Волей небес

      Когда снова пришла пора собираться в обеденном зале, Маринетт засмеялась, увидев, что он направился к резному стулу на дальнем конце стола.       — В чём дело? — спросил он, хмурясь и оглядываясь по сторонам, словно хотел проверить, не упустил ли чего.       Она прикрыла рот ладонью, чтобы спрятать улыбку.       — Просто… стол очень длинный, тебе не кажется?       Он лишь сильнее нахмурился.       — Я хочу сказать, что, раз нас тут только двое, может быть, необязательно сидеть по разным концам.       Моргнув, он провёл взглядом линию от её стула до своего и обратно, а затем пробормотал что-то себе под нос, прижимая ладонь к глазам и заслоняя от неё выражение своего лица.       — С тобой всё хорошо? — спросила она.       Он ответил что-то приглушённо-невнятное.       — Эм, я не расслышала.       — Я не подумал.       — О чём?       Он убрал руку от лица, которое оказалось розовее нежного оттенка её платья.       — Я, эм, не очень часто принимаю гостей. Прости.       — Ну, это было ясно с самого начала, — рассмеялась она.       Он покраснел ещё гуще и отвёл взгляд в сторону, прижимая кошачьи уши к волосам. О нет, она что, его обидела? Она совсем этого не хотела.       — Прости, — пробормотала Маринетт.       Он посмотрел на неё в недоумении.       — За то, что смеялась. Я знаю, что ты делаешь всё возможное, чтобы мне здесь было комфортно, и я не хотела смеяться над тобой. Просто… ты совсем не такой, каким я тебя представляла.       — А каким ты меня представляла? — спросил он, наклоняя голову. Его большие зелёные глаза горели любопытством.       — Даже не знаю. Жестоким, заносчивым, пугающим. Кем-то, кто любит выставлять напоказ своё могущество. И, скорее всего, легко раздражается.       — И ты всё равно согласилась выйти за меня?       — Я сделала это, чтобы спасти своё королевство.       Эти слова заставили его напрячься и опустить взгляд. Пускай они и провели целый день вместе, ни один из них не забыл ссору, случившуюся во время их первой совместной трапезы. Воспоминания о ней до сих пор вызывали у Маринетт медленно закипающее раздражение. В особенности то, как он пытался выставить идею о браке виной её народа и снять с себя всякую ответственность. Такое было непросто забыть.       Но он старался быть к ней добр, и она не желала ругаться с ним или же постоянно ощущать себя терзающимся комочком возмущения. Это не привело бы ни к чему, кроме тишины и одиноких обедов.       — Ну, что, — начала она, пытаясь снять возникшее напряжение со всей изящностью чиха, — поедим?       Кивнув, он присоединился к Маринетт на её стороне стола, усевшись по правую руку от неё. Так было гораздо уютнее. И гораздо удобнее вести разговор. И всё же он ковырялся в тарелке с таким видом, словно вместо еды там сидело огромное насекомое, и по его лицу – по крайней мере, когда он думал, что она на него не смотрит – едва ли можно было сказать, что он безгранично счастлив здесь находиться.       — В чём дело? — спросила она.       — Хм-м?       — Ты постоянно делаешь такое лицо, — сморщила нос она.       — О. — Он сел прямее и налепил на лицо вежливую улыбку. — Не волнуйся. Это пустяк.       — Что-то не похоже. Я чем-то тебя расстроила?       — Что? Нет-нет. Конечно нет. Я рад, что ты здесь.       Повисла тишина. Он опять принялся бесцельно ковырять еду в тарелке. Несколько секунд спустя он снова наморщил нос.       — Знаешь, — тихо сказала она, — я в курсе, что мы не так уж близко знакомы, но, если тебя что-то беспокоит, ты можешь этим со мной поделиться.       Он хмуро смотрел в тарелку. Уже казалось, что он не станет принимать её предложение, когда он вздохнул и отложил вилку с ножом.       — Ладно, — произнёс он, окидывая её взглядом из-под опущенных ресниц. — Я думал о том, что ты сказала – что ты думала, что я буду жестоким, заносчивым и вспыльчивым. Я просто… Почему ты так решила?       — Таким бога хаоса и разрушения всегда изображают в легендах, — пожала плечами Маринетт.       — Ясно, — ответил он, сникнув.       — Но, разумеется, ты совсем не такой, — поспешила заверить его она, размахивая руками для пущей убедительности. — Ты кажешься мне хорошим человеком… эм, то есть богом.       На его губах заиграла легчайшая из улыбок. Возможно, её оговорка его позабавила.       — Спасибо, Маринетт.       Она нахмурилась.       — Что такое? — обеспокоенно спросил он, садясь ровнее. Он всегда справлялся, как она себя чувствует, если замечал перемену настроения.       — Это всё имя, — призналась она. — Я знаю, почему тебе нельзя мне его называть, но могу я обращаться к тебе как-нибудь иначе? Чтобы не звать тебя м-мужем? — Уф, от одного этого слова её лицо полыхало. — Другие боги как-то же тебя называют, верно?       На её глазах он словно превратился в улитку, прячущуюся в свой панцирь, подняв плечи к голове и схватившись за верхнюю часть руки, отводя взгляд.       — Я… не особо общаюсь с другими богами.       — Почему?       — Это долгая история.       — А что насчёт бога, который проводил нашу свадьбу? Он вроде бы тебя знает, так что он должен как-то тебя называть, так?       Муж напрягся ещё сильнее. Маринетт внезапно почувствовала себя слоном в посудной лавке, который крушил, крушил и крушил всё на своём пути с каждым произнесённым словом.       — Прости, — тихо сказала она. — Я не хотела лезть не в своё дело.       — Нет, — покачал головой он. — Ничего, это естественно, что тебе любопытно. — Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся улыбкой, хрупкой, как паутина, преисполненной сдерживаемыми эмоциями. — Тот бог – мой отец.       — Т-твой отец? — Её челюсть так и отвисла.       — Да.       — Тот бог?       — Да.       — Но ведь он такой…       Она умолкла, прежде чем успела бы сболтнуть что-нибудь бестактное – типа того, каким ужасным и бесчувственным показался ей этот бог и как рада она была, когда они наконец от него ушли. К несчастью, её муж, кажется, и так уловил суть.        — Мы с ним не очень-то похожи, — заметил он.       «Это точно», — хотела сказать она. Её удивило, что у него вообще был отец. Если верить историям, боги появлялись сами по себе, наличие родителей было необязательно.       — А твоя мать? — спросила она.       Выражение его лица стало ещё более страдальческим.       — Её… больше нет.       — Ох, мне так жаль.       — Всё нормально. Ты не знала.       Молчание. Тишина была тяжёлой и ощутимой, давящей на неё, словно булыжник.       — Как бы то ни было, — произнёс он, вторя её неловкой попытке переменить тему разговора ранее, — боюсь, что не могу предложить тебе никаких имён. Отец зовёт меня сыном, что, очевидно, тебе не подойдёт.       — Ясно. — Её глаза округлились. — Погоди, значит, даже родители богов не знают имён собственных детей? Разве не они дают им их?       — Наши имена известны нам с самого рождения. Они являются частью нас. Другие могут узнать их, только если мы сами им скажем.       — Но тогда они смогут вами управлять, да?       — Вроде того, — ответил он, отводя взгляд в сторону.       Маринетт задумчиво хмыкнула. Что ж, по крайней мере, насчёт этого легенды не ошибались. И всё же его ответы породили куда больше вопросов. Она только не была уверена, что сейчас было самое время задавать их. Она многого не знала о нём и многого не знала о богах. Возможно, пока что будет лучше просто попытаться насладиться совместной трапезой.       — А знаешь, эта волшебная еда – очень даже ничего, — заметила она.       С его губ сорвался смешок.       — Что ты смеёшься? Я всего лишь пыталась похвалить еду.       Выражение его лица смягчилось, став таким ласковым и тёплым, что она почувствовала, будто её заворачивают в медовое, залитое солнцем облако.       — Рад, что она пришлась тебе по вкусу, Маринетт.       Она вспыхнула и, опустив голову, продолжила есть, избегая его взгляда и твёрдо решив не зацикливаться на том, почему ей так сложно было на него смотреть, когда на его лице появлялось такое ласковое выражение. Потому что это ничего не значило. Абсолютно ничего.