***
После его встречи с Волдемортом и после того, когда он последний раз держал в руках медальон, спустя какое-то время произошло несколько необычных событий. На самом деле, поначалу все было относительно спокойно. Ну, если можно так сказать про учебные дни в Хогвартсе, потому что даже в этом новом году не обошлось без своих странностей. Гарри Поттер и проживет учебный год как обычный учащийся волшебник? Да быть такого не может! Значительное событие случилось тогда, когда он наконец-то решился и на завтраке нашел стол Равенкло и саму девушку, с которой столь долго пытался просто поговорить. Возможно, спросить о том, что ей нравится, а что нет. И ни в коем случае не спрашивать ее о Седрике, кошмары о котором пытается забыть сам он с самого лета. При первом взгляде на нее, такую красивую и нежную, на ее добрую улыбку и длинные, будто шелковые прямые волосы, Поттер даже сначала не понял, что в груди теперь ничего не екает. Не было никакого жара на щеках и быстрого стука сердца. Не было волнительного покалывания кончиков пальцев и еще более глупого заикания или идиотского смеха. Чжоу Чанг была красивой, да, он это признавал, но в его сердце при взгляде на нее была абсолютная пустота, будто перед ним, приветливо улыбаясь и ожидая от него хоть каких-то слов, когда гриффиндорец стоял как болван и только смотрел, сидела просто самая обычная незнакомая девушка с приятной внешностью. Он не любил ее. Она ему не нравилась как девушка. Она была просто… чужой. Вот тогда и Гарри, быстро пробормотав какую-то чушь о том, что ему нужно спешить (а ведь она так ждала, когда он заговорит, он видел это прямо в ее глазах), поспешно ушел, не зная, что оставил Чжоу полностью растерянной в окружении ее подруг, теперь грозно настроенных против Мальчика-Который-Выжил. И именно так Гарри понял, что его сама первая влюбленность прошла, еще не успев даже начаться, и он понятия не имел, почему столь быстро растерял все чувства к той, что ворвалась в его сердце еще при первом взгляде в поезде на пути в Хогвартс. Следующее событие произошло прямо на уроке. На уроке ЗОТИ, некогда любимом им больше всех, парень едва не вышел из себя из-за одной розовой жабы (как прозвал ее Рон). А все по той простой причине, что Амбридж, привычно выдавливая из себя миленькую, слащавую улыбочку, даже спустя огромное количество времени не дала им и шанса испробовать выученное заклинание, хотя студенты под конец темы ожидали, что их профессор сжалится. Но все вышло с точности наоборот: женщина дала им проверочный тест — письменный — а стоило всем его закончить, как она уже объявила о том, что их результаты будут озвучены на следующий урок, а затем и вовсе начала совершенно новую тему. Гермиона едва не вырывала на себе волосы. Рон постоянно хмурился. А сам Гарри в тот момент едва не вступил с Амбридж в спор, и только чудо спасло его от участи быть наказанным, потому что он прекрасно понимал, что это подобие профессора под личиной милой дамы в розовом, зная, насколько Поттер может быть вспыльчивым, точно не упустит шанса наказать его, как только подросток перейдет грань. В общем, он понял очень многое. Амбридж все продолжала и продолжала строить из себя невинного человека, которого заботили студенты настолько сильно, что она опасалась, как бы они не поранились, когда будут использовать заклинание. Дамблдор все продолжал и продолжал твердить, что ничего не может с этим поделать, потому что ее вызвал сам Министр, а его слово намного выше слова директора Хогвартса. Снейп все продолжал и продолжал следить за ним (не так уж тайно) и даже практически не высказывался о его умственных способностях (или их отсутствии) в любое удобное время, будь хоть они одни или в окружении слизеринцев, которым только и показывай каждый день такое представление. В общем, весь месяц был крайне странным, а ведь он еще не говорит о том, что сам Малфой иногда косо на него поглядывал, но так и за все время не