Expectation Fails

Я знаю, вы соскучились :D Прошу прощения, что выкладываю половинкой, но у меня сегодня юбилей - два года в фандоме и год с тех пор, как я стала сама писать, поэтому мне хотелось отметить это долгожданным продолжением :D Вторая часть будет завтра, нам с Алишкой совсем чуть-чуть осталось её домучить, а остальным приятного чтения :3 _____________________________ Блейн широко открыл рот и уставился на Курта, неспособный даже осознать прямой приказ. Он совершенно не ожидал услышать это от Курта в данный момент. На какое-то мгновение Блейн подумал, что, возможно, ослышался, потому что этого не могло быть на самом деле – после всего, что было сказано между ними, Хаммел просто не мог приказать ему снять с себя всю одежду. – Я не стану повторять дважды. Слушайся Курта. Не задавай никаких вопросов. Делай так, как тебе говорят. Блейн принялся повторять эти слова, как мантру. Если он хотел, чтобы Курт остался здесь, или вообще остался в его жизни, тогда придется найти способ и захлопнуть дверцы в те части разума, которые хотели все понять и проконтролировать. Блейн взялся за края свитера и футболки и разом стянул их через голову. Ткань на секунду загородила обзор, а когда снятая одежда оказалась у него в руках, Курта уже не было рядом. Андерсон услышал, как в кухне – боже мой, в кухне! – парень загремел дверцами шкафчиков в поисках чего-то. Блейн приподнялся ровно настолько, чтобы снять штаны, трусы, обувь и носки, а затем запаниковал, не зная, что же с ними делать. Чутьё подсказывало ему, что Курту вовсе не понравится, если одежда будет разбросана по всему полу, поэтому он разложил ее на небольшой полке под столиком, на который ранее положил свой пиджак. После этого он тут же опустился в исходную позицию на коленях как раз к тому времени, как Курт вернулся с пустыми руками и встал перед ним. В таком положении Андерсон должен был чувствовать себя беззащитным и уязвимым, но на самом деле случилось обратное. Это было подчинение – настоящее, знакомое и странным образом успокаивающее. Блейн поднял взгляд на Курта, который будто бы и не обращал внимания на его наготу. Хаммел лишь смотрел ему в глаза и, хоть дыхание его все равно оставалось частым и прерывистым, он не выглядел разъяренным. Блейн вообще не был уверен, что тот чувствует. Слушайся. Наблюдай. Жди. – И браслет тоже, – произнес Курт. Его голос не выдавал никаких эмоций. Теперь Хаммел полностью контролировал себя. Блейн приподнял руку и протянул ее в сторону Курта, но тот даже не пошевелился. – Ты сказал, что мы всегда будем… – начал было Андерсон. – Сними его, Блейн, – все еще прекрасно контролируя себя, отстраненно ответил Курт. Значит, это было своеобразной проверкой, осознал Блейн. Курт еще не решил, что же будет делать. У Андерсона все еще оставался маленький шанс, что на этот раз он не облажается. Блейн расстегнул и снял браслет. Не зная, куда его положить, он протянул кожаную полоску Курту. Хаммел принял браслет и отложил на кофейный столик. Затем он встал на колени перед Блейном, и они оказались так близко друг к другу, что Андерсон заметил, как Курт осматривает его тело, заметил небольшие прорехи в его самообладании, и на секунду, всего лишь на секунду Андерсон решил – тот, возможно, просто поцелует его и скажет, что все будет хорошо. – Вытяни руки. Курт был всего в нескольких миллиметрах и сам вполне мог обхватить его запястья, если бы захотел, но Блейн подчинился, вытянув руки так далеко, как только мог. Курт вел себя отстраненно грубо и, можно сказать, по-деловому. Он повернул руки Андерсона ладонями вверх и наложил правую на левую, а затем потянулся к своему длинному шарфу, повязанному вокруг шеи, и принялся развязывать его. Курт собирался связать ему руки. Блейн думал, что приказ раздеться был