______________________
Если отбросить тот спор, то в следующую субботу они стоят в самом волшебном месте на земле. Или. Что ж. Самом волшебном месте в Японии. Элис пищит, подпрыгивает и хлопает в ладоши, прежде чем схватить Чую за запястье и потащить его к главным воротам. — Это такая потрясающая идея, Чуя-нии! — Благодари своего папу! — Чуя приятно улыбается, оглядываясь через плечо и многозначительно дёргая подбородком в сторону Мори. — Ага, — натянуто улыбается Мори, идя рядом с Фукузавой, который привёз Элис от матери. — Ты всегда говорила, что хочешь сюда сходить. Улыбка Элис немного померкла, и она коротко бросила Мори: — Спасибо. Чуя уже бывал в Диснейленде, но это было давно. Ещё до того, как анэ-сан закончила школу, они ездили на поезде в Токио каждые летние каникулы. Но некоторые стороны становились... всё менее забавными, когда он становился старше. — На чём ты хочешь прокатиться сначала? Или нам лучше сфотографироваться? Осаму-нии будет та-а-а-ак завидовать! — она улыбается, абсолютно довольная. — Это твой день рождения, — пожимает плечами Чуя, следуя за ней по главной улице. — Мы можем делать всё, что ты захочешь. Её требования, однако, очень высоки. — Элис-чан, — Чуя неохотно смотрит на предмет в её руках. — Мне правда надо..? Элис надувает губы. — Ты же обещал, что мы сфотографируемся вместе! Лицо Чуи порозовело. — Да, но это— — В Диснейленде нельзя фотографироваться без ушек! — ... — Чуя морщится, но всё же надевает их. — Почему я должен носить такие же, как у Минни Маус? — Потому что! — Элис надевает свои, — Я хотела надеть те, что у Королевы Червей! Чуя тяжко вздыхает. Когда он был ребёнком, ему очень нравились ушки. Затем он достиг определённого возраста, когда, если ты парень— Подождите. Он опять это делает, да? — Чуя-нии? Всё хорошо? — ...Да, — Чуя встряхивает головой, надевая уши. — Ты готова? — Мм-гм! — Элис качает головой, обнимая его за бок, и к огорчению Чуи, ему не нужно низко наклоняться, чтобы вписаться в кадр для селфи с двенадцатилетней девочкой. Но давайте не будем об этом. Они делают снимок, и когда Чуя отстраняется, он переводит взгляд на Фукузаву и Мори. — А ты не хочешь сфотографироваться ещё вместе с твоим папой и дядей? Элис корчит лицо. — Ну... — Чуя бросает на неё суровый взгляд, и она сдаётся. — Да-да! Это было бы здорово! Но они должны надеть ушки, понятно? Оба мужчины в ужасе, но в мгновение ока они все сжимаются вместе, пока случайный прохожий фотографирует Мори в рогах Малефисенты (по настоянию Элис) и Фукузаву в наборе Винни-Пуха. — Спасибо за помощь! — Чуя улыбается, подходя, чтобы взять телефон обратно, и женщина радостно улыбается ему. — Да нет проблем, у вас прекрасная семья. Чуя застывает от удивления, оглядываясь на остальных троих, ждущих его. Он полагает, что со стороны они действительно выглядят как семейная ячейка. — Гм... — он уже собрался поправить её, но тут увидел, что Мори машет ему рукой, а Элис выглядит такой счастливой, и... Чуя слегка улыбается. — ...Да, спасибо. Это утро наполнено взлетами и падениями в операции "Заставь Элис перестать ненавидеть своего отца". С одной стороны, ей очень понравилось получить тематический макияж принцессы в бутике Биббиди Боббиди, и она держала Мори за руку, пока они стояли в очереди. (Она также заставила Чую позволить стилисту поиграть с его причёской, так что теперь он неловко щеголяет с зачёсанными вверх волосами.) Аттракционы, однако, являются полным провалом. И им даже не надо подолгу ждать в очередях, поскольку Фукузава может стоять только ограниченное количество времени, а в