***
— Мой Лорд, передвижения оборотней становятся все подозрительнее. Они все еще не нападают ни на какие ближайшие деревни, смею предположить, словно чего-то ожидая, однако на западе происходят волнения. Стая Фенрира за последний месяц несколько раз показывалась среди волшебников, никак не привлекая к себе внимания и лишь издалека наблюдая. Со слов Беллатрисы, которая не может сейчас присутствовать, они присматриваются и тщательно запоминают все то, что видят, — речь Антонина Долохова была четкой, а взгляд не отрывался от сидящего и внимательно слушавшего мужчины, чтобы не появилось ни одного шанса на то, что Долохов захочет приврать или что-то не договорить. Как и обычно, легилименция была привычным делом в отчете миссии. Каждый Пожиратель Смерти смотрел в алые глаза Темного Лорда и буквально открывал ему свои самые потаенные мысли и ценные воспоминания. Однако в этот раз, смотря прямо в чужие омуты цвета засохшей крови, мужчине на миг показалось, что на самом их дне, глубоко в темноте, горела маленькая искра волнения. И если бы он осмелился хотя бы еще один раз прочитать эмоции недосягаемого для него человека, заменившего ему все, то, помимо этого, Долохов увидел бы уже долгое время не потухающий огонь, отражающий как две капли воды мальчишку со знаменитым шрамом на лбу. То самое когда-то вспыхнувшее непокорной зеленью пламя и потухший огонь предательства и горькое, успевшее вырваться лишь шепотом на губах: — Почему? Долохов этого не видел не только потому, что не желал, но и по той простой причине, что ему не позволили бы. На самом деле, никому не позволили, ведь то, из-за чего у существа, лишенного целостной души, в груди впервые за долгие годы ожило нечто, похожее на самое искреннее сожаление, не хотел признавать даже его носитель. Даже сам Волдеморт не желал что-либо видеть, что уж говорить о постороннем человеке, который и представить себе не мог, что враг Темного Лорда однажды превратится в ответно читающее в алых глазах… — Потому что это ты. Слегка поклонившийся перед тем, кого он глубоко уважает, Антонин, даже несмотря на все произошедшее с Темным Лордом, откинув всякие непозволительные мысли, имеющие лишь одно основание «Темного Лорда что-то тревожит», лишь не осмелился показать сомнения и задать вопрос. Мужчина доверял их Лорду собственную жизнь и готов был в любой момент без слов или же после приказа пожертвовать самим собой, поэтому ни за что бы не высказал сомнения насчет заключенной с оборотнями сделки. Вот и по этой и причине Антонин тут же избавился от мыслей насчет того, не опасно ли им самим было заключать сделку, поскольку стая Фенрира давно стала вести себя крайне подозрительно. Попытка разузнать об оборотнях, умеющих пользоваться магией, была одна из многих странных вещей, которые заслуживали внимания. Да, конечно же, оборотни были своевольны и не терпели, если им что-то указывали или запрещали, — особенно ненавистные ими волшебники — но по неизвестной причине они стали интересоваться самими же колдуньями и колдунами. Любой бы человек тут же понял, что оборотни явно что-то замышляют, да и на сделку им плевать, и в такие моменты у Долохова вновь сама собой возникала мысль разорвать сделку и всерьез взяться за стаю Фенрира. Ведь последнее время Пожиратели Смерти только следили за ними и докладывали о всех действиях их Лорду, который еще лучше них должен понимать, что оборотни вполне могут замышлять что-то против Темного Лорда и даже перейти дорогу настолько, что это помешает всем его планам. Да и в кругу Пожирателей, честно признаться, не все так гладко. Несмотря на то, что каждый ни в коем случае не показывает своих истинных эмоций перед Темным Лордом насчет него же, никто не может исключать — а особенно теперь, когда все настолько изменилось — обсуждений об их Лорде наедине. Разумеется, они не позволяли себе сказать что-то плохое о волшебнике, который многим дал шанс на новую жизнь и возможности, однако, как бы этого ни хотелось признавать, практически всех волновал столь сильно изменившийся Темный Лорд. Он не только не давал волю кровожадным желаниям Пожирателей расправиться с грязнокровками и отвратительными магглами, но и, в отличие от себя прежнего, действовал из тени и крайне осторожно. Что уж говорить о том, что волшебник больше не имеет змеиноподобной внешности? Магия свидетель, Беллатриса действительно сошла с ума еще раз. Она буквально старалась находить как можно больше возможностей встретиться