***
— Гарри, — начала Гермиона, обеспокоенно заглядывая ему в глаза, — Ты хорошо себя чувствуешь? Гарри, так и не донеся ложку супа ко рту, вздрогнул и нахмурился, мысленно посчитав в голове сколько раз за день ему задали именно этот вопрос. Вышло около десяти. Прекрасно. А ведь в таком явном внимании к его состоянию виноват один единственный случай — вернувшись в штаб Ордена Феникса, первое, что обнаружили миссис Уизли и Рон — это валявшегося без сознания на полу подростка в круглых очках, который далеко не сразу отреагировал на их попытки вернуть его в сознание даже с помощью магии. Шум от непонимания, что вообще произошло и грозит ли кому-нибудь опасность, стоял просто огромный — вернувшийся через пару минут после его пробуждения Сириус ходил кругами по одному месту и то и дело порывался вновь куда-то вырваться, благо, его остановил Люпин; Рон и Гермиона задавали ему множество вопросов (по какой-то причине на последнюю ему было смотреть стыдно, будто он натворил что-то ужасное, связанное с ней); другие из присутствующих семьи Уизли стояли где-то в сторонке и, кажется, обсуждали что-то совершенно другое под пологом тишины. То, что было точно не для чужих ушей. Впрочем, подросток уже даже почти привык к тому, что его не посвящают во многие темы, как и других людей его возраста. Он, хоть и до сих пор злился из-за этого, по крайней мере, перестал так сильно злиться на директора за то, что тот не позволял ему общаться с друзьями и Сириусом во время его нахождения с Дурслями. Потому что находиться с теми, кто тебя люто ненавидит и не переносит твое существование, в стократ сложнее, если нет ниточки, что ведет к самым дорогим людям. В общем, если кратко, то его пробуждение было безумно странным. Таким странным, что Поттер абсолютно не помнил как потерял сознание, хотя внутри что-то такое словно играючи подкидывало ему крохи воспоминаний, которые все равно упорно не хотели складываться в логичную картинку. Профессор Дамблдор, тоже по неизвестной причине отсутствующий, пришел лишь спустя час, видимо, уже прекрасно обо всем осведомленный, ибо даже директор не стал исключением и задавал вопросы о его состоянии. Еще и напоил горячим чаем с каким-то странным печеньем, хотя парень даже пытался поначалу вяло поспорить. Даже, честно признаться, не очень хотелось разговаривать с ним после своеобразного предательства, хотя подросток почти отошел. Что удивительно, но почему-то у всех, несмотря на его заверения об обратном, тут же возник единственный вывод, что в потери сознании виноват его шрам и никак иначе. Все безоговорочно решили, что Волдеморт то ли запланировал что-то недоброе, то ли просто решил проникнуть в его сознание, пускай и Дамблдор имел свое мнение по этому поводу. Потому что Гарри не мог не заметить во время разговора один на один, как в его старческих глазах, спрятанных за очками-половинками, будто пролетела искра понимания и некой настороженности. Как будто тот что-то понял из его сбивчивого рассказа, где чаще всего проскальзывали такие слова, как «я не думаю, что это был Волдеморт, сэр», «у меня даже шрам абсолютно не болел, как было всегда раньше» и, самого главного, «профессор… кажется, в этом виноват сам я». В том, что это была не вина Волдеморта (что даже звучит как-то неправильно), Гарри даже переубеждать никого не стал, потому что вместо этого с тихим ужасом, едва прийдя в себя и увидев в руках какое-то отвратительное зелье («Для успокоения» — сказала тогда миссис Уизли, без проблем и сама пьющая эту отраву), осознал кое-что сводящее с ума. Точнее говоря, полностью понял это гриффиндорец лишь тогда, когда обнаружил себя возле какой-то ранее никогда не увиденной комнаты, от которой так сильно разило темной магией, что у подростка моментально возникло сразу же несколько вопросов: какого черта эту комнату еще никто не запечатал с помощью каких-нибудь заклинаний, ведь каждый волшебник, особенно директор, должен это ощутить; и как сам он вообще здесь оказался будто не по своей воле. Словно кукла, веденная за ниточки невидимым кукловодом, преследующим свою цель. По какой-то причине уйти от двери и точно запретной комнаты прочь оказалось практически так же сложно, как и игнорировать непонятное, жгучее желание положить руку на ручку двери и зайти вовнутрь. Это все преследует назойливо его до сих пор. И это было слишком странно. Чувство, будто не