***
Оставшиеся каникулы на Пасху Гарри также провел в доме Сириуса — его дорогие тетя и дядя наверняка были безумно рады этому — не забывая писать Рону и Гермионе письма. И время пролетело незаметно не только из-за того, что каникулы были короткими, но и из-за того, что, к небольшому удивлению его крестного отца, довольно часто Поттер стал сидеть за книгами, порой даже по много часов подряд. Мужчина считал, что у подростка появилось резкое рвение к знаниям, и был немного огорчен этим, потому что у Гарри не было времени на развлечения и отдых. В принципе, в какой-то степени Сириус был прав, думая, что в библиотеке бывать парень начал благодаря Гермионе, но все же было то, о чем Поттер не мог сказать даже крестному. Да, даже на каникулах подросток действительно изучал некоторые книги по учебе, потому что их новый профессор по Зельеварению стал ненавязчиво задавать ему вопросы едва ли не чаще всех, а потом так огорчался, когда Гарри не мог ответить, что лучше уж парень будет готов к «допросу», чем будет больше положенного говорить с очень разговорчивым профессором Слизнортом. Увы, не ответив на какой-то вопрос, после урока Поттер подвергался продолжительной пытке в виде беседы и расспроса. Вот только толку от этого совершенно не было, ведь, к непониманию гриффиндорца, мужчина был уверен, что в его незнании ответов виноваты не очень компетентные учителя, то есть бывший профессор Зельеварения. В такие моменты, когда кто-то прозрачно или не очень намекал на виновность Снейпа в том, чего даже нет, к его же неожиданности, внутри поднималась волна несправедливости и жажда защитить бывшего зельевара. Честно признаться, раньше, до узнавания тех самых слов, Гарри бы, разумеется, все бы это отрицал и ни за что бы ни принял, ведь воспоминания о внезапно ставшим более теплым к нему Снейпе были неполноценными, рваными. Но теперь он это с трудом, но принял. Сейчас уже все было иначе. Так уж вышло, что Сириус все это время не знал, что, помимо учебы, Гарри глубокими ночами, лишь при свете Люмоса — без использования его волшебной палочки — перечитывает сотни раз одну и ту же тонкую, старую книгу. Заучивает каждое слово. Повторяет предложения тихо шепотом и в голове по несколько раз, словно не знает все наизусть и так давным-давно. И те самые слова Гарри помнит теперь лучше всего. Однако как же это все-таки иронично, что, открыв тайну, Гарри Поттер однажды бессознательно открыл свое сердце тому человеку, благодаря которому обычного ребенка нарекли титулом Мальчика-Который-Выжил. Он помнит о Томе — помнит, что из-за самой большой в его жизни ошибки душа темного волшебника обрела свободу и волю. Что образ юного Риддла, играющего с ним в игру, медленно притягивал к себе, завораживал, преследуя лишь свои личные цели. И прекрасно знал, что сам Гарри медленно погибал. Он помнит и о Волдеморте — о том, что эта ошибка стоила ему слишком, слишком многого. Гарри медленно влюблялся. Но разве все это имеет значение теперь, когда некоторые воспоминания были стерты навсегда по велению направленной на него палочки? Предательство не прощают, в редком случае хотят ответить тем же, отомстить. Людей, которые даже попросили прощение, но все равно сделали это, больше никогда не желают видеть. Чувства к ним стараются похоронить глубоко внутри себя. Просто представь, что их не было, Гарри. И что же он в таком случае сделает? Я не могу.***
Помимо отобранных воспоминаний, некоторые из которых были безвозвратно потеряны, Волдеморт разорвал связь между Гарри и частицей души, живущей внутри него. Он хотел сделать его обычным и ничего не знающим мальчишкой, на неведении которого потом бы играл. Точнее, пытался это сделать, но что-то пошло абсолютно не так. К этому выводу спустя некоторое время пришел Поттер после всего прочитанного. Да и сами чувства подсказывали ему, что Волдеморт если и не пытался убить подростка — вновь — или как-то особенно сильно навредить, то лишить его нечто драгоценного тот все равно бы смог. Например, оборвать связь с тем, кто когда-то был его личным ангелом и кто единственный знал лучше всех на свете о всех его тайнах, страхах и