_________________________
Дазай всегда любил гулять по ночам. Спокойный, прохладный воздух всегда успокаивает его, помогает думать. Чуя будет в порядке, когда он уедет в воскресенье. Дазай уверен. Он хрупкий, но быстро приходит в себя. Это также означает, что Дазай не сможет снова посетить его до конца семестра. Планы на весенние каникулы горят в огне. Но прямо сейчас это его не особо волнует. Он не давил на Чую по этому поводу, потому что не хочет, чтобы тот чувствовал, что должен был пойти в тот или иной университет. Но он терпеть не может воображать все ночи, когда его нет рядом. Их район всегда был тихим, жилым. В результате, когда так поздно, улицы довольно быстро пустеют. По правде говоря, Дазай не видел ни одной живой души за всю дорогу до станции. На платформе также ни души, поэтому он прислоняется к колонне и ждёт, скрестив руки на груди. Он ведь всегда может перевестись, если Чуя поедет в Осаку, верно? А Сендай близко к семье по отцовской линии... и он мог бы смириться с тем, что чиби будет сердиться на него некоторое время... И тут он понимает. Он уже не единственный, кто ждёт поезд. Он стоял там, в трёх метрах, одетый в самые безвкусные спортивные штаны от "Гуччи", которые Дазай когда-либо видел. Эйс. Он в наушниках, поэтому сперва не замечает Дазая. Улыбку, которая расползается по лицу Дазая, доброй не назовёшь. — Боже мой, кто тут у нас? Мой маленький кохай~! Эйс удивляется от звука голоса Дазая, вынимая наушники. — Ох, Дазай-сэмпай, — он слегка хмурится. — Что ты—? — затем в его глазах загорается понимание, и он улыбается. — Ах да, суд, верно? — его взгляд полон злорадства. — Как прошло? Дазай сдерживает смех. — Ой, всё прошло отлично, спасибо, что спросил. Ты всегда был таким чутким парнем... — щебечет Дазай, отталкиваясь от колонны и делая шаг ближе. — А у тебя как дела в последнем семестре? Уже выбрал университет? — Тодай, — самодовольно отвечает Эйс. — Ух ты, — Дазай выгибает бровь, притворяясь впечатлённым, — какое крыло библиотеки купил твой отец? Эйс больше не выглядит таким самодовольным. — Ты совсем не изменился, — и с этой стороны Дазай не может его винить. Потому что человек, которым он был раньше, человек, которого Эйс хорошо знал... Тогда Дазай был огромным козлом. Так что реакцию Эйса на него можно простить. Однако. — Ты тоже не изменился, — Дазай притворно надувает губы, — серьёзно, на это так трудно смотреть... Я-то думал, что мой младший уже эволюционировал. Эйс смотрит на него с подозрением. — Если ты про "Гуччи", то я просто накинул первое попавшееся, чтобы сходить в магазин... Дазай фыркает, но замечает кое-что краем глаза. Камера видеонаблюдения, в дальнем верхнем углу платформы... линза сломана. Это очень интересно. — Помнишь, — Дазай делает ещё один шаг ближе, и Эйс полностью поворачивается, так что они стоят лицом к лицу, — Когда твой отец купил мне билет на "Йомиури Джайентс", чтобы я помог тебе попасть в Кейо? Эйс скорчил лицо и скрестил руки на груди, словно защищаясь. — Я тебе за это ничего не должен, тебе уже заплатили. — Да, — Дазай мило улыбается. — А ты помнишь, где ты старался больше всего? — Эйс выглядит озадаченным относительно направления этого разговора, и Дазай отвечает за него. — Ты никогда не думаешь наперёд. — ...