Expectation Fails

И вновь оба Дома резко развернулись в сторону Андерсона. Курт даже не был уверен, какая эмоция и на лице какого Доминанта заставила мужчину выглядеть, словно перепуганный олененок в свете фар. Ему было все равно. Внезапно его потрясло осознание собственной просто невероятной глупости. И в течение очень долгого мгновения все, что мог делать Хаммел – это просто застыть в изумлении, пока все вокруг рушилось с невероятным треском, а Блейн не двигался. Тогда двинулся Курт. Он протиснулся мимо Кева, который улыбался так, словно выиграл какой-то трофей, оттолкнул в сторону его стул, схватил ключи со стола и, развернувшись, вышел из здания. Когда Хаммелу было десять, отец рассказал ему, что Санты не существует. Мужчина был деликатен так, как только мог, беспокоясь, что Курт разозлится или почувствует себя преданным, но ничего такого не было. Он всего лишь ощущал себя полным дураком. Когда Берт произнес вслух эти слова, они прозвучали самыми очевидными на свете, будто ничего волшебного просто не могло быть на самом деле, и Курту, осознавшему всю глубину собственной доверчивости, показалось, что он полный идиот. Это было унижением, которое причиняло боль – знать, что взрослые обманывали его все эти годы. Именно те же чувства переполняли его сейчас, когда Курт пересекал стоянку. Хаммел дрожал от злости и унижения. Боже, каким же идиотом он был. Курт позволил убедить себя – позволил Блейну убедить себя, что каким-то образом всех его жалких попыток окажется достаточно. Андерсон говорил правильные вещи, но в реальности это было сплошным притворством. Может, мужчина просто пытался выжать все хорошее из плохой ситуации. Но в ту же секунду, как на горизонте показался настоящий Дом, Андерсон немедленно отказался проявить подчинение, не последовал прямому приказу Курта, и даже не пожелал должным образом представить его этому мудаку. Да, неприятное ощущение, которое мучило Хаммела с прошлой ночи, оказалось предчувствием. Курт забрался на водительское сидение, все еще подрагивая. Ему лишь нужно было держать себя в руках до тех пор, пока не приедет домой. А после можно будет спрятаться в своей комнате и едва ли не буквально развалиться на кусочки. Хаммел даже не осознавал, что Блейн последовал за ним, пока пассажирская дверь не открылась и мужчина не сел в автомобиль. Он обхватил себя руками, словно старался сжаться до такой степени, чтобы стать практически незаметным. – Ты должен позволить мне… – начал Андерсон тихим, тихим голосом. – Заткнись. Если раньше Блейн просто пытался объясниться, то сейчас, Курт был уверен, что готов расплакаться. Андерсон замолчал. Хаммел же завел двигатель и вывернул на дорогу. Несчастно облокотившись на пассажирскую дверь, Блейн раз за разом мысленно проклинал себя. Он все разрушил. Он все разрушил, и теперь Курт был просто разъярен; вполне возможно, что теперь между ними все кончено – Андерсон точно не знал причины, но он был ужасно напуган. Блейн понимал – Курт подумал, будто его нерешительность связана с тем, что саб хотел пойти с Кевом, но это было неправдой – не совсем, однако Андерсон не знал, как правильно объяснить ему это. Просто присутствие Кевина напомнило ему ту ночь, что они провели вместе. Она была просто потрясающей, и Дом так умело обошел множество из ограничений Андерсона. Блейн все еще мог почувствовать широкий кожаный ремень, опускающийся на его задницу, его бедра и нижнюю часть спины. Саб просил, просто умолял о милосердии, но все же не произносил стоп-слово, поэтому Кев продолжал толкать его все дальше, давить на него – Блейн ощущал все это после еще на протяжении нескольких дней – пока даже звуки собственной мольбы не стали возбуждать его, оставляя где-то на границе выносливости. Затем Кев приказал ему опуститься на колени и заставил отсосать ему – медленно, поддразнивая детальными описаниями того, как же это хорошо, пока Андерсон в отчаянии трахал горячий воздух, подрагивая от боли, наслаждения и оставаясь полностью нетронутым. Кевин опустил Блейна на кровать, где даже мягкое одеяло казалось грубым материалом для его исстрадавшейся спины, и стал ласкать его, дрочить и поглаживать до тех пор, пока собственное тело