лицом к лицу с «ее Повелителем», давно перестав обращать внимание на тот факт, что была замужем за Родольфусом, который, нельзя не признать, сам позволял своей жене что угодно. В глазах женщины горели самое настоящее безумие и одержимость, которых ничто не могло усмирить — наоборот, с каждой встречей безумный огонь Лейстрендж возгорался с новой силой, и что-то подсказывало даже Антонину, совершенно незаинтересованному происходящим с Беллатрисой, что когда-то одержимость Темным Лордом перейдет во что-то куда более опасное. Но это абсолютно не дело Долохова. Если женщина, которая находится на самом верху сложившейся иерархии, так желает попасть когда-нибудь в немилость Лорду, то никто не будет ей мешать. Все же каждый, даже самый невостребованный Пожиратель Смерти, который едва ли чем-то выделился в глазах темного волшебника, готов голыми руками урвать себе место подле их Лорда. Волшебники надеялись, что при таком случае внимание Темного Лорда наконец упадет на них, да и сам Антонин, честно признаться, был рад, что ему сегодня выпал шанс остаться наедине с Лордом. — Эти существа поистине удивительны. Ты так не считаешь, Антонин? — прервал наконец тишину мужской голос: все такой же холодный, несмотря на усмешку, едва коснувшуюся уголков губ. — Едва увидев шанс на то, что им удастся стать выше всех в магическом мире, они готовы перенять абсолютно все у ненавистных ими волшебников и у тех оборотней со знаниями магии, которых они же и презирают. Очевидно, наш дорогой Фенрир и его стая не привыкли так долго ждать и решили все взять в свои руки. Долохов сразу же понял, что их Лорд говорит о той самой сделке. — Ах да, есть ли новости от Люциуса? — не дожидаясь ответа от Антонина, спросил сидящий, и Долохов, даже желавший услышать от Темного Лорда четкий приказ раз и навсегда разобраться с оборотнями, мог лишь ответить: — Он должен вернуться через несколько часов, мой Лорд. Люциус Малфой действительно отсутствовал по очень важной причине. Поскольку клятву, чьим свидетелем была сама магия, нельзя было так просто разорвать, да и здесь имело большое значение ясность разума, то и говорить что-либо о насильственном захвате власти и порабощении всех неугодных не стоило. По крайней мере, пока. Поэтому сейчас Люциус, вооруженный темными секретами и делами министра Фаджа, которые самому Волдеморту удалось обнаружить благодаря некоторым связям, ищет человека, имеющего значимое влияние на Министерство и волшебников в целом, и того, кто одновременно не испытывает к министру каких-либо теплых чувств, но все равно находится под его вниманием как кто-то полезный. Малфой ищет того, кто давно жаждет свергнуть Корнелиуса с его мягкого места. Так сказать, волка в шкуре овечки. Волка, готового признать, что министр Фадж оказался на своей должности далеко не честным путем и того, кто порекомендует одного пока что мало известного человека. Но у этого неизвестного человека совсем скоро будет известная фамилия и вернется по праву принадлежащее ему положение в магическом мире. Ведь гоблинов совсем не волнуют дела волшебников, и даже Темный Лорд Волдеморт, желавший принять фамилию известного рода Слизерин как единственный его наследник, совершенно не стоит их внимания.***
— Привет, ребята, — взгляд практически сразу же упал на погрузившего в книгу подростка и тут же потеплел. — Гарри. Вы не против, если я присяду к вам? — Конечно, Джинни, — оторвалась Гермиона от объяснений Рону, который хватался за голову и выглядел так напряженно, словно в любой момент из ушей может пойти пар, и это далеко будет не из-за тех самых конфет на третьем курсе. — Лучше бы помогла мне спастись от всего этого, Джинни, — пробормотал, не удержавшись, в конец уставший парень своей сестре, на что та только выразительно посмотрела на него как на дурака. — Рональд! — а вот Грейнджер, которая только смогла хоть что-то понятно объяснить близко сидящему к ней Уизли, едва не утыкающемуся носом в книгу, возмутилась. Не слишком легкий тычок локтем об ребра заставил грустно взирающего на слова Рона ойкнуть и с искренним непониманием повернуть голову прямо к девушке. — Как видишь, Рон, Гермиона и так тебе прекрасно помогает сама, — не сдержав усмешки, все же ответила его сестра, одна из многих давно заметив как стали относиться друг к другу Уизли и Грейнджер. Разумеется, сами они до сих пор ничего будто нарочно не замечали — ни то, как сблизились за последнее время, ни то, как украдкой иногда