пытался задеть его, правда, только если гриффиндорец сам случайно на него не натолкнется. Но то, что Поттер действительно осознавал и злился от этого, заключалось в том, что по неизвестной причине ему стало гораздо труднее сдерживаться на уроке с розовой жабой, будто всех предыдущих моментов, когда он молчал без особых проблем, и вовсе не было. Просто в любой миг у него было стойкое чувство, что однажды ему не поможет даже собственная сила воли — как Гарри окрестил странное ощущение внутри, отдаленно напоминающее ему дни, когда он носил на шее часть его врага. Однако где-то глубоко внутри гриффиндорец чувствовал, что прекрасно знал причину. После того, как Гарри вернул медальон своему владельцу, Волдеморт особо не связывался с ним, что было ожидаемо, потому что от гриффиндорца только и требовалось, что сохранить найденную вещь и в нужный момент отдать. И он отдал. Безвозвратно. И больше не сможет никогда вернуть, даже если… Как только после их последнего разговора прошла неделя, к своему удивлению, Поттер медленно начал осозновать, что, если посмотреть со стороны, то, что он спокойно общался со своим врагом, выглядело очень странно и как-то… неправильно. Иногда в голове словно так и звучало назойливое «стой, стой, погоди, здесь что-то не так», когда ночами он вспоминал обо всем то, что произошло. Но, опять же, это чувство пропадало утром, и лишь отдаленные отголоски напоминали о нем, от чего Поттер бесился еще сильнее, ощущая себя то ли идиотом, то ли самой настоящей марионеткой, которую дергают за ниточки и не позволяют о чем-то знать. Да, пускай парень далеко не всегда мог понять, что именно его столь долго тревожило, он все равно был стойко уверен, что это не он сам себе что-то выдумал или просто слишком устал, а это с ним кто-то что-то делает. Играет? Не позволяет что-то узнать? Хочет что-то скрыть? Защитить его? Гриффиндорец не имел понятия. Все его подозрения, конечно же, падали на Тома, потому что его нельзя просто так считать за приятеля с учетом того, что он являлся темным волшебником и без проблем мог манипулировать или наврать такому человеку, как он. Однако особо над этим Гарри почему-то не думал, хотя и следовало бы, ведь не было совершенно никого, кто мог бы причастен к такому странному состоянию, когда собственные желания и чувства изменялись точно по чужой воле. Снейп? Было бы вполне возможно, вот только зельевар никогда не действовал бы столь скрытно и не упустил бы возможность «узнать, почему это любимый избранный постоянно витает в облаках и будто на что-то злится». Малфой? Да Гарри с ним почти и словом не обмолвился после случая в поезде, так что, по сути, у слизеринца в этом году не было повода подшутить над гриффиндорцем. А кто еще мог это быть? Студенты из другого факультета, которых он абсолютно не знал? В общем, Гарри точно пришел к выводу, что в его состоянии он сам не виновен, однако в истинном виновнике все равно сомневался и еще больше злился, когда не мог понять. Конечно же, этого не могли не заметить его друзья. — Гарри, ты чего это? — удивленно и обеспокоенно спросил Рон за завтраком, смотря куда-то в его тарелку. Поттер опустил равнодушный взгляд вниз и увидел, как с силой протыкает ни в чем ни повинную яичницу вилкой уже добрые несколько минут. — Что-то случилось? — в свою очередь, спросила Гермиона, долгое время подмечая каждую эмоцию гриффиндорца: его погружение в себя, нахмуренные брови и потемневшие глаза цвета запретного заклинания. Вздохнув и убрав вилку в сторону, подросток наконец-то осознал, что вообще-то ест вместе с другими студентами, которые сейчас одновременно переговариваются друг с другом, а кто-то и вовсе умудряется повторять домашнее задание. Ну, или, по крайней мере, он пытается есть, судя по жалкому состоянию когда-то с любовью приготовленной домовиками яичницы, которую он последние несколько минут превращал непонятно во что из-за того, что погрузился в свои мысли. — Нет, Герм, — соврал