Expectation Fails

Проснувшись в понедельник утром, Блейн вполне спокойно воспринял тот факт, что сторона кровати, которую он уже считал по праву принадлежащей Курту, была пустой и остывшей. И это объяснялось тем, что Андерсон всё еще парил в блаженном состоянии после дня, проведенного ими вместе. Дня, который вместил совместный обед и долгожданный оргазм, показавшийся Блейну столь ярким и мощным, что саб, казалось, мог упасть в обморок прямо в крепких объятиях – и это было лишь только начало. Какое-то время они просто лежали, затем отправились в душ (по отдельности, потому что Курт еще не был готов на совместный, да и, признаться, Блейн тоже, благодарный за столь своеобразную передышку, во время которой можно было собраться с чувствами), а после Андерсон смог убедить Курта, что в пижамных штанах им будет гораздо удобнее. Они остались нежиться на диване, попивая горячий чай, который сделал Блейн, но вскоре Курт попросил его сыграть что-нибудь на фортепиано. Поначалу Блейн не знал, что выбрать. Перебрав в голове различные кусочки выступлений, во время которых он мог бы и петь, Андерсон остановился на простой романтической мелодии из старого французского фильма, которую очень любил. Она казалась идеальной для двоих влюблённых, что проводят вместе воскресенье. Курт сел на пол рядом с фортепиано и оперся на стену, чтобы ему было удобнее наблюдать за Блейном во время игры, но в конечном итоге сдался на волю звуков, закрыл глаза и погрузился в атмосферу гипнотической музыки, окутавшей его. Блейн проиграл композицию три раза без остановки, чтобы смотреть на потерявшегося в музыке Курта, бледная кожа которого потрясающе контрастировала с черными штанами. Фортепиано было своеобразным олицетворением Андерсона, и видимую реакцию Курта на воспроизводимую мелодию можно было сравнить с реакцией на прикосновения рук Блейна к телу Курта. Так он открыл новый дар, который мог преподнести мальчику, ставшему для него всем. После этого Блейн попросил Курта спеть для него и с энтузиазмом заиграл первые нотки "Don't cry for me, Argentina", но уже через несколько секунд руки сами соскользнули с клавиш, а Курту пришлось заканчивать песню акапелла. Никогда в жизни Андерсон не слышал такого голоса. Высокий, кристально чистый, он был словно отражением самого Курта. Если бы Блейн не был уже влюблен в Хаммела, то этот прекрасный голос точно помог бы ему преодолеть последние шаги на пути к этому чувству. После они решили заказать пиццу и устроились на диване, посмеиваясь над каким-то реалити-шоу. В какой-то момент поедание пиццы превратилось в липкие поцелуи, и вскоре Блейн обнаружил у себя на коленях успевшего вновь возбудиться Курта (еще одна веская причина быть благодарным за возраст его родственной души), страстно двигавшего бедрами, в то время как сам Андерсон запустил руки ему в штаны и, поглаживая задницу, поощрял к дальнейшим действиям. В результате Курту пришлось возвращаться домой без нижнего белья, поскольку его боксеры снова оказались в стиральной машине вместе с трусами Блейна. Той ночью они проговорили по телефону почти два часа, варьируя темы между рассуждениями о том, как Рейчел Берри удается быть самым лучшим и одновременно самым раздражающим другом в мире, и почему для родителей Блейна он всегда был бледной тенью Купера, несмотря на то, что решения и выбор младшего сына они уважали гораздо больше. В какой-то момент разговор превратился в бесконечное поддразнивание, и по голосу Курта Блейн мог догадаться, что тот ласкает себя. И хотя скорость, с которой Хаммел восстанавливался, начинала немного беспокоить Блейна (серьезно, снова? Он уже три раза сегодня кончил), осознание того, что сам он больше не может позволить себе такого, настигло его, отдаваясь жаром внизу живота. Погружаясь в сон, Блейн пришел к выводу, что его возбуждение вовсе не отчаянное, а, скорее, похоже на легкое, спокойное напоминание о подчинении Курту. И, когда будильник вернул его к жизни в понедельник утром, Андерсон все еще находился в приятной дымке с запахом Курта. Это ощущение начало ослабевать после того, как Блейн принял душ, а затем застегнул на запястье поверх метки черный браслет. А вот выбор одежды оказался настоящим испытанием. Длинные рукава, которые позволили бы избежать лишнего внимания к его новому положению, могли внушить Курту мысль, будто Блейн пытается это скрыть. Но с короткими рукавами Андерсон чувствовал бы себя как под неоновой вывеской: "Заклеймен! Заклеймен! Заклеймен!". В итоге Блейн остановился на темно-фиолетовой рубашке с короткими рукавами, а сверху накинул серебристо-серый легкий свитер с узкими манжетами, которые можно было поднять вверх на три четверти. Но, оглядывая себя в зеркале, Блейн решил, что пришел к плохому компромиссу. Он сам предложил держать все в секрете. Так почему же теперь это так сильно беспокоило Андерсона? Когда Блейн оказался в МакКинли, Курт уже ждал его около кабинета, как и в прошлую пятницу, но сегодня в его руках не было кофе, а в облике – былой уверенности. На этот раз он теребил ремни своей сумки и едва ли не подпрыгивал на месте, словно был переполнен энергией и не знал, куда ее деть. И еще – штаны. Сегодня на нем были кожаные штаны. Черные кожаные штаны, сидевшие на нем как влитые. – Ты что, убить меня пытаешься? – спросил Блейн и принялся искать ключ, безуспешно пытаясь при этом не пялиться на пах Курта. Тот дважды проверил пустующий коридор. – Кажется, сегодня утром я проснулся в слегка... агрессивном настроении, – ответил Курт и прикоснулся к черному браслету Блейна, тем самым объясняя, почему именно. Правильно. Ведь все увидят, что Андерсона заклеймили, но никто не будет знать, кому именно принадлежит Блейн. Он даже похвалил себя за решение не закрывать рукавами браслет, потому что Курт, пока Блейн возился с замком, нетерпеливо поглаживал руку вокруг аксессуара. Как только дверь открылась, Хаммел просунул два пальца под браслет и потянул Блейна внутрь. – Подожди... Ключи... – Андерсон выгнулся, чтобы достать их из замочной скважины. Едва он сумел закрыть дверь, как Курт прижал его к ней сзади, буквально вталкивая лицом в деревянную поверхность с глухим стуком, а после набросился на нежную кожу за ухом своими влажными губами, зубами и жарким дыханием. Блейн осознал, что тот ставит на нем свою метку, а потому немного повернул голову, облегчая доступ, и тихо застонал, когда Курт ограничил движение его рук, прижав к пояснице, и продолжил яростно посасывать. Вместе с резкой болью от укуса к Блейну пришло осознание, что ему это необходимо так же сильно, как и Курту. Он хотел сохранить все в секрете – должен был, – но сабмиссиву внутри него явно не нравилось такое отрицание отношений с его Доминантом. Это нападение на его шею, немного похожее на наказание, было совершенно правильным. – Боже, да, – прошептал Блейн. – Спасибо. Курт по-настоящему зарычал и стал посасывать сильнее, не отрываясь от его шеи до тех пор, пока эта смесь жаркого и резкого ощущения на коже, замкнутых в крепкий захват рук и давления дверью на возбужденный член не заставила Андерсона застонать высоким голосом. Курт немедленно оторвался от него и отстранился ровно настолько, чтобы повернуть Блейна к себе лицом, а руки саба прижать к двери над головой. На его лице читалось откровенное, животное собственничество, при виде которого Блейну едва удавалось заставлять себя правильно дышать. Он разрывался между осознанием вины за свою трусость, которая пробудила в Хаммеле все эти чувства, и желанием того, чтобы Дом выместил их на его теле – поцелуями, прикосновениями, подчинением, даже болью, если потребуется. И практически ничего из перечисленного не могло осуществиться в полной мере в крохотном кабинете школьного учителя. – Я принадлежу тебе, – произнес Блейн, стараясь убедить в этом Курта, насколько позволяли слова. – Я твой, вне зависимости от того, кто об этом знает, а кто – нет. Лишь потому, что пока приходится держать это в секрете, правда не становится менее реальной. Захват Хаммела немного ослаб, и Курт уставился в его глаза, пытаясь найти там что-то… Подтверждение? Честность? Блейн приподнял ладонь и принялся поглаживать Курта по щеке, спускаясь вниз по шее и притягивая к себе ближе, пока, наконец, их губы не встретились на полпути. Он ожидал откровенного поцелуя, но всё получилось легким и невероятно нежным, заставляя его желать большего. По какой-то неведомой причине, именно это вызвало на лице Курта улыбку. – Прости, – сказал он. – Я совсем не ожидал, как сильно эта мысль меня заденет. Блейн покачал головой и скользнул пальцами с шеи Курта вниз, опускаясь вдоль его руки и сжимая ладонь парня. – Нет, это ты меня прости. Я знаю, со стороны кажется, будто мне хочется сохранить все в секрете потому, что я стыжусь тебя, но нет, дело вовсе не в этом, Курт. – То, что Хаммел отказывался поднять на него взгляд, лишь подтверждало опасения Блейна. – Но это моя работа. Если я потеряю уважение своих учеников, то вместе с этим лишусь авторитета и не смогу выполнять свои обязанности. Мне нравится преподавать, и, кажется, получается у меня это неплохо... – Конечно, очень хорошо, – прервал Курт и, наконец, посмотрел на него. – Поэтому мне не хочется облажаться везде, понимаешь? Знаю, я должен быть для тебя сильнее и храбрее, прости... – Нет, – он сжал ладонь Андерсона и покачал головой. – Я понимаю, правда. Просто не думаю, что гормоны внутреннего Доминанта столь же проницательные, как мой разум, – Курт неуверенно растянул губы в той кривоватой улыбке, которую саб не видел уже давно. – Ты потрясающий, Блейн, и если придется, я готов противостоять гораздо более суровым обстоятельствам, лишь бы быть с тобой. Блейн потянулся вперед и потерся о нос Курта своим. – В свою очередь, могу сказать, что ты можешь выплёскивать свою доминантность на моей шее, когда тебе захочется. Да и вообще на любой удобной для тебя части тела. – Боже, – Хаммел отпустил руку Блейна и повернул его голову, оглядывая отметку, что оставил за ухом. – И как выглядит? – спросил он. – Если честно, то вполне впечатляющая работа для девственника-подростка. Блейн улыбнулся и почувствовал облегчение от того, что Курт снова пришел в себя. – Хорошо, но ты же понимаешь, что уже больше не девственник, так? – поддразнил его Андерсон. Тот слегка отстранился и нахмурился. – Мы же не занимались