парке есть специальные условия — так что они проходят через множество аттракционов. И каждый раз... — А ты не хочешь на этот раз прокатиться с отцом? — спрашивает Чуя, когда они идут к аттракциону с Белоснежкой. — Сегодня ты ещё не каталась с ним. — Нет! — Элис мотает головой, крепко держа его за руку. — Я хочу быть в кадре вместе с Чуя-нии! Чуя бросает взгляд на Мори, но тот отмахивается. И правда, не было бы ничего страшного, если бы Элис всё время каталась с Чуей, потому что он ближе к её возрасту, но она была совершенно счастлива, катаясь с Фукузавой на Громовой горе, и в этот момент Мори начинает выглядеть поверженным. Во время обеда терпение Чуи лопнуло. — Элис, — он бросает на неё хмурый взгляд, — твой отец очень хотел провести с тобой время сегодня. Выражение лица девочки мгновенно становится оборонительным. — Впервые. Чуя вздыхает. Мори и Фукузава отправились перекусить в соседнее кафе, а они сидят на скамейке снаружи и ждут. — Элис, я знаю, это тяжело, — Чуя потирает свой чокер, что показывает, что он немного напряжён из-за этой темы, — но он любит тебя, и он единственный отец, который у тебя когда-либо будет. Элис выглядит так, будто уже слышала это раньше, и Чуя может догадаться, где именно. Фукузава. — Если бы ему было не всё равно, он бы остался рядом, — пробормотала Элис, уставившись на свои туфли. — Мама всегда говорила, что он никогда не хотел иметь дело с трудными вещами, а теперь, когда я стала старше, он хочет быть рядом? Это нечестно. У Чуи дёргается бровь. По его мнению, эта женщина только и должна что петь дифирамбы Мори, потому что именно из-за него у неё всё ещё есть отношения с девочкой, но он явно не может этого сказать. — Послушай, — вздыхает он, — взрослые никогда не бывают идеальными. Но— — Он был рядом, когда Осаму-нии нуждался в нём, — Чуя не ожидал такого ответа, и, к его ужасу, Элис выглядит так, словно вот-вот заплачет. — И мне было... очень грустно, когда умерла тётя Танэ. Я рада, что он помог. Но... — она прикусила губу. — Он мне тоже был нужен. У него просто нет слов, чтобы утешить её, потому что это трудно. Трудно понять что-то подобное, когда ты так молод. И очень легко почувствовать, что ты потерялся в этой неразберихе. — Он даже не сказал мне, что собирается уехать, — тихо продолжает Элис. — Он просто однажды исчез, когда я вернулась из школы. Чуя знал это. Судя по рассказам Мори, это было соглашение между ним и его бывшей женой, и она считала, что уход Мори слишком сильно расстроит Элис. Но был намёк на то, что её мама всё ей объяснит. И она явно этого не сделала. — Он совершал ошибки, — признаёт Чуя, — но он любит тебя. И он хочет быть рядом с тобой сейчас. Далеко не у всех это есть, — Элис прикусывает губу, глядя на свои туфли. — ...и это нормально — злиться на него, — тихо добавляет Чуя, — но ты не можешь наказывать его вечно. Ты будешь жалеть об этом. — Откуда ты знаешь? Чуя откидывается на спинку скамьи. — Потому что, чем старше ты становишься и чем больше тебе нужно понять, тем больше ты будешь жалеть, что не можешь поговорить со своим отцом. После долгого молчания Элис протягивает свою маленькую, но тёплую руку, чтобы взяться за руку Чуи. — Чуя-нии? — Да? — он переводит на неё взгляд. Она выглядит обеспокоенной, как будто даже вопрос может ранить его. — Ты когда-нибудь скучал по своему отцу? Вау. Чуя пристально смотрит на неё с застывшим лицом. Ответ на этот вопрос не так прост. Хотя и должен быть. С одной стороны, нет, по вполне понятным причинам он никогда больше не захочет находиться в одной комнате с отцом. И чем дольше он проводит