Поттер, к сожалению подметив, что врет своим друзьям уже не в первый раз. А если еще вспомнить о медальоне, то… Погодите. А разве он не хотел раньше рассказать о том, что нашел в комнате Регулуса Блэка, не только Рону и Гермионе, но и директору? — Гарри, — поджала сильнее губы девушка, увидев, что по какой-то причине ее друг еще сильнее нахмурился с огромным непониманием, будто пытался что-то усиленно понять. — Друг, с тобой в последнее время действительно что-то происходит, — Уизли даже оторвался от завтрака, обеспокоенно вглядываясь в лицо почему-то молчавшего гриффиндорца, кожа которого немного побледнела, а под глазами залегли небольшие темные круги. — И мы хотим узнать, что именно тебя тревожит, Гарри, но ты просто не рассказываешь нам. Грейнджер едва заметно согласно кивнула и продолжила: — Мы же твои друзья, Гарри, и всегда поможем тебе и выслушаем, — тепло улыбнувшись, она аккуратно положила свою ладонь на чужую, чуть сжав ее в поддержке. — Это Сириус? Профессор Снейп вновь снял с тебя баллы? Или… От чувства тепла руки своей подруги и молчаливой поддержки со стороны рыжеволосого друга Поттер мысленно помотал головой и уже окончательно пришел в себя. — Гермиона, это совсем не то, — в конце концов, принял решение спросить кое о чем подросток, пускай и тревожило глубоко внутри его совсем другое. — Я… Ты что-нибудь знаешь о магическом ядре? Удивленно моргнув, точно не ожидая такого вопроса, Грейнджер убрала ладонь, а Уизли приподнял брови. — Гарри, мы ведь проходили тему магического ядра еще на первом курсе, разве ты не помнишь? — осторожно спросила та, на что он только покачал отрицательно головой. Девушка вздохнула, поняв, что их первый курс в основном состоял из поиска создателя философского камня и борьбы с Тем-Кого-Нельзя-Называть, так было неудивительно забыть, тем более, на дальнейших курсах эту тему больше не поднимали. — Что именно ты хочешь знать? Задумавшись на мгновение, Поттер вновь погрузился в недавние воспоминания. — Я думаю, все. День, когда он заметил, что что-то не так, наступил тогда, когда парень обыденно и в тайне от всех тренировался в беспалочковой магии. Конечно, поначалу Гарри делал это с помощью палочки, но со временем решил не использовать ее. Все-таки волшебники, желающие защитить себя и других, были обязаны всегда знать, что в битве их волшебную палочку запросто могут отнять тем же Экспеллиармусом, что оставит их полностью беззащитными перед врагом. Тем более, Риддл, холодно улыбаясь, всегда напоминал ему, что, находясь в опасности в маггловском мире, он может защититься беспалочковой магией и никто об этом не узнает. Потому что Министерство отслеживает всплески магии в запретных местах с помощью волшебной палочки, хотя и были ситуации, когда человека ловили именно за беспалочковую магию, но они были очень редкими, ведь, как оказалось, во-первых, обнаружить волшебника тяжелее, если тот не использует темные искусства и, во-вторых, далеко не все люди могли похвастаться столь сильной магией без своей волшебной палочки. Не то чтобы Гарри собирался следовать совету (приказу) Марволо, который явно был помешан на том, что ему необходимо защищаться как волшебник и никак иначе, но… В любом случае, этот совет был не совсем плохим. В общем, Поттер и вправду тогда практиковал Протего довольно долго времени. Точнее, действительно долго, потому что в тот самый день Амбридж особенно сильно вывела его из себя, поэтому он выражал все свои эмоции на самом себе, а иногда и на тренировочных манекенах. Магическое истощение, о котором постоянно напоминал ему Риддл, не давая тому случиться с помощью строгого «милый Гарри, поверь, тебе не понравится чувство слабости и полной беспомощности», наступило так резко и неожиданно, что гриффиндорец этого даже не сразу понял. Просто в один момент, видя, как на него собирается напасть манекен, парень уже хотел привычно произнести Протего с помощью волшебной палочки, как