К чему ты клонишь? Улыбка Дазая меняет свой курс — от приятной до откровенно жестокой. — Юна-чан так много говорила о тебе. Она любила разговаривать в постели... мне никогда это не нравилось. При упоминании девушки Эйса — его первой девушки — его лицо искажается. — Если единственное, что ты можешь сделать, это ткнуть эту шлюху мне в лицо, то мне всё равно, я с ней покончил. Он замирает, увидев выражение лица Дазая. Тот улыбается, но... его глаза... Что-то в них заставляет Эйса... нервничать. — Она рассказала мне твой секрет, — Дазай сейчас стоит прямо перед ним. Эйс бледнеет. — Я не— — Бедный, бедный Эйс, — распевает Дазай, покачиваясь на пятках, — "Он неделями умолял меня позволить ему это сделать...", — он склонил голову набок, и Эйс думал, что знал, как быть жестоким, как разорвать кого-то на части, нападая на них с самого низкого уровня... Ничего он не знал. Улыбка Дазая становится шире, и он издаёт тихий смешок. — "И он даже не смог. Его. Поднять", — он цыкает, — Правда, мне было очень жаль тебя. Я думал, ты нервничаешь, бедный маленький первогодка, который не знал, как пользоваться своим членом. Эйс почти багровый. — Ты сам не знаешь, о чём, чёрт тебя дери, говоришь, — рычит Эйс, сжимая кулаки. — Видишь ли, я правда так думал, — задумчиво произносит Дазай, — а потом ты зациклился на Чуе, — он мотает головой, — И поначалу это не имело для меня никакого смысла. Ты из тех, кто всегда преследует только тех ребят, которые не сопротивляются, потому что это означало бы, что тебе придётся отрастить пару яиц. Чуя вообще не подходил под этот почерк, — размышляет он. — А потом всё просто сошлось воедино. Эйс открывает рот, чтобы возразить, но внезапно рука Дазая оказывается у него на подбородке, грубо сжимая его рот. — Я не уверен, с кем ты хотел потрахаться... — глаза Дазая тёмные и холодные, когда он смотрит в глаза Эйса, — со мной или с ним, но мне это не интересно, и он мой. Последнее слово больше похоже на рычание. Глаза Эйса полны унижения и гнева, когда он вцепляется в руку Дазая, пытаясь оттолкнуть его. — Я не... ебаный... п... — Дазай сжимает, пока не появятся синяки. Пока не станет больно пытаться говорить. — Знаешь, — его голос звучит спокойно, — если бы я был тем же человеком, что и раньше, я бы тебя сдал, — глаза Эйса расширяются от ужаса. — Но я не такой. Эйс всё ещё цепляется за его руку, и тот кажется отчаянным, поэтому Дазай даёт ему шанс. — Ты никогда больше не подойдёшь к нему. Ты не будешь на него смотреть. Не будешь с ним разговаривать. Ты никогда больше не прикоснёшься к нему, — он произносит каждое слово очень спокойно, — Понял? Он расслабляет пальцы ровно настолько, чтобы Эйс смог разжать челюсть, ожидая утвердительного ответа, и вместо этого получает — — Пошёл ты. — Ну что ж, — вздыхает Дазай, — отлично, — он отпускает лицо Эйса, и тот спотыкается. — Если это ради Чуи, то я не против быть плохим парнем. — Что ты—?! Пальцы Дазая обхватывают горло Эйса. Там правда не так уж и сильно. Нужно лишь немного надавить, прежде чем Эйс начинает бороться за воздух. И Дазай не закончил. Он резко дёргает руку в сторону — и вдруг Эйс повисает на краю платформы. Пальцы его ног всё ещё отчаянно цепляются за край, но единственное, что удерживает его от падения на рельсы внизу, это рука Дазая, сжимающая его горло. Эйс в панике, и вместо того, чтобы попытаться оттолкнуть пальцы Дазая, он цепляется за них изо всех сил. Дазай чувствует себя странно спокойным. — В тот день, — он сжимает пальцы чуть сильнее, и Эйс скулит, — ты напоминал ему об этом, — его адреналин просто зашкаливает. Мышцы на руке напрягаются, но он не чувствует ни малейшей усталости. — Но мне кажется, что сейчас тебе это даже нравится, верно? — он сжимает ещё крепче. — Из-за твоего отцовского комплекса? У Эйса глаза вылезают из орбит. — Т... ты... сумасшедший... — с трудом выдыхает он. — П... поезд уже идёт... — О, не волнуйся, — усмехается Дазай, — я тебя не уроню, — он чувствует пульс Эйса под своим большим пальцем. — У меня всегда была довольно хорошая сила захвата, — Эйс не знает, почему у Дазая от этого всё переворачивается внутри, но в этом нет необходимости. — Ты больше никогда к нему не подойдёшь, — повторяет Дазай, всем своим весом устремив взгляд напротив. — Скажи это. — Ты... ненормальный!.. — Дазай поднимает мизинец, и Эйс в панике машет руками, чувствуя, что начинает соскальзывать. — Какого