принадлежащее ему, постоянно вынуждало настораживаться и то и дело одергивать себя, когда он окончательно терял над собой контроль и вдруг обнаруживал, что уже направляется в сторону той самой комнаты. Благо, еще никто не заметил его необычного поведения, хотя у Гарри проскальзывала нехорошая мысль, что его мог незаметно кто-то проклясть, пускай и в этом доме недоброжелателей, желающих причинить вред Мальчику-Который-Выжил, и быть не должно. За исключением, может быть, Снейпа и Кричера, но профессор Дамблдор никогда бы не допустил врагов в столь опасной близости. Ведь правда? — Как всегда, Гермиона, — в конце концов, с усталым вздохом ответил он, и, подняв руку, чтобы просто почесать шрам, неожиданно замер при внимательном взгляде, тут же опуская руку обратно. Хватит с него этой паранойи. Грейнджер поджала губы, не сводя с него настороженного взгляда, точно заметившая его попытку коснуться шрама, но понявшая это в совершенно другом ключе. В плохом, разумеется. — И все же, Гарри, — вступил в разговор Рон, с трудом проглотив до этого приличный кусок еды, — какой-то ты бледный и молчаливый. Ты до сих пор не отошел от слушания? Ах. То самое слушание, когда Поттер едва не лишился не только палочки, но и своего единственного дома. — Я уже даже не думаю о нем, Рон, — честно признался он, действительно уже выкинув из головы не самый лучший момент в своей памяти, о котором хотелось забыть, как страшный сон. Потому что Поттер ни сколько не хотел думать о Министерстве Магии, сколько о событии, которое заставило его туда явиться и предстать перед судом как несовершеннолетний, использующий магию перед магглом. И никого абсолютно не заставлял хотя бы задуматься тот факт, что этот самый «маггл» был его собственным двоюродным братом, которому он спас жизнь от дементора! Дементора, появившегося, между прочим, в мире магглов! Тем, кто должен принять все это во внимание, как будто было все равно. Даже Корнелиус Фадж поначалу абсолютно не хотел верить в его показания и, особенно, что не мог не заметить даже подросток в своем состоянии, какая-то женщина с отвратительной ухмылкой. Все эти важные чистокровные и полукровки смотрели на него как на того, кто совершил преступление. Они с недоверием относились к словам Арабеллы Фигг, сквиба, а самому ему постоянно задавали какие-то наводящие вопросы. Гарри даже ненароком уже подумал, что ему так никогда и не поверят — сердце от этой мысли внутри невыносимо сжалось, а по телу и вовсе разлилось словно не принадлежащее ему чувство злости. Слава Богу, профессор Дамблдор пришел тогда, когда никто этого не ждал. И Гарри в этот момент действительно обрадовался. — И правильно, Гарри, — закивала согласно Гермиона, в очередной раз не давая гриффиндорцу донести ложку до рта из-за того, что начала просверливать его взглядом карих глаз. — Просто невероятно, что Визенгамот действительно не хотел верить в твои показания! — Гермиона… — с усталым вздохом начал парень, не желая поднимать снова эту тему, но на губах все же сама собой появилась улыбка. Внутри стало невыносимо тепло от той мысли, что друзья переживают за него, пускай и он так еще не смог простить до конца их из-за так называемого «запрета директора». Как будто девушка, родившаяся в маггловской семье, не могла как-то связаться с ним с помощью телефона… Так, стоп. Не стоит думать об этом. Помотав головой и заработав на себе парочку удивленных взглядов, Поттер, в конце концов, убрал тарелку уже холодного супа от себя подальше, смирившись с тем, что ему не суждено будет поесть нормально. — И правда, Гермиона, Гарри не хочет больше обсуждать эту тему, ты же видишь, — встал на его сторону Уизли, чтобы обратиться уже к другу: — Давай поговорим лучше о чем-нибудь другом. Я слышал, в этом году могут выставить на продажу какие-то новенькие модели гоночной метлы! Представляешь? При эти словах у Поттера заинтересованно блеснули спрятанные за очками глаза, потому что ему и вправду просто необходимо было отвлечься. Метлы и любимый квиддич всегда помогают ему в этом. И нет, Гарри ни за что больше не будет вспоминать о том невыносимом чужеродном чувстве страха внутри, когда дементор высасывал из него душу. Он-то давно победил страх к стражу Азкабана, но именно тогда в нем что-то будто приказывало защитить себя любым способом, что он, собственно говоря, и сделал. Сейчас нужно просто закопать эти воспоминания как можно глубже. Вот и все. Потому что странностей в его жизни и так предостаточно.***
