Expectation Fails

– Меня зовут Курт Хаммел. Вот так вот просто. Тринадцать лет и бесконечное количество вечеринок, клубов и развлечений на одну ночь, драматических отступлений, месяцев душевных метаний, конечное принятие той реальности, в которой он никогда не найдет свою родственную душу, и мальчик – прекрасный мальчик с глазами цвета неба после дождя, когда тот только что прекратился, – мальчик в обычное мартовское утро поднимается из толпы покрытых ранними прыщами подростков и останавливает время. И Блейн, посмотрев в глаза своей столь долго разыскиваемой родственной душе, тут же сбежал. Даже теперь, спрятавшись в крохотном кабинете, который скорее всего, являлся бывшей кладовкой, Блейн сбегал. Он как в тумане провел остальные занятия, разрываясь между потребностью найти Курта, броситься к его ногам, и отчаянным желанием спрятаться под столом и, дождавшись, пока все разойдутся, быстро уйти домой. Желание спрятаться победило, поэтому Блейн заперся в своем кабинете, пытаясь нормализовать дыхание. Его мозг, казалось, раскололся на две половинки, и Блейн честно не знал, как склеить его воедино. Это ведь было самой настоящей шуткой, разве нет? Должно быть так. Огромной, просто чудовищной шуткой, которую с ним решила сыграть вселенная. А как иначе обьяснить тот факт, что любовь всей его жизни, предназначенная судьбой, его родственная душа, его Дом – это выпускник старшей школы, неспособный доминировать даже над мухой? От одной мысли о том, чтобы прикоснуться к Курту, желать, чтобы сам Курт к нему прикоснулся – а Блейн хотел, Боже, как он этого хотел – должно было бросать в дрожь. Этому ребёнку не больше семнадцати. И что, он должен был быть его сабмиссивом? Вообще нелепо. Блейн не мог отделить реального Курта от того, что так долго жил в его фантазиях. Его Курт, Курт, в котором он нуждался, был с широкими плечами и сильными руками, и был способен удержать его в моменты, когда ноги Блейна отказывались ему служить в моменты боли и удовольствия. Этот же Курт, высокий и стройный, был прекрасен, но силен не настолько – не так, как мечтал Блейн. Хотя, он еще молод. Вполне возможно, что с возрастом этот пробел заполнится. И Боже мой, это вовсе не те мысли, которые ты хотел бы иметь, размышляя о человеке, что должен был помочь тебе освоить новые грани послушания и сексуального подчинения. Блейн упал в кресло, стоящее за небольшим столом, и уставился на ровный рядок книг, оставленный предыдущим владельцем. И какого черта он теперь должен был делать? Годами он упорно работал, вылепливая из себя идеального сабмиссива. Он играл с жестокими и агрессивными Домами, толкая себя на любые безумства, о которых только мог подумать. Блейн практиковался половину своей жизни, чтобы быть таким сабом, которого заслуживает Курт. Он знал, что его тяга к подчинению была более глубокой, чем Блейн сам себе признавался – гораздо глубже, чем он демонстрировал любому из Домов, с которыми когда-либо был. Никто и никогда не был в состоянии заполнить его душу до краев, но Блейн всегда предполагал, что это происходит лишь по одной причине: никто из них не был Куртом Хаммелом. Его родственная душа был тем единственным человеком, который смог бы понять его самые сокровенные желания, подталкивая его к неизведанному, полностью разрушая при этом и после собирая все кусочки воедино, создавая тем самым усовершенствованную версию его самого. И не было ни одного малейшего шанса, что Курт Хаммел – при всей его красоте – был именно тем мужчиной (мальчиком, мальчиком!), который смог бы сделать все это. Вся упорная работа Блейна, его самообучение – и вселенная все еще не думала, что он заслуживает настоящего Доминанта. Может, оно того и вообще не стоило. Может, он был бы счастливее, оставаясь в своих фантазиях. Но все равно были ночи – они никуда не делись – когда Блейн просыпался, дрожа от желания почувствовать рядом