самым неожиданным, но это оказалось совсем за гранью, и у Андерсона даже не было времени осмыслить происходящее. Он вновь широко раскрыл рот – казалось, контроль над этой частью его тела был окончательно потерян. Блейн принялся рассматривать Курта, в надежде уловить хоть намек на то, что должно было произойти, но тот сосредоточил всё своё внимание на обматывании его рук шарфом. Хаммел начал с запястий, уложив ткань ровно над меткой, и двинулся к локтям, а после снова вниз, завязывая мягкий материал крест-накрест и закрепляя некрепким узелком. Концы шарфа были достаточно длинными и свисали до пола. Жди, повторил про себя Блейн. Слушайся. Подчиняйся. Из-за странной позиции Андерсон выгнул спину и плечи вперед. Вскоре и другие части его тела пришли в движение; он почувствовал, как член начал пульсировать и немного подниматься вверх. Блейн даже задумался, заметил ли это Курт. Ни о чем не думай. Делай все, что нужно. Когда Хаммел, наконец, оторвался от лицезрения своих трудов, он казался таким же удивленным, как Блейн. Дом посмотрел на него так, словно боялся своих действий и возможности, что Андерсон воспротивится ему. На Блейна снизошло озарение, что сейчас должно произойти нечто значительное. Ему хотелось заслужить доверие Курта, продемонстрировать, что он действительно готов подчиняться и быть честным. Андерсон опустил взгляд и наклонил голову, надеясь, что Курт увидит это. Делай то, что должен. Я твой. Должно быть, это стало верным движением, потому что Курт глубоко выдохнул, словно подготавливал себя к чему-то, а затем произнес: – Подойди и встань лицом к стене. Он не собирался помогать Блейну подняться, поэтому сабу пришлось потрудиться, чтобы выполнить это без помощи рук. Курт тоже встал и кивком головы указал в направлении стены рядом с кухней. Андерсон направился туда и, не поднимая взгляда, встал так близко к вертикальной поверхности, как только позволяли связанные руки. Прекрати ломать голову. Просто выполняй. Курт отправился на кухню и взял что-то, затем вернулся обратно и встал рядом с Блейном так, чтобы тот мог увидеть, какой предмет он держит в руках. Это оказалась деревянная ложка. Поначалу это показалось чудовищно нелепым, и Андерсон совершенно не мог представить, что же собирается делать Курт. Но через какое-то время – стыдно признаться, гораздо большее, нежели необходимо – до него стало доходить, что, учитывая собственное положение у стены, Хаммел собирался отшлепать его. Деревянной ложкой. Андерсон бы даже позабавился; это казалось таким смехотворным, принимая во внимание все те предметы, которыми его шлепали ранее, но сейчас он гораздо больше был поглощен тем фактом, что Курт собирался его наказать. Никто и никогда не наказывал Блейна. Он разыгрывал наказания десятки раз – по запланированным сценариям и абсолютно спонтанно, – но, какими бы ни были правила игры, это никогда не было настоящим. Блейн не был ни с кем в настолько длительных отношениях, чтобы установить правила и последствия за их нарушения. Но это все было по-настоящему. Один лишь взгляд на выражение лица Курта говорил о том, насколько все реально и важно, и Блейн вполне мог облажаться на этот раз, потому что понятия не имел, какого же черта Хаммел хочет от него. Не думай. Не задавай вопросов. Просто выполняй. Тогда Курт прикоснулся к нему, обхватив запястья и вытянув руки так, что они уперлись в стену, и его метка, Курт Хаммел, оказалась прямо перед глазами Блейна. Андерсон уставился на нее, и оба парня замерли в тишине. Нервное ожидание кольнуло где-то внизу живота. Какое-то чувство беспокойства окутало Блейна с ног до головы, словно туман, и ему отчаянно хотелось понять, что же здесь происходит. – Посмотри на меня, – Курт встал рядом, и Блейну потребовалось лишь немного повернуть