хрена—?! — Скажи это, — повторяет Дазай. Когда Эйс кажется слишком занятым плачем и попытками спасти себя, его лицо искажается в оскале. — СКАЖИ. ЭТО. Он поднимает ещё один палец. Эйс наконец начинает выскальзывать из захвата Дазая, и он рыдает. — Я БУДУ ДЕРЖАТЬСЯ ОТ НЕГО ПОДАЛЬШЕ, ГОСПОДИ, ТОЛЬКО НЕ— Он выскальзывает из пальцев Дазая и издаёт леденящий кровь крик... но другая рука Дазая хватает его за футболку, дёргает назад и швыряет на землю. Эйс схватился за горло и закашлялся, но его кожа лишь немного повреждена. Он путается в ногах, и единственный признак того, что Дазай действительно что-то сделал с ним — это слёзы на его лице. — Ты, блять, больной... — хрипит он. — Ты мог... ты собирался... — Что? — Дазай невинно моргает, — Что я собирался сделать? — поезд сворачивает за угол и въезжает на станцию. Губы Эйса растягиваются в оскале. — Ты больной ублюдок! — он с трудом поднимается на ноги и бросается на Дазая. И серьёзно, Дазай был прав — он не думает наперёд. Потому что если бы думал, то задался бы вопросом, почему Дазай улыбается, прежде чем чужой кулак бьёт его. Это хороший удар — прямо в челюсть. Голова Дазая резко поворачивается в сторону, но он не отшатывается. — Эй! — Эйс замирает. Поезд уже здесь. Вместе со своими бортпроводниками. — Что вы двое тут делаете?! Теперь Дазай отшатывается и хватается за лицо. — Я... — он потирает подбородок, — Простите, мэм, мы просто... Эйс шипит. И кашляет. И ещё шипит. — Сынок, — женщина останавливается между ними с серьёзным выражением лица. — С тобой всё в порядке? — Дазай кивает, вид у него потрясённый. — Со мной всё хорошо, правда... — Ты, тупой грёбаный урод! — рычит Эйс, его кулаки трясутся. — Не пытайся вести себя так, будто ты— — Прошу прощения, — офицер транспортной полиции сердито смотрит на Эйса, скрестив руки на груди. — Что, чёрт возьми, случилось?! — Я... — Дазай мотает головой, выглядя пристыженным и слегка нервным. — Всё правда хорошо, я в порядке... — офицер протягивает руку, чтобы сжать руку Дазая, и Эйс не может поверить своим грёбаным глазам. — Это не в порядке. — Я просто... — Дазай снова касается своей челюсти и морщится. — Попросил его перестать издеваться над моим парнем. — Издеваться над ним? Он..? — она довольно серьёзно моргает. Дазай снова мотает головой. — Я... я не хочу причинять никаких неприятностей... — Не бойся, милый, — Дазай слегка улыбается, но она занята тем, что вытаскивает свою портативную рацию, так что ничего не видит. — Когда ты сказал, что он издевается над твоим парнем, он..? — она поднимает глаза, и Дазай морщится от неловкости. — Он называл его... грязными словами, — неохотно признаётся Дазай. — И избил его пару недель назад. Я просто... хотел, чтобы он прекратил, а он разозлился... — его голос колеблется. Офицер качает головой с выражением крайнего отвращения, когда поворачивается, чтобы посмотреть на Эйса. — Тебе должно быть стыдно за себя, — прошипела она, хватая его за запястье. — Я думала, что молодые люди должны быть менее невежественными, — Эйс оглядывается вокруг, будто весь мир сошёл с ума. — Я отвезу его в участок, — она переводит взгляд обратно на Дазая. — С тобой всё будет в порядке? Дазай делает храбрый вид и робко улыбается ей. — Я... я буду в порядке, ничего, если я сяду на поезд? Она довольно серьёзно кивает. — Да, конечно, ты можешь ехать. Только когда он добрался до круглосуточного магазина и возвращался с едой в руках, Дазай понял, что на самом деле сделал. И тяжесть этого... она просто душит. Он останавливается посреди тротуара, его плечи трясутся, и он закрывает рот рукой. Оу. Он не жалеет о том, что сделал. Эйс более чем заслужил это, но то, как он это сделал... Он и правда не в порядке, да?________________________