Курта. Настоящего Курта. Ощутить настоящие руки, обнимающие его, и услышать настоящий голос, повторяющий, насколько Блейн идеален. Иногда он плакал от того, как отчаянно хотел найти того мужчину, в котором сердце распознает его половинку. Блейн знал тогда – и знал даже сейчас – что он нуждается в Курте. Что он никогда не будет цельным человеком, пока не найдет его. И теперь Курт был здесь, настоящий, и это даже близко не стояло с тем, что ожидал Блейн. И неважно, насколько протестовал мозг Блейна, он чувствовал, как тело само тянется навстречу Курту. Его тело хотело своего Господина. Оно хотело встать на колени, прислуживать и подчиняться. И таким образом, застряв между желаниями разума и тела, Блейн ждал – прятался, говорил он себе, будь, по крайней мере, откровенен в том, что ты делаешь – в своем небольшом кабинете, пока не уверился в том, что Курт уж точно покинул здание. Затем Блейн встал и, разложив вещи на столе, поднял свою сумку. Он только-только взял телефон в руки, как четыре резких и четких удара в дверь разорвали тишину, испугав его до такой степени, что телефон выскользнул из онемевших пальцев и ударился о гладкую поверхность стола. Блейн знал, что это, должно быть, Курт. И когда он распахнул дверь настежь – немного резко благодаря нервам и с легким оттенком бравады – Курт собственной персоной стоял там, высокий, прекрасный, смотрящий вперед уверенно, и, может, немного напуганно, держа перед ним свою обнаженную левую руку, чтобы Блейн мог лицом к лицу столкнуться с именем, словно выжженным красными чернилами на его запястье. Блейн Андерсон. Просто быть так близко к Курту – и так неожиданно – было ошеломляюще, но видеть эти буквы, ярко-красные и очевидно новые, расшифровывающие перед ним неотвратимость судьбы… Блейн не мог пошевелиться. Он не мог справиться со своим голосом и сказать слова, которых требовали от него обычай или даже простая вежливость. Блейн просто стоял в тишине, переводя взгляд от обнаженного запястья Курта к его глазам. Это было шокирующе интимно – видеть здесь имя. За всю свою жизнь Блейн не видел ничьей метки, кроме своей собственной. Этим Курт невероятно открылся перед ним, а потому, вместе с естественной потребностью к подчинению, что Блейн почувствовал вблизи своего Дома, который вполне мог откинуть все сомнения, предлагаемые разумом, Блейн просто хотел упасть перед ним на колени. Вместо этого Блейн сделал шаг назад, чтобы Курт смог зайти в кабинет. Но удержаться и не опустить взгляд в пол Блейн не смог. Он смотрел на ноги Курта, обутые в белые теннисные ботинки и слегка прикрытые темной тканью брюк, в то время как парень вошел в комнату и осторожно прикрыл дверь. Щелчок замка словно выстрелил в окаменевшее тело Блейна. Ноги Курта развернулись в его сторону, его сумка с учебниками тяжело упала на пол, а затем Блейн вновь почувствовал на себе его взгляд. В течение долгого времени он просто стоял молча. – Посмотри на меня, Блейн, – наконец, произнес Курт своим высоким и нежным голосом. Блейн подчинился, встретившись с льдисто-голубым взглядом. – Сними свой браслет, – потребовал Курт. Это была общепринятая команда Доминантов своим сабмиссивам, которые, как подозревали первые, были их родственной душой. Блейн мечтал об этом моменте – когда Дом посмотрит на него пристальным взглядом и произнесет эти слова. Почему-то – возможно по той причине, что Курт приказал ему посмотреть на него – Блейн не мог отвести глаз, а потому в такой позиции он слепо потянулся рукой к застежке. Блейн умудрился расстегнуть его, даже не смотря, а после стянул браслет с руки. Затем он поднял ее так, как это сделал ранее Курт, чтобы тот смог прочитать свое собственное имя у него на запястье, написанное уже давно зажившими, серебристо-розовыми шрамами. х х х х Очень долгое время Курт не мог сдвинуться с места – не мог даже ни о чем подумать. Он мог только смотреть