сексом. Теперь пришла очередь Блейна удивленно приподнять брови. – Разве ничто из произошедшего на выходных не показалось тебе сексом? – спросил он. – Ты знаешь, о чем я. Блейн с трудом сумел скрыть улыбку – меньше всего ему сейчас нужно, чтобы Курт решил, будто он над ним смеется. – А теперь послушай, – заговорил он. – Возможно, что для натуралов только одно и называется сексом, а остальное не считается. Но ведь мы другие. Мы можем проделывать кучу разных вещей, а большинство парней вообще никогда не занимались этим – с проникновением, я имею в виду, – не сдержавшись, Блейн провел свободной ладонью вниз по спине Курта и его заднице в этих невероятных штанах. – Не знаю, как насчет тебя, но я на выходных занимался потрясающим сексом, – он притянул Хаммела еще ближе к себе, практически соединяя их губы. – А еще я совершенно уверен, что именно ты кончал мне в рот, поэтому смею предположить, что и ты тоже. Тебя все еще можно назвать Доминантом-подростком, – Блейн нарочито медленно прижался к ушку Курта, – но уже вряд ли девственником. Удивленное выражение продержалось на лице Курта буквально с полсекунды, а затем он резко захохотал, с силой опустившись на небольшой стул около парты, и спрятал лицо в ладонях. – Ээм, от-тлично, – нерешительно произнес Блейн. – Это какая-то очередная заморочка из-за доминантского гормона, по поводу которой мне следует беспокоиться? У тебя ведь не истерика, правда? Курт, все еще смеясь, посмотрел на него и на секунду отвел ото рта руку, чтобы выдохнуть: – Я больше не девственник. Блейн продолжал разглядывать его с долей опасения. – Правильно. – И мой отец сказал... что я... выгляжу по-другому... – каждое новое слово казалось еще веселее предыдущего, поэтому вскоре глаза Курта наполнились слезами. – И он решил... будто я просто вырос... но все дело в том... что я больше... не девственник... Блейн не стал даже пытаться его понять. Он просто радовался, что Курт смеялся, а не сгорал внутри, переполненный бушующими гормонами Доминанта. День обещал быть насыщенным. х х х х Просветление в настроении Курта, долго хихикающего из-за комментария отца, больше похожего на клише, надолго не задержалось. Он таскал все свои учебники из класса в класс, таким образом избегая своего шкафчика и Рейчел. Курт не был уверен, что в таком состоянии сможет что-то утаить и не выложить все, как только встретится с подругой. Проснувшись утром, он не ожидал подобного наплыва эмоций и чувств. Они с Блейном договорились не показываться вместе в общественных местах, и единственным, что беспокоило Курта, было легкое сожаление, ведь Андерсон не был готов признать его публично. Но он все понимал. Конечно, кому-то на должности Блейна вовсе не хотелось рисковать всем из-за отношений со студентом, даже если это его родственная душа. Но утром Курт проснулся с каким-то странным доминантским монстром в груди, пытающимся когтями прорвать себе путь наружу. Тот с необузданной яростью рычал: “МОЁ!”, заметив Блейна в этой рубашке с приподнятыми манжетами, который таким образом демонстрировал каждому свой новый статус (и слава Богу, что манжеты не закрывали браслет, потому что если бы у Курта сложилось впечатление, будто Андерсон пытается это скрыть, саб остался бы совсем без манжет). Даже учитывая всё, через что они прошли на этих выходных, еще никогда Хаммел не чувствовал такого накала эмоций как сегодня, прижав Блейна к двери. Эта потребность пометить свою территорию переполняла его. Курт не был уверен, что ему понравилось подобное: быть полностью под воздействием определенных нужд, значение которых он не до конца понимал. И даже сейчас что-то, казалось, покалывало его в затылок; какое-то чувство, будто все неправильно, и Вселенная накренилась, а теперь перед ним встала первостепенная задача вернуть ее на место. Поэтому Курт избегал всех своих друзей, особенно Рейчел, потому что ей уже было известно: что-то происходит. Он переходил из кабинета в кабинет, думая лишь о том, что с каждым новым уроком все больше учеников замечали обновку на руке Блейна, указывали на нее и спрашивали обладателя о новом положении. Учителя, разумеется, успели разглядеть браслет еще раньше, и Хаммел мог лишь представить все те рукопожатия, похлопывания по спине и дружеские объятия, на которые Блейну пришлось ответить отчасти ложью. Посреди геометрии Курт поймал себя на том, что неосознанно раскачивается взад и вперед, и ему стоило усилий взять себя в руки. Придется найти способ, как это пережить. Даже одна мысль о том, чтобы показаться вместе на публике, пугала Андерсона, и Курт понимал это – правда понимал – и пообещал Блейну сохранять молчание. За прошедшие пару дней саб добился огромного прогресса в доверии Курту и сумел полностью его принять, поэтому сейчас Хаммел не позволит каким-то глупым гормонам это испортить. Он Курт Хаммел. На выходных он смог полностью контролировать своего саба. И уж себя он сможет контролировать тем более. До тех пор, пока не придется поговорить с Рейчел. Курт тянул время, как мог, после занятий по домоводству, убирая за собой (он даже всерьез подумывал прогулять историю, но на уроке должен был быть этот дурацкий тест), а в