— Тебя не было немного дольше, чем я думал, — замечает Чуя, когда Дазай возвращается в комнату. — Я уже начал немного волноваться. Дазай заставляет себя улыбнуться. — Просто небольшая заминочка на станции, но всё нормально. Чуя приподнимает бровь, готовый задать вопрос, но затем Дазай кажется полностью зацикленным на том, чтобы заставить его съесть всю еду, что притащил, и он забывает. Но он понимает — что-то не так. И это начинается, когда он смотрит на растущий синяк на подбородке Дазая, на то, как тот избегает смотреть ему в глаза. Это... на него не похоже. Они заканчивают есть, смотрят половину очередного фильма, и когда Чуя возвращается из душа, с мокрыми волосами, откинутыми с лица, одетый в футболку со старой группой, он решает, что устал ждать, когда Дазай решится и расскажет ему. — Осаму. Дазай поднимает взгляд, приподнимая бровь от такого серьёзного тона. — У меня неприятности? — Я ещё не решил, — Чуя пожимает плечами и идёт к кровати. Прежде чем Дазай успевает спросить, что это значит, Чуя забирается в постель, оседлав колени Дазая, который прислонился спиной к спинке кровати. Как только он садится к нему на колени, и Дазай чувствует, как голые бёдра Чуи прижимаются к его рукам... Его мозг медленно начинает успокаиваться от лихорадки, в которой он варился в течение последнего часа. Руки Чуи опускаются на его плечи, и он пристально смотрит на своего парня. — Что случилось? — ... — Дазай вздыхает, его пальцы слегка сжимают бёдра Чуи, а его лицо падает вперёд, и он прижимается им к чужой ключице. Дрожь, которую он вызывает у рыжего, немного удовлетворяет. — Пожалуй, я оставлю здесь несколько своих футболок, прежде чем вернусь. Это на мгновение отвлекает Чую. — ...Зачем? Одна из рук Дазая тянется вниз, чтобы поиграть с подолом чужой футболки. — Мне нравится думать о том, что ты спишь в них, — отвечает он, прижимаясь к груди Чуи. — Меня это радует. — ... — Чуя протягивает руку, чтобы взять подбородок Дазая в свою ладонь, и мягко направляет, чтобы тот посмотрел на него. Он проводит большим пальцем по растущему там синяку, и Дазай морщится. — Откуда он? По сути дела, Дазай видит только два варианта: солгать ему об этом, что просто напрашивается на новые неприятности, или... Рассказать правду. — ...Я вышел из себя, — медленно признаётся он, и это, кажется, ещё больше озадачивает Чую. — Это совсем на тебя не похоже, — Дазай не был особо жестоким человеком, особенно когда дело касалось разрешения конфликтов. Ну-у. Он вспоминает инцидент в клубе с Фёдором. В большинстве своём. — Вышел из себя... как? Выражение глаз Дазая — вот что больше всего напрягает Чую. — Я столкнулся с Эйсом. Чуя напрягается, и на мгновение он принимает на себя роль защитника. — Этот урод доебался до тебя?! — ... — Дазай мотает головой, ласково улыбаясь, несмотря на всё это, но ему всё равно стыдно. — Нет, я определённо был агрессором в этой ситуации. — ... — Чуя сужает глаза, — Что ты сделал? — ... — Дазай тонет в милой смеси самоотвращения и в то же время не хочет, чтобы Чуя сердился на него. Противоречивая комбинация. — С положительной стороны, — начинает он, — я сомневаюсь, что он снова будет лезть к тебе. — ...Ты ему реально колени сломал или что-то из этой серии? — когда Дазай не смеётся, глаза Чуи расширяются. — ...Дазай— — Физического вреда было... не так уж много, — пытается смягчить Дазай, — но я... — он вздыхает, — я заставил его думать, что вот-вот брошу его под поезд. У Чуи упала челюсть. — Ты ЧТО?! — Но я этого не сделал! — быстро добавляет Дазай, — Я оттащил его от края ещё до того, как он завернул за угол. Голос Чуи становится всё громче. — Ты свесил его с края?! — Его ноги никогда не отрывались от платформы! — Дазай поднимает руки в извиняющемся жесте. — Дазай, — простонал Чуя, убирая руки от него и прижимая их к своему лицу. — Ты можешь попасть за это в тюрьму, и он не забудет, что ты это сделал. — Камера видеонаблюдения