на свое имя – имя, выжженное неровными линиями над раскрытой и слегка дрожащей ладонью Блейна. Курт был уверен в этом с самой первой секунды в классе истории, но сейчас, видя эту метку, осознание с полной силой ударило его в грудь. Словно кто-то проник в его тело и ударил кулаком прямо в сердце. У Курта был план. После его невероятно смущающего разговора с миссис Дженкинс в библиотеке, который каким-то образом привел к книге «Как доминировать. Для чайников», что теперь лежала в его сумке, и из которой Хаммел постарался извлечь как можно больше мудрости. Его тайные взгляды во время остальных уроков и вовсе оставили Курта куда более сконфуженным, чем это было раньше. Если он ожидал найти там пошаговые инструкции о том, как соединиться со своим сабом, то Курт был несколько разочарован. В книге определенно не было всего, однако можно было найти советы от обычного ужина на двоих до безумного секса прямо около стены. Единственными тремя вещами, что Курт вынес из нее, было следующее: сабмиссивы нуждались в уверенном и контролирующем присутствии, в открытом и честном общении, а также обилии физического внимания. Именно это и было его большим планом. Сильное и контролирующее, открытое общение и внимание. Теперь же, стоя в нескольких сантиметрах от своего только что обретенного саба в его крошечном кабинете, Курт очень, очень надеялся, что честного разговора по душам будет достаточно. Потому что свою силу и контроль Курт потерял в ту секунду, как Блейн открыл дверь, а физическое внимание, какими бы притягательными не были эти кудряшки, в данный момент… просто нет. Когда молчание между ними затянулось, и Курт уже было начал принимать то, что именно он должен заговорить первым, Блейн удивил его. – Прости, – сказал он, словно было очевидным, за что тот извинялся. – Знаю, я сам должен был прийти к тебе. Я собирался. Мне просто было нужно немного времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Рука, сжимающая сердце Курта, усилила хватку, и вовсе не в хорошем смысле этого слова. – Мыслью о том, что я – твоя родственная душа? – спросил он, заранее предугадывая ответ. – С мыслью о том, что мой Дом – семнадцатилетний ученик, – вновь произнес Блейн таким тоном, словно это тоже должно было быть очевидным. В этот момент даже надежда покинула Курта. И честность – единственное, что у него осталось. – Шестнадцать. – Что? Не было понятно, был ли вопрос Блейна произнесен от потрясения или же потому, что он действительно не расслышал. – Мне шестнадцать, – повторил Курт. – Боже, – Блейн запустил руку в волосы, сжимая их в кулаке так крепко, словно от этого зависела его жизнь. – Мне исполнится семнадцать в мае, – продолжил Курт. Блейн делал все возможное, чтобы оставаться спокойным, но в столь крохотном пространстве это оказалось нереальным. – Это самый настоящий кошмар, – произнес он тихим голосом. – О Боже. Прости. Я не должен был говорить тебе этого. Курт же ухватился за эту возможность, чтобы следовать своему плану. – Нет, – мягко произнес он. – Я хочу, чтобы ты был честен со мной. Я понимаю, что все это странно, и, если мы не будем честными друг с другом, у нас ничего не получится. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о том, что думаешь, и что чувствуешь. Блейн остановился и уставился на Курта. – Правда? Сильный. Контролирующий. Честный. – Несомненно. И в этот момент кто-то словно подменил Блейна. Его волнение сошло на нет. Он опустил по бокам руки и пристально посмотрел на Курта. Это должна была быть команда, подумал Курт. Он даже почувствовал легкий прилив гордости за себя из-за того, что смог найти способ успокоить Блейна. Пока тот не заговорил. – Честно? – он смерил Курта взглядом своих медово-золотых глаз. – Я взбешен. Я так чертовски зол – ты себе даже не представляешь. – Это… это и для меня было сюрпризом, – промямлил Курт. – Да ладно? Как долго ты носишь эту