______________________
Танеда Сантока за свою карьеру успел поработать над множеством неприятных дел. Это часть работы. Ни одно, серьёзно, ни одно другое дело, которое он рассматривал в суде, не оставляло его более измученным, чем это. Судья в центре коллегии собирает свои бумаги. — У нас больше нет вопросов ни к обвинителю, ни к защите. Этот суд откладывается для обсуждения. И звучит последний удар молотком. Он знает, что сделал всё, что мог. Такамура прощально машет ему рукой, но не останавливается, чтобы поговорить с ним. Танеда не может его за это винить. Последние несколько недель процесса были... в лучшем случае спорными. В том смысле, что перекрёстный допрос Танедой свидетелей защиты был таким, что по сравнению с этим, то, как Такамура обошёлся с Чуей, было ещё по-божески. — Выглядите ужасно. Танеда тихо посмеивается, снимая очки, чтобы протереть стёкла. — Не знаю, хочу ли я слышать это от своего стажёра. Цуджимура пожимает плечами, беря свои запасные файлы. — Ваша жена постоянно звонит и просит нас присматривать за вами. Танеде не очень-то нравится идея того, что его студенты-юристы играют роль нянек... Но после сердечного приступа, случившегося у него прошлым летом, он также не может винить свою жену за то, что она хочет присматривать за ним. — Это дело было трудным. — С Рождества мы работали над десятью убийствами, — Цуджимура хмурится. Она права, некоторые из них были такими же жестокими, если не больше. — Иногда убийства легче, — Танеда мотает головой. Они начинают идти в сторону коридора, и когда Цуджимура снова говорит, её голос звучит мягко. — Ваша жена также говорит, что вы всегда слишком привязываетесь. — ...Он хороший парень, — вздыхает Танеда, открывая перед ней двери, ведущие из зала суда. — И когда речь идёт об убийстве... — Вы не смотрите жертве в лицо и не говорите о своём провале. Это жестокая формулировка, но она права. — Я просто не хочу, чтобы это повлияло на его будущее, — признаётся Танеда. — Так много этих подонков хотят выйти отсюда, и мы просто обязаны... — Давать жертвам ресурсы, необходимые им для выживания, — заканчивает за него Цуджимура. Ей это знакомо. — Но вы должны знать: Чуя Накахара в вашем кабинете. — ... — Танеда медленно выдыхает. — Он знает, что вердикт ещё не вынесен, верно? — она качает головой. — Я ему так и сказала, когда он вошёл. Честно говоря, он просто хотел с кем-нибудь поговорить, и я... не могу его винить, — тихо признаёт она. И серьёзно, Танеда тоже не может. Но когда он входит в свой кабинет, то поначалу никого там не видит. Он озадачено хмурится, обходя стол... и тут же чуть не выпрыгивает из кожи от удивления. — Извините, — бормочет Чуя. Он сидит на полу, прислонившись спиной к столу Танеды. — Мне надо было сказать, что я здесь, когда вы вошли. — ...Всё в порядке, — медленно отвечает Танеда, пока успокаивает своё сердце, потирая сбоку шею. — Ты сам сюда пришёл? Чуя кивает, ещё крепче прижимая колени к груди. — Прямо из школы. Танеда ждёт, что Чуя встанет, но он не двигается. Это нормальная реакция — он видел это много раз с более молодыми жертвами, с которыми работал в прошлом. Просто его колени уже не так хороши, как раньше. Но он с ворчанием опускается на них и садится рядом с Чуей на пол. — Мы, вероятно, не услышим вердикт раньше понедельника, — мягко напоминает он Чуе. — Я знаю, что ты нервничаешь, но... — Как вы думаете, они его осудят? — тихо спрашивает Чуя, костяшки его пальцев побелели. — ...До твоих показаний у нас вообще не было шансов, — рассуждает Танеда, — Но с твоими показаниями... я бы сказал, что там пятьдесят на пятьдесят. Чуя тяжело сглатывает. — ...