Expectation Fails

Курт припарковал свой Навигатор напротив большого здания – одного из тех живописных пережитков индустриального общества, еще сохранившихся в Лайме. Сильнее сжав руль, Хаммел несколько раз глубоко вздохнул, наблюдая за тем, как Блейн остановился у парадного входа и вышел из машины. Он нервничал. Гораздо больше, чем того ожидал. Курт готовился к этому. В промежутке между вчерашним вечером и сегодняшним днем он проигрывал в голове эту сцену тысячи раз – как часть с разговорами, так и… без разговоров. Хаммел точно знал, что хочет сделать. Пословица гласила, что «путешествие в тысячу миль начинается с одного шага», и этот первый шаг из машины казался путешествием всей его жизни. Андерсон шарился на заднем сидении в поисках своих сумки и пиджака, и Курт позволил себе просто смотреть на это в течение нескольких минут. Наблюдая за своей родственной душой, выполняющей столь рутинные действия, Хаммел осознал – еще ничего в его жизни не было столь важным. Ведь именно таким будет весь остаток их жизней. Однажды они с Блейном состарятся и поседеют, и, удобно устроившись в креслах-качалках, станут вспоминать этот день. И каким бы новым и пугающим это все ни казалось, Курт верил, что это продлится целую вечность. В конечном итоге, все в Блейне будет столь же знакомым и привычным ему, как и любая мелочь о самом себе. Однако, если Курт так и не заставит себя выбраться из чертовой машины и присоединиться к своему сабу, который терпеливо дожидался его на другой стороне дороги, поглядывая в его сторону, им так и не удастся стать теми старичками в креслах. Поэтому Хаммел захватил свою сумку и открыл дверь. При его появлении Андерсон широко улыбнулся, но Курт видел, что он тоже взволнован. – Ты меня не потерял, – констатировал мужчина. – Пока нет, – согласился Хаммел. Парадная дверь здания была открыта, и на другой стороне коридора была еще одна, так же как и лестница, которую, очевидно, построили позднее. Блейн повернулся к апартаментам под номером 2 на левой стороне и скользнул ключом в замочную скважину. – Терпеть не могу, когда они переделывают старые здания под квартиры, – выразил свои мысли вслух Курт, разглядывая сводчатый потолок. Андерсон открыл дверь и немного отступил, позволяя Хаммелу войти первым. – Я понимаю, о чем ты, – произнес он, закрывая за ними и защелкнув замок. – Однако квартиры получаются очень даже ничего. И хорошо ещё то, что рядом пока никто не живет, так что мне не приходится слушать ничей топот и шум, – или же волноваться, как кто-нибудь услышит его собственные стоны. Этот конец фразы остался невысказанным, отчего Курт почувствовал еще большее беспокойство. Помещение действительно было чудесным. Блейн заставил его удобной и разнообразной мебелью; там был диван, мягкое кресло, низкий журнальный столик, который на данный момент был пуст, за исключением небольшой книжицы, на обложке которой были изображены струнные инструменты. Напротив стены расположилось фортепиано, отполированное до блеска. На деревянном полу ничего не было, и с ходу напрашивалась мысль, что дощатая поверхность не самым лучшим образом отражалась на состоянии коленей. Но, может, Блейну это нравилось. Место было небольшое – лишь маленькая кухня в одном углу и узкий коридорчик, ведущий в спальню – но в данный момент оно казалось невообразимо большим. Ранее они с Андерсоном оставались наедине только в тесном кабинете доктора Флетчера. Хаммел, конечно же, предполагал, что здесь им будет удобнее – в месте, где можно будет свободно передвигаться, – но, на самом, деле все было наоборот. В кабинете они были вынуждены оставаться в непосредственной близости. Здесь же у обоих был выбор. Нервы определенно не добавляли уверенности Курту. Он немного побродил по комнате, в то время как Блейн оставался у двери. – Здесь мило, – с улыбкой произнес Хаммел. – Ты хорошо здесь поработал. И освещение просто отличное. Боже. Как же жалко он звучал. Курт находился в одной квартире со своей родственной душой в полнейшем уединении, и все, о чем он смог заговорить – это об освещении. Передвинувшись ближе к пианино, Хаммел провел кончиками пальцев по гладким клавишам. – Ты играешь? – спросил он, повернувшись обратно к Блейну, который все еще подпирал дверь, будто опасаясь ступить в пустое пространство между ними. – Да. Думаю, с моей стороны немного эгоистично было тащить подобные вещи через всю страну. Но нормально существовать без пианино я не могу. – Через всю страну? Но ты же вырос в Вестервилле. Андерсон, наконец, перестал полагаться на то мнимое чувство безопасности, предлагаемое дверью. Отставив сумку на небольшой