метку? Несколько месяцев? – На самом деле, три недели. – Три неде… – Блейн повернулся к нему спиной, словно не мог на него смотреть, и схватился за край стола. – Ну конечно же. Ты хотя бы начал посещать занятия для Доминантов? – Начну со следующей среды. – Ну разумеется. Курт знал, что все это неправильно. Он потерял даже намек на контроль над ситуацией. Поведение Блейна полностью изменилось. Он развернулся к Курту так быстро, что чуть не потерял равновесие. Приподняв свою руку, Блейн показал ему свою метку. – Я получил ее, когда мне исполнилось тринадцать. Почти четырнадцать лет я смотрел на твое имя, – Блейн обвел пальцами эти буквы. – Ожидая его. Думая о нем. Черт, фантазируя о нем. – Обо мне, – попытался Курт проявить авторитет, но это вышло больше похожим на писк. – Нет. О нем, – Андерсон поднес метку ближе к лицу Курта. – Потому что я мастурбировал, притворяясь, будто он говорит мне, что делать и когда кончать, а ты в это время был, вероятнее всего, еще в пеленках! Боже. Блейн терял контроль, и это все была вина Курта. Он приказал Блейну быть честным, говорить то, что у него на уме, а теперь это было похоже на то, словно ножницы разрезали некрепкий шов накопленных эмоций, которые теперь высвободились на свет Божий. Курт должен найти способ, как успокоить Блейна. Это, в конце концов, его работа. Только Курт и понятия не имел, как это сделать. – Ладно, на этом хватит, – попытался он. – Нет! Ты не понимаешь. Ты просто не можешь. Ты вообще занимался сексом? – теперь голос Блейна повысился настолько, и Курту оставалось лишь надеяться, что никого нет поблизости. – Нет… – С каждым мужчиной, с которым я был, я притворялся, будто это он. Все эти годы я тренировался. Тренировался для него. Чтобы быть всем, что он заслуживает. – Блейн, – Курт попробовал сказать с нажимом. – Я называл его Господином… и не потому, что это было сексуально, а чтобы мне ничто лишний раз не напоминало, что я не с ним. Но после всего этого я все равно по какой-то причине не заслужил настоящего Дома, – теперь голос Блейна дрожал; все его тело дрожало. – Ладно, тебе нужно успокоиться. Будет это звучать, как приказ, если Курт убедит самого себя, что так оно и есть? – Нет, ты сказал мне быть честным, и я подчиняюсь. Все, что мне нужно – это оставить все свои мечты о родственных душах и идеальных Доминантах, и начать жить в настоящем мире. Что я и начал делать, по моему мнению, пока ты не объявился. – Блейн! – может, если он тоже крикнет… – Поэтому ты можешь идти домой, сказать своей мамочке, каким ужасным оказался твой саб, и тогда она сможет… Курт даже не успел подумать. Его рука резко поднялась, схватив Блейна за подбородок, заставляя его смотреть Курту прямо в глаза. – На колени. Сейчас же. Он не кричал. Он даже не думал о том, чтобы сделать эту фразу командой. Но после Курт ослабил хватку, и Блейн в ту же секунду упал на колени, словно подкошенный. х х х х Падение произошло абсолютно инстинктивно. Блейн был на полу еще до того, как успел осознать приказ Курта. Его тело все еще тряслось от пережитых эмоций, но теперь они казались обузданными невесомой рукой Курта, все еще сжимающей его подбородок, а также неотвратимостью этого приказа, все еще звучащего в ушах Блейна. Курт стоял прямо перед ним, вытянувшись, как струна, и Блейн мог с уверенностью сказать – тот зол. Может, даже в ярости. – Покажи мне свою руку, – раньше Курт был немного нерешителен, пытаясь командовать Блейном, но теперь все это ушло. Он взял все под свой контроль, и неподчинение саба не рассматривалось ни в каком случае. Блейн поднял свое правое запястье. Курт склонился ближе, прикладывая свое левое рядом с рукой Блейна. – Посмотри на них, – приказал он, и Блейн поднял взгляд на две соприкасающиеся руки, одна темнее, а другая бледнее, с их именами, начертанными там. – Что это значит? – спросил Курт. – Что мы родственные души, – Блейн