это может произойти в любом случае? Танеда вздыхает. — Покушение на убийство — это самое трудное преступление, которое можно доказать, у него один из самых низких показателей судимости. Но я думаю, что мы построили сильное дело. — ...Что будет, если его не осудят? Танеда глубоко вздыхает, откинувшись на стол рядом с Чуей. — Они отправят его домой, — он переводит взгляд на парня, и выражение его лица становится серьёзным. — Но мы снова предъявим ему обвинение. — Вы ведь не можете обвинить его дважды, разве нет? — Мы были осторожны с обвинением, — Танеда мотает головой. — Мы настаивали на покушении на убийство в связи с удушением и его попытками скрыть тебя после этого. Но если они попытаются его отпустить, я брошу в него уголовный кодекс. — Что это значит? — Чуя озадаченно наклоняет голову. — Нападение с отягчающими обстоятельствами. Нападение с применением смертоносного оружия. Насилие над ребёнком. Преступная халатность, — Танеда мотает головой. — Я сделаю так, чтобы это осталось в силе. Он не выйдет отсюда без тюремного заключения. Вопрос лишь в том, на сколько будет это тюремное заключение. Чуя утыкается лицом в колени. — Я не смогу вынести ещё один суд, — голос Чуи тихий, измученный и ровный. Танеда похлопывает его по плечу. — Для таких обвинений нам не нужно, чтобы ты снова давал показания. — Я не могу выбрать университет, — тихо произносит Чуя. Это утверждение кажется немного неуместным, и это сбивает Танеду с толку. — Я не могу решить, хочу ли я пойти в кино с моей сестрой на следующей неделе или нет, — он делает глубокий вдох. — Я даже не знаю, захочу ли встать с постели в понедельник утром. Танеда медленно выдыхает, его брови тревожно хмурятся. Ох. Вот оно что. Чуя зажмуривается. — Последние семь месяцев мне приходилось ходить повсюду, зная, что он не в тюрьме. Каждый тёмный угол, окно, пустая автобусная остановка — я всегда жду его появления. Танеда медленно кивает. — Это нормально, что ты волнуешься об этом... — Я так больше не могу, — голос Чуи срывается, и у Танеды щемит в груди. — Это не ваша вина, и я благодарен вам за всё, что вы сделали... но я не могу больше подвергать этому людей, которые меня любят. Они не должны— — Чуя, — мягко настаивает Танеда, — я обещаю, они хотят этого. Это не то, что ты сделал, — напоминает ему мужчина. — Это то, что сделали с тобой. Ты не несёшь за это никакой ответственности, люди, которые заботятся о тебе, не винят тебя... — но по выражению лица Чуи он может сказать: он ему не верит. — Я позвоню Фукузаве-сану, хорошо? Он выходит из своего кабинета, чтобы позвонить, и когда они с Фукузавой обсуждают его приезд, чтобы забрать Чую, он признаёт: — Я правда не думаю, что его следует оставлять одного в ближайшем будущем. На любой промежуток времени. — Согласен, — слышит он, когда бывший обвинитель заводит свою машину. — С возвращением Дазая завтра всё должно быть проще. — Честно говоря, — Танеда оглядывается в окно своего кабинета, его взгляд обеспокоен. — Я думаю, что парню нужна смена обстановки. — Смена обстановки? — Он настороже уже почти год. Он так сильно заведён... — Танеда мотает головой. — Я уже видел это раньше. Усталость... она настоящая, и это явно подействовало на него. Я бы спросил, есть ли семья за пределами города, которую он мог бы навестить, но... Что ж. Семья Чуи и есть проблема. — ...Мы что-нибудь придумаем. Я поговорю об этом с Мори. Через несколько минут он возвращается в свой кабинет. — Фукузава-сан ждёт внизу. Как только я что-нибудь узнаю, я тебе позвоню, хорошо? — Чуя медленно кивает, поднимаясь на ноги. — Спасибо, что поговорили со мной. — Чуя, даже если бы это не было моей работой, я бы с радостью это сделал._________________________