бросали взгляды друг на друга, уверенные, что объект их внимания этого не видит. Джинни, еще раз взглянув на все еще ни на что не обращающего внимание гриффиндорца, поджав губы, все-таки присела рядом и случайно задела рукой Гарри, который, моргнув, тут же пришел в себя. Его растерянный взгляд сначала пал на друзей, и только затем он увидел другого человека. — Джинни, — с небольшим удивлением вырвалось из него, когда неизвестно когда пришедшая сестра его друга села рядом с ним, положив несколько книг на стол, но вместо того, чтобы открыть их, просто смотрела на него и улыбалась. В ее глазах на самой поверхности находилось нечто теплое и нежное, что даже Гарри, никогда не умеющий читать чужие эмоции правильно, не мог не заметить этого, кажется, впервые. Смотрела ли на него девушка так раньше? Давило ли что-то в груди прошлом, стоило ей только прикоснуться к нему или самому ему слишком долго находиться с ней близко? Он не помнил. — Профессор МакГонагалл в последнее время стала задавать много заданий, как видите, — наконец решила прервать тишину Уизли, устало вздохнув и тихо похлопав рукой по книгам. Все-таки никто не смел забывать о следящей за порядком мадам Пинс, которая зорко следила издалека за каждым студентом и могла в любой миг сделать тем крайне неприятное замечание или и вовсе, при самых возмутительных для нее случаях, просто выгнать из библиотеки. Гарри не мог не согласиться с ее словами. — То же самое можно сказать про нашего нового профессора Зельеварения, — вырвалось из него с таким же усталым вздохом. Зеленые глаза быстро пробежались по уже заученному тексту, а затем пали на недалеко находящийся исписанный пергамент, так называемый черновик. Почерк Поттера, как обычно, оставлял желать лучшего, однако гриффиндорец часто не поспевал за собственными мыслями, так что неудивительно, что все, что было написано на пергаменте, мог понимать лишь сам он. Правда, уроки Снейпа все равно не прошли даром, потому что готовое задание на урок будет написано гораздо понятнее. — Я слышала, что профессор Слизнорт хорошо о тебе отзывается, Гарри, — нахмурилась Джинни и открыла книгу, пролистав сразу несколько страниц. Рон, все это время слушавший Гермиону с таким же нахмуренным лицом, окончательно потерял какую-либо мысль и вместо того, чтобы запоминать сказанное, просто уставился на Грейнджер и тут же ненароком залип. Рука Джинни при каждом ее движении тем временем продолжала задевать руку Гарри, чувствующего лишь тепло чужого тела и никакого отторжения. То, что спало внутри и лишь изредка просыпалось, и что раньше, в том самом забытом прошлом, пылало собственническим пламенем, не реагировало на это абсолютно никак. — Ты имеешь ввиду, что мне должны давать меньше заданий, чем другим? — сразу понял, что хотела сказать девушка Поттер, а затем покачал отрицательно головой. — Это так не работает. То, что профессор Слизнорт заметил несколько моих успехов и видит меня лишь как знаменитого Мальчика-Который-Выжил, не дает мне никаких привилегий. Да и разве это было бы справедливо? Джинни тут же поняла свою ошибку. — Мне жаль, Гарри, — рука девушки практически поднялась, готовая в поддержке накрыть другую и сжать, но вместо этого лишь кончик ее мизинца прикоснулся к лежащей на столе ладони. Девичье сердце затрепыхалось как птица в клетке. Вот только действительно жаль, что сердце мальчишки уже давно стало биться из-за совершенно другого. Того, чей образ практически стерся из памяти, оставив смутные воспоминания и яркие чувства. — Жаль? — с непониманием отозвался парень, прекрасно заметивший, что хотела сделать девушка. В последнее время Поттер стал все чаще и чаще видеть то, как вела себя рядом с ним Уизли — то старалась прикоснуться, одновременно боясь этого, то улыбалась и смотрела на него с таким теплом, будто на месте парня видела кого-то очень ей дорогого, а то и вовсе смущалась, стоило ему случайно оказаться близко к ней. Наверное, все-таки ему давно нужно было признать, что он самый настоящий дурак, не видевший чужих чувств к нему. Но куда ему чужие чувства, — эта любовь — когда он не в силах разобраться с собственными? Разве подросток может думать о том, что чувствуют к нему другие, не зная, к кому имеет чувства сам он? — Жаль, что мало кто может видеть тебя настоящего, Гарри, а не Мальчика-Который-Выжил, — ответила мягко и с пониманием та, несмотря на то, что была точно такой же — влюбилась в образ героя, а не в человека. Однако эта