кабинет зашел только со звонком. Рейчел уже сидела на своем месте, а Блейн раскладывал в нужном порядке листочки с заданиями. Хаммелу пришлось ухватиться за дверной косяк при виде черного браслета, столь открыто выставленного напоказ, и намека на огромный засос, который Курт мог заметить даже от дверей. – Похоже, у кого-то выходные удались на славу, – раздался вдруг голос над самым ухом Курта. Хаммел, застигнутый врасплох, развернулся и обнаружил стоящего рядом Пака с похотливой улыбкой на губах. – Что ты имеешь в виду? – с вызовом спросил он, пытаясь привести в норму дрожащий голос. Пакерман кивнул в сторону Блейна и ответил достаточно громко, чтобы в кабинете было слышно: – Черный браслет. Кое-кого заклейми-и-и-или. Блейн посмотрел на них, а лицо его слегка покраснело, и Курт почувствовал, как с силой впивается пальцами в дверной косяк. Черт. Он справится. Курт сделал глубокий вдох. Он не позволит гормонам испортить свою жизнь. Голос же Блейна прозвучал вполне нормально, когда тот произнес: – Ноа, Курт, садитесь на свои места. Сделав еще один глубокий вдох, Курт последовал в кабинет за Пакерманом. Рейчел уже было потянулась к нему, но Блейн стал раздавать листочки с тестом, и остальные уткнулись в них лицом, поэтому ей так и не удалось его атаковать. Единственное, что у нее получилось, это пробормотать себе под нос: – Что происходит? Я тебя все утро ищу. – Расскажу за обедом. Обещаю, – прошептал в ответ Курт. Как оказалось, Джен Гиббс решила сегодня не прийти на историю, поэтому между Куртом и Паком не было никакого барьера. У последнего же вовсе не было чувства такта, как у Рейчел, поэтому как только Блейн поравнялся с его столом, Ноа не сдержался и прокомментировал ситуацию: – Молодец, мистер Андерсон! Блейн не ответил, продолжая двигаться между рядами, и Курт потянувшись к Паку, ударил того по руке ладонью. – Эй. Оставь его в покое. – Ауч! Что? – потер Пакерман занывшее место. – Это не твое дело. – Да ладно тебе! Если бы это произошло с мистером Шу или мисс Пиллсбери, ты бы первым стал восхищаться и расспрашивать. А потом заставил бы половину Хорового кружка петь о том, как это круто и романтично. Когда Блейн закончил с заданиями и вернулся к своему столу, Курт уже нервно покусывал ноготь на большом пальце, что было далеко не самым лучшим знаком. Подобное случалось лишь тогда, когда Хаммел чувствовал себя на грани срыва. – Ну прости! – громко произнес Пак на весь кабинет. – Я просто думал, что человек, который встретил свою родственную душу и которого заклеймили, достоин крепкого рукопожатия. – Перестань – ты считаешь, что человек, испустивший газы, тоже достоин крепкого рукопожатия, – вмешалась Рейчел. Курт бросил ей благодарный взгляд, но она смотрела на него, нахмурившись, словно пыталась понять, какого же черта все-таки происходит. Наконец, Блейн решил взять дело в свои руки. – Да, Ноа, благодарю. Уже всем очевидно, что недавно я повстречал свою родственную душу, и... – он поднял вверх руку с браслетом, – ... на данный момент пока все. Ничего сверхважного. – Это было очень романтично? – спросил кто-то с задних парт. – И она действительно Ваш идеальный и равный по силам напарник? Хаммел развернулся, чтобы посмотреть на человека, задавшего вопрос, и сильно прикусил щеку изнутри в попытке контролировать себя. – Да, это было очень романтично, и да, он прекрасен во всех отношениях, – Курт услышал успокаивающие нотки в голосе Блейна, которые, казалось, предназначались только для него одного. – И уж точно он ставит прекрасные засосы, – пробормотал себе под нос Пак, чтобы Курт его услышал. – Боже, Ноа, да заткнись ты уже! – громко произнес Хаммел. – Далеко не всем интересно узнать, что происходит в твоем извращенном мозгу, ясно?! Рейчел прикоснулась к его руке, и Курт повернулся к ней; адреналин зашкаливал, и Хаммел готов был поругаться с кем угодно, даже со своей лучшей подругой. Но шокированное выражение ее лица привело его в чувство и заставило ровно сесть на своем месте. А также заметить, как ее взгляд заметался от разъяренного Курта к учителю, который старался не смотреть на него, а после шок медленно превратился в осознание. Вот черт. Рейчел знает. Он ожидал, что Берри закричит от радости, или обнимет его, или еще что-то подобное – что покажет её радость за друга, но Рейчел отпустила его руку и повернулась вперед, потрясенно уставившись прямо перед собой. – Прошу прощения, мистер Андерсон, могу я отлучиться в туалет, пока Вы завершаете подготовку к тесту? – Конечно, Рейчел, – вынужденный взгляд на неё дал Блейну предлог посмотреть и на Курта с толикой мольбы. Пока Берри шла к выходу, Курт обхватил ладонями сиденье стула и сделал несколько глубоких вдохов. Его голова трещала по швам, а Курту хотелось расплакаться, потому что он просто не представлял, как справиться с этим. Но ведь он обещал Блейну. А теперь Рейчел знает. Хаммел взял один из своих карандашей и уставился на него. Принялся запоминать. Сконцентрировался на зеленой полоске, обхватывающей основание, на ластик кирпичного цвета и идеально гладкое острие грифеля. Сейчас важно было вновь обрести равновесие и суметь выдержать этот чертов урок, а во время