Позже тем же вечером, когда Чуя спит, Мори и Фукузава сидят на диване, пытаясь решить, что делать дальше. — Ну... как ты думаешь, что они собираются сделать? — Я думаю, вердикт будет вынесен, — твёрдо заявляет Фукузава, — но даже так... — Я же не могу убедить его поехать на отдых или что-то в этом роде, — стонет Мори в свои руки. — И куда мы отправимся в такой короткий срок? Я не встал в очередь на отпуск на работе... — Ну, — перебивает его Фукузава. — Я думаю, что есть вариант получше. Мори моргает. — Да?________________________
Когда Чуя просыпается утром, он замечает две вещи. Первая: уже поздно. По солнечным лучам он может сказать, что проспал. Вторая: в кровати он не один. Он поворачивает голову, его щека прижимается к обтянутому джинсовой тканью бедру, и оно хорошо знакомое, удобное... — ...Дазай? — протягивает он сонно. — Что... когда ты приехал? — В восемь, — пальцы Дазая поглаживают рыжие волосы. Баки свернулся калачиком у него на коленях и громко мурлычет, а в другой руке у него книга. Вероятно, то, что он делал, пока ждал пробуждения Чуи. — Я... — Чуя моргает, ещё не совсем придя в себя, и начинает подниматься, — Мне казалось, ты сказал, что твой поезд приезжает сюда в одиннадцать. — Так и было, — успокаивает его Дазай, мягко опуская его обратно на подушки. — Вместо этого я сел на первый поезд. С одной стороны, это прекрасный способ проснуться, но с другой — ему всегда нравилось забирать Дазая со станции. — Почему ты приехал так рано? — Чуя зевает, снова подтягиваясь, и на этот раз Дазай ему позволяет. — Ну... — Дазай слегка улыбается, — помнишь, как я планировал сделать тебе подарок на день рождения? Чуя кивает, поднимая бровь, а Дазай пожимает плечами. — Я решил, что раз у тебя на этой неделе каникулы, то это будет подходящим временем, так что... — он закрывает книгу, — тебе нужно собрать вещи. — Я... что? — Чуя свёл брови. — Дня примерно на четыре, может, пять? — Куда мы едем..? — А это сюрприз, — Дазай невинно пожимает плечами. — Мори..? — Дазай качает головой, тыча Чую в нос указательным пальцем. — Он всё знает, и думает, что это отличная идея. — Но я не могу—! — Я уже знаю, что у тебя нет никаких планов, — напевает Дазай. — ...Когда мы должны уехать? — Через несколько часов. Чуя не догоняет, но Дазай кажется совершенно серьёзным. — И Мори реально сказал, что я могу поехать? — Тебе теперь восемнадцать, и ты только что закончил старшую школу, — замечает Дазай. — Он не возражает, если ты поедешь со мной, и я не собираюсь тащить тебя в какое-то опасное место. — Ты и не сказал, куда именно меня везёшь. — Но я сказал Мори, — с улыбкой замечает Дазай, — и он считает, что всё отлично. — ... Паковать вещи, когда он понятия не имеет, куда они едут, — довольно сложный процесс. Особенно когда Дазай постоянно подкидывает небольшие советы. — О, возьми плавки, — что заставляет Чую думать о пляже. — И ту куртку на всякий случай, — но там может быть холодно? — О-о, тебе определённо понадобятся походные ботинки, — ...и в этом каким-то образом замешана дикая природа? В какой-то момент Чуя просто вскидывает руки. — Почему бы тогда тебе самому не упаковать вещи?! — Я уж думал, что ты никогда не попросишь! — сияет Дазай. Чуя с замешательством и восхищением наблюдает, как Дазай складывает чемодан, явно сверяясь с небольшим чек-листом в своей голове. — Кстати, как давно ты это планировал? Дазай задумывается. — ...Примерно с Рождества? — Чуя практически давится. — Настолько долго?! — Это значимый день рождения! — Дазай пожимает плечами. — И вообще, когда в последний раз ты выезжал на отдых? Чуя задумывается. Что ж. Наверное, как ему исполнилось пятнадцать. Ещё до того, как он встретил Дазая. — ...