вдруг у него не только это не получилось, так еще и по телу прошла волна невыносимой слабости, из-за чего он больно упал на колени с высоты своего роста, тем самым случайно избежав атаки. Его конечности будто и вовсе не хотели двигаться — рука, державшая палочку, сильно дрожала — лицо резко побледнело, сравнившись цветом с призраком, а дыхание сбилось вместе с пульсом. Внутри была пугающая пустота. И Гарри не мог двигаться. — Надеюсь, как ты помнишь, — начала тем временем Гермиона, не заметив, как гриффиндорец вздрогнул и едва сдержал желание обнять себя руками, — каждый волшебник рождается с магическим ядром, благодаря которому и имеет возможность использовать магию. Однако, как бы это странно ни звучало, все же сама магия и ее сила не зависит от него совершенно, потому что с момента рождения все тело человека наполняет магия, именно оно является источником силы, а не ядро. Так сказать, как только ты родился, ядро начинает отдавать всю свою силу человеку, его телу, а само в дальнейшем никак не влияет на возможности волшебника. Если говорить коротко, оно становится ненужным. Понимаешь? — не дожидаясь ответа, она продолжила: — Тренируйся ты хоть сколько времени и трать силы, твое волшебное ядро всю жизнь будет таким же, а вот потоки магии по всему телу могут окрепнуть или ослабнуть. Поэтому на первом курсе была лишь единожды поднята эта тема, ведь ядро является нашим источником силы только в младенчестве до того момента, пока человек инстинктивно не начнет наполнять все свое тело магией. Гарри честно немного запутался. — То есть без ядра волшебник уже не волшебник? Гермиона посмотрела на него, как на идиота. — Конечно, ведь маггл не рождается с ядром, а вот я, пускай и как магглорожденная, родилась именно с ним. — Ого, Гермиона, почему я этого не помню? — удивленно спросил до этого долго молча слушавший Рон, в чьем голосе при желании можно было даже расслышать нотки восхищения знаниями девушки. — Хотя нет, стоп, я могу этого не помнить, ведь мы проходили тему магического ядра аж на первом курсе! Но ты у нас всегда была очень умная, помнить об этом столько лет! Скажи, — вдруг сделал голос тише подросток, склонившись ниже, — а ты и вправду можешь вспомнить даже о том, когда только училась читать? Хотя, уверен, ты умела это делать уже с самого рождения! На этот раз взгляда «ты так глупо пошутил?» удостоился от Грейнджер уже сам Уизли. — Рональд, если ты так сильно хочешь побольше узнать об этой теме и улучшить свою память, то ты всегда можешь попросить меня. Я с радостью помогу, все расскажу тебе и даже дам парочку книг. Уверен, для тебя они будут очень увлекательными, — мило улыбнулась та. Рон побледнел. — Да я же не в оби… — замялся парень. — Вот и договорились. Жду тебя завтра в библиотеке, — решила все за того Грейнджер, отчего Уизли совсем сдулся, поняв, что его искреннее восхищение приняли за обидную шутку. Поттер же, сглотнув, вновь погрузился в воспоминания, о которых, на самом деле, и вспоминать не хотел. Как бы не хотелось этого признавать, но Марволо бы абсолютно прав, когда утверждал, что ему не придется по душе слабость по всему телу от магического истощения. Гарри помнит, как в тот момент у него словно едва хватало сил даже на дыхание, а паника то и дело поступала к горлу, когда он с трудом держался в сознании, где-то на периферии помня, что тренировочный манекен все еще атакует его. Ему требовалось произнести всего лишь пару слов для того, чтобы манекен прекратил борьбу. Ему только и требовалось, что слегка взмахнуть палочкой, но даже этого Гарри сделать не мог. В ту самую секунду, смотря снизу вверх на готового атаковать манекена, он был уверен, что все-таки потеряет сознание, правда, только с помощью своего неживого врага. Но все же, не прекращая попыток подняться с пола, парень безумно сильно пожелал, чтобы у него хватило сил хотя бы чтобы увернуться, хотя бы сделать хоть что-то, чтобы не быть слабаком, которых