столик у входа, Блейн подошел к Курту, осторожно нажимая клавишу «ми» второй октавы*. – Ну, я учился в Университете штата Огайо, а дипломную работу писал в Нью-Йорке*. А потому эта малышка повидала гораздо больше, чем просто внутренность грузовика. Хаммелу хотелось спросить, что он изучал и почему вообще решил покинуть Нью-Йорк и вернуться в Богом забытый Огайо, но об этом они смогут поговорить позже, а сейчас пришла пора перестать откладывать неизбежное. Блейн, должно быть, был так же обеспокоен предстоящим обсуждением, как и он. Курту просто нужно было взять себя в руки и начать. Но, если честно, Хаммел не знал, каким образом. Последний раз, когда его саб стоял на коленях, он был зол и требователен – без этого Курт понятия не имел, как себя вести. Но после нескольких минут неловкой тишины, во время которых они просто стояли – и что уже начало становиться для них слишком естественным – Блейн решил спасти его. – Не хотел бы ты чего-нибудь выпить? Курт покачал головой. – Нет, спасибо. – Мы могли бы присесть, – предложил Андерсон, указывая в сторону дивана. Возможно, это был его час. Курт глубоко вздохнул и посмотрел Блейну прямо в глаза. – Вообще-то, я бы предпочел… я хочу, чтобы для этого ты встал на колени. Выражение лица Андерсона немного изменилось, глаза расширились от чего-то, что, как надеялся Курт, выдавало возбуждение, но также это могло быть удивление и даже страх. Но какие бы эмоции Блейн ни пытался контролировать, он все же отступил от пианино и махнул рукой над тем местом, где только что стоял. – Я должен просто… – Ох, нет! – встрепенулся Хаммел. Обведя взглядом комнату, парень развернул кресло, чтобы теперь оно смотрело не в сторону журнального столика. На диване он заметил несколько темных подушек, одну из которых Курт и взял, после чего повернулся обратно к Блейну. – Ты не против? – спросил он, указывая подушкой на пол. Когда Блейн кивнул, Хаммел сел в кресло, отставил свою сумку в пределах досягаемости и положил подушку на пол – достаточно далеко от своих ног, чтобы Андерсон не сидел прямо перед ним. – Ты можешь встать на колени вот здесь, – произнес Курт, указывая на это место, прикусив язык, чтобы ненароком не добавить «пожалуйста». На самом деле он чувствовал себя ребенком, играющим во взрослые игры, и Андерсон, должно быть, почувствовал это, потому что медленно направился в сторону подушки и поначалу со всей серьезностью посмотрел Хаммелу в глаза, а затем совершенно осознанно опустился на маленькую подушку, не отводя взгляда до самого последнего момента. Как только Блейн оказался на коленях, то опустил голову, уставившись на пол. Курт мог прямо сейчас расцеловать Блейна за такую готовность и проявление подчинения. Конечно, Андерсон говорил ему, что воспринимает это абсолютно серьезно, несмотря на то, что сам Хаммел и понятия не имел, что делать. И сейчас Блейн пытался вдохновить Курта своей уверенностью. Поэтому, очередной раз сделав глубокий вдох, Хаммел запустил руку в сумку и положил свой список рядом с собой. А после постарался придать своему лицу выражение, как он надеялся, властной заботы. – Посмотри на меня, Блейн, – приказал Курт. Андерсон поднял голову и встретил его взгляд. Хаммел воспользовался этим мгновением, чтобы перевести дыхание. Картина, представшая перед его глазами – коленопреклонённый Блейн, покорно смотрящий на него – была несравнима с той, которую он вообразил еще в классе. В первый раз – тогда, в кабинете Андерсона – Курту не удалось как следует оценить ее, потому что все происходило на эмоциях. Сейчас же… эти прекрасные глаза… боже, это просто потрясающе, подумал Хаммел, что у него в запасе целая вечность для того, чтобы понять, какого они цвета, ведь времени на это может уйти немало. Золотистые, медовые, янтарные, карамельные – так много вариантов, и простое определение «карие» даже отдалённо не воздавало им должного. И то, как Блейн спокойно стоял на коленях и ждал – подобная картина была самой лучшей эротической фантазией любого Доминанта. И к черту глаза. Курту потребуются тысячи световых лет, чтобы на самом деле осознать тот факт, что этот мужчина принадлежит ему. Еще раз вздохнув, Хаммел заговорил. – Мне понравилось то, какими мы сегодня были, – произнес он, – только ты и я, флиртующие друг с другом и остальное. Мне бы хотелось сохранить это. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня, говорил со мной и называл Куртом. Ну, помимо других слов, более сексуальных, понимаешь… под влиянием момента. Но в целом, – боже. Хаммел уже лепетал, как дитя. Нехороший знак, – я имел в виду, что ищу для себя вовсе не раба, Блейн. Андерсон просто кивнул, и это не слишком помогло Курту распознать реакцию мужчины. – Но для предстоящего разговора мне нужно, чтобы ты оставался на коленях, и спрашивал разрешение говорить, только если ты не отвечаешь на вопрос. Разрешение ты можешь попросить, прикоснувшись к моему колену. Договорились? Блейн снова кивнул, и Курт улыбнулся от такого немедленного послушания. Он долго и упорно думал над этой частью, касающейся молчания саба, но Хаммелу было необходимо говорить, не беспокоясь о том, что его прервут. Кроме того, Финн сказал, что сабам нравились приказы и контроль. – Хорошо, тогда для начала, – Курт протянул левую руку, – сними мой браслет. Андерсон нахмурил брови от удивления, но безмолвно подчинился, сражаясь с застежкой на браслете Курта и отнимая его от запястья. Хаммел забрал его и положил на стол рядом с сумкой и списком. – Теперь протяни мне свою руку, – Блейн вытянул ее вперед, и Курт проделал те же манипуляции, снимая с правого запястья саба и добавляя к коллекции на столике. Какое-то мгновение он не отпускал руку Андерсона, повернув ее и погладив кончиками пальцев шрамы, образующие имя «Курт Хаммел». Курт задумался, наступит ли такое время, когда выжженное имя на коже саба не будет посылать по его телу стаи мурашек. Блейн тихо вздохнул, и Хаммел отвел взгляд от запястья. Глаза Андерсона были закрыты, чтобы он мог спокойно сосредоточиться на прикосновениях парня, который не сумел удержаться и провёл пальцами по раскрытой ладони Блейна. Но они должны были поговорить. Для прикосновений будет время позже. Придерживайся плана, напомнил себе Курт, опуская руку Андерсона на свои колени. Блейн открыл глаза – он выглядел так, будто готов умолять о большем, но сохранял молчание, ожидая всего, что бы ни планировал Хаммел. – Я хочу, чтобы мы всегда делали это, оставаясь наедине, – продолжил Курт. – Снимали наши браслеты, чтобы иметь возможность видеть наши имена. И я всегда буду снимать твой и надевать, и ты будешь делать то же самое с моим. Знаешь, как своеобразный ритуал. Андерсон кивнул, и Хаммел решил, что вполне может потеряться в этих глазах. Теперь он начинал понимать, что особенного было в том, чтобы собственный саб стоял перед тобой на коленях. Это влияло на него со столь разных новых сторон, о которых Курт и не подозревал. Но он хотел узнать. Хотел найти способ убедить Блейна, что в конечном итоге они смогут делать абсолютно все. Но следующим пунктом в его списке было совершенно противоположное. – Насчет секса… Андерсон немного поежился, будто собирался услышать что-то неприятное. – Секс… и что бы мы ни делали… к этому мы должны идти в моем темпе. Если ты со мной в этом, Блейн, тебе необходимо принять это. Мне всего шестнадцать, и я никогда и ничего не делал, и у меня должен быть шанс, как и у всех других, чтобы пройти этот путь шаг за шагом, а не чувствовать давление со стороны к тому, к чему не готов. Я имею на это право. Он сделал паузу, позволяя Блейну попросить разрешение на вопрос, но тот остался неподвижным. – Ты можешь попросить меня обо всем, знаешь. Я не хочу, чтобы ты перестал быть честным со мной, когда говоришь, что тебе нужно, однако я буду решать, что мы будем делать и где. Это не подлежит обсуждению. И это всего лишь часть отношений со мной. Ты сможешь выдержать это? Андерсон долго раздумывал над ответом. Пока он размышлял, его тело, казалось, немного расслабилось, а голос был спокойным, когда мужчина, наконец, ответил. – Мне нужно, чтобы ты был серьезен насчет этого. О том, что я должен быть честным. Потому что я вполне могу… делать меньше, чем мне бы хотелось. Но меня вовсе не радует перспектива того, что я скажу что-то или попрошу, и напугаю тебя. – Нет, я все понимаю, – с улыбкой произнес Курт. – Клянусь, ты можешь спрашивать меня о чем угодно. Что бы тебе ни было нужно, и неважно, насколько это безумная или необычная просьба. Я, конечно, могу умереть от смущения, – это вызвало ответную улыбку Андерсона, что Курт воспринял, как маленькую победу, – но не напугаюсь. Мне действительно хочется, чтобы ты мог сказать мне все. Блейн не заговорил снова, лишь выразил улыбкой свою благодарность. И Курт вернул ему это. Все прошло гораздо лучше, чем Хаммел ожидал, и теперь он начал чувствовать себя более уверенным. Взглянув в свой список, – Курту действительно хотелось не отступать от плана – он повернулся обратно. – Ладно. Не думаю, что прямо сейчас мы должны составлять контракт. Андерсон приподнял от удивления брови, но не сказал ни слова, а потому Хаммел продолжил. – И я решил, что мы будем придерживаться простых правил – ты подчиняешься всем прямым