Давно, — признаёт он. — Вот именно, — Дазай застёгивает молнию на чемодане. — И я думаю, что на данной стадии ты его заслужил. Чуя знает, что тот делает. Он не настолько ничего не замечает. — Но что насчёт— Дазай останавливается и кладёт руки на плечи Чуи. — Там, куда мы направляемся, есть связь, — он наклоняется, чтобы посмотреть Чуе в глаза, — и тебе нужно сделать перерыв. — ... — у Чуи нет аргументов, и прямо сейчас трудно принимать какие-либо решения, так что... Позволить всё решать Дазаю приятно. Днём они отправляются на станцию, и Мори крепко обнимает Чую. — Мы позвоним тебе, как только узнаем, хорошо? — Чуя немного напряжённо кивает. — Я знаю.______________________
Поездка на поезде немного короче, чем он ожидал, они выходят всего через полчаса, и Чуя хмурится. — ...Ты везёшь меня на неделю в Токио? — Дазай мотает головой, обнимая Чую за талию. — Не-а! — радостно отвечает он, игриво деля слоги. И когда они идут по тротуару, Чуя видит, где они находятся. Аэропорт Ханэда. — ...Мы летим куда-то?! — Дазай кивает. — Мы могли бы сесть на поезд, но это заняло бы целую вечность. И это в любом случае делает сюрприз лучше. — То есть, мы не покидаем Японию? — Дазай мотает головой, и любопытство убивает Чую. — Тогда просто скажи мне уже— — Такой нетерпеливый, — усмехается Дазай, ведя его внутрь. — Сюрприз — это половина веселья. После того, как они проверяют свой багаж и проходят через охрану, Дазай даже заходит так далеко, что прикрывает глаза Чуи, когда они проходят через терминал, чтобы убедиться, что он не видит название рейса на экранах поблизости. Чуя скрещивает руки на груди, прожигая взглядом ладони Дазая, прикрывающие его глаза. — Это просто смешно! — Да ладно тебе, чиби, — хнычет Дазай, положив подбородок на плечо Чуи, стоя у него за спиной. — Ты мне не доверяешь? — Разумеется. Это немного нервирует — садиться в самолёт, когда ты понятия не имеешь, куда он летит. Даже смотреть в окно после взлёта не помогает, так как вообще нет никаких опознаваемых ориентиров, которые можно увидеть с такой высоты. Дазай фыркает, наблюдая, как Чуя пристально смотрит в маленькое окошко, изо всех сил пытаясь разгадать, куда же они летят. — Расслабься, — улыбается он, прислоняясь к нему. — Очень скоро ты всё поймёшь. — ... — Чуя сдаётся, прислоняясь головой к Дазаю. — Если это будет съезд карликов или что-то в этом роде, я тебя убью. — Чуя! Ты же сказал, что доверяешь мне! — Мою безопасность! Я никогда не говорил, что доверяю тебе в том, что ты не будешь потешаться надо мной. — Да я бы никогда! Пререкания в конце концов утихают, и Чуя проводит остаток полёта, дремля на плече своего парня. И когда они приземляются, он ищет первый знак, который подскажет ему, где они находятся. Здесь немного холоднее, чем в Йокогаме. Не намного, всё равно ощущается, что уже практически лето. В воздухе витает солёный бриз, и слева, за несколькими городскими кварталами, он видит океан, а справа — горы вдалеке. — ...Аомори? — Ага, — Дазай перекинул сумку через плечо на одной руке, а в другой держит руку Чуи. — Я подумал, раз уж ты сказал, что никогда не был... — Чуя хмурится, пытаясь вспомнить то, что Дазай рассказывал сто лет назад. — Разве ты не говорил, что твоя семья—? — Осаму! — Чуя поворачивает голову и видит пожилого джентльмена, скорее всего, лет семидесяти с небольшим, идущего к ним. Сбоку от него идёт женщина примерно того же возраста, в очках с толстой оправой на цепочке. — Я же говорил, что мы встретим на паспортном контроле! — Прости, оджи-сан!.. ...