желаниях. Вот так просто. По велению одного желания и с таким удивительным основанием: — Я должен был исправить это еще давно, поэтому прости, но будет больно. И было действительно больно. Нет-нет, эта боль не была физической. Это было нечто иное, что оставило отпечаток куда глубже, чем какая-либо рана. Разумеется, что уж тут думать, Темный Лорд Волдеморт ни за что бы и никогда не уничтожил частицу самого себя, поэтому просто напросто сделал так, чтобы гриффиндорец перестал ее чувствовать. Лишение воспоминаний, но не лишение чувств, кажется, было в комплекте. — Я признаю твою победу и свой проигрыш, — говорил шепотом полного принятия в пустоту парень, чей взгляд сам собой в поисках высокого силуэта ходил по комнате, ложился на каждый предмет, выискивал нечто несуществующее. В уголках его глаз собрались несколько морщинок, словно он щурился из-за яркого-яркого солнца или же вот-вот собирался рассмеяться. Возможно, даже громко похлопать в ладоши в честь такой чудесной игры. — Ты дождался, когда стало слишком поздно, Том. Я не в силах что-либо изменить. Теперь Гарри прекрасно понимал, что был живым сосудом, содержимое в котором было дороже и ценнее его собственной жизни. Теперь же он понимал как никто другой, почему Волдеморт и его юные копии души внезапно обратили на него внимание, всячески старались держать как можно ближе к себе, не позволяли быть слабым и заставляли быть сильным. Том поступил абсолютно правильно. Сосуд ни при каком случае не должен разбиться. И пускай Гарри, как та самая глупая девица из дешевой книги, что влюбилась в злодея без шанса отказа от чувств, уже достаточно пришел в себя и многое принял как должное, это далеко не значит, что он будет и дальше просто сидеть на месте и заниматься самобичеванием. Он больше не станет жалеть себя и не будет губить свое здоровье и нервы из-за того, что его дурное сознание внезапно решило подкидывать ему иллюзии в виде запаха морозного утра и высокие силуэты с багровым цветом на месте глаз. Достаточно. Вместо всего этого благодаря Магии Души гриффиндорец научился делать кое-что необычное. Поскольку память о тонкой нити, благодаря которой подросток и общался с Волдемортом, была при нем, Гарри нашел небольшую, но очень ценную лазейку как вне осведомления Темного Лорда вновь открыть связь. Для этого ему пришлось изучить этот вопрос как можно тщательнее и обратиться к частице чужой души внутри него, которая пускай и была очень слабая и далеко не всегда могла откликаться на его зов, но все равно помогла ему. Наверное, произошедшее действительно принесло какую-то пользу, ведь парень научился слышать, а душа прислушиваться. Потому что раньше Гарри считал ее плодом воображения отчаянного мальчишки, тоскующего по общению, а сама она и вовсе была уверена в правильности всех своих действий, когда, наоборот, причиняла вред. Но как же все-таки безумно сильно частица этой души была зла на своего создателя за то, что ее хотели оторвать от того, в ком она находилась и к кому привязалась не только в прямом смысле этого слова. Этот гнев раненого и опасного животного на грани собственного он не был в силах усмирить довольно долгое время — настолько велика была его сила. Как он посмел, — повторялся и повторялся яростный шепот, полный эха, в его голове. Отличать злость свою от чужой было сложно, поэтому парень мог лишь также повторять: — Он уже это сделал. Ничего не изменить. Не прощу, — с полной клятвой такого же шепота на грани, путая собственные мысли, отравляя гневом сознание. Гарри признавал с горькой усмешкой: — Жаль, что я умею прощать. Он предал нас! — Я знаю. И все же частица души, несмотря на все свои чувства по отношению к самому же себе, не могла не помочь своему истинному хозяину. Гарри, решив незаметно пробраться в чужие мысли, пошел на явный риск, потому что в любую секунду его могли обнаружить. Но, к его облегчению, этого не произошло, даже когда он сделал свою самую первую попытку разжать безумно тонкую нить и дать свободу связи. Чувства Волдеморта, жадным потоком хлынувшие к нему, настолько сильно ошеломили его, что от неожиданности Поттер едва не рассекретил свое