так ненавидел один приставучий слизеринец. Он тоже почти больше всего на свете ненавидел быть слабым, когда чувствовал, что силы у него еще есть. Ненавидел собственное бессилие перед опасностью. Ненавидел ощущать себя за один момент абсолютно никем, кто, на самом деле, всегда должен подниматься, какие бы трудности перед ним не стояли. Ненавидел то, что выпустил из рук свою палочку и что туман в глазах вместе с головокружением заставляли его ползать, ища свое спасение на ощупь. Как же сильно ненавидел. И в то самое мгновение, когда в голове отчетливо сильно звучало будто потустороннее, откуда-то из самой глубины «возьми их, они все твои», парень совершенно внезапно ощутил где-то в груди невыносимое тепло, невозможный прилив сил, от которого у него безумно взволнованно забилось сердце. Гарри, глубоко вздохнув, тогда всего лишь поднял в сторону манекена руку и произнес заклинание Акцио, чтобы быстро вернуть находящуюся в той стороне палочку, как вдруг вместо того, чтобы вернуть палочку, манекен прямо на его глазах, будто по нему прошлась вспышка магии, взрывом разлетелся на щепки. Он не знал, что произошло. Он не знал, что сделал и почему у него было странное и твердое чувство того, что магия, которую он использовал, не являлась его собственной. После небольшого взрыва гриффиндорец несколько долгих секунд стоял на одном месте, не чувствуя, как по ладони медленно капала кровь от небольшого пореза от щепок, прежде чем все-таки потерял сознание и очнулся только поздно ночью на полу, полностью обескураженный и с почему-то полным запасом магических сил. Гермионе и Рону тогда пришлось сказать, что он вернулся столь поздно из-за того, что не следил за временем и просто решил прогуляться под мантией-невидимкой по Хогвартсу. Разумеется, Гарри знал, что в его вранье уже не верили. Он и сам себе давно не верил.***
О Выручай-комнате Поттеру рассказал еще Марволо. — Это место, — говорил в тот момент Риддл со странным блеском в глазах в полной тишине ночных коридоров Хогвартса, понизив голос почти до интимного, — является только нашей маленький тайной, милый Гарри. В недалеком прошлом парень абсолютно поначалу не поверил слизеринцу, когда тот попросил его ночью под мантией-невидимкой прийти на восьмой этаж и внимательно запоминать все то, что говорит и делает Марволо, однако теперь, уже которую неделю тренируясь в одиночестве в тайном месте замка, Поттер даже не думает больше сомневаться. Сегодняшний день (или ночь, что конкретнее) не отличался от других: гриффиндорец привычно, наплевав на и так плохой режим сна, но все равно чувствуя себя совестно из-за того, что вновь ничего не рассказал друзьям, незаметно ушел из гостиной своего факультета. Разумеется, за все время он уже выучил время, когда Филч и другие учителя патрулировали коридоры, так что ему не составило труда пробраться на восьмой этаж. Правда, только в этот раз он почему-то остановился. Только в этот раз все мысли занимала далеко не тренировка, а кое-что совершенно другое. И поэтому именно сегодня что-то пошло абсолютно не так. Привычно три раза пройдя мимо Выручай-комнаты, Гарри, не поднимая головы, зашел во внутрь, и почему-то, замерев на пару секунд на месте, резко сорвался с места как привязанный. Де жа вю, такое странное и непонятное, пронзило его так же быстро, как и прошло. Мантия его отца упала с него по пути, но он не заметил этого, потому что по какой-то причине бешеный стук его сердца прерывал все его мысли, а глаза, в которых можно было заметить какую-то восторженную искру, то и дело бегали по куче разного хлама, словно ища что-то одно. Он ощущал себя взволнованным. Таким безумно взволнованным непонятно из-за чего, будто его прямо сейчас кто-то вел за ниточку как марионетку туда, где находилось то, что при первом же взгляде сделает его самым счастливым на свете. Улыбаясь с таким восторгом, будто он впервые узнал, что он является волшебником, подросток наконец остановился