была сломана, и я вроде как обманом заставил его ударить меня на глазах у полицейского, так что... — Зачем?! — возмущается Чуя, щипля себя за переносицу, — Я же сказал тебе, что не хочу, чтобы ты с ним связывался. Он кусок дерьма, но он того не стоит. — Я знаю, — голос Дазая очень тихий. — Если ты это знаешь, то зачем ты это сделал?! — Он причинил тебе боль, мне нужно больше причин?! Чуя открывает рот, чтобы сказать: "Да, нужно", но... Дазай выглядит таким злым, отчаявшимся, печальным и пристыженным... — Но это не та часть, которая тебя беспокоит... — мягко продолжает Чуя. — Так? — ...Нет, — натянуто признаётся Дазай. — ...Осаму, — Чуя сурово смотрит на него, — Рассказывай. Дазай пристально смотрит на грудь Чуи, его пальцы всё ещё крепко сжимают чужие ноги, даже немного чересчур крепко. — Он схватил тебя за шею, — Чуя невольно вздрагивает при этом воспоминании. — Я знаю, но что это—? ...Оу. — Ты... — Чуя слегка побледнел, — Ты... — Мне очень... — плечи Дазая опустились, — очень жаль. Я... — он прикусывает губу. — Всё было так хреново, и я... я просто был так зол, я... — он зажмуривает глаза. — И я знаю, что это поступок не оправдывает, и знаю, что это означает, что я так же ужасен, как и— Он звучит так, словно его тошнит. Чуя встряхивает его, протягивая руку, чтобы взять его за лицо. — Дазай, Дазай... остановись, — тот слушается, но выглядит ужасно несчастным. Эмоции Чуи бурлят, кружатся в его голове. С одной стороны, он не хочет, чтобы Дазай чувствовал себя обязанным это делать. Это усиливает его собственную потребность казаться кем-то жёстким, кем-то, кого не нужно защищать... Но он также знает, что чувствовал Дазай прошлой ночью. И во время суда. И когда Ацуши позвонил ему. И он не забывает, как ужасно это было для Дазая, когда он лежал в больнице. И когда Чуя пытается думать о том, что бы он сам сделал, если бы кто-то причинил Дазаю такую боль... Он медленно выдыхает. — Посмотри на меня, — Дазай мотает головой, его глаза плотно закрыты, и тон Чуи становится более мягким. — Осаму, пожалуйста. Дазай очень неохотно, но делает это. Чуя гладит большими пальцами щёки Дазая, то, что сам Дазай делает с ним, когда ему грустно, и он наклоняется, чтобы прижать их лбы друг к другу. — Ты никогда не будешь таким же ужасным, как он, — шепчет Чуя. — Ты совсем на него не похож. Губы Дазая поджаты так плотно, что они почти белые, и он выглядит так, словно находится на грани слёз. — Ты любишь меня, — вполголоса отвечает он, отводя глаза, — и ты не видел, что я сделал. Учитывая, насколько пристыженным кажется Дазай, Чуя почти уверен, что ему это и не нужно. — Ты сделал то, что сделал, потому что любишь меня, — Чуя целует его в щёки, подбородок, нос. Раньше он вообще не знал, как прикоснуться к кому-то подобным образом, как заставить их чувствовать себя в безопасности и принятыми с помощью всего лишь поцелуя. Но потом Дазай научил его. — И это было глупо, но... — их носы соприкасаются, и Чуя обхватывает руками шею Дазая, придвигаясь ближе. — Ты сделал это, потому что был зол, или потому что хотел заставить его прекратить? Молчание Дазая говорит само за себя. Немного того и другого, но на самом деле... Он просто хотел что-нибудь сделать, вместо того чтобы сидеть сложа руки и смотреть, как Чуя страдает. — Я так не думаю, — бормочет Чуя, прижимая их губы друг к другу, но Дазай не расслабляется, и Чуя вздыхает. — Дазай... — он отстраняется и тянется к рукам, которые всё ещё лежат у него на ногах. — Это нормально — злиться, ты всё равно не он. Дазай не отвечает, и Чуя, положив руки на бёдра, делает глубокий вдох. Он поднимает чужие руки и обхватывает ими свою шею. Дазай застыл, его глаза расширились от ужаса. — Чуя, не надо— Взгляд Чуи спокоен. — Мне нужно, чтобы ты понял. Взгляд Дазая прикован к своим пальцам, сжимающим чужое горло. Его