перерыва на обед им с Блейном придется еще раз всё обсудить. Рейчел вернулась как раз вовремя – Блейн закончил все приготовления, и несмотря на то, что Берри выглядела как обычно, Курт заметил ее слегка дрожащие руки, потянувшиеся к собственному карандашу. Но она прошептала: “Поговорим позже”, поэтому Курт кивнул и обратил внимание на тест, который, он был уверен, обязательно провалит. Когда Хаммел перешел к четвертому вопросу, совершенно не зная, что можно ответить, в дверях появился мистер Шустер и, слегка постучав по косяку, направился к Блейну. Он прошептал тому что-то на ухо, отчего глаза мистера Андерсона расширились, после чего он бросил беглый взгляд на Курта и, слегка кивнув ему, вышел из кабинета. Теперь Курт ни за что не смог бы сконцентрироваться на задании. Он заставил себя сидеть смирно, надеясь хоть на какое-то объяснение, но мистер Шу просто уселся на место Блейна и принялся отстраненно рисовать что-то на листке бумаги, тихо напевая себе под нос. В конце концов Курт весь извелся и, не в силах больше дожидаться разъяснений, поднял руку. – Прошу прощения, мистер Шу. Куда Бл… куда ушел мистер Андерсон? – Тебя это не должно волновать, Курт. Возвращайся к тесту. Теперь ноготь Хаммела подвергся настоящему насилию, а его нога и вовсе стала вращаться под столом туда-сюда без разрешения. Продержавшись около двадцати секунд, Курт попытался снова. – Мистер Шу… Тот поднял голову и тяжело вздохнул. – Директор Фиггинс захотел с ним поговорить. Уверен, что мистер Андерсон скоро вернется. Скорее всего, мистер Шу был прав. Ничего не произошло. И то ощущение, будто случится что-то плохое, можно было списать на монстра внутри него, который раздул из мухи слона. Возможно, Фиггинс обнаружил какой-то неподписанный документ, или забыл донести до Блейна важную информацию, или внести какие-то сведения в личное дело. Всё было хорошо. И с Блейном было всё отлично. Курт досидит до конца, притворяясь, что заканчивает тест, а Блейн в любое время войдет в этот кабинет, и Хаммел посмеется над собственной глупостью. Это самовнушение продлилось ровно три минуты, в течение которых монстр внутри него бушевал, рычал, бесновался и кричал, что хороший Дом – настоящий Дом – защитил бы своего саба от всего, что бы там с ним ни происходило, в кабинете Фиггинса. И вдруг Курт понял, что совершенно с ним согласен. Ни минуты больше не раздумывая, Хаммел поднялся со своего места и вышел за дверь, полностью игнорируя выкрики мистера Шу, который звал его вернуться. Курт оставил все свои вещи и побежал по коридорам школы к кабинету директора. Когда он оказался на месте, то полностью выдохся, а сердце бешено стучало в груди от беспокойства и, вероятнее всего, наплыва адреналина, вызванного обилием чувств и эмоций. Он всё же помедлил в дверях, чтобы перевести дух и оглядеться. Через стеклянную стену, разделяющую кабинет Фиггинса от офиса секретаря, Курт заметил Блейна, стоящего в дальнем конце комнаты и объясняющего что-то Фиггинсу, сидящему за своим столом. В кабинете находился кто-то еще, и Хаммел видел только ноги человека, расположившегося на диване, но шкафчик с личными делами, закрывавший обзор, не позволял увидеть больше ничего. Курт, ни минуты не раздумывая, вошел в кабинет секретаря и уверенно зашагал по направлению к Фиггинсу. – Эй! Тебе туда нельзя! – яростно закричала мисс Бейтс, но он ее проигнорировал и ворвался в кабинет директора, прервав Фиггинса на середине предложения. Три пары глаз изумленно уставились на него, а сердце Хаммела пропустило несколько ударов, потому что он всё понял. Внезапно пелена спала. Третьим человеком, сидящим на диване с честным и обеспокоенным выражением лица, оказался Дэйв Карофски. Курт быстро пришел в себя. Он повернулся к Дэйву и выпустил на волю бушующие с самого утра страсти. – Какого черта, Карофски? Ты и с доктором Флетчером проделал этот трюк? А он к тебе даже не прикасался, я прав? Тебе недостаточно было добиться увольнения только одного учителя? Или всё дело во мне? – Курту показалось, что на последних словах Дэйв поморщился, но проигнорировал это и повернулся к Фиггинсу, который отмахивался от извинений мисс Бейтс. – А Вам не кажется подозрительным то, что одна и та же ситуация произошла с ним уже дважды за последнюю неделю? – требовательно спросил он. Директор Фиггинс спокойно смотрел на него, пока секретарь не ушла из комнаты и не закрыла за собой дверь. – Мистер Хаммел, – тихо произнес он. – Мистер Карофски выдвинул очень серьезное обвинение против мистера Андерсона. После этого Курт посмотрел на Блейна, и отчаяние и страх на лице последнего заставили его содрогнуться от ярости. – Блейн никогда к нему не прикасался, – настойчиво заявил он. – Мистер Карофски не утверждал, что вольное поведение мистера Андерсона касалось его. Он уверяет, что мистер Андерсон был замечен в непозволительных отношениях с Вами. В течение целой минуты Курт даже не мог понять, о чем говорит Фиггинс. Он застыл на месте с приоткрытым ртом, до сих пор подрагивая от яростной потребности защитить своего саба. Еще один взгляд на искаженное болью лицо Блейна – и Курт сдался, позволив монстру внутри него взять контроль над