// «Я тоже была такой.» //
Это было то, что сказала ему мама много лет назад, когда Дазай впервые оставил девушку в слезах. Тогда он ей не поверил.// «Это ты так говоришь. Ты самый лучший человек из всех, кого я знаю.» //
Он опускается на колени перед Чуей.// «Когда я была ребёнком, я была довольно ужасна.» // // «Но сейчас ты совсем не такая...» //
— Чуя? — он протягивает руки, берёт его за плечи и легонько встряхивает. — Чуя, посмотри на меня...// «Я встретила твоего папу... а потом я встретила тебя.» //
Чуя даже не мог посмотреть на него.// «И когда ты любишь кого-то настолько сильно, ты растёшь.» //
Дазай не ревнует — больше нет. Он вовсе не грустит. Вовсе не сердится. Он просто волнуется.// «Не думаю, что когда-нибудь полюблю кого-нибудь так же сильно. У меня уже есть ты, и я всё ещё довольно ужасна, так что...» //
Чуя дрожит. Не в большом, драматическом смысле — слегка, едва заметно.// «Осаму, запомни мои слова...» //
— Я всё испортил, — бормочет Чуя, с трудом сглатывая. — Я... прости, мне не следовало... — Эй, — Дазай мотает головой, поднимая его, — Не извиняйся. Чуя позволяет завести себя внутрь, и дверь захлопывается.// «...жизнь всегда сможет тебя удивить.» //
Чуя не говорит. Дазай не заставляет. Он позволяет рыжему воспользоваться его душем, оставляя сухую футболку и спортивные штаны для него. Они до смешного велики, но зато удобно. Чуя сидит на его постели, свернувшись калачиком в одеяле Дазая. Дазай сидит в своём кресле у стола. И ждёт. — Со мной что-то не так, — тихо подаёт голос Чуя, плотнее закутываясь в одеяло. Дазай качает головой, выражение его лица наполнено беспокойством, но взгляд мягкий. — Чуя, как бы мне этого ни хотелось, но в тебе нет ни малейшего изъяна. Чуя судорожно сглатывает. — Я не смог сделать это, — Дазай не спрашивает, хотя и хочет, просто ждёт. — Мы были прямо там, всё было прекрасно, а потом я просто... — Чуя так сильно прикусывает губу, что Дазай удивляется, как он ещё её не прокусил. Серьёзно, он никогда не видел кого-то настолько напуганным. — И... — Чуя тяжело сглатывает, пытаясь справиться с тем, что, очевидно, является ещё одним приступом плача, и у Дазая от этого внутри всё скручивается в узлы, но... Чуя выглядит так, будто плакал весь день. — Не думаю, что когда-нибудь буду готов. ...Стойте. Стойте. Дазай не... — Если я попробую кое-что... — Чуя делает глубокий, шумный вдох, — мог бы ты... — его голос срывается, — никому не рассказывать? Дазай не понимает. Это тот же болезненно неуверенный тон, который был у него в примерочной несколько месяцев назад, тот самый, который так не похож на него.// «Обещаешь, что не будешь смеяться?» //
— Я не... — осторожно соглашается Дазай, склонив голову набок. — Я никому не скажу, но... что ты—? Если бы Дазай знал, что Чуя собирается сделать, он бы остановил его. Он правда так бы и сделал. Потому что это было нечестно по отношению к ним обоим. Но всё произошло быстро. В одну секунду Чуя встаёт с кровати, в другую подходит к нему, и после этого... Его губы такие мягкие. Глаза Дазая закрываются, а его мозг перестаёт функционировать. Чуя поцеловал его. Чуя целует его. Поцелуй всё ещё в процессе... Руки Дазая на секунду застывают в воздухе — на самом деле всё его тело просто замирает. Он не знает, что делать, использовать ли это в своих интересах. Вдруг, если он оттолкнёт его, станет только хуже..? Но затем Чуя издаёт этот тихий звук напротив его губ, и... и Дазай ничего не может с собой поделать. Он резко выдыхает через нос, а затем одна из его рук обхватывает поясницу Чуи, притягивая того ближе, пока Чуя не приземляется ему на колени. Кресло отъезжает, врезаясь в его стол, опрокидывая ручки и разбрасывая бумаги. Дазаю всё равно. Руки Чуи лежат на его груди, одна скользит вверх и через плечо, сжимая заднюю часть футболки. Пальцы Дазая проходятся по рыжим прядям волос, всё ещё влажным после душа, всё ещё чертовски идеальным. В комнате вдруг становится слишком жарко и одновременно холодно. Они размыкают губы, и Чуя издаёт звук в глубине своего горла, когда их языки соприкасаются, выгибаясь ещё ближе. Глаза Дазая закатываются назад, а сердце начинает выпрыгивать из груди. Боже, целоваться всегда было настолько приятно? Как ему вообще остановиться? Чуя вкуснее всего, что когда-либо пробовал Дазай, стон, который тот издаёт, когда руки Дазая обхватывают его бёдра, — самая сладкая чёртова вещь, которую он когда-либо слышал. И Дазай никогда больше не захочет этого ни с кем другим. Он не хочет, чтобы Чуя делал это с кем-то ещё. Дазай хочет больше, он хочет всё. Он хочет вернуться назад во времени и стереть все первые разы Чуи, чтобы быть каждым из них. Он хочет и все последние, он хочет, хочет, хочет. Но поцелуй замедляется и превращается во что-то более мягкое — он становится нежным. Руки Чуи до сих пор