Бабушка и дедушка Дазая? Он упоминал, что его семья живёт на севере... — Никогда не следуешь инструкциям, а? — старик сурово косится на Дазая, а тот смущённо потирает затылок. — Я разволновался! — А ты, должно быть, Чуя-кун! У Чуи едва ли есть шанс разнервничаться. Что он и делает. После его опыта общения с собственной семьёй, особенно с бабушкой и дедушкой, он не ожидает тёплого приема в качестве парня Дазая... До тех пор, пока упомянутая бабушка не притягивает Чую в одно из самых крепких объятий, которые он когда-либо получал. — Как я рада наконец-то с тобой познакомиться! — она пахнет так же, как большинство бабушек — как старомодные духи и мятная жвачка... И это так приятно. — Этот сопляк постоянно трещит о тебе, когда звонит, — добавляет дедушка Дазая с того места, где он сейчас держит за ухо парня Чуи. — Ай! — скулит Дазай, даже не пытаясь вырваться из хватки старика. — Больно! И не рассказывай ему об этом! Это смущает! — С каких это пор в своей жизни ты начал смущаться, ты, бесстыжий маленький— — Ганемон! Перестань мучить мальчика! Но Дазай кажется абсолютно довольным, даже когда его бабушка подходит, чтобы заставить дедушку отпустить его, и она начинает суетиться вокруг него и разглаживать его куртку. — Как прошёл ваш полёт? — Легко, Чуя даже не знал, что мы едем! — похоже, Дазай чрезвычайно гордится собой. — Что ж... — его бабушка поворачивается к Чуе, берёт его за руку и ведёт вниз по тротуару — удивительно быстро для её возраста. — Мы тоже не ждали вас раньше июня, это был приятный сюрприз! — Надеюсь, это не было проблемой... — Чуя слегка хмурится. — Нет-нет! — она мотает головой, снова сжимая его руку, — Мы очень рады! Так ведь, дорогой? — ответное ворчание Ганемона было для неё достаточным подтверждением. — Но ремонт ещё не закончен, так что вам придётся остановиться в гостевом доме, надеюсь, вы не против! Чуя моргает. Гостевой дом? Он бросает взгляд на Дазая, когда его бабушка и дедушка останавливают автобус. — Твоя семья богатая, так ведь? Дазай закатывает глаза. — Почему словосочетание "гостевой дом" сразу же ассоциируется у тебя с богатством? Мы скромные деревенские люди...__________________________
Они уже полчаса ехали по загородной дороге, только чтобы увидеть... — ...Твоя семья живёт на курорте? — тихо спрашивает Чуя, глядя широко раскрытыми глазами, когда фасад начинает появляться в поле зрения между деревьями. — Ну... — Дазай замолкает. — "Ну" что? — Они владеют им с тех пор, как мой прапрадедушка построил это место? — ...Что?! Они заходят внутрь, и Дазая заставляют нести и свой собственный багаж, и Чуи. (Ганемон громко настаивал на том, что "настоящий мужчина заботится о своей даме... э-э... своём партнёре!". Он казался настолько обеспокоенным этой ошибкой, что, честно говоря, расположил к себе Чую.) Дом огромен, и, как говорила бабушка Дазая, половина его находится в стадии ремонта. — Большинство гостей приезжает зимой или позже летом, — объясняет Дазай, перетаскивая свои сумки в дальний конец комплекса, — поэтому они почти всегда делают ремонт в течение мая. — И они вовсе не богаты, — медленно повторяет Чуя. Дазай отмахивается от него, благодарно улыбаясь, когда один из служащих курорта отодвигает одну из дверей сёдзи для него. — Это семейный бизнес, ладно? На задней стороне участка, примерно в тридцати метрах от основного строения, есть небольшая постройка, которая выглядит почти как хижина, с длинными деревянными столбами в стенах. Но её явно ремонтировали с годами, и задняя половина здания, сторона, обращённая к озеру, была почти полностью сделана из стекла. — Честно говоря, большая часть денег, которую они вкладывают в это место, поступает от продажи папиных книг. Точно. Отец