всеми его дальнейшими действиями. Хаммел повернулся к Карофски, стиснув зубы и сжав руки в кулаки. – Да что с тобой не так?! – закричал он, нависнув над Дэйвом, который испуганно вжался в диванные подушки (и этот испуг не имел ничего общего с яростью Курта). – Боже, я знал о твоей ненависти ко мне, но что тебе сделал Блейн? Или ты из принципа решил уничтожить каждого, кто приближается ко мне больше, чем на два шага? Дэвид не осмеливался поднимать взгляд выше колен Курта, но заговорил очень слабым голосом: – Курт, прости, но… я вас видел. В пятницу на парковке и… и сегодняшним утром. – Боже, ты что, теперь следишь за мной?! – Просто… я знаю, каково это… когда кто-то давит на тебя и принуждает… доктор Флетчер… Курт с недоверием покачал головой. – Слушай, я знал, что ты идиот, но даже ты должен был заметить: я Дом! А он – саб. Я – не ты, Карофски, а уж Блейн точно не доктор Флетчер. Ты и представить себе не можешь, что натворил. Директор Фиггинс прочистил горло, тем самым обращая на себя внимание Курта. – Значит, вы утверждаете, что между Вами и мистером Андерсоном нет никаких непозволительных отношений? Курт резко кивнул. – Да, именно это я и говорю. – Значит, мистер Карофски ошибся, и между вами не было никаких сексуальных контактов? – продолжил Фиггинс. Блять. Курт находился на острие ножа. Он пообещал. Пообещал Блейну, что они сохранят всё в тайне. Он обещал, что защитит Блейна от наплыва того негатива, что может вылиться в случае разглашения. И сейчас от него требовалось всего лишь один раз солгать директору, что в данном случае, напоминал себе Курт, было правильным решением, ведь его первой обязанностью было спокойствие саба. Но Хаммел не мог этого сделать. Может, всё дело было в этом потоке доминирования, от которого Курт страдал всё утро, но это маленькое слово – нет – казалось больше, чем просто ложью. Это было отрицанием Блейна и его самого, тех чудесных и просто потрясающих отношений, которые возникли между ними. И Хаммел просто не мог так поступить. Он не мог и не собирался отказываться от своего саба перед лицом прямого вопроса, даже если Блейн и хотел именно этого. Остальные в комнате хранили молчание, но выражения их лиц подогревали Курта. Фиггинс выглядел так, словно ожидал от Хаммела лжи, с удовольствием предвкушая возможность поставить его перед фактами. Блейн умолял Курта своим взглядом; его страх был почти осязаем. А Карофски едва ли не слился с диваном воедино, будто и в самом деле считал, что поступает правильно, но всё оказалось совсем наоборот. Если бы Курт просто мог отрицать всё, а затем вернуться в кабинет – и этим бы всё закончилось… Вместо этого он вновь повернулся к сжавшемуся от отчаяния мальчику на диване. – Уйди, – произнес Курт. – Чувак, я… – Убирайся. Отсюда, – он вложил каждую каплю своей Доминантской натуры в эти слова, и, учитывая то, как Курт чувствовал себя весь день, это было внушительно. Он мог поклясться, что услышал кроткий шепот: “Слушаюсь, Господин”, после чего Карофски встал со своего места и немедленно исчез за дверью. Курт глубоко вдохнул и повернулся к Блейну, который до сих пор выглядел несчастно, но осознание происходящего явно настигло его. Хаммел попытался беззвучно сказать ему всё, что не мог сейчас произнести вслух. ”Прости меня. У нас нет другого выбора. Пожалуйста, доверься мне.” Ему показалось, что Андерсон слегка покачал головой, но Курт проигнорировал это. Он не мог солгать, что, безусловно, спасло бы их из напряженной ситуации, но единственным способом сказать правду и не вовлечь при этом Блейна в серьезные неприятности было рассказать всю правду. – Протяни мне свою руку, – скомандовал он, вкладывая все свои силы, чтобы звучать твердо и уверенно. Блейн подчинился. Курт смотрел в умоляющие медовые глаза своего саба так открыто, как только мог, пока расстегивал застежку на черном браслете и снимал его с дрожащего запястья Андерсона. Подбадривающе улыбаясь, Хаммел потянул руку Блейна по направлению к Фиггинсу. Андерсон плотно сжал губы, но послушно повернулся и показал свою метку, чтобы директор мог увидеть ее, как сделал это в первый день в школе перед Куртом. Фиггинс кивнул. – Ну что же. Это в корне меняет дело. Конечно же, теперь я должен увидеть и Вашу метку, мистер Хаммел. Каким бы уникальным Вы ни были, всё же в мире существует гораздо больше мистеров Хаммелов, я уверен в этом. Курт отложил браслет Блейна на край стола и повернулся лицом к сабу. – Давай, смелей, – сказал он и вытянул свою руку. Андерсон всё ещё дрожал, отчего расстегнуть застежку оказалось несколько сложным делом, но помощи он просить не стал, сделал всё сам; он не отрывал взгляда от запястья Курта, а когда всё закончилось, Хаммел с благодарной улыбкой забрал свой браслет и тоже положил его на край стола, после чего поднял руку и продемонстрировал свою метку. Директор Фиггинс приподнял от удивления брови, но кивнул. – Всё в порядке. Ну что же. Для всех всё закончилось хорошо, правда? – Курт поразился, что тот, похоже, не чувствует повисшего в кабинете напряжения. Хаммел только что предал доверие Блейна, но черт с ним, теперь Фиггинсу не придется иметь дело с очередным нарушившим правила