любовь все равно не исчезла, даже когда герой в один момент перестал быть таковым почти для всех и явил человека. Джинни Уизли продолжала любить и делает это до сих пор. В ответ на слова девушки Гарри лишь вздохнул и прикрыл глаза. Говорить об этом не было совершенно никакого желания, поэтому он погрузился в другие, гораздо более важные мысли. Честно признаться, несмотря на долгие поиски и долгожданный успех, парень все равно не надеялся на многое, найдя наконец книгу, и был прав. Пускай и Запретная Секция имела множество книг, о Магии Души было написано слишком мало. Буквально сухие несколько абзацев о том, что эта магия опасна для любого волшебника, сложна для изучения и прочее подобное, что можно ожидать от книг, находящихся в этой секции. Гарри сначала не поверил своим глазам, когда понял, что в пусть и в тонкой, но все равно книге, было написано столь мало. Несмотря на кричащее название, в основном текст состоял из заметок автора, написанных крайне сложным языком для понимания, о том, что Магия Души — а точнее ее изучение — напрямую зависит от самого волшебника и запасов его магии, а не от магического ядра, которое после того, как полностью развилось в молодом возрасте, как и когда-то говорила Гермиона, не является основным источником магии. Сам человек, по телу которого постоянно движется магия, как раз и является этим источником. У Гарри даже возник вопрос, что будет, если магическое ядро, к примеру, вдруг исчезнет. Однако, что необычно, об этом не говорилось ни в одной просмотренной им книге, да и от самих учителей парень никогда не слышал об этом. Волшебник станет магглом? Сквибом? А если тот, кто научился Магии Души, потеряет ядро, то сможет ли он и дальше использовать магию? Должны же существовать какие-то проклятия или зелья, нет? Но, отбросив все эти ненужные вопросы, следует вспомнить кое о чем другом. О самом важном. Поттер был уверен практически на сто процентов в том, что внутри него прямо сейчас живет частица чьей-то души — неважно как, неважно, почему она очутилась в нем. Парень был просто уверен, что кто-то, научившись этой запретной магии; кто-то, кому удалось найти куда более огромную информацию и нужный раздел в книге, лишил себя полноценной души. Этот человек был его кошмаром с глазами цвета засохшей крови и забытым именем. Этот человек был тем самым пустым словом на губах Мальчика-Который-Выжил, что шептал чужое Том и бессознательно тянулся к шее и голове. Там что-то есть? Там что-то было? Хотел бы он знать. Так уж вышло, что Гарри Поттер, чье сердце однажды забилось из-за человека с пустотой бездны вместо воспоминаний, знал лишь одного человека с алыми глазами. Его он точно помнил лучше всех на свете. — Скоро ужин, может, хватит? — все-таки, не удержавшись, пожаловался в конец уставший Рон, едва не распластавшийся по всему столу. Только сидящая девушка и сдерживала его от этого порыва. — Гермиона… Не дернув и бровью, когда до нее донесся крайне мучительный стон, названная, внимательно читающая написанное Роном, лишь спокойно ответила: — Здесь, — зачеркивание, — здесь, — еще одно зачеркивание и осоловело моргнувший Уизли, — и здесь у тебя ошибка. Исправишь, и тогда мы можем быть свободны. И не шуми так, Рональд, мы в библиотеке. Только хотевший вновь высказать все свое недовольство гриффиндорец моментально захлопнул рот и пробубнил что-то непонятное, случайно посмотрев в сторону своего друга и сестры. Между ними висело молчание — рука девушки, так и не накрывшая в поддержке другую, исчезла со стола, а сама Джинни, постоянно кусая губы, читала, бросая редкие взгляды на сидящего — кажется, впервые за все время в ее глазах горело горькое смирение. Гарри же, давно погруженный в себя, черкал что-то на пергаменте, смотря в одну точку открытой книги. Но теперь же все его мысли занимало немного другое. Несмотря на то, что книга о Магии Души огорчила его, не дав практически никакой информации, несколько предложений очень взволновали его. «Раньше люди молвили, что на краю небольшой деревни в Шотландии жил один старый волшебник, отринувший всех людей и свою жизнь посвятивший Матери нашей — Магии. А точнее, явлению, заключенному в душах наших. Волшебник тот, имя которого, увы, не дошло до наших времен, готов был поставить на кон собственную жизнь, лишь бы его слова не звучали бессмысленно и возмутительно в ушах люда. Верил он, что творить магию каждый способен не только благодаря Матери нашей, но и что души каждого наполнены силой неизведанной. Доказать он пытался, что магия и души связаны неразрывной связью. Слова старика были пророческими — поплатился он за веру свою жизнью, ибо позорил волшебник своими грязными речами светлый образ Матери первозданной». Гарри нужна была библиотека Сириуса. Что-то ему подсказывало, что в ней он найдет все то, что его тревожит и вызывает у него вопросы. Но… как же попасть туда в разгар учебы? Только благодаря каникулам на Пасху.***
