Волей небес

      Маринетт ждала возвращения Кота, сидя на нижней ступеньке парадной лестницы. Это до боли напоминало тот прошлый случай, только вот, когда дверь отворилась и он вошёл, она встретила его отнюдь не резкостями. Молча подойдя к нему, она уткнулась ему в грудь, обнимая за талию. В глазах щипало.       — Маринетт? — не раздумывая, обнял её в ответ он. — В чём дело? Что случилось?       Она лишь крепче к нему прижалась.       — Кот…       — Что такое?       В его голосе слышалось крайнее беспокойство. От этого в глазах защипало только сильнее. Горячие слёзы налипли на ресницы.       — Маюра снова приходила.       Он весь напрягся, отстраняясь, чтобы заглянуть ей в глаза.       — Что она сделала? — требовательно спросил он опустившимся голосом, но было ясно, что его гнев направлен на богиню. — Если она тронула тебя хоть пальцем, клянусь, я…       — Нет. — По её щекам стекли первые слёзы. — Нет, она ничего мне не сделала. Мы просто поговорили.       Его ярость сошла на нет так же быстро, как и возникла. Обхватив её лицо, он большими пальцами смахнул текущие по щекам слёзы.       — Что она сказала?       — Она… она сказала, что ты убил бога.       Кровь отхлынула от его лица. Руки задрожали, безвольно падая по бокам.       — Что? — прошептал он.       — Она сказала, что тебя держат в замке именно поэтому. Потому что ты убил бывшего предводителя богов.       Он отшатнулся, бледный, как мел. Даже несмотря на то, что он был много выше неё, в этот момент он почему-то казался очень маленьким. Её сердце бешено заколотилось, но отнюдь не из приятных побуждений.       — Кот, — потянулась к нему она с мольбой во взгляде. — Пожалуйста, скажи мне, что это неправда. Маюра соврала, да ведь?       Он опустил глаза.       — Да?       Повисла тишина. Она так и стояла с вытянутой вперёд рукой, а он избегал пересекаться с ней взглядом. Они стояли не так уж далеко друг от друга, но казалось, что между ними выросла стена, не позволяющая ей сократить разделяющие их считанные сантиметры. Она могла лишь буравить его взглядом, мысленно приказывая ему сказать хоть слово.       — Это правда, — прошептал он, зажмурившись.       — Что? — в ужасе и замешательстве прикрыла рот ладонью она. — Нет. Нет-нет-нет. Ты… Это не может быть правдой! Ты бы никогда…       — Это правда, Маринетт. — Он отвернулся от неё, обнимая самого себя. — Я ничего из этого не помню, но… я действительно убил его.       Она стояла, повергнутая в шок, не в силах вымолвить ни слова. Язык прилип к нёбу и никак не хотел отлипать.       — Прости, что не рассказал.       Она всё молчала.       Его забила дрожь, и он ссутулился. Время текло, и, хотя Маринетт понимала, что должна что-то сделать, что-то сказать, она словно застыла. Она даже представить себе не могла, что Маюра говорила правду.       — Я ненавижу свою силу, — тихо произнёс он. — Мне постыло, что я способен вызывать лишь разрушения. Осточертело, что все меня боятся. — Его голос задрожал от переизбытка эмоций. — Но больше всего мне ненавистно то, что они правы. У них есть все основания бояться. Я уже потерял контроль однажды. Это может произойти и снова. Я могу…       Стремительно подавшись вперёд, она обняла его со спины. Он словно окаменел, но не отстранился.       — Нет, — пробормотала она в его мантию. — Они ошибаются.       — Ты и сама не хотела, чтобы это было правдой.       — Ты прав. Я не хотела в это верить, но теперь я вижу, что совсем неважно, убивал ли ты того бога или нет.       — Как ты можешь такое говорить? — спросил он, глядя на неё через плечо.       Она обняла его крепче, желая донести до него смысл своих слов. Надеясь, что он почувствует, что она пыталась сказать.       — Потому что я знаю тебя, Кот. Ты милый, добрый и чуткий.       — Я убил бога.       — Ты был ребёнком!       Он высвободился из её объятий, но лишь для того чтобы повернуться к ней лицом. Его глаза покраснели, а на щеках блестели дорожки слёз.       — Разве это только всё не усугубляет?       Она покачала головой.       — Уверена, что ты этого не хотел, точно так же, как, я знаю, по собственной воле не причинил бы никому вреда сейчас.       По его лицу вновь пробежала необъяснимая дрожь – прямо как тогда, когда она заговорила о Лиле.       — В чём дело?       Он закрыл глаза, и по его щекам снова потекли слёзы.       — Думаю, тебе не стоит здесь оставаться.       Маринетт ожидала услышать от него что угодно, но только не это. Её сил хватило лишь на то, чтобы тупо на него посмотреть.       — Что?       — Это слишком опасно и…       — Хватит, хватит! — воскликнула она, упираясь ему в грудь ладонями. — Прекрати!       Он не имел права так говорить. Не имел права вторить Маюре.       — Маринетт, — выдохнул он её имя. — Прошу тебя, не усложняй.       — Ты уже сам всё усложнил!       — Я пытаюсь поступить так, как будет лучше!       — И лучше будет от меня избавиться? — спросила она, нервно комкая его мантию.       Он накрыл её руки своими, прижимая их к груди. Маринетт ладонями чувствовала, как колотится его сердце.       — Будь моя воля, я бы никогда с тобой не расстался.       — Так почему же тогда ты просишь меня об этом?       — Слушай, я не могу сказать, почему ты в опасности, но…       — Нет, это ты послушай! — Высвободив одну руку, она ткнула его пальцем в грудь. — Мне всё равно, угрожает ли мне что-то или нет. Я уже отказалась от своей семьи, друзей и королевства, — сглотнула комок в горле она. — Ты не имеешь права заставлять меня отказаться ещё и от тебя.       Его глаза округлились.       — Маринетт…       — Не имеешь права, ясно тебе?       Он ладонью коснулся её щеки, и она инстинктивно откликнулась на это прикосновение.       — Я не знаю, смогу ли защитить тебя, — признался он. — Мне бы хотелось сказать, что смогу, но я правда не знаю.       — Тогда я сама научусь себя защищать. — Она не сводила с него глаз, и её сердце билось сладко, но громогласно. — Только не проси меня уйти.       Он судорожно вздохнул. Они молча смотрели друг на друга, пока её взгляд не упал на его губы. Мягкие. Притягательные. Это было бы так просто.       Маринетт подняла на него глаза, задавая молчаливый вопрос. Он склонил голову, вторгаясь в её личное пространство, позволяя ей решить, действительно ли она этого хочет. Поэтому она встала на мысочки и прижала свои губы к его.       Как и во время их первого поцелуя, что-то коснулось её души, расшевелив разбросанные глубоко внутри кусочки чего-то давно забытого. Во многом это напоминало магию созидания: ощущение силы, правильности. Только вот в остальном это было отнюдь не похоже на их первый поцелуй. Его губы шелковисто скользили, вызывая мурашки. Рукой обняв его за шею, она позволила углубить поцелуй.       Они почти синхронно вздохнули, не скрывая слёз, а потом какое-то время просто стояли в обнимку.       — Я тебя не оставлю, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь.       На этот раз спорить он не стал.