приказам, я не наказываю тебя за действия, о нежелательности которых не предупреждал, и, конечно же, ты не прикасаешься к себе и не кончаешь без моего разрешения, – последнюю часть Курт проговорил быстро, надеясь, так он сумеет не покраснеть. Однако, он не слишком в этом преуспел. В первый раз Блейн протянул руку и прикоснулся к его колену. – Говори, – произнес Хаммел. И снова – Андерсону понадобилась пара секунд, чтобы начать. Курт был удивлен, каким удовлетворением было видеть, насколько серьезно он все это воспринимает. – Просто… – наконец, решился Андерсон. – Если мы не будем заниматься сексом, и мне не позволено прикасаться к себе… – Я не так сказал, – Хаммел поразил сам себя тем, как быстро его Доминантное Я вырвалось наружу, желая поправить Блейна. – Я говорил, что ты не можешь прикасаться к себе без моего разрешения, – и, произнося это во второй раз, опровергая ошибочное предположение Андерсона, Хаммел больше не чувствовал потребности краснеть. Дальнейшее он не стал объяснять, ведь оно должно было быть очевидным для Блейна. И, вполне вероятно, Курт оказался прав, потому что Андерсон слегка откинулся на пятки и наклонил голову в качестве признательности. Бабочки в животе Хаммела взлетели вновь, но теперь это не имело ничего общего с нервами. Каким-то образом им удавалось разговаривать друг с другом, как Дом с сабом, и не подкреплять это гневом или похотью. Впервые Курт почувствовал стопроцентную уверенность в том, кем он являлся: Доминантом, дающим своему покорному сабмиссиву инструкции. Хаммел продолжил, когда стало очевидно, что Блейн больше не собирался ничего говорить. – В общем, насчет контракта – думаю, до тех пор, пока у нас его не будет, мы можем полагаться на стоп-слово. Если я каким-либо образом сделаю что-нибудь, от чего ты почувствуешь себя некомфортно, ты можешь сказать его, и мы поговорим. У тебя ведь есть стоп-слово? Андерсон вновь посмотрел на него. – Эмм… конечно, декрещендо для «помедленнее», и для остановки… – Фермата? – не сдержавшись, прервал его Курт. – Вообще-то, цезура*. Хаммелу не хотелось разрушать свой образ Доминанта, но попытка провалилась, и он широко улыбнулся Блейну. – Боже, они мне нравятся! Ты себе даже не представляешь, Блейн. Сама мысль о стоп-словах меня до смерти пугала. Типа того, что, боже, я могу все испортить настолько, что тебе придется его применить. Но эти же кажутся каким-то естественным изменением темпа. Черт, они потрясающие. Уголки губ Андерсона немного приподнялись, и он снова прикоснулся к колену Курта. – Говори. – Именно по этой причине я их и выбрал. Мне всегда казалось, что я каким-то образом все испорчу, если произнесу их. Но с этими, кажется, что я лишь беру передышку. Неосознанно Курт протянул руку и погладил мужчину по щеке в качестве одобрения и признательности. – Они просто идеальные, Блейн. Андерсон подался вперёд на прикосновения Курта, и очередная волна возбуждения обдала тело Доминанта. Теперь это казалось таким естественным. И Хаммел наслаждался этим контактом еще какое-то время, прежде чем откинуться на спинку и перейти к последней, наиболее важной части. – Хорошо. Для дальнейшего я хочу, чтобы ты спрашивал свободно, не нужно просить разрешения. Нам следует решить, что станем делать с… публичным аспектом наших отношений. В ту же секунду напряжение вернулось в тело Блейна, и Курт инстинктивно наклонился, прикасаясь к его лицу. Поглаживая его скулы, Хаммел дождался, пока мужчина вновь станет в состоянии говорить. – Я не хочу, чтобы ты воспринял это неправильно, – осторожно начал он. – Честность, помнишь? – подсказал Курт. Андерсон сглотнул. – Хорошо. На самом деле, я чертовски напуган, что люди обо всем узнают. И я в курсе – то, что мы родственные души, вроде как меняет все, но я не вижу, как остальные – учителя и ученики – смогут воспринимать меня серьезно, если будут знать… – Что я твой Дом? – Хаммел сделал попытку ему помочь. Взгляд Блейна скользнул от стен к потолку, пытаясь найти точку где-либо позади Курта. – Что я прихожу домой и подчиняюсь одному из своих учеников. Одному из их учеников, – он пожал плечами, пытаясь подыскать правильные слова. – Я помню, как чувствовал себя... раньше… когда слышал, что один из учителей состоит в связи с учеником. И хоть я сознавал, что это было судьбой, на деле от этого новость не становилась… правильной. Блейн вновь посмотрел на Курта, который пытался контролировать свою реакцию. Он не был глупым. И никогда не думал, что Андерсон будет испытывать радость по поводу их разницы в возрасте. Однако Хаммел не мог отрицать, что слышать размышления Блейна было больно. Как и знать, что