— Сохатик! Остановившись после одного лишь прозвучавшего слова, Поттер тут же развернулся лицом к говорившему. На лице сама собой появилась широкая улыбка. — Сириус, — продолжая улыбаться, поприветствовал он крестного, чувствуя, как чужая рука почти сразу же приземлилась на его плечо и сжала в таком же своеобразном приветствии. — Как поживает мой любимый крестник? — безумно заразительно улыбаясь, спросил через некоторое время мужчина, убрав свою руку и взмахнув ею в сторону, молчаливо призывая последовать за собой. Они начали идти спокойным шагом бок о бок по коридору — некоторые из картин неизвестных подростку людей провожали их любопытными взглядами, а кто-то и вовсе недовольно смотрел им вслед. Благо, что миссис Блэк находилась далеко от них, потому что Гарри до сих пор с дрожью вспоминает ее крики по поводу «грязи» в сторону его, Гермионы и многих других. И если его она однажды назвала довольно простым «грязный полукровка», то то, что она говорила про его подругу, и вспоминать не хотелось. Хорошо, что эту картину предпочитали чаще держать как можно дальше от чужих глаз. А еще однажды подросток случайно заметил что-то странное, когда Вальбурга Блэк случайно увидела своего сына — в ее глазах на секунду пролетела такое безумное отвращение и ярость, что у него ненароком пролетела мысль, что она снова увидела Гермиону. Вот только это было далеко не так — в тот момент рядом был лишь он и Сириус. Миссис Блэк тогда накрыли заглушающим ее крики полотном быстрее, чем Гарри успел это осознать и задать вопрос, ведь это было точно ненормально. Такая лютая ненависть и отвращение к своему ребенку… Он бы это понял, если бы Сириус не был родным по крови сыном, ведь, так или иначе, с таким отношением гриффиндорец сталкивается в семье Дурслей всю свою жизнь. — Все порядке, Бродяга. А что насчет тебя? — решив не вдаваться в подробности его состояния, задал более важный вопрос парень. И ведь действительно, Поттер абсолютно не хотел обсуждать даже со своим крестным отцом творящиеся с ним вещи. По крайней мере, пока, ведь нельзя ни в коем случае забывать, что не все «странное» в мире волшебников было, на самом деле, нормально — просто к этому привыкли. А вот гриффиндорец ни за что не привыкнет к так и не исчезнувшему чувству как можно быстрее оказаться в той проклятой комнате. Вот уж нет. — Все как обычно. Сижу в собственном доме как в четырех стенах и лишь изредка могу прогуляться поблизости в образе анимага, — со вздохом признался тот, когда они завернули за угол, но довольно быстро взял себя в руки и продолжил уже тем самым шутливым тоном: — Хотя, знаешь, есть в этом даже что-то хорошее: я наконец-то, когда ты здесь, могу сколько угодно общаться со своим любимым Сохатиком! Ну как там, сердцеед, много девушек за каникулы успел охмурить? Подмигнув, Блэк весело расхохотался при виде небольшого румянца на щеках своего крестника, не заметив, что, на самом деле, Гарри покраснел от тихого гнева из-за Сириуса, которого до сих пор считают сумасшедшим преступником. Он-то прекрасно видел как больно говорить Бродяге о свободе, как больно знать тому, что в его абсолютную непричастность к убийству магглов, Питера Петтигрю и в пособничестве Волдеморту не верят. Глубоко вздохнув, чтобы унять гнев, подросток улыбнулся, показывая, что понял шутку крестного. Тот в ответ, подозрительно прищурившись, совсем неожиданно для него начал буквально заваливать вопросами про личную жизнь: есть ли у него постоянная девушка и как она выглядит; когда у него был самый первый поцелуй, а также сам начал делиться советами как обрадовать любую девушку самым обычным подарком, преподнесенном как что-то бесценное. И, честно признаться, гриффиндорец действительно слушал Сириуса чуть не с открытым ртом, пускай и был абсолютно далек от темы отношений. Ведь главное было не то, что рассказывал мужчина, а то, что он наконец проводил время рядом со своим близким человеком и был абсолютно счастлив. И плевать ему на то, что внутри будто что-то странно недовольно зашевелилось, когда они начали разговаривать про девушек — Блэк делился своим огромным опытом, постоянно мечтательно ухмыляясь, будто вспомнал что-то этакое, а Гарри мог в ответ лишь отдаленно поведать, что ему нравилась — и, признаться, до сих пор нравится — одна девушка с Равенкло, потому что опыта у него не было от слова совсем. Про первый поцелуй и говорить было подавно. Точнее, парень не собирался врать, говоря, что он уже у него был. Их беседа прошла незаметно: от обоих то и дело доносился смех и вокруг словно можно было ощутить невидимую ауру счастья. — Знаешь, Гарри, — вдруг начал серьезно мужчина, стоило им остановиться, вынудив его удивленно посмотреть на Сириуса. — Я заметил, что ты уже несколько дней интересуешься этой комнатой. С непониманием нахмурившись, Поттер наконец обратил внимание на то место, где они остановились. Сердце тут же пропустило удар, а внутри как будто что-то заинтересованно дернулось. На целую секунду в нем вновь возникло то самое неизвестное чувство, призывающее его сию секунду ворваться в эту комнату. — О чем ты, Сириус? — изобразил непонимание парень, незаметно сжав руки в кулаки, чтобы сдержать желание коснуться ручки. Эта же комната опасна, верно? Почему тогда они здесь остановились? Блэк хмыкнул. — Сохатик, ты совершенно не умеешь врать, — заулыбался вдруг тот, совершенно неожиданно для него спокойно отворяя дверь, вынудив его сердцу подскочить. Когда мужчина спокойно вошел сюда, Поттер как привязанный последовал за ним, с какой-то жадностью бегая глазами по всей комнате, словно хотел что-то найти. Но ведь гриффиндорец впервые видит эту заброшенную комнату! — Это… — вздохнул он, остановившись недалеко от крестного, который с каким-то неясным выражением лица, не отрываясь, смотрел в одну точку, будто погрузившись в далекие воспоминания. В конце концов, заметно вздрогнув после прозвучавшего голоса, Сириус повернулся к нему. — Комната моего младшего брата, — вновь начиная обводить взглядом комнату, мужчина продолжил говорить как с самим собой: — Регулус был… — осекшись, тот помотал головой, из-за чего Гарри вмиг понял, что его крестный не хотел еще говорить об этом, — Знаешь, Гарри, я совсем не ожидал, что заинтересуешься именно этим местом. Потому что, несмотря на то, как бы мне не хотелось этого признавать, здесь нет ничего. Просто еще одна забытая комната. Вот и все. Замолчав, Сириус погрузился в себя. Его выражение лица, хоть и тот старался это скрыть, стало болезненным. Гарри абсолютно не нравилось осознавать, что крестный начал вспоминать что-то плохое из-за его глупого любопытства, так что он тут же поспешил это исправить: — Бродяга, — положил руку на плечо мужчине парень, благодаря чему Блэк тут же обратил на него внимание, удивленно распахнув глаза, как будто увидел его впервые. При виде Поттера в его серых глазах тут же пролетела та самая искра живого человека, который до безумия раньше любил шутить. — Прости старика, задумался, — выпрямился тот, вернув на лицо улыбку, которая как приклеенная появлялась на лице, стоило показаться его крестнику. — Если ты так желаешь, то можешь поискать здесь что-нибудь. Уверен, все, что может причинить тебе вред, здесь давным-давно нет, так что ты в полной безопасности. А я пока сбегаю в общую столовую, ладно? Принесу что-нибудь вкусное. Машинально кивнув, Поттер еще какое-то время проследил за тем, как подозрительно поспешно уходит Сириус, пока, в конце концов, не остался совершенно один. В голове почему-то совершенно не возникло мысли, что его крестный отец мог просто позвать домовика и тот бы принес что угодно, несмотря на то, сколько бы раз не проклял их всех. Шрам вдруг, едва не прерывая мысли, кольнул неясной болью, а ноги сами собой понесли его к куче хлама. — И что я здесь вообще делаю?.. — пробормотал, нахмурившись, гриффиндорец, рассматривая неясную кучу так внимательно, как будто старался найти то, что все это время буквально взывало к нему. Настойчиво и так сильно, что Поттер не мог понять не только то, почему в эту комнату его вообще пустили, но и то, почему Сириус ничего не чувствовал. Помотав головой и с силой отогнав все не принадлежащие ему чувства (точно какое-то проклятие, пора рассказать крестному!), Поттер уже хотел повернуться, чтобы уйти отсюда, как вдруг какой-то блеск привлек его внимание. Сердце пропустило удар, а самого его наполнило безумное, абсолютно ненормально счастье. Облегчение и искра застарелой ярости. Тело тут же само собой наклонилось вниз, а рука потянулась вперед — сглотнув, Гарри без какого-либо труда убрал посторонние сейчас предметы и увидел то, что вынудило задрожать.— Мой.