голову, чтобы подчиниться приказу. Блейн на секунду задумался, настанет ли то время, когда он перестанет встречать новых Куртов, потому что каждый последующий был не таким, как предыдущий. Хаммел был невероятно уверенным в себе, очень серьезным и настроенным на результат. Он потерялся во взгляде Блейна, и, казалось, Андерсону больше нечего было скрывать. Смотря вот так на Курта, Блейн все же мог одновременно видеть серебряные линии метки на своем запястье. Имя было там, как и человек рядом, и внезапно в горле Блейна образовался какой-то комок. – Почему я наказываю тебя? – тихо спросил Курт. Чем более взвинченным чувствовал себя Блейн, тем увереннее становился Хаммел. – Я не подчинился тебе в кофейне. – И? Блейну не хотелось отвечать на этот вопрос. Ему не хотелось погружаться в чувство вины и сожаления еще глубже, чем сейчас. Но глаза Курта были всего в нескольких сантиметрах, и Андерсон не мог отпустить его. – И я не был честен с тобой, – Блейн перевел взгляд на свою метку. – Или с самим собой. Ему показалось, что он заметил, как изменилось дыхание Курта; от этого Блейн почувствовал себя немного лучше, раз уж Хаммел был так же вовлечен в ситуацию, каким бы всеконтролирующим он не казался. – Что написано на твоей метке, Блейн? – Боже, это было так похоже на обычный разговор, случайный вопрос, который мог бы задать любой человек. Блейн почувствовал, словно из легких выкачали весь воздух. – Курт Хаммел, – Андерсону пришлось буквально столкнуть это имя со своих губ. Ложка с громким звуком опустилась на правую ягодицу Блейна. Перед этим не было никакого предупреждения, ни один мускул на лице Курта не дрогнул, и Блейн громко вздохнул. Боль была настоящей, но эфемерной: сильный шлепок, зуд от которого быстро сошел на нет. И даже после удара Курт остался невозмутимым. Что бы он в этот момент не чувствовал, все это Хаммел держал под контролем. – Ты будешь повторять это после каждого шлепка. Это все, что ты должен делать. Просто говорить мое имя. Блейн не поворачивал головы, поэтому в зоне его видимости оставалась только белая стена, аккуратные буквы его метки, и серые глаза с оттенками голубого и зеленого, которые ни на секунду не переставали смотреть на него. Каким-то непостижимым образом Курту удалось переместиться на левую ягодицу, не переводя взгляд, и вскоре последовал второй сильный удар. – Курт Хаммел. Это ведь должно быть просто, так? Принимать шлепки (его раньше ударяли и сильнее), произносить имя, и Курт будет удовлетворен. Он останется. Блейну нужно лишь стоять неподвижно, смотреть ему в глаза и повторять два слова. – Курт Хаммел. Но комок в горле становился все больше. Имя, когда он произносил его, что-то задевало внутри груди, и этого не должно было случиться. Произнесение чьего-то имени не должно было оказаться чем-то таким, не должно было вскрывать изнутри, не должно было причинять боль куда глубже физической боли от ударов. – Курт Хаммел. После четвертого удара взгляд Курта стал чуть более требовательным. Блейн знал, что Курт хочет от него чего-то. Чего-то, что понимали даже комок в горле и тянущая боль в груди, но мозг все еще не мог осознать. Слушайся. Смотри. Чувствуй. Жалящая боль в заднице его, однако, мало волновала, и стала больше напоминанием этого пристального взгляда, имени на запястье, так тщательно обернутого шарфом Курта, а также дыхания, с которым вырывались два маленьких слова; лишь это он мог предложить в ответ. – Курт Хаммел. После шестого удара Андерсон стал задыхаться (почему он задыхается? Порка не была чем-то значительным. Курт даже не вспотел), и он знал, что не может отвести глаз от лица Хаммела, даже если бы сильно захотел. Эти глаза, и имя на запястье, и губы – все это, казалось, затягивало невидимую петлю вокруг Андерсона с каждым ударом