вдали от него, тем больше понимает, как сильно его родители заставили его ненавидеть самого себя. Но это не значит, что нет вещей, по которым Чуя не скучает, или воспоминаний, которые не больно вспоминать. Он уже некоторое время проигрывает это слово в своей голове. Жестокий. Долгое время он не хотел навешивать этот ярлык на своего отца. Потому что это означало бы, что тот плохой человек. И Чуя не хотел его ненавидеть. Потому что большую часть своей жизни он любил своего отца. Тот до сих пор был тем человеком, который учил Чую ездить на велосипеде. Тот самый, который обнимал его после каждого футбольного матча. Человек, к которому Чуя бежал каждый раз, когда у него возникали проблемы. А теперь такое чувство, что Чуя должен пройти через всю свою жизнь с красной ручкой и подчеркнуть все воспоминания вместе с ним, как плохие. Чуя не может этого сделать. Но он также знает, после года разлуки, что не то чтобы его отец был каким-то противоречивым, невежественным человеком, который превратился в монстра только потому, что узнал, что Чуя гей. Были другие вещи. Вещи, которые ты не считал зловещими в то время. Он просто хочет, чтобы ты был жёстким. Лучше разобраться с этим сейчас, чем потом. Эти слова могут показаться резкими, но от незнакомца они причинят больше боли, чем от него самого. Именно так воспитывал его отец. Чуя не понимал, насколько всё плохо, пока не вступил в первый настоящий спор с Дазаем о том, где тот будет учиться в университете. Он никогда не признавался в этом, но когда Дазай разозлился, ну... Чуя ожидал взрыва. Не то чтобы он ожидал, что Дазай ударит его, он знал, что тот отрубит себе руки прежде, чем причинит ему боль, но... Он ожидал услышать крики. Может, разбрасывание вещей. Удар кулаком в стену. Потому что это было то, что Чуя научился ожидать. Это было то, что Чуя научился делать сам. Но Дазай никогда, никогда не был таким. Он был спокоен. Недоволен, но и не слишком повышал голос. И в тот момент, когда он увидел, что Чуя расстроен, то прекратил. Сперва это сбивало Чую с толку. Позже он понял. Когда вы любите кого-то, вы не хотите, чтобы он чувствовал себя плохо. И Чуя вообще не может вспомнить время, когда его отец хотел, чтобы он чувствовал себя хорошо. Он знает, что прошло уже слишком много времени, и что Элис уже давно ждёт ответа. Он тяжело сглатывает. — Иногда, — как же хреново это признавать, — но с твоим отцом всё гораздо проще. Он не идеален. Он трудоголик. Он едва может позаботиться даже о себе, — Чуя мотает головой. — Но он заботится о тебе, любит тебя и хочет только одного — чтобы ты была счастлива, — он смотрит ей в глаза, чувствуя себя несколько эмоционально опустошённым. — Не каждый отец так делает. Элис крепче сжимает его руку, а затем наклоняется, чтобы просто полностью обхватить Чую, крепко обнимая его. Есть вещи, которые Элис знает. Потому что она была в гостях, когда Чую выписали из больницы. Она помнит о бинтах. Ночи, когда Чуя просыпался с приступами паники. Иногда Дазаю было достаточно крепко обнять его и уговорить пройти через это. В другие ночи Мори был вынужден приходить с успокоительными. Он до сих пор помнит образ Элис в коридоре, тихой и испуганной, когда Мори зашёл в комнату Чуи в два часа ночи. — Чуя? — он кладёт подбородок ей на макушку, слегка прижимая ушки, и обнимает её в ответ. — М-м? — Я люблю тебя, — Чуя немного поражён этими словами, или тем, что Элис, такое чувство, так искренне говорит об этом. — И я рада, что ты всё ещё здесь. Она не имеет в виду "всё ещё рядом со мной" или "всё ещё остаёшься с Мори". Она имеет в виду "всё ещё на этой земле". Чуя тяжело сглатывает, обнимая её ещё крепче. — Я тоже. Обед проходит спокойно, но не в плохом смысле — он расслаблен, а Элис, похоже... Ну, менее агрессивна к Мори, это точно. А потом, в середине дня, наступает первый реальный признак прогресса. Они стоят в очереди к Башне Ужаса, на которой Элис настаивала, что хочет прокатиться, и когда они подходят ближе, она начинает нервничать. — Элис, — Чуя похлопывает её по руке, — ты же знаешь, что тебе не обязательно ездить на нём, да? Элис переминается с ноги на ногу, нервно кивая. — Да. Я знаю, — но она, кажется, немного стесняется этого. Мори кладёт руку ей на плечо. — Если хочешь, я скажу оператору, что плохо себя чувствую, мы можем уйти без лишних вопросов. — ...Нет, я хочу прокатиться, но... — она нервно оглядывается на Мори, выглядя смущённой даже за то, что спрашивает, — Ты можешь поехать рядом со мной? Это совсем незначительная вещь, правда, но... Мори выглядит таким счастливым, и Чуя очень рад, что они пришли сюда. — В любое время. Элис действительно наслаждалась поездкой и всё это время крепко держала отца за руку._______________________
В нескольких часах езды оттуда, в Киото, Дазай изучает макроэкономику, когда экран его телефона загорается уведомлением о новом сообщении. И когда он смотрит вниз, то почти роняет его. Фёдор отрывается от своего учебника и поднимает бровь. — Там кто-то умер, что ли? Дазай закатывает глаза, и вместо ответа своему... соседу? заклятому врагу? заклятому другу? у них сейчас всё сложно, — он набирает номер. Элис берёт трубку после первого гудка. — Осаму-нии? — Вы пошли в Диснейленд без меня?! — Ты не собираешься поздравить меня с днём рождения? — Да, — добавляет Дазай как бы между прочим, — С днём рождения, как ты его уговорила?! — Хм-м? — Элис хихикает, совершенно невинно. — Ты о чём? Боже, он даже может прочувствовать семейное сходство между ними двумя, когда она становится садисткой. — Ушки! — Ну... — Элис замолкает, — Я вежливо попросила? Дазай состроил лицо. Он вежливо просил Чую надеть много милых вещей, и обычно это заканчивается подушкой, брошенной ему в лицо. — Мне нужно, чтобы ты оказала мне услугу. — Какую? — Чуя сейчас с тобой? — М-м-м-м... — она затихает. — Нет! Он отошёл купить нам мороженое. — Отлично, — выдыхает Дазай. — Мне нужно, чтобы ты сделала ещё фотографию с ним. — Но я уже— — На которой не будет ни тебя, ни Мори! Хорошо? — умоляет он, — Просто без палева тоже сойдёт. — Ну я даже не знаю... — Элис замолкает, и Дазай видит дерзкую улыбку на её лице. — Похоже на вторжение в личную жизнь Чуи-нии. Дазай отбрасывает притворство, его голос звучит ровно. — Назови свою цену, ребёнок. Её ответ последовал незамедлительно. — Мне нужны данные от твоего аккаунта на Нетфликсе. — Мои что? — На следующей неделе я собираюсь с ночёвкой к Киёми, — объясняет Элис. — Мы все хотим посмотреть "Звонок", но мама поставила возрастные ограничения на моей учётке, так что... — Мори убьёт меня... — Как жаль... — Элис вздыхает. — После той фотографии он ещё и причёску себе сделал. У Дазая нет выбора. — ...