не восстановилось для следующего раунда, после чего трахнул его, медленно и осторожно, запрещая кончать, превращая Блейна в бессвязное и умоляющее, нуждающееся только в одном существо. А после того, как Дом кончил второй раз, то принялся сосать Андерсону так же медленно, как заставлял делать до этого Блейна, наконец, позволив испытать оргазм такой силы, который, по мнению саба, отнял несколько лет его жизни. Блейн обожал каждую секунду этого. И здесь, в кофейне, столкнувшись с Кевом, с воспоминаниями о том, что Кевин сделал с ним и для него, весь оптимизм, которым Андерсон медленно наполнял себя насчет их с Куртом отношений, испарился в несколько мгновений. Он не хотел Кева. Кевин был лишь парой рук, умелыми губами и членом. Но Андерсон отчаянно желал того, что он с ним делал. И не имело значения, как сильно старался Хаммел или каким замечательным было то, чем они занимались прошлой ночью, – Курт был на расстоянии лет, многих лет от такого. Поэтому приказ Дома там, в кофейне, застал его в момент этого осознания, и Блейн просто… не смог. Не смог сделать этот шаг, выбирая Курта и все, что он предлагал. Не с Кевом и всем, что предлагал он, разглядывая Андерсона так, словно хотел съесть живьем. Хаммел просто вел машину, стальной хваткой вцепившись в руль, и все эмоции, вибрирующие внутри него, словно волнами исходили от парня, заполняя пространство автомобиля. Он был так разъярен, что Блейн до сих пор не мог понять, хочет ли он заплакать, попытаться извиниться или же как-то защитить себя. Поэтому Андерсон продолжал сидеть в этой отчаянной тишине до тех пор, пока Навигатор не подъехал к его дому. Никто не двигался с места; казалось, Курт вообще не собирается выходить наружу, а Андерсон вовсе не собирался покидать автомобиль, тем самым предоставляя Дому возможность просто уехать. В конце концов, Хаммел повернул ключ зажигания, останавливая двигатель, и выбрался наружу. Он обошел автомобиль спереди и открыл дверь со стороны Блейна. Андерсон не двигался. – Убирайся из машины, – Курт даже не смотрел на него, а его голос был таким холодным, что вполне мог заморозить и огонь, а также уверенным, ровным и абсолютно не допускающим возражений. Но Блейн чувствовал все эмоции, бушующие под этой маской. – Зайди со мной внутрь. Пожалуйста. Просто позволь мне. – Убирайся. Из. Машины. Даже при нынешнем непонятном статусе их отношений, Андерсон не мог ослушаться. Он встал со своего места; выбираясь наружу, и постарался пройти достаточно близко к Дому, чтобы задеть плечом; но Курт отступил назад, избегая любого контакта. – Пожалуйста… – вновь попытался Андерсон. Хаммел стоял неподвижно, как статуя, и ни один мускул на его лице и теле не дрогнул. Он просто смотрел в пустое пространство и ждал. В конце концов, проигравший Блейн развернулся и направился к парадному входу. Позади послышался стук автомобильной дверцы, но до тех пор, пока Андерсон не зашел внутрь и не услышал звука закрывающейся двери, он не понимал, что Курт следует за ним. Блейн не был уверен, стоит ли надеяться или бояться, но все же заставил руки не дрожать, ключом отпирая собственную квартиру. Оказавшись внутри, мужчина сбросил с себя пиджак на небольшой кофейный столик у входа, а затем сделал два шага вперед и упал на колени. Он склонил голову, положив руки на бедра. Сейчас Андерсон хотел лишь сделать себя незаметным и покорным настолько, насколько это возможно, пока Курт не успокоится достаточно, чтобы поговорить или хотя бы посмотреть на него. Блейн отчаянно цеплялся за тот факт, что сейчас Дом находился здесь, вместо того, чтобы ехать к себе домой, и это было его единственной надеждой. Мужчина услышал, как дверь с тихим щелчком закрылась – он готовил себя к оглушительному треску – и Курт замер, оставаясь спиной к нему, цепляясь за дверь как за спасительный круг. Когда он, наконец, развернулся, то, проигнорировав Андерсона, медленно направился в сторону кофейного столика и, оказавшись рядом, взял в руки коробочку с подарком, все еще стоявшую там. Затем одним точным движением он швырнул ее – с силой – Блейн даже услышал глухой звук от затраченных усилий – в кухню. Коробка ударилась о холодильник и упала на