает на рукопожатие. — Ли Минхо, приятно познакомиться. — Почему тебя называют сумасшедшим? — тут же спрашивает Хёнджин отпуская своё любопытство. — Ох, — вздыхает Минхо. — Ну, мой дядя не хотел, чтобы я часто появлялся в обществе, а еще он ненавидит, когда ему задают вопросы, поэтому ему было легче сказать, что у меня не все в порядке с головой. К тому же, все ему сочувствовали… Наверно, поэтому. Если честно, я точно не знаю, как родилась эта легенда, потому что я был совсем маленьким, когда меня впервые так назвали. Может, мне было четыре года или около того. Минхо удивляется, но разговаривать с Хёнджином очень легко и приятно, поэтому его язык быстро развязывается и он выкладывает все о себе. — Чем ты тут занимаешься? — Хван подходит к письменному столу и берет одну из книг, чтобы прочитать название. — Оу, хорошая книга, давно хотел прочитать, но не было времени. Тебе нравится? — Да, очень, — легко улыбается Минхо и будто расцветает. Его спросили, что нравится ему. Им интересуются, и это так… приятно? Хёнджин заходит к нему не каждый день, но с ним очень приятно и весело, так что Минхо ждёт Хвана. Другом пока назвать его не может, но хорошим знакомым — вполне. Именно от Хёнджина Минхо узнаёт, что именно король каждый день просит Чана заходить к нему и развлекать, приносить сладости и просто спрашивать, как он себя чувствует. Джи беспокоится, что омеге будет грустно или одиноко. Минхо очень удивлен, немного разочарован в Чане, но ему очень льстило то, что король всё же думает о нем и ему не плевать. Сегодня Хёнджин снова зашел навестить Минхо, принес одну новую книгу из королевской библиотеки и рассказывал о своих проблемах с управлением дворцом. — Это ведь так сложно, — мотает головой Минхо, с уважением глядя на Хвана. — Ты контролируешь целый замок, в это так сложно поверить! Ты, наверно, очень устаешь? — Да, устаю, но мне это нравится. Я могу ходить, где захочу и делать, что захочу. А вот тебе не надоело сидеть в этой башне? — Я и дома всегда был только в своей комнате, — задумчиво отвечает Минхо. — Так что, наверное, нет, меня не утомляет быть здесь. — И гулять совсем не хочется? — скептически вздергивает брови Хван. — Хочется. Особенно на рассвете, когда меня будит солнце и я вижу, как оно встает над морем, а из другого окна, прямо напротив, я вижу сад и птиц, которые летают там. Я не слышу их песен на такой высоте, но мне очень хотелось бы их услышать, — делится Минхо. Он правда хотел бы услышать, как птицы радуются новому дню. Здесь, в высокой башне, он слышит лишь завывания ветров и шум моря, которое бьется о скалы, на которых построен замок. — Пошли, — протягивает руку мальчику Хёнджин. — Нельзя постоянно сидеть в заточении, ты не преступник. — Пойдём, я проведу тебя в сад по потайным ходам и ты услышишь своих птиц. — Правда? Но мне нельзя выходить! — пугается Минхо, но всё же горит желанием последовать за Хёнджином. — Тебя никто не увидит, а всю вину, если нас поймают, я возьму на себя! — заверяет Хёнджин. — В конце концов, я старше, умнее и ответственнее, с тебя спрашивать не будут, так что не бойся! Омеги выскальзывают в коридор, где Хёнджин врёт страже, что ведёт омегу в купальню. И он правда сначала ведёт Минхо в купальню. Хван рассчитывал покинуть банное помещение через второй выход, а там по коридорам добраться до потайной двери, которой сейчас уже никто не пользуется. — Нас точно не поймают? — совсем тихо шепчет Минхо, цепляясь за руку старшего, который уверенно проходит через большое помещение с огромными каменными чашами, в которых плескалась горячая вода. — У тебя будут неприятности! — Мы будем очень тихими и очень быстрыми! — уверяет Хёнджин и крадётся ко второй двери, которая была почти незаметна. Минхо был здесь каждый день с прислугой-бетой, который помогал ему мыться, но этого хода никогда не замечал. И всё могло бы получиться, но почти сразу в коридорах потайного хода они натыкаются на короля. Хёнджин недолго разглядывает его, Минхо обмирает от страха, потому что он смотрит на него очень… Странно. Будто видит впервые. — Хёнджин, что происходит? — приподнимает левую бровь Хан Джисон. — Я… Извини, я не думал… — Помолчи. Я думал, что запретил кому бы то ни было пользоваться этими лазами, но вижу здесь тебя, да ещё и не одного. Что, нужно будет снова говорить с тобой о повиновении? — отчитывает строго омегу альфа, а Минхо и представить боится, что сделают с ним, когда заметят за спиной Хвана. Проходит не так много времени, когда пронзительные глаза замечают его, а крылья носа трепещут, втягивая запах. — Хёнджин, отойди. Хван не смеет ослушаться и понимает, что конкретно влип. — Мой омега, — констатирует король не без оттенка лёгкого удивления, а Минхо уже ничего не понимает, но затем осмеливается поднять глаза, чтобы поймать взгляд чёрных пронзительных глаз. — Сон, я правда не хотел, я всё объясню, — лепечет испуганно Хёнджин, но его будто не замечают, а Минхо вдруг понимает, почему ему нельзя было выходить и гулять по дворцу. Сейчас на него смотрел совершенно другой альфа, совершенно другими глазами. И Минхо пока не понимает, что за чертовщина творится. Пока что есть только одно объяснение. В этом дворце два Хан Джисона?..***