возле места, которое притягивало его больше всего. Места, которое словно кричало «посмотри на меня, не отрывай от меня глаз, ведь ты…» — Я… — Гарри поднял голову и замер. …Ты нашел меня. Судорожно вздохнув и ощутив странное жжение в уголках глаз, Поттер, осторожно убрав с пути лишний хлам, будто инстинктивно зная, что именно нужно убрать, протянул дрожащую руку и остановился в миллиметре до своей цели. Ведь это была именно она. Гарри долго думал о том, где именно находится диадема Тома. Долго пытался найти ее, используя даже карту мародеров, но так ничего и не смог. Но что же теперь? — И почему я смог найти тебя только сейчас? — прошептал самому себе под нос парень, почему-то так и не решаясь прикоснуться к диадеме, но, в конце концов, спустя несколько секунд он уже держал ее в руках. По всему его телу вмиг прошлась будто магическая волна, импульсом осевшая на до сих пор бешено бившемся сердце. Гарри закрыл глаза, но даже так видел перед собой самую прекрасную диадему на свете, что он когда-либо вообще видел. — Красиво… — сами собой отчего-то прошептали губы, уголки которых то и дело поднимались вверх. Внутри него было так спокойно и легко. Будто он нашел недостающую часть себя. Словно все тревоги и гнев исчезли, как будто их и не было. И это было так… — Надеюсь, ты говоришь обо мне? — завораживающим шепотом, почти у самых губ. Мгновенно широко распахнув глаза, Гарри едва машинально не сделал от шока шаг назад, но чужие теплые руки, накрывшие его собственные, до сих пор державшие диадему, не дали ему даже сдвинуться с места, а взгляд невыносимо знакомых алых глаз и вовсе окончательно пригвоздил его к полу. Чужая хватка была сильной, собственнической, но все-таки осторожной, будто ее обладатель не хотел причинить даже самую малую боль, а мягкие подушечки аристократичных пальцев почему-то то и дело с нежностью поглаживали его ладони, будто готовясь вот-вот заставить гриффиндорца переплести свои пальцы с другими. Тонкие губы были в нескольких миллиметрах от его собственных, нарочно с каждой секундой то отстраняясь, то приближаясь к самой опасной интимной близости. Его дыхание практически смешалось с дыханием стоящего, который чуть склонился над ним, закрывая своим телом и не давая ни шанса увидеть все то, что находится за широкими плечами. Он смотрел — казалось бы, тот же самый человек, но немного старше и не в мантии старшекурсника, а в элегантной черной. Он не отрывал глаз, будто пожирая ими все его замершее тело и даже душу. Он показался ему на целую секунду кем-то… своим И он просто… — Риддл, — сглотнул Гарри, смотря прямо в алые омуты со смешинками на дне и чуть сжав в руках диадему, — Зачем ты здесь? Улыбнувшись так, как будто видел перед собой что-то невыносимо прекрасное и дорогое, Марволо, которому теперь было около двадцати лет, внезапно, не убирая своих рук от рук гриффиндорца, поднял их вверх, на секунду поддавшись вперед до соприкосновения грудью с чужой — резкий выдох Поттера через рот из-за шока тут же потонул в чужом, когда Риддл игриво и быстро поцеловал побледневшего подростка в приоткрытые губы. — Зачем я здесь, спрашиваешь? — будто эхом, с легким смешком прямо рядом с мочкой уха, пару мгновений не всерьез пытаясь слегка с лаской прикусить ту зубами. Гарри, все еще тщетно пытаясь успокоить стук своего сердца, не успел понять не только всего того, что произошло и что нет, но и то, что Марволо уже аккуратно одел на его голову диадему, невыносимо долго задержав руки на его взлохмаченных волосах. Будто желая приласкать и жаждя погрузиться пальцами в его пряди. Видишь меня? Это весь я прямо перед тобой. Когда Риддл сделал шаг назад и вдруг упал на одно колено, внутри него что-то остановилось. — Мой Король, — со смешком врущего всегда шута, слегка склонив с фальшивым почтением голову и смотря только на него снизу вверх взглядом сводящей с ума истинной зависимости, — Ваш подданный здесь, потому что Вы позвали его.***