присутствие, только чудом успев как можно глубже уйти в так называемую тень. Это было невообразимо. Это было безумно знакомо. Это было… так сильно, что Поттер, тяжело дышавший в реальности и не дышавший совсем внутри связи, далеко не сразу почувствовал чужое удовлетворение на грани злорадства. Частица души в нем была чем-то довольна, но это удовольствие было темным, будто план мести был успешно совершен или… Ох. Подросток тяжело выдохнул, — его пальцы дернулись, словно желая за что-то схватиться, к чему-то прижаться — стоило ему разобрать в неожиданном клубке чувств Волдеморта пару эмоций, ярко выделяющиеся на фоне других. Раздражение. Хрупкая уверенность в умении сдерживать себя. И всепоглощающая усталость, от которой подгибаются ноги и темнеет в глазах. Не дав волю вспыхнувшей искрой жалости, Гарри вмиг вернулся в реальность с едва не вырвавшимся с языка: — Тебе плохо, Волдеморт. Теперь ты чувствуешь то же самое, что и я.***
— Ремус! Почему ты все это время молчал?! Громкий голос Сириуса, полный непонимания и едва сдержанной ярости, остановил его практически прямо у двери и моментально отчего-то заставил сердце сбиться с ровного ритма. Судя по тому, что никто из мужчин не поставил полог тишины, их разговор был внезапным. И даже сейчас они бы едва смогли бы обнаружить неожиданного постороннего слушателя, потому что Гарри приобрел не очень хорошее умение незаметно подслушивать, и все это вновь благодаря душе внутри. Она, так сказать, обволакивала его тело, действуя как магглоотталкивающие чары, да еще и шума от него не было слышно, если целенаправленно не знать, что гриффиндорец, к примеру, громко топает. Честно признаться, Поттеру это умение было совершенно не нужно, но чужая душа, как оказалось, была на редкость упряма, тем самым как никогда напоминая о них. — Я… — Только попробуй сказать «не считал важным»! — на этот раз Блэк едва не перешел на крик, но затем его голос стал гораздо тише, будто мужчина старался взять себя в руки. — Это ненормально, Ремус! Внезапная заинтересованность в тебе со стороны этого вшивого Фенрира, а особенно твое молчание об этом, никогда не приведут к добру! Разве ты этого не понимаешь? — Бродяга, — голос Люпина, напротив, был усталым. Гарри, не замечая за собой, прижался к двери еще ближе. Сердце еще при словах Сириуса немного болезненно сжалось, а в горле внезапно пересохло. — Ты ведь знаешь, что стая Фенрира уже довольно долго времени ищет таких же, как и я. Поэтому неудивительно, что они заметили и меня, так как… — Мордред подери, Лунатик! — резко зашипел сквозь зубы Блэк, и что-то подсказывало подростку, что руки его крестного отца крепко сжались в кулаки. — Мне все равно на все это «удивительно» или «неудивительно»! Мне лишь важна безопасность тебя, моего друга! Ремус, как ты этого не понимаешь, — практически дрожащим шепотом, — Я не могу потерять еще и тебя, когда и так потерял слишком многих. Судорожный вздох со стороны Люпина. — Лили и Джеймс… — Ты никогда не сможешь убедить меня в том, что это была не моя вина. Никогда, Ремус. Гарри, резко оторвавшись от двери одновременно со внезапно пропустившим удар сердцем, на ватных ногах сделал машинальный шаг назад, из-за чего практически с кем-то столкнулся, если бы не прозвучавший позади голос: — Грязный полукровка вновь оскверняет своим присутствием дом Хозяйки. Хозяйка ругается на старого Кричера каждый день, но бесполезный Кричер не может выгнать грязного полукровку… — всегда недовольный скрипучий голос домовика вернул парня в реальность и не дал столкнуться с маленьким существом, неизвестно когда появившемся в коридоре. Повернувшись лицом к домовику, Поттер, опустив взгляд, увидел Кричера, который, продолжая всячески оскорблять Гарри и его статус крови себе под крючковатый нос, при чувстве внимания на него вдруг замолчал и посмотрел прямо на него — несмотря на то, что над его поблекшими со временем глазами нависли тяжелые веки, взгляд домовика все еще был острым, очень внимательным. Признаться честно, за все эти каникулы, от которых осталось совсем ничего, ему как-то удавалось случайно каждый раз избегать домовика, так что можно