Дазая. Он тоже здесь живёт, верно? Внутри пространство небольшое, но комфортное, с небольшой гостиной зоной и мини-кухней на нижнем уровне, а также мансардой с кроватью наверху мини-винтовой лестницы. Дазай ставит перед собой задачу поставить их сумки в угол, и Чуя находит себя просто... Вбирающим в себя это. — Ничего же странного нет, что ты познакомился с моей семьёй, правда? — спрашивает Дазай, прикусывая губу, когда оборачивается. — Я думал предупредить тебя, но... — Я живу с твоим дядей уже больше года, — с лёгкой улыбкой замечает Чуя, — и они показались мне... очень милыми. Взгляд Дазая открыт и полон нежности. — Они такие. Чуя прислоняется спиной к кухонному столу, оглядываясь по сторонам. — Я ещё никогда не был на отдыхе, который задумывался, как сюрприз. — Неужели? — Дазай подходит, кладя руки по обе стороны от Чуи на столешницу, ограничивая его пространство. — Мне всегда нравилась эта идея. Чуя улыбается, поднимая голову, чтобы посмотреть на него. — Это похоже на тебя. — Да ну? — Дазай кривит бровь. Чуя скользит руками вверх и обвивает шею Дазая, притягивая его ближе. — Тебе нравится смотреть на реакции людей. — М-м-м... — Дазай наклоняется, и этот поцелуй медленный, целомудренный и нежный. — Мне нравится смотреть, как ты реагируешь, — Чуя вздыхает, наклоняясь вперёд, — и мне всегда нравилось смотреть те видео, где родители удивляют своих детей в машине, везя их в Диснейленд. Чуя останавливается посреди поцелуя. — ...А? — Ты никогда не видел их? — Видел... — Это мечта всей моей жизни, — Дазай драматически вздыхает, а Чуя закатывает глаза. — Ты малость староват... — Я всегда представлял себе, что в конечном итоге сделаю так со своими собственными детьми, — объясняет Дазай, пожимая плечами, и Чуя делает паузу. Он уже раньше думал о том, каким Дазай будет родителем, но словесное подтверждение того, что он хочет детей, даже если это в такой далёкой перспективе... — Чуя? — Чуя не осознаёт, насколько тихим или неподвижным он стал, пока не замечает, что Дазай смотрит на него с беспокойством. — Ты в порядке? Он в порядке, просто немного потрясён. — Я— — Мелкий? — они отскакивают друг от друга при звуке голоса, более взрослого, знакомого, но не... Дазай поднимает взгляд. — ...Пап? Чуя поворачивает голову и видит человека, стоящего в дверях, и он так похож на Дазая. Повзрослевший, с щетиной на подбородке и морщинками под глазами, без бинтов, правда... Но очень близко. — Папаша сказал мне, что вы приехали из аэропорта. Чуя не совсем так представлял себе Цушиму Шуджи. С одной стороны, он точно такой же, как на фотографии, которую дал ему Ода, просто на десять лет старше, но с другой... Чуе стыдно признаться в этом, но после истории, которую рассказал ему Дазай, Чуя ожидал, что он будет выглядеть... Немного менее собранным. Да, его рубашка и жилет помяты, и галстук-боло немного глуповат, но... В целом, он выглядит как нормальный парень. — Да, мы только что пришли, — Дазай подходит, чтобы обнять своего отца. — Я не был уверен, дома ты или нет, — когда они отстраняются, Дазай снова поворачивается к Чуе. — Есть кое-кто, с кем я хочу тебя познакомить. Па, это Накахара Чуя, мой парень, — Дазай жестом указывает на рыжего. — Чуя, это мой папа — Дазай Шуджи. Взгляд Чуи озадаченный, и отец Дазая улыбается. — Цушима — это псевдоним. Мне очень приятно познакомиться с тобой, Чуя-кун, — он протягивает руку Чуе, чтобы пожать её, и Чуя не рассматривает, но он замечает, что у мужчины есть бинты, несмотря на первое наблюдение, они только вокруг запястий, почти скрытые под рукавами. — Я тоже рад познакомиться с вами, — Чуя пожимает ему руку, вежливо склонив