Я сменю пароль через две недели, поняла? — Мгм! — соглашается Элис, — Это справедливо! — Если ты расскажешь своему отцу... Элис закатывает глаза. — Зачем мне ему это говорить? Он никогда не узнает! — Если у тебя будут кошмары... Её тон становится насмешливым. — Мне не будут сниться кошмары. — Тогда ладно, — фыркает Дазай. — Но лучше бы ей быть годной. — Я тебе не фотограф, Дазай! — слегка возмущается она, — Но я сделаю всё, что в моих силах, хорошо? Она вешает трубку, и сказать, что Дазай буквально ждёт у своего телефона в течение следующего часа, было бы преуменьшением. Динь! Дазай быстро снимает блокировку экрана, и... — Боже, блять, правый—! Фёдор снова поднимает глаза от книги, потому что его сосед ругается не так уж часто, и... У Дазая глаза, словно блюдца. — Ты—? Он поднимает руку, чтобы заставить Фёдора замолчать, прежде чем тот успеет спросить. Чуя улыбается и смеётся, отвернувшись от камеры, и заправляет за ухо выбившуюся прядь волос, но остальная их часть убрана вверх и от лица, с заплетённой в косу частью с правой стороны головы. И ушки. Они немного съехали, но это так, сука, очаровательно. Не говоря уже о джинсах с высокой талией и футболке с изображением короля Льва, это просто... это всё так... И боже, эта улыбка. Сердце Дазая выпрыгивает из груди. Так мило. Настолько, настолько мило. Боже, как же он его, бляха, любит... — Ладно, серьёзно, что там? — Фёдор наклоняется через его плечо, чтобы заглянуть, и Дазай кладёт всю ладонь ему на лицо, чтобы оттолкнуть назад, прижимая телефон к груди. — Нетушки! — Эй! — огрызается Фёдор, пятясь назад и потирая нос, — Какого чёрта?! — Что я тебе сказал, когда Чуя уехал? Фёдор хмурится. — Что я потерял все "привилегии чиби" до июля. Что, честно говоря, довольно нездорово, ты не можешь регулировать привилегии над человеком. Дазай с драматическим вздохом падает обратно на кровать. — Ты не заслужил этого зрелища. Это для чистых сердцем. Фёдор закатывает глаза. — А ты у нас типа чистый сердцем? Дазай фыркает и мотает головой. — Абсолютно нет, но, — он снова поднимает телефон и смотрит на фотографию, мечтательно вздыхая, — он всегда был слишком хорош для меня. — ...Вы двое отвратительны. — А ты завистливая сучара, — радостно отвечает Дазай. — И что ты сейчас делаешь? — спрашивает Фёдор, когда Дазай подходит, чтобы взять свой ноутбук. — Меняю заставки на каждой части техники, которой владею, не обращай на меня внимания. Фёдор в который раз закатывает глаза._____________________
К концу дня дела у Мори и Элис идут лучше. Не идеально, но она кажется достаточно счастливой, чтобы использовать его плечи для поддержки, чтобы посмотреть шоу фейерверков в тот вечер. Огни вспыхивают над озером в центре парка, и они стоят у перил, в то время как Чуя с Фукузавой сидят на скамейке немного позади. — Спасибо, — Чуя с удивлением переводит взгляд на мужчину, когда тот говорит. Фукузава — мужественный человек, но после сегодняшнего дня Чуя странно привык видеть его в гавайской рубашке и шортах цвета хаки. Дивно неформально для него. — За что? — Насколько я понимаю, сегодняшний день — твоя идея. Чуя оглядывается на Мори и Элис, и его взгляд смягчается. Он поигрывает с ушками на макушке. — Я беспокоюсь о том, что будет с ним, когда я закончу школу. Фукузава постукивает пальцами по рукоятке своей трости. Его волосы зачёсаны назад там, где солнечные очки лежат на голове, и это делает его моложе. Ну, не молодым, но, по крайней мере, сейчас они с Мори выглядят ровесниками. — Элис слишком гордая, чтобы показать это, но она боготворит его. Он не будет один. Чуя кивает с некоторым облегчением. — Я начинаю это понимать. — И... — Фукузава колеблется, но его глаза останавливаются на лице Мори, каким счастливым, расслабленным и спокойным он кажется с Элис на руках, и его взгляд становится ласковым. — У него есть я. Чуе любопытно, он не собирается лгать. — Вы..? — Он сейчас немного не в себе, — Фукузава пожимает плечами. Чуя фыркает, слегка прислоняясь к нему, когда усталость от прошедшего дня настигает его. — Судя по тому, что я слышал, он