он прав. Люди всегда будут считать их союз неправильным, несмотря на то, что говорит закон – по крайней мере, пока Хаммел не повзрослеет. Поэтому слышать такое от Блейна, словно подстегивало его собственные страхи и неуверенность. Но Курт точно знал, что сейчас он должен отложить в сторону все свои эмоции и, выполняя работу Дома, убедиться в безопасности собственного саба. Поэтому Хаммел, ощущавший себя невероятно подавленным после речи Андерсона, взял себя в руки. – В некотором смысле, это может быть и проще, – решился он. – Ты вообще думал о том, что нам все время придется скрываться и прятаться? – Я просто не могу. Прости. Я не готов. Видеть, что Андерсону так же больно, тоже помогало. И попытки улыбнуться с треском провалились. – Хорошо. Ты пошел мне навстречу в вопросе секса, поэтому я соглашусь с тобой здесь. Однако, я настаиваю на двух вещах. – Хорошо. – Мы скажем моим родителям. Я не буду им лгать, поэтому, если мы собираемся проводить время вместе, они должны знать. Блейн прикусил губу, но с согласием кивнул. – И ты наденешь черный браслет, – Андерсон хотел было что-то сказать, но Курт прервал его. – Мне необходимо, чтобы остальные были в курсе: ты нашел свою родственную душу, пусть им и неизвестно, что это я. Ты можешь сказать им все, что угодно – любые детали, которые сочтешь для себя комфортными. Но мне нужно, чтобы ты носил черный браслет. Блейн улыбнулся. – Я собирался сказать, что, конечно же, хочу надеть твой браслет. Я и сам хочу, чтобы люди знали, что я нашел свою родственную душу. Для любого саба подобный союз – очень серьезная штука. Хаммел подарил ему ответную улыбку – в этот раз самую настоящую. – Тогда отлично. Я принесу его завтра, – Курт взял со стола свой листок и аккуратно сложил его, после затолкав в сумку. – Таким образом, я заканчиваю свой список важных для обсуждения тем. Еще что-нибудь, что ты бы хотел сказать? – Мне кажется, ты затронул все, что нужно. Так что я в порядке. – Хорошо, – парень разглядывал Блейна еще какое-то время, пытаясь утихомирить этих бабочек. Он ожидал, что часть без разговоров будет более пугающей, чем часть с ними, однако, размышляя об этом, Курт решил, что хочет этого. Хочет дать Андерсону что-нибудь взамен. Хочет показать, что не собирается обречь его на полностью лишенную секса жизнь. И, как и со всем остальным, начинать было сложнее всего. Солнце уже садилось, и лучи, просачивающиеся через окна, удивительно освещали его, обрамляя его голову, словно нимбом. Блейн выглядел таким красивым и ожидающим чего-то, стоя на коленях и сложив руки. Хаммел обещал себе, что постарается доверять собственным инстинктам, поэтому соскользнул с кресла и опустился рядом с сабом, чьи глаза расширились от удивления. Прикасаться к лицу Андерсона было так естественно, что Курт сделал это снова – он стал поглаживать кончиками пальцев виски и, пересекая щеки, сильнее надавливать на покрытую легкой щетиной сильную линию челюсти. Блейн потерялся во взгляде Хаммела, и Курт почему-то был уверен, что тот старается стоять смирно, не требуя ничего большего. Но его губы слегка распахнулись, и Курт не мог сопротивляться им – таким полным и розоватым, – поэтому нежно и медленно поцеловал Блейна, одной рукой обнимая его за шею сзади. Когда Хаммел отстранился, Андерсон сделал то же самое, что и в те предыдущие два раза – он потянулся за ним, словно был сделан из железа, а губы Курта притягивали его, как магнит. Хаммел надеялся, что Блейн никогда не перестанет делать этого. Потому что так он чувствовал себя как никогда желанным. Дождавшись, пока Андерсон откроет глаза, Курт заговорил. – Я хочу сделать кое-что, – произнес он. – Хочу дать тебе что-то. Награду. За то, что воспринял это – воспринял меня – так серьезно, хорошо? Блейн кивнул. Хаммел встал (этот пол серьезно был убийственен – Курт понятия не имел, как Андерсон с этим справляется) и взял подушку для своих коленей, бросив её на пол позади Блейна, который был удивлен этим действием – но парень знал, что ни за что не сможет сделать это лицом к лицу. Пока нет. А он был полон решимости исполнить задуманное. Курт хотел этого, просто не знал, как сильно он хочет, чтобы на него смотрели. Свет отражался тысячами бликов в волосах Андерсона, и Хаммел поднял туда руку, пропуская пальцы через мягкие кудряшки. И точно так же, как раньше, Блейн закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями Дома. Курт же скользнул ниже, опускаясь на нежную кожу шеи, и Андерсон наклонил голову, даруя больше пространства для касаний. Невероятно прекрасный вид Блейна, замершего в идеальной позе подчинения, заставил Хаммела