учителем, а потому да… всё закончилось хорошо. Курт кивнул. – Конечно же, – продолжил Фиггинс, – мне придется поговорить со школьным советом и узнать, как именно поступают в таких ситуациях, но вы двое – определенно родственные души, поэтому каких-либо проблем, думаю, не предвидится, – он широко улыбнулся и поднялся со своего места. – Нет, даже совсем никаких проблем. Позвоню из кабинета мисс Бейтс и дам вам немного времени… прийти в себя. Когда стеклянная дверь закрылась за директором, Курт уловил движение позади себя, но всё никак не мог заставить себя повернуться лицом к Блейну. Просто не мог посмотреть тому в глаза. Он сделал именно то, что обещал сабу не делать. Он наказал Блейна, когда тот провалил свою первую проверку в качестве сабмиссива, а сейчас, хоть Курт и понимал, что другого выбора не было, он чувствовал, словно сам провалил свою проверку. Разве хороший Доминант не нашел бы способа защитить саба, одновременно сдержав обещание? Как вообще теперь Блейн мог ему доверять? Если сейчас Курт повернется и увидит, чего так боялся – каменную стену, которая вновь окружила сердце Андерсона, – то немедленно расплачется прямо здесь. Но избегать смотреть в лицо последствиям было в тысячи раз хуже, чем не выполнить обещанное. И Курт повернулся. Ему пришлось сильно прикусить щеку, чтобы боль помогла сдержать подступающие слезы. Блейн выглядел несчастным. Страх, беспокойство, ярость, волнение, грусть и смирение сковали его лицо в отчаянной маске – Курт мог разглядеть практически каждую негативную эмоцию. Но Курт видел их. Потому что Блейн не прятался. Он стоял на коленях, повернувшись лицом к Курту, и позволял разглядеть каждую эмоцию на его лице, предлагая все свои чувства сразу и беззвучно умоляя Хаммела о помощи. Андерсон предстал перед ним со всеми своими страхами, но под этими слоями эмоций Курт видел… доверие. Блейн верил в него. Всё ещё верил, даже погрузившись в пучину страха и отчаяния, что Курт – единственный, кто сможет дать ему всё необходимое. Впервые Курт со всей серьезностью осознал, что Блейн окончательно и бесповоротно принадлежит ему. Хаммел сильнее прикусил щеку. Разрыдаться в данный момент было не самым лучшим решением. Как и упасть на колени рядом с Блейном и крепко обнять его. Курт понимал, что это неправильно. Вместо этого он передвинулся так, чтобы стоять между Блейном и стеклянной стеной, отгораживающей их от офиса секретаря, а потом протянул руки и обхватил лицо Андерсона. В ту же секунду, как Курт прикоснулся к нему, Блейн закрыл глаза, а затем снова открыл их – теперь его взгляд был чуточку яснее, словно ощущение рук Хаммела на его коже действительно помогало успокоиться. – Все будет хорошо, – тихо произнес Курт. – Обещаю, Блейн. Ты потрясающий учитель, и никто не посмеет проявить к тебе неуважение только из-за меня. Я им не позволю. Клянусь Богом, я надеру задницу любому, кто попытается. Легкая улыбка коснулась губ Блейна. – У тебя много талантов, – дрожащим голосом сказал он, – но не думаю, что столь дерзкое обращение с чужими задницами – одно из них. – Тогда я попрошу Пака этим заняться, – улыбнулся в ответ Курт, – или Карофски. Он нам обязан. Блейн покачал головой. – Только не его. Не хочу, чтобы в его голове сформировались неправильные мысли. Ты мой. – Он не… – Я видел, как он тебе подчинился. Именно это и произошло, – глаза Блейна были переполнены эмоциями. – Разве кто-то смог бы устоять? Курт слегка усилил захват и запустил пальцы ему в волосы. – Я сожалею о случившемся. Знаю, что, вероятнее всего, должен был солгать, но я не смог. – Я и не хотел, – прервал его Блейн, вновь покачав головой. – Я ужасно боялся, что узнают другие, но когда он спросил тебя, я больше испугался лжи. Нам и без того трудно, Курт. И если мы не будем самими собой друг с другом, то люди смогут использовать это против нас. С моей стороны было неправильно просить тебя об этом. – Нет! Ты просто боялся, я же понимаю. Теперь Блейн улыбнулся по-настоящему и поднял правую руку. – Ну что же, теперь я не буду бояться. Как можно, если ты позаботишься обо мне? Курт повернулся к столу и взял оттуда черный браслет. Когда он снова взглянул на Андерсона, то понял, что он смотрит на него с чистейшим доверием, и последнее на сегодня осознание настигло его, из-за чего пришлось вновь сдерживать слезы, мечтая оказаться в любом другом месте. Потому что это было настоящим. Несмотря на то, чем они занимались на выходных: наказание, объяснения, секс и смирение Блейна – это было настоящей церемонией. Когда они наденут браслеты и выйдут из кабинета рука об руку, они станут единым во всех смыслах. Больше никаких преград или секретов. Они ни от кого не будут скрываться. Однажды они смогут рассказать эту историю своим внукам и, возможно, посмеяться над тем, что определяющим моментом стал вот этот, когда между ними и любопытными взглядами вечно занятых секретарей, провинившимися учениками, преподавателями, заглянувшими проверить почту, была лишь стеклянная стена, но прямо сейчас Курт отчаянно желал остаться наедине со своим сабом. Блейн открыто и со всей серьезностью посмотрел на Курта, и тот понял: Андерсон тоже осознал всю глубину