всегда был немного не в себе. Фукузава глубокомысленно кивает. — Но это никогда не мешало ему быть рядом, когда мне нужна была его помощь. Я намерен делать то же самое. Чуя слегка улыбается, и от этого он чувствует себя лучше, зная, что ему не нужно представлять себе Мори, возвращающегося домой в пустой дом. Потому что Фукузава и Элис будут там. А потом ему удаётся задать вопрос, которого он избегает уже три недели. Возможно, потому, что он просто не думал, а просто выпалил. — Вы говорили с прокурором? — ... — Фукузава спокойно кивает, не отрывая глаз от фейерверка. — Да. — ...Они сказали вам, почему изменили обвинение? Мужчина снова кивает. — Сказали, — Чуя ждёт, его плечи напряжены. — Было опасение... — мягко поясняет Фукузава, — что у твоего отца были серьёзные основания для самообороны, и если они выдвинут более высокие обвинения, его признают невиновным. Самооборона. Эти слова рикошетом пронеслись в голове Чуи, разбивая вдребезги все его прежние ожидания. У него неприятный привкус во рту. — Наверное, тогда мне не стоило сопротивляться, да? Рука Фукузавы внезапно оказывается на его руке, тяжёлая и крепкая. — Чуя, — он говорит очень серьёзно, — никогда так не говори. Чуя мотает головой. — Если бы я не— — Если бы ты этого не сделал, твоему отцу сейчас бы предъявляли обвинение в убийстве, — Фукузава сурово смотрит на него. — Но этого недостаточно для покушения, — бормочет Чуя, глядя в сторону. — Так, — Фукузава вздыхает. — Есть только два способа установить образ мышления, необходимый для доказательства того, что он покушался на твою жизнь. Предумышленность, прежде чем он совершил это деяние. Допустим, он написал об этом в дневнике или рассказал кому-то ещё о своих планах, или даже пытался заполучить в свои руки орудие убийства. — Ну, — Чуя съёживается, — такого доказательства не существует. Потому что Чуя специально спровоцировал его, думая, что отделается сломанным носом или даже рукой. Это всё было спонтанно. И это вина Чуи. — Или, — продолжает Фукузава, — свидетельство того, что в какой-то момент во время нападения его намерения изменились, — внезапно Чуя чувствует такой холод. — Отчасти с этим может помочь офицер Тачихара, который уже согласился дать показания о том, что твой отец пытался спрятать тебя и помешать тебе получить помощь, но... — он замолкает. Несмотря на весёлую обстановку и музыку, Чуя чувствует тошноту. — Когда мы говорили в первый раз, — его тон становится мягким, и Чуя благодарен ему за это, потому что внезапно он чувствует себя очень хрупким. — Ты сказал, что во время нападения был момент, когда ты понял, что находишься в опасности, — Чуя кивает, плотно поджав губы. — Именно такие доказательства понадобятся прокурору, чтобы доказать намерения твоего отца, — взгляд Фукузавы очень внимателен и полон беспокойства. — Есть только один способ представить суду подобные доказательства. Чуя. Чуе придётся давать показания. — Они никогда не спрашивали меня. Фукузава молчит некоторое время, и Чуя почти знает ответ, прежде чем его произнесут вслух. — Существует протокол, который позволяет связаться с родителем, который не обвиняется, вместо того, чтобы говорить с ребёнком напрямую. Его мать. Больно до сих пор. — Она сказала им, что я не буду этого делать? — ... — Фукузава кивает, его взгляд полон сочувствия. Чуя вытирает нос, злясь на себя за то, что спросил. За то, что так расстроился. — Так... это всё? Я ничего не могу сделать? Фукузава мотает головой. — С тех пор Мори стал твоим официальным опекуном в глазах суда. Так что, если ты хочешь дать показания, они будут готовы рассмотреть вопрос о твоём вызове в суд. Это бы всё изменило. Такое ощущение, что есть одно большое "но". — ...