внезапно понять, что он хочет гораздо большего, поэтому парень немедленно опустился на подушку и прижался губами к шее мужчины. Хриплый вздох, вырвавшийся из горла Блейна, стимулировал его в самом хорошем смысле, и Курт легкими касаниями принялся ласкать плоть Андерсона, опускаясь туда, где манящая кожа исчезала под воротником. Поглаживая руки Блейна, Хаммел осторожно сжимал упругие мышцы, продолжая свой путь все дальше и дальше, пока не оказался на бедрах мужчины. И Блейн, протянув ладони, положил их сверху, переплетая пальцы с пальцами своего Дома. Курт же вернулся к поцелуям, лаская и дразня языком нежную кожу. Ее вкус, и это ощущение мягкости и легкой грубости, чувство мужчины рядом с собой одурманивало. Андерсон даже не пытался сохранять молчание, издавая восхитительные звуки, вздохи и стоны и крепче сжимая руки Хаммела. К тому времени, как Курт оказался около ушка, он вообще не мог найти уважительной причины для дальнейшего смущения. – У тебя стоит? – прошептал он. Все тело Блейна задрожало от удивления, но сейчас Хаммел был на пике возбуждения, поэтому сильнее прижался к сабу, обводя язычком податливое ухо. – Я что, должен повторить свой вопрос? – поинтересовался Курт, когда Андерсон продолжил хранить молчание. – Да, – выдохнул Блейн. – Да, я должен повторить? – Да, у меня стоит, – ответ вырвался полувздохом. Курт тоже был возбужден, но почти не замечал этого, полностью фокусируясь на Блейне. Он хотел сделать это для своего саба. А потому отстранился от ладоней Андерсона, вновь возвращаясь к его рукам. – Расстегни свои штаны. На этот раз Блейн полностью повернулся, уставившись широко раскрытыми глазами на Хаммела с удивлением или настороженностью – Курт не был полностью уверен. Однако знание того, что он мог вот так спокойно повергнуть Андерсона в состояние молчаливого шока, взволновало Хаммела. Один ноль в пользу Дома-девственника. – Что... ты... – попытался найти слова Блейн, но Курт обхватил его за подбородок и мягко и настойчиво повернул его голову обратно. – Думаю, ты прекрасно меня слышал. Расстегни свои штаны. Или ты хочешь остановиться? Рука Блейна рванулась к переду брюк, неловко цепляя пуговицу и опуская вниз упрямую собачку. После этого мужчина остановился, как и всегда точно подчиняясь командам Хаммела. Курт продолжал гладить его руки по всей длине, но не слишком вытягивал вперед голову, не совсем уверенный в том, как много готов сейчас увидеть. Сама идея была невероятно возбуждающей, но смотреть в действительности могло сильно отличаться от того, чтобы осознанно делать это. – Достань его. Курт заметил, как руки Андерсона, теперь уже заметно дрожащие, потянулись вперед, скользнули за пояс белья, и через несколько секунд полностью возбужденный член Блейна был освобождён от плена ткани. Теперь настала очередь Хаммела вздыхать, и легкая дрожь потрясла тело Андерсона. Конечно, Курт раньше видел обнаженных парней, но никогда со вставшим членом и никогда в ситуациях, где ему действительно было позволено смотреть. Блейн был прекрасен – длинный и толстый – и Хаммелу хотелось сделать гораздо больше, чем простое созерцание. По опыту прикосновений к собственному телу он знал, какой мягкой здесь будет кожа, обтягивающая твердый, как сталь, член. Прерывистое дыхание Курта было почти таким же, как и у Андерсона, но сейчас ему было необходимо сделать все так, как он запланировал. А потому Курт потянулся к своей сумке, зашарив внутри в поисках небольшой бутылочки. – Протяни мне свою руку, – сказал он Блейну. Не открывая глаз, Андерсон вытянул правую руку. Курт наклонил бутылочку и вылил в ладонь мужчины щедрое количество смазки, стараясь не отвлекаться на собственное имя на запястье Блейна. х х х х Теперь же Андерсон, казалось, понял, в чем состоит план Хаммела, потому что после этого действия он резко вдохнул, застыв на мгновение. Курт вновь принялся целовать его шею, медленно поднимаясь к другому уху и покусывая мочку. – Я хочу, чтобы ты показал мне, что привык делать. Когда один. Когда ждал меня, – уткнувшись носом в мягкое местечко позади ушной раковины, Хаммел глубоко вдохнул его запах. – Прикоснись к себе для меня, Блейн. Андерсон низко и протяжно застонал, безо всяких сомнений потянувшись вперед и принимаясь ласкать себя по всей длине, задевая головку большим пальцем каждый раз, оказываясь наверху. Мужчина откинулся назад, сильнее прижимаясь к груди Курта, и Хаммелу пришлось прикусить губу, чтобы громко не выкрикнуть своё восхищение этим движением – то, как Андерсон опирался на него, полагался и доверял, очередной раз доказывало правоту его слов этим утром. Ты все