дрожат там, где они покоятся на плечах Дазая, а рука Дазая обхватывает основание чужой шеи, успокаивающе поглаживая круговыми движениями кожу, и, честно говоря, Дазай не думает, что он когда-либо был настолько в гармонии с другим человеком, так внимателен к его потребностям. Вот почему Дазай замечает, что губы Чуи снова начинают дрожать, и всё резко останавливается. — Чуя... — Прости... — тот отстраняется, вытирая глаза. — Я не должен был... это было нечестно— — Чуя, — повторяет Дазай, изо всех сил стараясь сохранить самообладание. — Всё нормально... — Нет... — Чуя вскакивает с его колен, и если Дазаю до этого не было холодно, то теперь он мерзнёт, потеряв чужое тепло. — Это был хреновый поступок, прости меня... — Чуя, я не злюсь... — но тут Дазай хорошо видит лицо Чуи и не знает, что сказать. Дазай не был уверен, чего именно он ожидал, но Чуя расхаживает по комнате, его руки трясутся, и... Он выглядит до ужаса напуганным. — ...возненавидит меня... — Чуя, я не ненавижу тебя... — Не ты, Дазай... — Юан не имеет значения... — ...Я труп, я просто труп... — Она еле до ста пятидесяти дотягивает, Чуя... — Я не о ней, Дазай! — огрызается Чуя, но тут же останавливает себя. — Прости, это не твоя вина, а моя... — Если не о ней, то о ком тогда? Чуя пытается потереть руки, чтобы унять дрожь. — Мой... — его голос охрип, — мой отец... Оу.// «Я понимаю, что ты знаком с Чуей не так давно, но его отец...» //
Дазай делает глубокий вдох. — Ну и что, что ты би. Я известен как би уже несколько месяцев, мне никто и слова не сказал. Голос Чуи ещё никогда не звучал так тихо. — ...Я не думаю, что я би, Дазай. Бля-я. — Я... — Чуя падает на кровать Дазая, закрыв лицо руками. — Раньше я никогда об этом не задумывался, но... когда я учился в средней школе, дома всё стало... странным. — Странным? — Дазай наклоняет голову набок. — Мой отец... всё изменилось с... буквально ничего. Всё, что раньше было хорошо, больше таким не было. Мои волосы были слишком длинными. Моя одежда не "соответствовала возрасту". Вот что он говорил, но на самом деле... — Чуя стиснул зубы. — Всё, что я делал, всё, что мне нравилось, было неправильно. И потом, когда моя лучшая подруга призналась мне, что я ей нравлюсь... Я не знал, что мне делать. Поэтому я спросил своего отца. И он был так горд, — Чуя скорчил лицо, мотая головой, — Я просто... я не был уверен, что она мне нравится, но я начал встречаться с ней, чтобы сделать его счастливым. И в конечном итоге я думал, что она мне действительно нравится, но... — Но перспектива секса с ней вызвала у тебя приступ паники, — Дазай заканчивает за него. Чуя натянуто кивает. — А твой отец... — медленно спрашивает он. — У него просто... есть строгая концепция мужественности или..? — Он бросил несколько слов о геях. — ...Настолько плохо? Чуя мотает головой. — Обычно он просто... хмурится, когда видит это по телевизору. Или выбрасывал мангу, которую моя сестра приносила домой, но в прошлом году... — он вздыхает. — Моя двоюродная сестра сделала каминг-аут. По тону Чуи можно сказать, что всё прошло не хорошо. — Он разговаривал с мамой на кухне, моя тётя была на громкой связи... и она сказала, что Юки призналась им, потому что она чувствовала, что может навредить себе, если не сделает этого. И мой отец... — Чуе пришлось прочистить горло, чтобы успокоиться, — сказал, что лучше бы она так и сделала. Дазай очень, очень спокоен. — Чуя... — он говорит ровным голосом, не желая напугать ещё больше. — Ты же не думаешь, что твой отец сделает тебе больно, если узнает? — Ты имеешь в виду... физически? — Дазай кивает. От молчания Чуи легче не становится. — ...Он когда-нибудь бил тебя раньше? — Дазай спрашивает очень мягко, но он едва сдерживает гнев в своём голосе. — ...Он всегда был строг, — Чуя обходит этот вопрос стороной. — Я не знаю, что бы он сделал... но... он не может об этом узнать. Хорошо? Так что... — Чуя, если ты боишься— — Я не боюсь, я в порядке, всё хорошо, ладно? — Чуя прерывисто выдыхает. — Он просто... ничего не узнает. — Так ты и Юан?.. — Нет, — Чуя мотает головой, — Нет, я не могу остаться с ней — это было бы нечестно, — Дазай не может поверить, что он думает об этом, но он почти хочет, чтобы Чуя остался с ней. — Послушай... Мне очень жаль, что я вываливаю всё это на тебя, это нечестно, и целовать тебя так тоже нечестно— — Я не возражал, — слабо улыбается Дазай. Чуя пристально смотрит на него, явно раздираемый противоречиями. — Я не могу, Дазай. Я не могу просить тебя об этом. — Но— — Просто... Мне нужно время. Дазай не хочет отпускать его. Он хочет завернуть этого маленького дурака в пузырчатую плёнку и никогда больше не подпускать его к родительскому дому. Но и остановить его он тоже не может. Мори возвращается и находит дом точно таким, каким он его оставил — тихим и несчастным.