ненавидел, каким дрожащим был его голос. Дыхание Курта и его собственное казались слишком громкой музыкой в этой комнате. Бледная рука исчезла из поля зрения, и Блейн вновь упер взгляд в пол. Тело Курта все еще излучало злость, даже когда парень был повернут к нему спиной, и, как бы любопытно ни было Блейну, он не смел поднимать глаз. Он даже не смел смотреть на то, что тот делает. А затем Блейн подпрыгнул и прикусил язык, чтобы не вскрикнуть, когда тяжелая книга с громким стуком упала на пол рядом с его коленями. Блейн прочел название, не до конца понимая, зачем все это. Толковый словарь Уэбстера. – Найди это, – прозвучала команда, и Блейну даже было не нужно спрашивать, о чем речь. Он быстро отыскал секцию с буквой Р и, широко раскрыв книгу, остановился в ожидании следующего приказа. – Читай вслух. Блейн должен был чувствовать себя униженным. Его студент-подросток и Доминант заставлял его читать определение слова, как семилетнего мальчика. Но в то же время это было комфортно – знать, что нужно делать. Дыхание Блейна выровнялось, и, когда он начал, голос больше не дрожал. – Родственная душа. Существительное. Единственное число. От латинского… – Только определение. Блейн подавил в себе желание извиниться. – Первое. Данный судьбой идеальный эмоционально, физически и интеллектуально подходящий, равный по силам напарник, определяемый посредством появления на запястье одной из рук его имени, обычно в подростковом возрасте. Второе. Любовь всей жизни одного человека. – Еще раз. Грудь Блейна сдавило от какой-то эмоции, которой он еще не был готов дать какое-то название, и голос его слегка дрогнул, когда Блейн прочел: – Первое. Данный судьбой идеальный эмоционально, физически и интеллектуально подходящий, равный по силам напарник, определяемый посредством появления на запястье одной из рук его имени, обычно в подростковом возрасте. Второе. Любовь всей жизни одного человека. Резким пинком Курт отправил книгу через всю комнату, и после опустился на колени рядом с ним, ближе, чем был когда-либо, сжимая подбородок Блейна и заставляя посмотреть наверх. В то время как голос Курта был холодным и отстраненным, глаза его были открытыми, заинтересованными и вопросительными. – Ты действительно хочешь отказаться от всего этого только лишь потому, что я моложе? Он был так близко, что Блейн мог учуять тепло его тела с легким перемежающимся запахом… геля для душа? Одеколона? Комната внезапно расширилась, и стены расступились, а лицо перед ним стало казаться единственной реальной вещью в мире. Блейну пришлось сглотнуть внезапный комок в горле, прежде чем он сумел заговорить: – Я просто… – Моя мама умерла, когда мне было восемь. Вот черт. – Боже, мне так… – И с тех пор стало кристально ясно, что я вовсе не буду таким мальчиком, как остальные. Меня мучили каждый день. И знаешь, что помогло мне с этим справиться? Это. – Курт вновь поднял свое запястье, чтобы Блейн смог прочесть написанное на нем имя. – Даже до того, как оно здесь появилось, я знал, что метка образуется. Я знал, что где-то за пределами моей комнаты есть человек, равный мне во всем напарник. Что однажды кто-то придет ко мне. Что кто-то будет любить во мне все то, за что другие пытались застыдить. Ладонь Курта упала на колени, но Блейн не опустил голову, смотря в эти голубые глаза, отражающие искренность и грусть. – Ты тоже вовсе не тот, кого я ожидал, Блейн. Я ждал кого-то такого, как я. Я думал, что будут кофейные свидания и дуэты в Хоре, что будет кто-то, с кем мы разделим вместе наши первые разы. То, как ты на меня смотришь – и то, чего ты от меня ожидаешь… это пугает меня. Но я верю, что сумею дать тебе все это, как бы невероятно оно ни звучало, потому что это, – он схватил руку Блейна и приподнял ее напротив своей, чтобы их метки вновь оказались друг напротив друга, – это говорит мне, что я могу. Что я единственный, кто