голову. — Дазай очень много рассказывал мне о вас, — Шуджи широко улыбается, протягивая руку, чтобы похлопать сына по спине. — Неужели ты наконец начал хвастаться мной после стольких лет? — Не обольщайся, старикан, — Дазай фыркает, толкая его плечом. Шуджи мотает головой. — Ну, он все время хвастается тобой — своим прекрасным, умным, упрямым Чуей... — Упрямым? — Чуя кривит бровь. Дазай виновато улыбается. — И прекрасным, и умным... — Главное, что он хвастается тобой, — заканчивает отец Дазая, — и сейчас время ужина. Чуя хочет быть раздражённым, потому что это будет значить, что у него не будет времени быть польщённым, но... Мысль о том, что Дазай звонит своему отцу и бабушке с дедушкой, чтобы похвастаться им, ну... Он больше, чем немного рад этому. Ужин проходит шумно — Чуя знакомится с тётей Дазая Кийе и её дочерьми, которые безжалостно дразнят своего двоюродного брата. И, как выясняется, добродушное поддразнивание — это семейная черта. — Помнишь то лето прямо перед средней школой, когда он пытался прокрасться в зал игровых автоматов после того, как они были закрыты? — его старшая двоюродная сестра, Наоми, смеётся так сильно, что у неё по щекам текут слёзы. — Он пытался понять, как победить автомат, чтобы заполучить гигантскую Хеллоу Китти оттуда—! — Ну серьёзно! — отчаянно стонет Дазай в свои руки, — Из всех восхитительных детских воспоминаний, которые мы разделяем... Чуя так сильно смеётся. — Ты... ты пошёл на все эти неприятности ради... ради Хеллоу Китти?! Дазай даже не может сильно обижаться, потому что он уже давно не видел, чтобы его парень так много улыбался или смеялся. — Ну... — Ватанабэ Юне очень нравилось, — с ухмылкой объясняет Наоми, — а Осаму всегда был идиотом, когда дело касалось девочек. — О-о, это правда, — подхватывает другая двоюродная сестра Дазая, Рио, — мы всегда говорили, что ему повезло, что он красивый, он всегда путался в собственных словах, когда речь заходила о хорошеньких. Чуя едва дышит. — Он рассказывал вам, что представился мне как Дазу Озай? Обе девушки воют от смеха, а Дазай смотрит на Чую с выражением полнейшего предательства. — Они никогда не позволят мне забыть об этом... — Никогда! — девочки в унисон вторят ему. — А ничего страшного в том, чтобы сбить с него спесь немного, — ворчливо добавляет дедушка, — это закаляет характер! — Не обращай на них внимания, милый, — качает головой бабушка, наклоняясь, чтобы промокнуть салфеткой уголок рта Дазая, — мы все знаем, какой ты красивый и замечательный. Дазай расцветает. — Спасибо! — Ты всегда слишком мягкая с ним, Танэ... — Ну разумеется! — заявлет она, громко целуя Дазая в щёку. — Он мой любимый внук! — Он твой единственный внук!________________________
К концу трапезы — которая была очень вкусной — Чуя накормленный, уставший от такого количества смеха и расслабленный. — Твои сёстры такие смешные— — И ты сдал меня им с потрохами! — стонет Дазай в возмущении. — Они никогда больше не будут называть меня никак иначе, кроме как Дазу... — И что? — Чуя прислоняется к нему, когда они идут обратно в гостевой дом. — Это мило. Дазай фыркает. — Ну... я рад, что ты так думаешь, но они не такие милые, как ты... — он немного удивлён, когда Чуя приближается и целует его из ниоткуда, но улыбается, когда рыжий отстраняется назад. — Я очень надеюсь, что ты не найдёшь никого более милого, чем я. Как только они оказываются внутри, Чуя снимает свои ботинки, расстёгивая куртку. — Ты сказал, что здесь сейчас нет других гостей, верно? — Обычно мы никого не принимаем до середины июня, — Дазай рассеянно кивает. — А здесь есть онсэн? — Ага, есть один на заднем... — он оборачивается