руки достаточно велики, а Чуя достаточно миниатюрен, чтобы они обхватили вокруг без особых проблем, и... Дазая тошнит. Тошнит от того, что с ним случилось, от того, как легко ему было бы сжать прямо сейчас, и... Паника, страх в глазах Эйса — это было очень приятно, но когда он представляет себе так Чую, он— — Я выгляжу напуганным? — ... — Дазай поднимает взгляд, и... Не выглядит. Даже не похоже, что он принимает храбрый вид, нет. Он совершенно расслаблен. Руки Чуи успокаивающе потирают его запястья, и Дазай обнаруживает, что его дыхание наконец начинает успокаиваться. — ...Не выглядишь, — хрипло признаёт он. Чуя наклоняется к рукам Дазая, и его пульс медленный, спокойный, но сердце Дазая колотится. — Знаешь, почему? — Дазай мотает головой, потому что — особенно после того, что он только что сказал ему, — после всего, что он сделал за последние несколько дней, он действительно не понимает. Ну... ответ очевиден. Потому что он любит Чую, и его парень это знает, но... — Знаешь ли ты... — Чуя иногда бывает немного грубоват, и он смущается гораздо легче, чем Дазай... Так что он вообще не готов к тому, что слетает с губ Чуи дальше. — ...что это был лучший год в моей жизни? Всё в его голове просто останавливается. Потому что как это может быть? После всего, что случилось, после всего, через что прошёл Чуя, в основном из-за него. — Ты... — говорит Чуя, его пальцы скользят вверх по шее Дазая, в его волосы, и руки Дазая остаются на чужом горле, свободно обхватывая, — дал мне понять, что я заслуживаю чувствовать себя в безопасности, — у Дазая пересохло в горле, и Чуе тоже нелегко произносить это вслух, но он продолжает. — Ты научил меня любить самого себя. Ты заставил меня почувствовать себя умным, способным, желанным... — Чуя оборвал себя, глубоко вздохнув, — и... прекрасным. Чуе всегда было некомфортно употреблять это слово по отношению к самому себе. Это всегда заставляло его чувствовать себя хрупким или нелепым, но... Всякий раз, когда Дазай называет его так, это... Это самое лучшее чувство в мире, если быть честным. — И я знаю, — Чуя прикусил губу, пытаясь успокоиться, потому что он взволнован, и он покраснел, и... это так тяжело. — Я знаю, что со мной нелегко иметь дело, и я знаю, как тяжело прошёл последний год, и что ты думаешь, что ничего не сделал, но Дазай... — он мотает головой. — Ты — единственная причина, по которой я всё ещё здесь. Сама мысль о другом сценарии заставляет Дазая содрогнуться, и пара слёз скатывается по его щекам. — Это... это не... — То, что случилось с моим отцом, — голос Чуи стал хриплым от волнения, — произошло не из-за тебя. — Чуя... — Я... — он судорожно сглатывает. — Я пытался быть тем, кем не был, каждый божий день, понимаешь? Это не было... это было ужасно, и я... я даже не понимал, насколько хреново себя чувствовал, пока ты не показал мне, каково это — чувствовать себя хорошо. У Дазая кружится голова, и слова совсем рядом. Когда он встретил Чую, нет более лёгкого способа выразить это — Дазай тонул. В горе, обиде и отвержении. Затем всё, что требовалось, — это один взгляд, одна улыбка, одно слово от Чуи. И с тех пор Дазай цепляется за этот спасательный круг. — Если бы я узнал, кто я такой, и не встретил тебя... — Чуя мотает головой. — Эта драка всё равно бы произошла. Он бы всё равно сделал то, что сделал, а я... — теперь Чуя тоже плачет. — У меня не было бы причин так сильно сопротивляться. У Дазая перехватывает дыхание. Чуя стойкий. Независимый. Борец. Всё это заставляло Дазая думать, что он боролся за свою жизнь только потому, что был таким, каков он есть. Слушая это, как Чуя фактически говорит, что он сделал это ради него, Дазай не может— — И каждый раз, когда я с тобой, — Чуя изо всех сил пытается говорить сквозь слёзы. — Я так рад, что сделал это. Дазай издаёт короткий сдавленный