сможет. И я доверяю этому. Блейн продолжал сидеть в тишине очень долгое время, переводя взгляд от их меток к глазам Курта. Внезапно ему сильно захотелось сделать Курта счастливым. Дать все ответы на его вопросы. Но он сказал ему быть честным, и Блейн обнаружил, что тоже хочет честности, особенно когда Курт был так близко, сжимая запястье Блейна своими длинными пальцами. Курт сказал ему, что только так они смогут что-то построить. – Я не знаю, смогу ли. Курт не выглядел разочарованным. На самом деле, он даже слегка улыбнулся. – Довериться судьбе? – спросил он. – Или мне? – Оба варианта. И словно какое-то маленькое волшебство произошло, но пальцы Курта вновь вернулись к его лицу, но на этот раз они были нежными, а большим пальцем он провел едва заметную линию от его подбородка по линии челюсти. Может, это было из-за близости, или же от того, что Блейн так быстро встал на колени после столь шокирующего взрыва эмоций, но этот палец словно нарисовал какую-то призрачную дорожку чистейшего блаженства вдоль щеки Блейна. Волнения и страхи отступили, и он почувствовал, что был бы просто счастлив стоять на коленях целую вечность. Если бы только Курт продолжал к нему прикасаться. Но затем глаза Курта потемнели, он придвинулся ближе, и прежде чем Блейн успел понять, что же сейчас произойдет, Курт прижался к его губам в мягком и нежном поцелуе. Все говорили, что со своей родственной душой это будет совершенно по-другому, и они были правы. Столь простое и легкое давление рта Курта словно пригвоздило Блейна к полу. Его веки, затрепетав, опустились, а губы приоткрылись – приглашая углубить поцелуй – но Курт не позволил ему вести. Вместо этого он осторожно погладил сначала верхнюю, а затем нижнюю губу Блейна своими, и отклонился с тихим вздохом. Когда Блейн открыл глаза, он обнаружил, что Курт был совсем близко, но выражение его лица было абсолютно нечитаемым. – За что это было? – не удержавшись, спросил Блейн. – За честность. И за то, что был таким послушным. Брови Блейна приподнялись от удивления, что заставило Курта улыбнуться. – Это был мой первый поцелуй, кстати. Первый настоящий поцелуй, – он отстранился от него, и Блейн вновь обрел способность дышать. – Мы оба сейчас отправимся спать, а завтра я встречусь с тобой здесь перед занятиями. Пока мы сохраним все это в тайне. До тех пор, пока не выясним все. Хорошо? Блейн кивнул. Но Курт не поднялся с пола. В течение долгого времени он просто смотрел на него, а затем мягкая улыбка вновь вернулась на его лицо. – Заведи руки за спину. Блейн сообразил, что это был первый осознанный приказ Курта. Когда он только зашел в эту комнату, то вовсе не был уверен в себе. А затем, когда был зол, то действовал чисто инстинктивно. Но в этот раз Курт посмотрел на него, раздумывая над собственными желаниями, а затем приказал Блейну сделать это, даже не предполагая, что тот может не подчиниться. Руки Блейна сомкнулись за спиной еще до того, как Курт успел закончить свою фразу. Курт вновь подался вперед. В этот раз их губы едва соприкасались, но язычок Курта скользнул между расставленных губ Блейна и легко прошелся по кончику его языка – один раз, два; это было очень сладко, а после Курт вновь задвигался, и тихий стон вырвался из горла Блейна, подавшегося вперед в своем желании попробовать. Умолять о большем. Блейн мог поклясться, что Курт хихикнул, но после встал и приблизился к столу. Блейн не открывал глаза, но хорошо мог слышать, как тот взял что-то, и после прозвучал легкий шорох – сумка Курта? Блейн почувствовал прикосновение руки к своей голове, и длинные пальцы слегка прошлись между волос. – Спокойной ночи, Блейн. Блейн продолжал держать глаза закрытыми, пытаясь удержать чувство простого удовлетворения от поцелуя Курта и легкого прикосновения. Он не открывал их до тех пор, пока не услышал, как дверь открылась и закрылась, оставляя его одного.