как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чуя стягивает с себя футболку через голову. И вид узкой талии его парня, крошечных веснушек вдоль позвоночника, тощих мышц плеч... От этого у Дазая пересохло во рту. — На... — он прочищает горло, — заднем дворе этого дома. — Мне показалось, что именно его я и видел в окне, — Чуя расстёгивает ремень. — Я никогда не был в настоящем онсэне... — комментирует он, расстёгивая молнию на джинсах и стягивая их вниз, — Дазай тяжело сглатывает при виде чужих ног и очень чётко очерченного изгиба зада — боксеры не оставляют много места для воображения... — ...Осаму? — его взгляд рывком поднимается к лицу Чуи, но он тут же обнаруживает, что его парень выжидающе смотрит на него. — Ты идёшь или..? Голова Дазая почти кружится, но он кивает. — Э-э-э... да, — он судорожно сглатывает. — Я... гм... Я... Я буду сразу за тобой. Губы Чуи изогнулись в лёгкой улыбке. — ...Хорошо, — он стягивает боксеры, отбрасывая их в сторону, как только они собираются вокруг его лодыжек, и у Дазая есть достаточно времени, чтобы мельком увидеть его, совершенно голого, прежде чем он выскользнет через заднюю дверь. Голый. Чуя. Один. Очень один. Дазай начинает возиться со своим собственным ремнём. Его собственные джинсы собираются вокруг лодыжек, когда он начинает стягивать футболку, а затем... Его пальцы касаются марли, обернутой вокруг груди, и он останавливается. Верно. Чуя удивляется, когда Дазай выходит, одетый в пижамные штаны и футболку. — Ты не войдёшь? — Дазай пожимает плечами, присаживаясь на край. Его штаны закатаны до колен, так что он просто болтает ногами. — Здесь слишком холодно для меня. Они оба знают, что это неправда. Во-первых, потому что из них двоих Чуя намного более мерзляк. И во-вторых, Дазай сейчас здесь, хотя и холодно. А в-третьих, Дазай был чрезвычайно нетерпелив ещё пару минут назад. Чуя не давит на него, потому что Дазай всегда уважал его границы, и Чуя действительно начинает замечать: несмотря на то, что он очень рано заверил Дазая, что его не будут напрягать чужие шрамы, и Дазай всегда настаивал, что носил их, потому что от этого другие люди чувствовали себя неловко... Дазай никогда их не снимал. — Осаму? — тот бросает на него взгляд. — М-м? — Чуя пододвигается к краю, где сидит Дазай, приподнимается на локтях и смотрит на него снизу вверх. — Спасибо тебе за это, — вполголоса говорит он, прижимаясь щекой к чужой ноге. — Ну, это был твой день рождения— — Это помогает. И они оба знают, что именно поэтому они здесь. — ... — пальцы Дазая скользят по щеке Чуи, убирая за ухо мокрую, выбившуюся прядь волос, — Мне нравятся такие твои волосы, — мягко комментирует он. Чуя протягивает руку, чтобы коснуться неаккуратного пучка на своей макушке. — ...Правда? В глазах Дазая столько тепла и желания, что сомневаться в нём не приходится. — Да. Они проводят там целый час, пока Чую не клонит в сон настолько, чтобы решиться выйти. Когда они укладываются в кровать на мансарде, а голова Чуи прижимается к груди Дазая, он поднимает глаза. — Ты же знаешь, что я... — Дазай выжидающе смотрит на него, но Чуя никак не может понять, что же он на самом деле хочет сказать. Что ему наплевать на то, что скрывается под бинтами, ему просто нужен Дазай. Но это легко сказать, когда он никогда не видел, что там находится. И из-за этого ещё легче Дазаю было не верить. — Я знаю, что ты..? — ... — Чуя наклоняется и целует его. — Ничего, я просто люблю тебя, — тихо говорит он. Странно, как трудно ему было раньше говорить это, даже в его собственной семье это было сказано нечасто. Говорить это Дазаю так легко, будто оно превращается в привычку. — И я тебя люблю.