пол. Казалось, это пробило брешь в обороне Курта. Ключи, громко звякнув, выскользнули из его руки. Хаммел шумно и с содроганием задышал, странным образом немного раскачиваясь из стороны в сторону и все так же не обращая внимания на Андерсона. Когда, наконец, Курт смог посмотреть на него, то Блейн заметил – парень выглядел таким хрупким, молодым и до боли разочарованным. Андерсону немедленно захотелось лечь ничком на пол и умолять о прощении. – Это было не из-за Кева, – попытался объяснить он. – Ты должен… – Я знаю, что это не из-за Кева! Я не идиот! – Курт остановился прямо напротив Блейна, и саб поднял взгляд на лицо, которое каждой своей черточкой выражало боль и гнев – какая-то часть Андерсона даже захотела сбежать от этого, спрятаться как можно дальше. Но другая – гораздо большая – так сильно мечтала все это исправить и вернуть к жизни того прекрасного и счастливого Курта, всего несколько часов назад шагающего вприпрыжку по коридору. – Я глупо повел себя в кофейне. Я был ошеломлен, увидев его там, и я… я просто облажался. Но ведь это не значит, что мы не в порядке. Хаммел просто смотрел на него, обхватив себя руками, словно пытался защититься и не рухнуть прямо здесь от боли и разочарования. Его губы слегка дрожали, а глаза блестели непролитой влагой. Но затем Курт покачал головой и, когда заговорил, казалось, что он произносит это только для себя. – Я не могу. Блейн резко замотал головой, не веря своим ушам. – Ты можешь. Мы можем. Это была всего лишь одна глупая ошибка, и мне так жаль… Хаммел продолжал стоять на месте, разглядывая его своими прекрасными глазами, которые смотрели словно сквозь него, раскрывая для себя все секреты. Вскоре Курт попытался заговорить и кашлянул, будто звук отказывался покидать горло, но все же сказал: – Ты никогда не произносил мое имя. – Это неправда, – тут же отмел это заявление Андерсон. Но как только слова слетели с его губ, он понял, что это правда. – Ты сказал его ровно два раза. Один после того, как я признался тебе в том, кто я, а второй, когда мы были на уроке. Боже, Хаммел был прав, но все же Блейн не мог заставить себя признаться в этом вслух, не в ту секунду, когда слезы выступили на глазах парня. Он словно на автомате смахнул их ребром ладони, как будто плакать для него было так привычно, что Курт даже не замечал этого. – Прошлой ночью я должен был… – Но ты не сказал, Блейн. И никогда не говорил. И я знаю, почему, – теперь он стал расхаживать по комнате, выпуская пар. – Ведь если бы ты назвал меня Куртом, это бы значило, что ты смирился: я – это она. Что я единственная родственная душа, которую тебе довелось получить. А ты не можешь допустить этого. Сколько бы ты ни говорил о том, что хочешь дать шанс нашим отношениям, ты все равно не можешь отпустить эту фантазию из собственной головы, – Хаммел остановился напротив него, вновь смахивая слезы, которые все равно продолжали скатываться по раскрасневшимся щекам. Курт смотрел на Андерсона с такой печалью и жалостью, что в груди Блейна завибрировало отчаянное желание объяснить это или как-то исправить. Но Хаммел был прав. Он был невероятно прав, и Блейн не знал, как же теперь ему поступить. – Все, что бы я ни делал, никогда не будет для тебя достаточно хорошим, не так ли? – Оно и сейчас является таким. Я говорил тебе, что готов подождать, – Андерсон должен был найти способ заставить парня понять. Курт покачал головой. – Но я не могу. Я не могу быть с тем, кто ожидает лишь того, как я стану кем-то другим. Я не могу задумываться каждый раз, решишь ли ты вести себя, как саб, тогда как на деле им не являешься. Я не могу сравниться с этой идеализированной версией себя, которую ты придумал, когда мне было три года. Я заслуживаю большего. Я заслуживаю лучшего, – Хаммел запустил ладонь в свои волосы. – И если это означает, что я должен отказаться от своей родственной души, ну что же… Тогда мне придется сделать это. Лучшего. Это слово пронзило сердце Блейна, как стрела. Потому что за всеми этими волнениями и беспокойствами, сможет ли Курт быть достаточно хорошим для него, Андерсону никогда не приходило в голову подумать, а сможет ли он быть достаточно хорошим для Курта. И теперь Блейн