момента. – Все хорошо, – произнес он, оглядываясь на кабинет. – Сделай это. – Обещаю тебе, – начал Курт, всё еще удерживая расстегнутый браслет на руке Блейна, – что буду защищать тебя и оберегать, всегда заботиться о тебе. И никогда больше не допущу, чтобы ты чувствовал себя одиноким, клянусь, – Андерсон прикоснулся ладонью к Курту, и тот больше не смог сдерживать слезы – они наполнили глаза, а пара капель медленно скатилась по щекам. – И я обещаю, со временем мы сделаем всё, что ты захочешь. Мы составим контракт и огромный список того, что хотим попробовать, – клянусь, мы выполним весь. И… и игрушки! Обещаю, что будет много игрушек, куча коробок, как только я буду готов. Наручники, и плетки, и… и большие розовые вибраторы, если ты этого хочешь! – оба громко рассмеялись после этих слов, а затем Курт отпустил руку Блейна, чтобы вытереть влажные щеки. – Я обещаю, что стану Домом, которого ты заслуживаешь, Блейн. Клянусь. – Ты уже Дом, которого я заслуживаю, – ответил Блейн, как только Хаммел застегнул браслет. Курт повернулся к столу и забрал оставшийся аксессуар. – Теперь ты. Блейн благоговейно обхватил его, нацепил на левое запястье Курта и вздохнул. – Я обещаю, – начал он, – доверять тебе. Всегда доверять тебе, верить в тебя и подчиняться тебе. Обещаю никогда и ничего не скрывать от тебя, этого больше не будет. Я твой навеки, Курт. Теперь только ты и я, – Блейн опустил взгляд, чтобы закончить с застежкой, а затем снова посмотрел на Курта, и тот заметил в его глазах хитрую искорку. – И обещаю, что позволю тебе пытать меня этим вибратором столько, сколько пожелаешь, и что буду наслаждаться этим каждую секунду. – Еще как будешь, – произнес Курт с язвительной серьезностью и потянул его вверх, побуждая подняться с колен. Потом они стояли, не двигаясь, просто разглядывая друг друга, вновь проделывая эту штуку, как два влюбленных щеночка, и Хаммел решил, что не существует момента идеальнее. Затем Блейн коснулся его щеки, обхватил ее рукой с браслетом на запястье и сказал: – Я так сильно тебя люблю. Курт приоткрыл рот и широко распахнул глаза. – Сейчас ты похож на маленького совенка, – радостно сказал Андерсон, поглаживая кончиком большого пальца гордые дуги бровей и спускаясь вниз по щеке Хаммела. – Ох, да, очень сексуально, спасибо большое. – Тебе подходит, – рассмеялся Блейн. – Это правда? – Курт просто должен был спросить. – Конечно. На тебе всё смотрится сексуально. – Ты знаешь, о чем я, – с наигранной суровостью прервал его Хаммел. – Конечно, это правда, – ответил Блейн. – Ты моя родственная душа. Это автоматически делает тебя любовью всей моей жизни. Уж я-то знаю, я проверял в словаре, – внезапно он громко и счастливо рассмеялся. – Боже, я так сильно люблю тебя. – И я люблю тебя, – выдохнул Курт. Он поспешно поцеловал Блейна, а затем крепко обнял. Они стояли просто вот так: обхватив друг друга руками, пока не услышали щелчок открывающейся двери. Фиггинс прочистил горло, привлекая к себе их внимание. Тогда они отстранились, но Курт тут же взял Блейна за руку. – Ну что же, хорошие новости для всех: школьный совет согласился, что в случае родственных душ не нужно применять никаких специальных мер, – казалось, директор очень доволен собой, словно самостоятельно решил мировую проблему. – Конечно же, с нашей стороны было бы очень неэтично разрешить Вашему сабмиссиву участвовать в процессе Вашего образования, мистер Хаммел, – сказал он Курту, – поэтому с завтрашнего дня Вашим учителем истории станет миссис Делпортилло. – Да, я согласен, – ответил Курт. – И мы будем признательны, если Вы как можно больше ограничите публичное проявление Доминирования, или хотя бы сведете его к минимуму в тех местах, где вас могут увидеть другие. Но, учитывая все факты, не думаю, что всё могло закончиться лучше! – Как и я, – сказал Блейн, сильнее сжимая руку Курта. – Теперь же вы можете вернуться в кабинет мистера Андерсона. Но это только на сегодняшний день. Курт остановился только затем, чтобы искренне поблагодарить директора Фиггинса, а затем потянул Блейна через дверь и через всю комнату секретаря. – Курт, Курт, притормози, – взмолился Андерсон, переводя дыхание, пока Курт едва ли не бегом вел его через коридор. – Я не могу! – Хаммел развернулся и продолжил идти спиной, чтобы видеть своего прекрасного и идеального саба. – Я так счастлив! Не думаю, что хоть когда-то в жизни чувствовал себя вот так, – и это было правдой. Монстр внутри него превратился в покладистого и мурлыкающего котенка, а Блейн был самым удивительным и чудесным созданием во всей Вселенной, и теперь Курту предстояло невероятно радостное и ответственное задание – рассказать всему миру, что самый сексуальный и великолепный сабмиссив принадлежит ему. Коридор был пуст, поэтому Хаммел воспользовался этим и снова поцеловал Блейна, на этот раз не сдерживая себя – глубоко и жарко, а тот ответил ему всем телом, прижимаясь крепче и обхватывая руками, словно хотел слиться с ним воедино. И когда оба исчерпали запас дыхания и оторвались друг от друга, хихикая, словно две глупые школьницы, Курт потянул Блейна за руку и продолжил свой путь к кабинету, с которого всё когда-то началось.