Сириус накинулся на него с объятиями, едва Гарри переступил порог — а точнее практически выпал из камина, споткнувшись на ровном месте. — Сохатик! Ты что, похудел? Надеюсь, ты специально не моришь себя голодом? А то я знаю, что есть подростки, зацикленные на своем весе. Не дай Мерлин… — внимательно рассматривая его со всех сторон, тут же отреагировал на его вид Блэк, выглядя обеспокоенным и одновременно таким родным, что улыбка, которая последнее время едва касалась губ, появилась на его лице моментально и была такой широкой, что из уголков глаз почти выступили слезы. Слезы самого настоящего счастья. — Сириус, все не так, — не сдержав смеха, ответил гриффиндорец, и довольно прищурился, когда чуть шершавая рука взъерошила его волосы. В груди потеплело, а то, что едва отреагировало на происходящее, будто лишь вздохнуло. — Я все еще не забыл о том, как ты несколько дней лежал в больничном крыле из-за того, что переутомился. Знаешь, как я переживал за тебя? — внезапно стал серьезным его крестный отец, нахмурившись, еще раз обведя его внимательным взглядом: ставшие более явными скулы на лице, немного видневшиеся темные круги под глазами, и странно потухшие зеленые глаза, уже не такие насыщенные, спрятанные за очками. Сириус при первом взгляде сразу же понял, что его крестник изменился. Да и Гарри сам это понимал. Когда-то давно, находясь в этом же доме, он точно так же разговаривал с Сириусом. Когда-то в прошлом — а, может быть, и не так давно? — его крестный отец спрашивал о том, есть ли у него кто-то, кто ему нравится, и Гарри отвечал, что есть. Наверное, тогда для него действительно существовал такой человек, про чувства к которому, пропуская через себя каждое вспоминание, он утвердительно говорил то самое: — Возможно, есть. Но теперь же существовало лишь вопросительное, полное пустых образов: — Возможно… есть? Все действительно изменилось намного больше, чем могут себе представить другие. — Я тоже скучал по тебе, Бродяга, — с поблестевшими от непролитых слез глазами и теплой улыбкой произнес Поттер и, не думая ни о чем, кроме близкого ему человека напротив, вновь бросился к мужчине в объятия. Скучал по всем моментам, которые хотелось вернуть. По каждой улыбке друга его отца. По их разговорам, смеху и силе объятий самого близкого. По тому, кто… Кто? Сириус, я так скучаю.***
Библиотека Блэков была такой же, какой подросток ее помнил. Точнее, не сказать, что Поттер часто в ней бывал. Кажется, он буквально посещал ее от силы пару раз, и все они были в сопровождении кого-то. Но сейчас Гарри был здесь не один — Сириус был совершенно не далеко от него, остановившись возле одного из стеллажей, полных книг. Подросток практически честно сказал мужчине, что ему интересна одна тема, книгу о которой в Хогвартсе он так и не нашел. Также, как бы он этого ни хотел, он соврал, пообещав крестному отцу, что то, что он ищет, не запретно. Гарри проходил мимо высоких стеллажей сначала рассеянно, быстро пробегая глазами по корешкам книг, но после его взгляд стал куда более внимательным, стоило Сириусу оказаться довольно далеко от него. Наверняка где-то здесь должно быть что-то о Магии Души… Признаться честно, Поттер абсолютно не имел понятия, в какой момент его пронзило острое чувство дежавю, словно с головы до самых пят прошла молния. А вдруг один в библиотеке Блэков он был здесь далеко не в первый раз? Вдруг, пытаясь найти хоть что-то, что поможет в битве с Темным Лордом, он наткнулся на нечто странное? Книгу, что стерлась из памяти. Книгу, которую он вновь держал в руках — его задрожавшие пальцы на чистой памяти открыли нужную страницу, а глаза вмиг пали на несколько слов. — Indica mihi quid tacendum. Nobis revelare secretum mihi*, — одними губами, с пропустившим удар сердцем. Вспышка далекого прошлого: — Ты не Волдеморт. — Ну, какая-то часть меня — да. А ты что, хотел его увидеть? Могу устроить. — Мне вполне хватает тебя, Риддл. Ясность настоящего: Ты Волдеморт, которого мне не хватает.***