отчетливо видел это: он был абсолютно не тем, в ком нуждался Дом. Все его мыcли всегда были заняты им самим – что Курт мог бы сделать для него, как Курт мог бы прикоснуться к нему – и никогда Андерсон не задумывался, чего же хотел от него Хаммел и как дать ему это. Блейн уверял себя, что помогает Дому, тогда как все, что он делал – это наставлял его. Пытался заставить вести себя так, как Курт в его воображении. Андерсон ощутил горький комок в горле и вновь склонил голову, надеясь в этот раз справиться с собственными слезами. Вся энергия, казалось, покинула тело Хаммела, и теперь он просто стоял, все так же обнимая себя и тихо плача, даже не пытаясь скрыть это. – Пожалуйста, дай мне еще один шанс, – вновь взмолился Блейн, вглядываясь в эти усталые голубые глаза. – Я знаю, я облажался, но я хочу быть с тобой. Я хочу, чтобы мы смогли все, клянусь Богом, очень хочу этого. Курт покачал головой. – Я не верю тебе, – с грустью произнес он. – Не думаю, что ты когда-либо сможешь повернуться к нему спиной. Он твое безопасное место. Он сдерживает тебя от того, чтобы по-настоящему раскрыться перед реальным человеком, который может также облажаться, разочаровать тебя или еще что. Может, я и не знаю в точности, что здесь делаю, но ты не можешь подчиняться нам двоим. И ты вручил свое сердце в его руки уже очень давно. У меня никогда не было даже шанса, – Хаммел перестал плакать, а какая-то часть его гнева, казалось, вернулась. Он поднял свои ключи, а затем вновь посмотрел на Андерсона. – Мне очень жаль, Блейн. Парень повернулся к двери. В эту секунду в голове Андерсона билась лишь одна мысль: что он не может позволить Курту выйти за эту дверь. – Нет, прошу тебя… пожалуйста, не уходи, – взмолился он. – Ты прав! Все, что ты сказал, это правда, но это вовсе не значит, что я не хочу тебя. Мы можем вместе найти способ… я сделаю все, что ты захочешь, обещаю, – сама мысль о том, чтобы просто смотреть, как Хаммел уходит из его жизни, казалась невозможной. Это означало отказаться от всего, о чем он когда-либо мечтал. И даже если разум подсказывал ему, что, возможно, все это к лучшему, и Дом действительно будет более счастлив без него, Блейн просто не мог позволить этому произойти. Но Хаммел уже схватился за дверную ручку. – Курт! – закричал Андерсон, вкладывая все свои чувства в это имя. Парень остановился. Он не повернулся к нему лицом, но все же замер на месте, не открывая двери. – Дай мне один шанс. Боже, пожалуйста. Ты можешь наказать меня, можешь игнорировать и даже накричать, если это необходимо, но пожалуйста, пожалуйста не выходи за эту дверь. Ты нужен мне, Курт. Я не смогу найти способ выбраться из всего этого без тебя. – Ты должен отпустить, – голос Хаммела был все таким же холодным. – Я не превращусь в одну секунду в твоего воображаемого друга. Ты должен его отпустить. – Я хочу, я просто не знаю, как, – и эта неприкрытая правда впервые прозвучала в его жизни. Блейн ощутил, как его глаза наполнились слезами. – Но ты знаешь. Ты должен, потому что сказал, что ты – единственный, кто может дать мне то, в чем я нуждаюсь. Так вот, мне это необходимо. Пожалуйста, останься. Помоги мне. Курт развернулся. Больше он не выглядел печальным. Его тело еще слегка дрожало, но лицо выражало решительность, настороженность и, может, немного злости на Блейна за то, что тот бросал ему в лицо его же слова. Хаммел смотрел на Андерсона, стоящего на коленях на полу; он оглядывал его с ног до головы, словно пытался выяснить для себя, стоит ли Блейн всех усилий. Но все же Андерсон видел, что Курт хочет его. Хаммел дрожал, сражаясь на границе двух решений, и Блейн инстинктивно знал, что должен немного подтолкнуть свою родственную душу, если оставалась еще хоть одна надежда на счастье. – Пожалуйста, Курт. Я сделаю все, что ты захочешь. Просто скажи, и я клянусь, я сделаю это. Хаммел глубоко вдохнул и решительно сжал губы. Что-то в его теле поменялось, поведение Курта полностью изменилось, и Дом отошел от двери. – Хорошо, – произнес он, и Блейн почувствовал огромную волну облегчения, затопившую его тело. Хаммел вновь бросил ключи на столик и повернулся к сабу, всем своим существом выражая контроль. – Раздевайся.