____________________
Спустя три недели, сразу после Нового года, они получают свои результаты. Дазай бросает на тумбу два конверта, и дядя поднимает глаза от утренней газеты. — Что это? — Они из Киото и Токио, — Дазай зевает, ища тосты. — Ты их уже открыл? — Ага, — он засовывает в рот один кусок хлеба, его форма застёгнута только наполовину, и он ищет энергетик, чтобы закинуться им по дороге в школу. — Я прошёл. — В который? — В оба. — Оу, — пальцы его дяди расслабляют хватку на газете и он встаёт, — Дазай, это... — он протянул руку, чтобы обнять его, поздравить, но Мори видит только очень пустую кухню — Дазай уже за дверью. — ...потрясающе. Он в порядке. В полном. Он не собирался пытаться завести нормальные, отеческие отношения со своим племянником, это ерунда... И Мори не тратит следующие тридцать минут перед работой, рыдая по телефону Юкичи об этом. Это было бы просто смешно. — Я очень стараюсь, я хочу, чтобы он чувствовал себя здесь как дома, но ты же знаешь, что мы с его матерью раньше были далеки друг от друга, и я не думаю, что он— — Мори. Требуется время, чтобы оправиться после травмы. Твои коллеги же сказали тебе, когда это произошло — ему потребуется некоторое время, чтобы сформировать привязанность к новой среде. — Я знаю, — ворчит Мори, — но теперь меня беспокоит, что я слишком много работаю. Честно говоря, я не знаю, что с ним происходит... — Элис что-нибудь говорила? — Мори хмурится, пытаясь вспомнить. — Что-то насчёт его возвращения в бейсбол? Это должно быть хорошо, так ведь? — Я бы сказал, что да. Тебе не кажется, что это хороший знак? Мори вздыхает, кивая. — Наверное... Я просто думал, что он будет взволнованным.____________________
И он действительно взволнован, когда в тот же день ему звонит Чуя. — Что как, чиби? — Сколько раз я должен повторять тебе... тьфу, не важно. Я получил результаты! — счастья в голосе Чуи уже достаточно, но Дазай всё равно спрашивает. — Так? — У меня самые высокие баллы среди своего года! Дазай на полном серьёзе потрясён этим. Он знал, что он хорошо справился, но Чуя... — Это... — бормочет он, останавливаясь на улице, — Чуя, это— — Я знаю! Прикинь?! — Чуя звучит как на седьмом небе. — Теперь-то я могу тебя поблагодарить? — Можешь, — Дазай качается на пятках, и в отличие от того, как он открыл свои собственные баллы этим утром, он улыбается от уха до уха. — Но лучший среди всего года? Так-то я не из тех, кто легко хвалит, но... — Но? — Это охренеть как впечатляет, чиби. В этот вечер Дазай отмечает это событие с Чуей и семьёй того (на этом настоял его отец, возлагая большую часть заслуг за достижения Чуи на плечи Дазая, что тот не очень оценил), и Юан кажется немного ошарашенной, когда видит его там. — Дазай? — она моргает, заметив, что он сидит по одну сторону с Чуей, а мать того — по другую, и единственное свободное место остаётся напротив отца. — Я не знала, что ты придёшь. — Разумеется, мы его пригласили, — нежно улыбается госпожа Накахара, — он оказал такую большую помощь. Дазай ухмыляется, и с таким же успехом он мог бы мурлыкать, когда улыбается матери Чуи, его локти задевают локти рыжего, когда он берёт свои столовые приборы. — Я не могу взять на себя ответственность, Чуя сделал большую часть работы. — Такой скромный, скажи, дорогой? — отец Чуи одобрительно кивает. Юан хмурится и тяжело опускается на стул. Чуя выглядит немного озадаченным внезапной переменой в её настроении, но она, кажется, достаточно быстро отходит от этого. И это очень приятный ужин. Чуя на самом деле кажется счастливым и уверенным в себе, что редко случается при его родителях. Именно тогда, когда все расходятся, всё начинает идти наперекосяк. Они выходят на улицу, и господин Накахара поднимает руку, вызывая такси, и когда все начинают садиться в машину, Дазай останавливается на тротуаре. — Дазай? Всё хорошо? — мать Чуи хмурится. Дазай тяжело сглатывает, его внезапно начинает тошнить. Пот катится по его затылку, он бледен, сердце колотится в груди. — Я... Я в порядке, госпожа Накахара... Но я думаю, что просто поеду поездом, я пойду... — Не говори глупостей, сынок, — господин Накахара хмурится, поднимая руку, чтобы подтолкнуть его к такси. — Мы не возражаем против дополнительной платы. Дазай трясёт головой, или он просто трясётся, он не может понять. — Дазай, — Юан посмеивается, с ухмылкой склонив голову набок, — это всего лишь такси, что не так? Стыд, словно змея, извивается внутри Дазая. Это не должно быть ненормально. Это ничего не значит, это просто машина... — Эй, — Чуя выходит из другой двери такси, бросившись вперёд, хватая Дазая за локоть и вырывая его из рук отца. — Он их не любит, понятно? В этом нет ничего