Есть ли у меня причины не делать этого? — Твой отец будет в зале суда, — говорит Фукузава размеренным тоном. Оу. Чуя подтягивает ноги на скамью, обхватывает колени одной рукой, а другой крепко сжимает кожаный ремешок на шее, отчаянно пытаясь успокоиться. Впервые в жизни Чуя хочет, чтобы он был меньше. Что он в средней школе, гуляет по парку с анэ-сан, и что после этого он вернётся домой к своим родителям. Родителям из прошлого. Тем, которые всегда казались безопасными, но теперь... Чуя просто больше не может видеть это таким образом. — Что, по-вашему, я должен делать? Фукузава вздыхает. — ...Ты спрашиваешь меня как своего адвоката или как человека, который заботится о твоём благополучии? Чуя прижимается лицом к коленям, и голос его звучит еле слышно. — И то и другое? — ... — рука Фукузавы мягко потирает его спину, и это удивительно успокаивает. — Ты можешь сожалеть, если не сделаешь этого. Чуя кивает, тяжело сглатывая. Фукузава прав, он это знает. Если он не даст показаний, его отец отделается шлепком по руке. Чуя не знает, сможет ли он простить себя за это. Не тогда, когда он и так всё время зол на себя. Следующие слова даются нелегко. Чуя не очень хорошо умеет выражать словами, когда он подавлен или ему нужна помощь. Это похоже на неудачу. Но слова всё-таки приходят, и голос у него такой печальный и, к его отвращению, слабый. — Мне страшно. — ... — Фукузава обнимает его за плечи, прижимая к себе. Чуя удивляется, но не сопротивляется. И когда его лицо прижимается к рубашке мужчины... Он чувствует себя в безопасности. — Ты ни на секунду не останешься один, — мягко успокаивает его Фукузава. — И если тебе от этого станет легче — мне тоже будет страшно, — Чуя моргает, глядя на него в замешательстве. Фукузава пожимает плечами и произносит следующие слова так, будто они совершенно нормальные, — В последний раз, когда я был в зале суда, меня подстрелили. Его что? Шок и растерянность отражаются на лице Чуи, и Фукузава объясняет, не дожидаясь вопроса. — Раньше я занимался расследованием преступлений должностных лиц и корпоративной халатности. В конце концов... Я оказался не на той стороне организованной преступности, — он пожимает плечами, постукивая свободной рукой по трости для большей убедительности. — И вот я здесь. Это должно тревожить. Но всё как раз наоборот. Это означает, что Фукузава понимает, в какой-то степени, страх и травму, с которыми живёт Чуя. И он всё равно считает, что Чуя должен это сделать. Чуя прерывисто вздохнул и прижался щекой к чужому боку. — Хорошо... — бормочет он, собираясь с духом. — Я сделаю это._______________________
Элиc проспала у него на коленях половину обратного пути, а потом Мори пришлось отнести её в дом, когда они вернулись. Как только она укладывается спать, Чуя оказывается усевшимся на диване рядом с Мори, наблюдая за поздними ночными ток-шоу, в то время как двое мужчин спорят о чём-то касательно предстоящих местных выборов. Баки лежит у него на руках, перевернувшись на спину, и мурлычет, как газонокосилка, пока Чуя чешет ему живот. Здесь тихо, радостно и уютно. Не хватает только одной вещи — одного человека, — но обхватив пальцами чокер, становится немного легче. Вскоре после полуночи он засыпает на плече у Мори и просыпается утром, свернувшись в своей постели, а Баки мурлычет ему в ухо.// «У вас прекрасная семья.» //
— ... — Чуя со вздохом утыкается лицом в мех кота.// «Да, спасибо.» //
