Гендерный враг

После дня рождения Виктора прошло чуть меньше недели. Школьники вышли на зимние каникулы, в том числе и Юри с Виктором. В новый год они гуляли весь день, иногда греясь в кафешках за чашкой горячего чая, а после продолжали гулять по снежным московским паркам. Вечером они собирались разойтись по домам, но перед этим Юри довольно продолжительное время не хотел отпускать Виктора сладко целуя его накрашенные губы и пачкая свои в розовой помаде. Виктор улыбался в поцелуй, чувствуя, как холодный зимний ветерок, в котором его нос мог учуять запах наступающего праздника, обдувает бледную гладкую кожу. Он положил ладонь Юри на затылок, сжимая черные волосы в своих пальцах и беря инициативу уже на себя. Юри хихикнул и, чуть отстранившись от лица настойчивого парня, стал смотреть в его красивые, такие чистые и невинные голубые глаза, что, кажется, светятся от любви их хозяина. Виктор похлопал ресницами и склонил голову в сторону. — Мне пора, маме надо помочь… Скоро к нам гости придут. — Да, конечно… — с ноткой грусти согласился Юри и провел ладонью по чужой щеке. Никифоров чмокает его в кончик аккуратного носа и убегает к себе в подъезд. Юри еще около минуты стоит на том же месте, пока не видит, как в комнате Виктора загорается свет. Он улыбается и, вздохнув, сует замерзшие даже в перчатках руки в карманы куртки и направляется в сторону своего дома.

***

В итоге Виктор отпраздновал вместе с мамой и ее друзьями, среди которых были и родители Плисецкого с самим Юрой, так что большую часть праздника они провели вместе в комнате Виктора, обсуждая разные вещи, в том числе и свои вторые половинки. Юра был безумно рад каникулам, ведь у него появилось больше свободного времени, которое он может проводить со своим любимым. — Слушай… — вдруг сказал Юра, прервав Виктора, что болтал о чем-то. — М? — открыв глаза и повернув голову к другу, отозвался Никифоров. — Вот ты закончишь школу, и что дальше? Съедешь от мамы? Будешь жить с Юри? Да и… ты собираешься вообще что-то менять в себе? Виктор замер, а затем опустил взгляд в пол. — Не знаю… — пожав плечами, ответил Виктор. — Вообще не знаю… Немного боюсь ее реакции на то, что я хочу стать с собой. — Но тебе же уже восемнадцать, ты сам можешь принимать решения, — нахмурив брови, сказал Юра. — Я понимаю, но… Все сейчас так хорошо, Юри любит меня и таким, мама тоже старается изо всех сил быть хорошей, я чувствую от нее заботу… И захотят ли подруги общаться со мной, если узнают, что я не девушка? Подумают, что извращенец, засмеют… Мне страшно. Юра смотрел на грустного Виктора, что выглядел запутавшимся и беспомощным, и вновь стало обидно за него… Почему у того не может все окончательно наладиться? Почему все не может быть хорошо, как в сказках? Почему о Виктории просто не могут забыть? Просто принять настоящего Виктора? Он ведь все равно остается собой. Плисецкий бросается на Виктора с крепкими объятиями и заставляет его уткнуться в свою блондинистую макушку носом. — Если ты собираешься прожить жизнь, чтобы не разочаровывать мать и подруг, я тебя убью… Тебе же не нравится все это, ты же сам говорил! Виктор, если мать и подруги не примут тебя настоящего, то зачем они нужны? Правильно, не нужны! Ты никому, кроме себя, ничего не должен, понял? Виктор усмехнулся и тепло обнял Юру, легко кивая головой. — Понял, но только если пообещаешь, что будешь меня поддерживать. — Ты сомневаешься во мне?! — наигранно возмутился Юра. — Не сомневаюсь, — хихикнув, ответил Виктор. — Ты мой самый близкий друг, только с тобой и с Юри я чувствую себя спокойно… — Ага, знаю, — с гордой улыбкой сказал Юра и надел на голову Виктора новогоднюю шапочку с помпоном. Виктор засмеялся и также натянул на чужую голову новогоднюю шапку с белыми косами, на что Юра фыркнул и кинул в него этой самой шапкой.