особенного. — Чуя, — Юан наклоняет голову набок, — у кого вообще могут быть проблемы с такси—? — Ему не нужна причина, — Чуя хмурится в её сторону, выглядя настолько взбешённым, что это пугает её, заставляя отступить. — Слушай, да откуда мне было знать? Мне... мне правда жаль... — Всё нормально, просто... — Чуя оглядывается на Дазая, который всё ещё выглядит дрожащим и бледным. — Мы поедем на поезде. Отец Чуи сбит с толку, в то время как его мать просто выглядит обеспокоенной. — С ним всё будет в порядке? Дазай, мне очень жаль... — Всё в порядке, — улыбается Дазай, изо всех сил стараясь говорить нормально, но его голос дрожит. — Простите, что так получилось. Чуя хмурится. — Не извиняйся, дурак, — он сжимает руку Дазая, — ты ничего такого не сделал. — Дазай, прости меня, я пойду с вами... — и, к чести Юан, она действительно выглядит виноватой, теперь, когда видит, как сильно тот расстроен. — Нет, Ю, поезжай на такси. — Но— — Я сказал "нет", — Чуя бросает на неё сердитый взгляд. Её губы дрожат, когда она садится в машину к родителям Чуи, и после того, как такси поворачивает за угол улицы, Чуя прерывисто вздыхает. — Бля, Дазай... Мне так жаль... — Чуя, — тот пытается улыбаться, — Ты ничего не сделал. — Но ты говорил мне— — Я говорил тебе, что попал в аварию. Я никогда не упоминал, что у меня проблемы с машинами, — Дазай щиплет себя за переносицу. — Если честно, я и сам не знал, что они у меня есть... После этого он замирает, потому что руки Чуи обхватывают его за талию, а лицо прижимается к груди. Чуя обнимает его. Он обнимает Дазая так крепко, что тому почти больно. Дазай тяжело сглатывает, и это чувство в груди, с того вечера после экзаменов, будто он вот-вот разорвётся на части... Оно снова вернулось. — Всё было очень плохо, да? Дазай переводит взгляд на небо. Он никогда об этом не говорил. Ни с учителями. Ни с друзьями, ни тем более с дядей. Говорить об этом — всё равно что признать, что оно случилось, и... Дазай отчаянно хотел бы, чтобы этого не было. В такие ночи, как эта, очень, очень трудно увидеть звёзды. На небе пасмурно, городские огни такие яркие, что всё, что можно рассмотреть, — это пурпурный туман, может, намёк на луну. Когда Дазай был маленьким, они уезжали из города и ехали несколько часов от него, лежали на покрывалах в горах, и она рассказывала ему названия всех известных ей звёзд. И единственное, что Дазай действительно помнит из той ночи, кроме криков, парамедиков и сирен... Что это была ясная ночь. — За рулём была моя мама, — это на один шаг ближе к тому, чтобы сказать это вслух, и... — Значит... она..? — Она погибла, — на одном дыхании произносит он. — Дазай, мне... — руки Чуи лежат на его лице, и Дазай с ужасом осознаёт, что его щёки мокрые. — Мне очень, очень жаль. Его лицо утыкается в плечо Чуи, а руки поднимаются, чтобы обхватить того, прижимая к груди. Оно не прекращается. В ту ночь Дазай не плакал. Он не плакал, когда очнулся в больничной палате. Он не плакал, когда его дядя переехал сюда, а вещи его матери были вывезены. Он не плакал на похоронах, когда все не переставали говорить, как они сочувствуют. Он не плакал, когда вернулся в школу. Но он плачет сейчас и не может остановиться. Он открыто рыдает в плечо Чуи, портит его свитер, портит весь его день. И Чуя не жалуется. Он так же крепко обнимает Дазая и потирает ему спину руками. Тепло, спокойно и успокаивающе. — Прости, — невнятно произносит Дазай, пытаясь отдышаться, — это очень, очень глупо, я обычно так не делаю... А ещё Дазай никому не позволял обнимать себя с тех пор, как это случилось. За исключением Сасаки, и это... больше не имеет значения. — Всё... всё хорошо, Дазай. Дазай моргает. — Чуя, — он недоверчиво слегка отстраняется, приподнимая чужой подбородок. — Почему ты плачешь? — Я не плачу! — Не-а, — Дазай тыкает его в щёку, всё ещё шмыгая носом, — плачешь. — Мне просто... хотелось бы, чтобы этого никогда не случалось, — Дазай пристально смотрит на него, словно это ему совсем не знакомо. Это даже не с Чуей случилось, но тот так расстроен из-за Дазая? — Ты просто невероятен, ты в курсе? Чуя недоумённо хмурится. — Прости, я не хотел— — Я же не сказал, что это плохо, — улыбается Дазай, его глаза ещё немного слезятся. — Нам пора идти. Чуя кивает, быстро вытирает глаза и смущённо отводит взгляд. Поначалу Дазай боялся, что всё будет странно, что Чуя будет его жалеть, но тот держит его руку всю дорогу до станции. Он держит её до тех пор, пока они не добираются до толпы, отпуская пальцы Дазая и засовывая руку в карман. Но Дазай не винит его, пара девочек примерно их возраста начали пялиться. После того вечера всё изменилось — изменилось в хорошем смысле.