деревянной ложки по нежной коже. Затягивало так же сильно, как комок внутри горла, и Блейну приходилось все сильнее напрягаться, чтобы произнести: – Курт Хаммел. Эти глаза не отпускали его. Они пришпилили его к месту, словно насекомое к бумажной вывеске, и Блейн не мог спрятаться – негде было прятаться; этот взгляд словно пронзал его насквозь, выявляя все секреты своим мягким голубым сиянием, которое Андерсон никак не мог понять. Ведь оно так разительно отличалось от жалящих вспышек боли в теле. Этот взгляд хотел что-то от него, Блейн точно знал это, и ему необходимо было дать это, прежде выяснив, что же именно. – Курт Хаммел. Но выяснять было нечего. Не в этом был весь смысл. Главным было просто стоять, позволять этому взгляду видеть все, и быть тем, кем попросит его Курт в этот самый момент. Блейн и понятия не имел, что в груди его сложилась настоящая кирпичная стена, пока она с треском не начала рушиться. Его глаза наполнились слезами, и Блейн не знал, почему, какого черта здесь произошло; дыхание стало вырываться короткими и резкими вздохами, и Андерсон хотел, чтобы это прекратилось, хотел никогда больше не произносить это имя – он просто не мог себя заставить, но ложка опустилась вновь, и: – Курт Хаммел. А после слезы начали скатываться по щекам – Блейн плакал из-за какого-то имени, и это срикошетило ровно в стену у него в груди, которая ускорила свое падение, и вскоре через нее начал просачиваться яркий свет, – Боже. Блейн был так напуган. Кем он будет – кем он станет без защиты и поддержки этой стены? Но Курт, его взгляд, его имя, и эти шрамы, рассекшие кожу – Курт не мог любить его через стену. Никто не мог. Огромные куски падали с громким треском, и Блейн всхлипнул, а затем обрушилась оставшаяся часть, и в последний (или первый) раз Андерсон выкрикнул: – Курт Хаммел! Курт отступил; ложка упала на пол, как и Блейн, громко всхлипывающий, потому что яркий свет теперь сиял через него, задница просто горела, но никогда в жизни он не чувствовал себя свободнее. Андерсон посмотрел на Курта, который в ответ взглянул на него, и он понятия не имел, о чем думает Доминант. Но это не имело значения. Не в его обязанностях было выяснять, что думает Курт или чего хочет. Хаммел сам скажет ему. Но ему необходимо было прикоснуться, почувствовать, как тело Курта удерживает его на этой земле, потому что Блейн плакал, парил где-то в неизвестности и впервые в жизни чувствовал себя полностью открытым без этой стены – ведь он нашел свой якорь. Блейн потянулся к ногам Курта, что вышло неловко со связанными руками, но Хаммел отступил. – Пожалуйста… Курт… – заплакал он, все еще протягивая руки. – Выпрямись, – раздался приказ. Андерсон отпрянул назад и выпрямился, устроив руки на бедре. Это и было его якорем – голос Хаммела, его команды, которым нужно было просто следовать. Всхлипы и рыдания все еще сотрясали его тело, но Блейн обнаружил, что сознание его кристально чистое. Дождись. Просто дождись Курта. Хаммел стоял и смотрел на него, и Блейн даже не задумывался, о чем тот размышляет, и сделал ли он что-то неправильно, или вообще что должно сейчас произойти. Курт приказал ему встать на колени. Он так и сделал. А затем раздался какой-то беззвучный сигнал, Хаммел неожиданно упал рядом с ним на пол и обхватил своими руками, рыдания Блейна усилились, и Андерсон даже не заметил, как неловко его связанные руки оказались зажаты между их телами. Он уткнулся лицом в выемку между плечом и шеей своей родственной души, а затем позволил слезам впитаться в кожу Курта, позволил себе насладиться теплотой рук Доминанта и нежным, прекрасным голосом, бормочущим на ушко: – Шшш. Теперь все будет хорошо. – Ты был просто потрясающим, Блейн. Я знал, что ты справишься. – Я никуда не уйду, слышишь? Я здесь. Мы здесь.