делаешь правильно. – Помни, тебе нельзя кончать. Скажи мне, когда будешь близко, – упершись подбородком в плечо Блейна, Курт продолжил поглаживать его руки и торс, разглядывая, восхищаясь и возбуждаясь от того, как ладонь Блейна уверенно двигалась вверх и вниз. Когда пальцы Хаммела нечаянно задели напряженный сосок, твердым камешком выделявшийся под рубашкой, Курт услышал резкий и прерывистый вздох саба и пожалел, что не заставил его снять с себя одежду. Это в любом случае не остановило парня, тут же продолжившего ласкать соски через ткань, и звуки, то и дело срывавшиеся с губ Андерсона, делали с ним что-то невероятное – Курт не хотел, чтобы они вообще прекращались. Блейн продолжал дрочить, то и дело срываясь на стоны и вздохи, пока, наконец, не замедлился, произнеся хриплым голосом: – Я близко. Я очень, очень близко. Так быстро? Хаммел почувствовал триумфальную дрожь по всему телу от осознания, что так скоро смог довести мужчину до грани. – Остановись, но руку не убирай. Блейн крепко сжал ладонь вокруг себя. Курт мысленно досчитал до десяти, давая сабу немного времени, чтоб остыть, и произнес: – А теперь медленно… сохраняй себя так близко, как сейчас. Но не кончай, пока я не скажу. Андерсон запрокинул голову на плечо Дома и зарычал от переполнявших его ощущений. Он в спокойном темпе продолжил водить рукой вверх и вниз, не забывая каждый раз слегка поддразнивать головку. Сейчас он мелко дрожал с ног до головы, и Курт пожелал, чтобы их позиция позволяла ему самому потереться стояком о спину Блейна. Но, может, это и к лучшему. Хаммелу не слишком нравилась идея кончить в собственные штаны. Курт позволил Андерсону сохранять темп еще несколько минут, упиваясь весом его тела и лаская пальцами напряженную шею, тяжело поднимающийся кадык, и шептал на ушко: – Ты потрясающий, Блейн. Боже, просто совершенный. Такой прекрасный. Каждое слово исторгало из горла саба слабые звуки, заставляя кожу вибрировать под настойчивыми пальцами Курта. – Пожалуйста, – наконец, сдался он. – Можно мне кончить? Я должен кончить. – Ты можешь сделать еще немного? Еще хотя бы пять раз? Андерсон застыл, вызывая у Хаммела сомнения по поводу его намерений, но после судорожно закивал. – Пять раз, медленно и осторожно, а потом ты можешь кончить в любое время, когда захочешь. Считай их для меня. Блейн слегка наклонил голову, теперь упираясь лицом в изгиб шеи Курта, и его мягкие кудряшки щекотали подбородок Дома. Он считал свои действия слабым голосом, согревая дыханием кожу Хаммела и медленно подводя себя к завершению пятью точными движениями. Теперь прятаться было самой последней мыслью Курта – он хотел увидеть каждую секунду оргазма Блейна. На пятый раз Андерсон неожиданно остановился. – Пожалуйста, – выдохнул он. – Я уже сказал, ты можешь кончить. Курт почувствовал, как дрожит мужчина. – Обними меня. Пожалуйста. Хаммел не смог бы описать то чувство, что охватило его при этих словах – это вовсе не было желанием или возбуждением. У него не было названия, однако оно сумело увлажнить глаза Курта, который немедленно обхватил Блейна в крепком объятии. Весь воздух покинул тело мужчины в одном глубоком и длинном выдохе, и Андерсон повернулся, чтобы прижаться губами к шее Курта, после чего быстрее начал водить рукой по члену. Он напрягся и кончил через несколько секунд, приоткрыв рот в беззвучном крике и останавливаясь, изливая белую сперму на черную ткань рубашки. Хаммел хотел смотреть, однако так сильно был поглощен тем, что обнимал своего саба, поддерживая его и бормоча нежные слова на ушко, что пропустил сам момент оргазма. Но Курту было все равно. Он изо всех сил пытался не заплакать, переполненный эмоциями и все еще очень возбужденный. Единственное, что сдерживало его, чтобы не начать лихорадочно тереться об Андерсона, была цена этих штанов. Об Андерсона, его прекрасного, удивительного Блейна, теперь обмякшего в его руках, тяжело дышащего и цепляющегося за руку Курта чистой ладонью. Хаммел обнимал его так долго, как только мог, но, насколько бы сильно он не ненавидел даже мысль прерывать этот послеоргазменный момент, его ноги оцепенели, и Курт был уверен, что они отвалятся, если он немедленно не начнет двигаться. – Тебе нужно сесть, – предупредил Курт, больше не в силах сдерживаться, – иначе я упаду. Андерсон тут же подался вперед, все еще тяжело дыша, и Хаммел вытянул свои ноющие ноги, сдвигаясь немного и усаживаясь перед своим сабом. Глаза Блейна все еще были закрыты, и, когда он открыл их, желание заплакать вновь посетило Курта. Потому что в них он видел океаны эмоций. Смотря в них, Хаммел безо всяких сомнений понимал – он сделал что-то правильное. Наклонившись, Курт обхватил Блейна за шею и притянул к себе в отчаянном, крепком поцелуе, подчиняя себе его рот, и Андерсон, охотно открывая его, отдавался ему полностью. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, взгляд Блейна был чистым и незамутненным. – Это было удивительно, – осторожно произнес он. – Я не ожидал... Курт широко улыбнулся. – Да, я такой. Всегда всех удивляю. – Боже, это уж точно, – Андерсон потянулся и прикоснулся к лицу парня. – Спасибо. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, как два влюбленных ребенка, но затем глаза Блейна широко распахнулись. – Боже, ты ведь не кончил. Хочешь, я... – Нет, все в порядке, – тут же постарался успокоить его Хаммел. – Я не собираюсь кончать в эти штаны и не уверен, что готов к чему-то большему. Двигаемся в моем темпе, помнишь? – Курт не стал упоминать, что этот самый темп подразумевал неистовую дрочку чуть позже. – Кроме того, мне хотелось, чтобы сегодняшний день был для тебя. Моим будет завтрашний. – А что будет завтра? Хаммел почувствовал, что его ноги приходят в норму, поэтому встал и направился в сторону кухни. – Завтра, если ты ничем не занят, мы пойдем на настоящее свидание. Пообедаем, может, выпьем кофе после. Я собираюсь заехать за тобой, а потом заплатить за все, – обнаружив на столике рулон салфеток, Курт отнес их Блейну, который все еще сидел на полу, скрестив ноги и опершись на стоящее позади кресло. – Я свободен. – Отлично. Последовавшая далее тишина была немного неловкой, но теперь Курт знал, как с ней справляться. Нагнувшись, он снова поцеловал Андерсона, поддразнивающим движением облизнув его губы, а после, отстранившись, рассмеялся, когда Блейна вновь потянуло за ним, как магнитом. – Что? – Мне просто нравится тебя целовать, – ответил он и протянул салфетки сабу, усаживаясь рядом. – Я должен спросить... где, черт возьми, ты взял смазку? – поинтересовался Андерсон, обчищая себя и застегивая штаны. Хаммел рассмеялся вновь. – Моя мачеха – медсестра. У нас дома есть чертовски полезная аптечка первой помощи, – потянувшись за мужчину, Курт схватил бутылочку. – Видишь? Она стерильная. – Ладно, я впечатлен. Хаммел отбросил ее назад, надеясь попасть в сумку, а затем взял руку Блейна. Теперь его тело начало успокаиваться, и он позволил себе откинуть голову на сидение кресла. Осознав, что Андерсон рядом с ним слегка дрожит, Курт открыл глаза и обнаружил, что тот беззвучно смеется. – Что смешного? Блейн повернулся к нему. – Ничего, я просто сильно беспокоился из-за этого разговора. – И я тоже! До смерти был напуган. – Но ты не показывал этого. И был идеальным. Очень доминирующим. – Значит, теперь тебе кажется, что все удастся? – поддразнил Хаммел. Блейн преувеличенно наморщил лоб, словно серьезно раздумывал над ответом. – Ну, поначалу было немного неловко. Но мне кажется, что последняя часть прошла очень и очень хорошо. Оба рассмеялись после этих слов, и Андерсон чуть пододвинулся, устраиваясь поудобнее на плече Курта. Хаммел же, не раздумывая дважды, потерся щекой о его волосы. Это счастье, подумал он. Курт больше не был одинок. И никогда не будет. _____________________________ * «ми» второй октавы – где именно находится эта прелесть можно увидеть тут http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/9/94/Octaves-notes-ru.svg/800px-Octaves-notes-ru.svg.png , а услышать тут http://ra-studio.narod.ru/teoria/vusota_zvykov/65e2.mp3 * «я учился в Университете штата Огайо, а дипломную работу писал в Нью-Йорке». Ваш покорный слуга так же близко знаком с географией, как пингвин с пальмами, а потому наивно полагал, что раз Огайо и Университет штата Огайо, то должны они находиться где-то на расстоянии десяти автобусных остановок хD Ан нет, Гугл карты говорят мне, что пора садиться за учебники. Путь пианино Блейна проходил по маршруту Вестервилль – Университет штата Огайо – Нью-Йорк – Огайо. Скажу вам, что и сам не откажусь теперь быть этим самым пианино :) (карта прилагается http://pikucha.ru/iccOo ) *Декрещендо – постепенное уменьшение интенсивности звука. Фермата – остановка темпа, как правило, в конце музыкального произведения или между его разделами. Цезура – внутристиховая ритмическая пауза на постоянном месте в стихотворной строке, расчленяющая стих на два полустишия (в литературе); деление музыкального предложения на части, требующее соответствующего оттенения и при исполнении (в музыке). Как вы видите, наш историк в душе тот еще музыкант ;) Слова использовались в качестве «помедленнее», «стоп» – догадка со стороны Курта и «стоп» со стороны Блейна соответственно.)