— Черт, — прошипел гриффиндорец, как наяву расслышав чужой низкий голос в голове, чтобы в тот же миг резко развернуться в сторону двери. Там не было абсолютно никого. Вновь обратив внимание на необычный и так приковывающий внимание медальон с рисунком в виде буквы «S», не ожидая этого от себя, парень взял его в руку, мгновенно ощутив сразу несколько вещей: при первом же контакте с холодным металлом медальона тело наполнило невообразимое спокойствие и чувство безопасности, сердце в груди забилось как сумасшедшее, а глаза как зачарованные смотрели на предмет. Не было сил оторваться даже на миг, благодаря чему он совершенно не обратил внимание на будто чей-то удовлетворенный хмык, в котором можно было расслышать безграничное чувство спокойствия. Относительно пришел в себя Гарри лишь через некоторое время. Нахмурившись, Поттер широко распахнул глаза, когда поймал себя над тем, что какого-то черта держит медальон за цепочку, как бы собирался надеть его на шею. Проклятье. Пробормотав себе что-то под нос, подросток уже было хотел кинуть этот точно проклятый предмет обратно в кучу хлама, но по какой-то причине рука не то что не поднималась это сделать, так еще при этих мыслях в собственных глазах потемнело от неясной вспышки самого настоящего гнева. — Нет, это точно ненормально… — сглотнул он, стоило осознать в полной мере, что, кажется, только что Мальчик-Который-Выжил натворил что-то крайне ужасное. И что ему теперь делать? Сириус ведь должен вернуться с минуту на минуту! Если, правда, сюда еще не заглянет кто-нибудь другой. Вот как он должен им объяснить проклятый медальон, который как приклеенный лежит в его руке? — Не нужно ничего никому объяснять, Гарри. Широко распахнув от шока глаза, подросток резко развернулся после прозвучавшего чужого голоса, уже нащупывая свободной рукой волшебную палочку, но, к удивлению, рука зависла на половине пути, как бы кто-то не давал до конца совершить задуманное. Вместо того, чтобы вновь попытаться направить палочку на элегантно прислонившегося к дверному косяку (его тут же пронзило сильное чувство де жа вю), Гарри прищурился и направил все свои эмоции в этот момент на стоявшего. На того, кто должен быть лишь сном. — Какие эмоции, браво, Гарри, я польщен! — заухмылялся чертов Риддл, разглядывая его как самого прекрасного зверя в зоопарке. У него даже ненароком пролетела мысль, что слизеринец явно сейчас сдерживает какие-то сильные эмоции, чтобы не показать их. — Ты не должен быть здесь, — проскрежетал от злости гриффиндорец, не замечая, как при этих словах медальон в руке опасно начал нагреваться. — Ты же всего лишь мне приснился! Да. Все правильно. Ведь подросток уже давно решил для себя, что это был лишь сон. Тогда, в библиотеке. Марволо в ответ элегантно выгнул тонкую бровь и удивленно приоткрыл рот в форме буквы «о», чтобы затем наклонить голову и уставиться на него — его синие глаза сверкнули в полумраке знакомой алой искрой. — Ты видишь меня в своих снах, дорогой? — явно выделил последнее слово тот, и было в этом предложении что-то абсолютно ненормальное, интимное. — Мне очень интересно об этом послушать. Расскажешь? Нет, да он издевается! — Лучше ты мне расскажи, что ты, черт возьми, снова здесь делаешь, — парировал в ответ Поттер и, стоило Риддлу сделать к нему несколько шагов, как сам он машинально шагнул назад, тут же столкнувшись с той самой кучей. Изнутри снова вырвалось проклятье. Том неожиданно рассмеялся. — Такой грязный язык, — с каким-то восхищением произнес тот, отчего у Гарри чуть глаза на лоб не полезли, благо, сдерживаться от какого-нибудь ужасного решения подросток был еще в силах. Где его волшебная палочка? Почему он до сих пор не может взять ее в руки, вместо этого продолжая держать медальон?! — Отлично, — неожиданно спокойно ответил парень, и, выпрямившись, начал идти целенаправленно в сторону удивленно приподнявшего брови слизеринца, чтобы спокойно пройти мимо него. Вернувшиеся галлюцинации нужно игнорировать. Рука уже коснулась ручки и начала открывать дверь… Правда, выйти