всхлип, прижимаясь ближе к нему. — Я... — они никогда толком не объясняют, каково это — почти потерять кого-то. Это всегда преподносится как чудо, что-то, когда ты радуешься. Но ты всё ещё живешь в тени горя, которое ты почти ощутил, ты существуешь со страхом перед ним. И, в каком-то смысле, ты всё ещё скорбишь о том, что почти потерял. — Я тоже рад, что ты это сделал. Это совсем другое — целоваться сквозь беспорядок слёз, прижимать Чую до боли в руках, напоминая себе, что Чуя всё ещё здесь, что он дышит, цел и невредим в его объятиях. Дазай не потерял его. Он не проснётся однажды и поймёт, что его больше нет. И боже, осознание этого не заставит его просто развалиться на части. Он так много шепчет между поцелуями. Обещания. "Я люблю тебя". Извинения. Но больше всего — "спасибо тебе". — Не... — голос Чуи срывается, когда Дазай наклоняется вперёд, мягко опрокидывая Чую, пока не прижимает его к матрасу, — не благодари меня, дурак... Дазай мотает головой, и от следующего поцелуя пальцы ног Чуи поджимаются, его ноги обвиваются вокруг бёдер Дазая, а кулаки сжимают футболку сзади. Каждый поцелуй Дазая — это как глоток свежего воздуха, наполняющий лёгкие Чуи, заставляя его чувствовать себя в ясном уме и запутанным одновременно. — Спасибо, — снова говорит Дазай, вжимая руки в матрас рядом с головой Чуи, и Чуя мотает головой, притягиваясь ближе, пока не чувствует, как сердце Дазая колотится у него в груди через футболку. — Почему ты благодаришь меня, когда я пытаюсь отблагодарить тебя? Он не готов к ответу Дазая. — Ты всё ещё здесь. Взгляд Чуи трепещет, снова падают слёзы. Они делят ещё больше поцелуев, и они переходят от чего-то отчаянного и страдающего к чему-то отчаянному и голодному. — Я люблю тебя, — уже темно, но он всё равно так ясно видит нежность в глазах Дазая. Эти слова доносятся до него шёпотом в тусклом свете уличных фонарей, просачивающемся сквозь жалюзи, и... Чуя хотел бы запомнить лицо Дазая прямо сейчас, изгиб его рта, когда он улыбается ему так нежно, с губами, которые крадут его дыхание. — Я тоже люблю тебя. Это происходит неспешно, но есть понимание, что они не прикасались друг к другу таким образом с января, и не стоит ожидать, что кто-то из них действительно продержится очень уж долго. Пальцы возятся с поясами, бёдра путаются в простынях, и когда Дазай обхватывает своей рукой их обоих одновременно, поглаживая их в унисон, Чуя скулит, толкаясь в неё, украшая чужую шею ожерельем из засосов. Ему теперь это настолько нравится, что Чуя не может отделить акт прикосновения к Дазаю от акта любви к нему, и... От этого каждое мгновение момента ощущается ошеломляющим и успокаивающим одновременно. И когда он разваливается на части под Дазаем, цепляясь за его футболку, когда выкрикивает имя своего парня напротив его губ, это поражает его. Он хочет большего. Так сильно. И он знает, что они не могут прямо сейчас, но... это первый раз, когда он активно желал, чтобы Дазай был внутри него, пока они были вместе. Кульминация Дазая наступает вскоре после этого, и он с рыком утыкается лицом в шею Чуи, прижимаясь ленивыми поцелуями с открытым ртом вдоль колонны его горла, крепко обнимая, когда его начинает отпускать. Они устали, эмоционально истощены, и их дыхание стало рваным, но Дазай находит в себе силы прошептать "я люблю тебя". Сказать Чуе, как он прекрасен. После этого уборка — не менее изнурительная задача, но в конечном итоге они снова оказываются в постели, и Чуя мирно спит, прижавшись к груди Дазая. Дазай чувствует, как груз в груди, тяжёлый и удушающий, о котором он даже не подозревал, начинает ослабевать. И когда Чуя вот так лежит в его объятиях, Дазаю достаточно лишь изредка прижимать его, чтобы успокоиться, вспомнить, что всё это реально, что Чуя реален. Дазай не уверен, что когда-либо отпустит его. Они оба спят всю ночь.