Внизу Мори суетится, пытаясь сделать блины, и они на самом деле не так уж плохи, но и не идеальны. Поэтому, естественно, это ужасный провал. Фукузава смотрит на него поверх чашки кофе, тихо фыркая. — Элис будет довольна попыткой, Огай. Успокойся. Мори прикусывает губу, пытаясь перевернуть блин, что на сковороде, пока тот не потемнел слишком сильно. — Ты же знаешь, какая она привередливая к еде. — А ещё она знает, что ты не готовишь, — Фукузава ставит свою чашку на стол. — Ты мог бы просто дать мне это сделать. Может быть, Фукузава и не выглядит таковым, но то, что он большую часть своей жизни прожил холостяком, сделало его в некотором роде экспертом по домашним делам. Мори строит лицо. — Я знаю, Юкичи, но она должна видеть, что я... — он хмурится ещё сильнее, и Фукузава поднимает бровь. — Что ты что? Мори делает паузу, его глаза сосредоточенно сужаются, когда он переворачивает сковороду... И на этот раз получилось идеально. — Что я пытаюсь. — ... — выражение лица Фукузавы смягчается. — По-моему, она уже начинает понимать, — это, кажется, успокаивает доктора, и после минутного спокойного молчания Фукузава выдаёт предложение, над которым он сидел с тех пор, как они проснулись сегодня утром. — Чуя сказал, что он сегодня отвезёт Элис домой, — Мори бросает удивлённый взгляд. — Он? Я думал, это будешь ты. Фукузава медленно вздыхает. Из всего, что он мог бы сказать, до следующего Мори бы точно не додумался. — Я хочу поиграть в гольф. Мори тормозит, высоко подняв лопатку, и смотрит на того с открытым ртом и озадаченным выражением лица. — ...Гольф? — он медленно повторяет. — Сегодня? Фукузава кивает. — Погода кажется подходящей, — Мори смотрит в окно, и ну да, он прав. — Ну, мог бы так и сказать, я мог бы и сам отвезти Элис домой. — Мори, — Фукузава слегка закатывает глаза, — я хотел пойти вместе. Мори замирает, его пальцы крепче сжимают лопатку. Он уже играл с этим человеком в гольф. Но это было ещё тогда, когда он был женат, и они были вместе с отцом Юкичи. Его бывшим тестем. — Не знаю, справишься ли ты с восемнадцатью лунками... — Ну, нет, — Фукузава серьёзно кивает, его взгляд пробегается по его трости. — Но я подумал, что мини-гольф будет полегче. — ... — Мори пытается осмыслить то, что происходит, и это довольно трудно. — Мини-гольф..? Фукузава делает ещё один глоток кофе, и в его глазах мелькают весёлые искорки, когда он замечает нерешительность Мори. — Это будет неуместно? Учитывая, что сегодня утром они проснулись в одной постели? Нет. Честно говоря, это более уместно, чем половина того, что они делают вместе. Но это также странным образом официально закрепляет вещи. — ...Ну, мы ещё не говорили о... — о многих вещах. — Мы можем, — тихо напомнил ему Фукузава, — Я готов к этому. Он уже давно готов, и Мори это знает. Это просто... Мори — взрослый человек, он не только спасал жизни, но терял их, и это почти глупо — чувствовать себя так, но... Это немного пугает. Но... — Мы можем... поговорить об этом после мини-гольфа? Фукузава слегка улыбается, и его грудь согревается, когда он получает маленькую, честную улыбку от Мори в ответ. — Если ты не возражаешь, чтобы я потом угостил тебя ужином. Брови Мори взлетают почти до линии волос. — Я— — Серьёзно, — Фукузава ухмыляется в свой кофе, — после всего, что случилось, ты мог бы позволить мне быть джентльменом. Есть определённое чувство победы в том, чтобы заставить такого человека, как Мори Огай, даже немного покраснеть. Прежде чем он успевает ответить, в комнату вбегает Элис, учуяв запах блинов. Эти выходные, как оказалось, были последними мирными выходными Чуи на долгое, долгое время.