из комнаты ему было не суждено, так как совершенно неожиданно его схватила за руку безумно живая и теплая рука, послав мгновенный огненный импульс по всему его телу. В голове кто-то удовлетворенно замурлыкал. — Давай-ка поговорим, Гарри, — начал слизеринец, невинно улыбаясь, но было в этой улыбке что-то темное, жадное, из-за чего дыхание сбилось от вида опасности, вопреки жару во всем теле. Это все нужно заканчивать. Стоило ему открыть рот, чтобы ответить, как вдруг недалеко, прямо за почти полностью открытой дверью, раздался другой голос: — Сохатик! Прости, что так долго, снова матушка задержала из-за своих криков. Кто-то из наших случайно снял полотно… Заулыбавшись, Поттер упустил момент, когда все это время державший его Том недовольно цокнул и бросил на не видевшего его мужчину ледяной взгляд полностью алых глаз, прежде чем полностью исчезнуть. — Ничего, Сириус, — отмахнулся как ни в чем ни бывало Поттер, машинально при виде крестного убрав руку в карман, тем самым спрятав медальон. От облегчения того, что, кажется, действительно настоящий Риддл исчез, подросток выдохнул. По крайней мере, молодой Волдеморт не будет его посещать, когда рядом есть кто-то. — Что, ничего не нашел здесь? — посмотрел на его «пустые» руки Блэк, неожиданно кивнув. — И хорошо. Что бы я не сказал ранее, лучше купить что-нибудь интересное в Косой Аллее, чем брать что-либо отсюда. Внутри что-то с темным несогласием дернулось. Запястье, за которое его держал Том, по какой-то причине довольно долгое время будто жгло.***
Наблюдая за тем, как, откланявшись, уходит очередной Пожиратель, сообщивший о выполненном задании, вместо удовлетворения Волдеморт чувствовал лишь раздражение и остатки ярости. Задумчиво постукивая пальцем по подлокотнику, мужчина на секунду обратил внимание на зажженный камин, который после недолгого взгляда на него тут же был погашен одним движением палочки. Отвратительно. По огромной комнате вдруг одной темной вспышкой прошлась ледяная магия, которая сполна могла сказать одному случайно появившемуся о том, что Темный Лорд был далеко не в настроении. Так и было. Совсем недавно с ним связалась частица его души, заключенная в медальон. И мало того, что это произошло впервые в жизни, мало того, что крестраж проснулся без его воли, так он еще и рассказал ему не самые лучшие новости, от которых Волдеморт едва не потерял контроль. Регулус Блэк украл его драгоценный крестраж, который все это время находился в доме проклятых Блэков. Этот предатель посмел тронуть то, что принадлежит лишь ему! Мужчина был просто в бешенстве, и кто знает, что бы произошло, если бы его разум продолжало затмевать безумие. Малфой-Мэнор наверняка бы лишился доброй части, благо, Марволо вовремя успел взять себя в руки. Но сдерживать себя даже сейчас было трудно лишь по одной причине — Гарри Поттер совершенно не умеет слушать! Гарри Поттер, единственный в мире человеческий крестраж, не верит в то, что явившаяся из медальона частица души настоящая! Глупый мальчишка. Пора бы ему взять ситуацию в руки, пока в дело не решится ввязаться один старый манипулятор, который сделает все ради общего блага, если узнает о чем-то столь важном. Он ни за что не позволит, чтобы столь редкий человеческий крестраж уничтожили. Чтобы его крестраж уничтожили. Мальчик-Который-Выжил был слишком ценен как не только тот, кто смог победить его в детском возрасте и кто столько раз оставлял самого его в проигрыше, но и как то, что необходимо держать при себе, в абсолютной безопасности. Больше такого позора, как вышло с медальоном, он не допустит, потому что теперь его разум чист от безумия. И теперь Темный Лорд благодаря медальону матери имел необходимую ниточку, ведущую к самому бесценному. Хмыкнув, мужчина откинулся на спинку трона и сосредоточился на связи и на множестве эмоций, что связывает их — это было невыносимо прекрасно. И вот наконец, когда конец ниточки привел его к цели, которая сию секундно почувствовала его присутствие и буквально запела от счастья, Волдеморт улыбнулся.— Гарри?
***