Волей небес

      Обиталище Маюры по форме напоминало стрелу, окружённую нефритом. Его сложно было заметить даже с высоты птичьего полёта. Башню полностью скрывал лес: её белокаменные стены были обвиты плющом, что позволяло им сливаться с листвой. Входной двери также не наблюдалось, но она была ни к чему. Существо залетело внутрь сквозь одно из незастеклённых окон и без всяких церемоний швырнуло Маринетт на холодный мраморный пол.       — Добро пожаловать, смертная.       Маринетт поднялась на ноги, хоть её колени и гудели, в скором времени грозя расцвести синяками. Она оказалась в некой зале. По всему периметру располагались белые колонны, а с потолка свисали прекрасные гобелены глубокого синего цвета, на которых был вышит золотой веер, будто бы состоящий из перьев павлина. У дальней стены по центру стояло богато украшенное кресло, больше похожее на трон, на котором сидела Маюра. Её улыбка была сродни зимней стуже.       — Зачем я здесь? — взбрыкнула Маринетт, не беспокоясь о правилах приличия. — Я не хотела покидать замок.       — Однако мои слова были предельно точны, когда я вручала тебе это перо.       Маринетт стиснула зубы в раздражении.       — Чего ты так расстроилась? Очевидно, что тебе что-то от меня было нужно. — Маюра закинула ногу на ногу и развела руками. — Вот она я.       Проглотить слова, которые были готовы вырваться наружу, было ох как непросто. В её планы не входило быть похищенной гигантским птицеобразным монстром. И уж точно не входило туда оставлять Кота в одиночестве. И всё же Маюра была права. Маринетт действительно хотела поговорить с ней. Упустить эту возможность было бы невероятной глупостью.       — Ладно, — сдалась она, расправив плечи, и посмотрела Маюре в глаза. — Я хочу знать всё, что вам известно о боге трансмиссии, его планах по освобождению богини созидания и о том, как разрушить влияние настоящего имени.       — Вижу, ты кое-что узнала, — заметила Маюра, выгибая изящную бровь.       — Не по вашей милости. Могли бы яснее выражаться, что опасаться мне стоит его отца.       — Ты забываешь, что я богиня эмоций. Я знала, что чувства к мужу не позволят тебе покинуть его, что бы я тебе ни сказала.       К щекам Маринетт прилила кровь.       — Чувства тоже могут быть опасны, знаешь ли, — тихо произнесла Маюра. — Куда опаснее, чем острие меча или самая могущественная магия. Это ниточки, превращающие людей в марионеток. Только посмотри, как ты заплясала под дудку бога трансмиссии. — Она покачала головой, и на лице её почти отразилась жалость. — Ты и в самом деле глупая девчонка.       Маринетт начала медленно закипать. Ей хотелось высказаться в свою защиту, заявить, что она не жалела о своих чувствах к Коту, но всё же она опустила взгляд.       — Прошу, просто скажите мне, что вам известно.       — Так и быть. — Раскрыв веер, Маюра принялась покачивать им назад и вперёд. — Всё началось с человека. Молодой женщины по имени Эмили. Она была обычной крестьянкой. Ничего особенного. Уж точно никаких задатков воина. Но она обратилась к богу трансмиссии: она молила его даровать ей силу, чтобы она могла сражаться за своё королевство, и он решил отозваться на её просьбу…       По ходу истории Маринетт поняла, что она слышала об Эмили — воительнице с севера, которая в одиночку побеждала целые батальоны и помогла положить конец войне. В легендах её называли Золотым Рыцарем. Благословлённой богами. Эмили пропала двадцать пять лет назад. Теперь Маринетт знала, что с ней произошло.       Бражник влюбился в неё. Он забрал её в мир богов, и у них родился ребёнок.       — Семнадцать лет назад Эмили умерла от болезни, — вещала Маюра безэмоциональным, отстранённым голосом. — Этот глупец, её муж, однако, не мог с этим смириться. Он желал вернуть её и ради этого был готов на всё.       Глаза Маринетт округлились.       — Богиня созидания! Так вот для чего он хочет освободить её. Он думает, что она поможет ему воскресить жену!       — Именно так.       Тут Маринетт нахмурилась.       — А разве это возможно? В смысле мёртвые, они… мертвы.       — Это уже случалось.       — То есть?       Голос Маюры смягчился.       — У последней богини созидания, Кармин, была младшая сестра. Она умерла, но была возвращена к жизни, однако боги сочли этот поступок ужасным преступлением. Баланс был нарушен, магический цикл разорван.       У Маринетт засосало под ложечкой.       — Кармин наказали, не так ли? Поэтому она заточена в дереве.       Маюра кивнула в ответ.       — Её приговорили к смерти, но она была слишком могущественна. Богам пришлось прибегнуть к… более нестандартным мерам. Разумеется, после того как она оказалась в заточении, правда была сокрыта, а всем участникам процесса было запрещено её разглашать и когда-либо упоминать об этом. Идея о победе над смертью всегда была притягательной — даже для богов.       — Но тогда как же Бражник…       — Узнал?       Маринетт кивнула.       — Земля слухами полнится. Бражник, как ты его называешь, решил добиться ответов от Защитника.       — Погодите. — Сердце Маринетт неприятно забилось о рёбра. — Защитник был бывшим предводителем богов, так?       — Да.       Её сердце колотилось всё быстрее. Кот убил Защитника спустя несколько дней после смерти Эмили. Было ли это совпадением? Едва ли… Особенно учитывая, что в наказание его заперли ото всех в том самом замке, где росло дерево, заключающее в себе богиню. Бражник наверняка об этом знал. Он наверняка всё спланировал.       Все её внутренности обожгло ненавистью. Ей стало горько от того, что он мог так поступить с собственным сыном.       Маюра резко захлопнула веер.       — Долгие годы ушли на то, чтобы он докопался до сути, — годы изучения пророчеств и всего, что было известно о магии созидании и реинкарнации. Но факт остаётся фактом: его целью всегда было и всегда будет воскрешение Эмили.       Зала погрузилась в тишину. Маринетт понятия не имела, как реагировать. С одной стороны, речь шла о матери Кота. Исходя из того, как он о ней отзывался, он её очень сильно любил и наверняка хотел бы увидеться с ней вновь. С другой стороны, мысль о том, что ей придётся помогать Бражнику, наполняла её отвращением, не говоря уже о том, что воскрешение мертвецов казалось ей сомнительной идеей.       — Мой муж знает? — спросила она.       — Да, ему известно, что его отец желает воскресить Эмили.       Складка меж бровей Маринетт углубилась.       — А сестра?       — Хм?       — Сестра, которую вернула к жизни Кармин. Что стало с ней?       — Ей изгнали из общества, как и твоего жалкого мужа. Отродье, с которым никто не хотел иметь ничего общего.       Маюра произнесла эти слова ровно. Без осуждения. Без эмоций.       — Это как-то несправедливо, — нахмурилась Маринетт. — Она не виновата в том, что её воскресили.       Богиня тихонько рассмеялась.       — Однажды он сказал то же самое.       — Он?       Маюра встала со своего трона. Она была красива, даже несмотря на синеватый оттенок кожи.       — С вопросами на сегодня покончено.       — Но как же настоящее имя…       — О, это безнадёжно, — отмахнулась она. — Никому так и не удалось узнать, как разрушить влияние настоящего имени. — Её губы изогнулись в хищной улыбке. — Впрочем, без разницы. Ты всё равно больше никогда не увидишь ни своего мужа, ни бога трансмиссии.       Маринетт сощурилась, хоть сердце у неё и упало, а затем подскочило к горлу.       — Что?       — Ничего личного. Просто не хочу, чтобы планы Мотылька осуществились. — Горечь, закравшаяся в её голос, отравила его, как яд. — Я этого не допущу.       — Вы не можете запереть меня здесь!       — Ещё как могу. — Она сократила разделяющее их расстояние, приблизившись к Маринетт медленными, размеренными шагами. — Видишь ли, хоть в тебе и живёт частичка созидания, ты всё равно обычный человек. Слабая, хрупкая и…       Маринетт выхватила чёрный шест из держателя на бедре, спрятанного под рубашкой. Оружие Кота. Её сердце бешено колотилось, и она отчётливо ощущала присутствие жуткой птицы, таившейся на задворках и перекрывающей подступ к окну.       Маюра замерла.       — Ты правда считаешь, что можешь остановить меня этим?       — Я могу попытаться.       — Глупышка-смертная. — Маюра распахнула веер и поднесла его к лицу, пряча улыбку, которая, без сомнения, возникла на её лице. — Ты даже не представляешь, с кем связалась.