считать, что эта встреча была первой спустя долгие месяцы и не сказать, что ей подросток был хоть как-то рад. Поттер далеко не был Гермионой, наверное, самой главной защитницей всех домовиков, так что иметь каких-либо теплых чувств к Кричеру, который еще и сам не переносил его на дух, не был обязан. Это ведь не Добби. Чувство, что на него смотрят как на грязь точь-в-точь как бывшая Хозяйка дома Блэк, по какой-то причине резко исчезло, стоило Кричеру посмотреть точно в зеленые глаза, а затем застыть. — Ты что-то хотел сказать, Кричер? — как можно тише спросил парень, немного напрягшись от пронзительного взгляда на себе. Длинные уши домового эльфа внезапно повисли, а на дне маленьких глаз пролетела короткая вспышка паники. — Кричер ничего не хотел. Кричер продолжает молчать. Он не нарушил клятву, — вдруг залепетал тот, прижимая руками к себе свои уши. Теперь на дне его глаз, помимо паники, можно было заметить явное пренебрежение к стоявшему человеку. — Гряз… полукровка не должен сомневаться в Кричере. Кри… — Погоди, — резко распахнул глаза от непонимания Поттер, перебивая. — О чем ты говоришь? Домовик, продолжая бормотать себе под нос, внезапно быстро замотал головой, а затем неожиданно произнес практически те же самые слова, что мгновением ранее, но куда более уверенно: — Кричер будет продолжать молчать. Когда домовой эльф внезапно исчез перед ним, более ничего не сказав, Гарри еще какое-то время стоял в полной тишине и одиночестве в длинном коридоре, абсолютно не понимая, что только что произошло. Оборотням зачем-то понадобился Ремус Люпин и другие оборотни, владеющие магией. Кричер ведет себя страннее обычного. Волдеморт держится на самой грани, а частица его собственной души в Мальчике-Который-Выжил теперь едва ли не ненавидит самого же себя. — Хотелось бы знать, к чему нам всем необходимо готовиться, — произнес почти одними губами гриффиндорец, ударившись затылком об стену позади себя. — Хотелось бы знать, что должен делать сам я. За дверью, возле которой он недавно стоял, окончательно стих чужой разговор.***
В последний день своих каникул на Пасху парень неожиданно увидел своими глазами самого директора Дамблдора в доме Сириуса, который спустя довольно много времени пришел по делам Ордена Феникса. Несмотря на то, что, живя в доме своего крестного отца, ему уже мельком приходилось видить некоторых людей из Ордена — Нимфадору Тонкс и Ремуса — директор Хогвартса действительно удивил его, как и пришедший вместе с ним Аластор Грюм. — Альбус, что здесь делает мальчишка? — сразу же спросил недовольно последний, не дав Гарри и рта открыть, да еще и объяснить, что в этот раз он и вправду просто шел мимо столовой, где все обычно собирались, и вообще не желал больше подслушивать что-либо. Стоит признать, взгляд мужчины с тростью действительно заставил по телу пробежать холодным мурашкам, — а особенно было не особо хорошо из-за волшебного голубого глаза, вращавшегося туда-сюда — но резко остановившийся Поттер никак не показал этого. Тем временем вместо сидящего в главе стола Дамблдора ответил до этого хмурившийся Сириус, который вмиг, оживившись, встал на защиту своего крестника: — Грозный Глаз, мой крестник всего лишь живет здесь на время каникул и случайно заглянул сюда. Не стоит его пугать, — как можно мягче сказал Блэк, но в его голосе все равно при желании можно было расслышать сталь. Аластор поджал губы, и в этот момент Гарри решился все же хоть что-то сказать, чтобы атмосфера по глупости не накалилась из-за него. — Здравствуйте, сэр, — поздоровался с небольшим опозданием парень. — Директор. Профессор Дамблдор, до этого явно глубоко погрузившийся в мысли, вернулся в реальность. — Гарри, — тепло улыбнулся в бороду тот, несмотря на то, что его глаза явно не улыбались. — Как проходят твои каникулы, мой мальчик? Взгляд старческих глаз прошелся по всему гриффиндорцу, с облегчением увидев, что темные круги усталости в Гарри наконец-то практически полностью исчезли, а цвет глаз, спрятанных за круглыми очками, вновь налился живой зеленью. — Хорошо, сэр, — не стал вдаваться в подробности Поттер, а затем, вспомнив время, когда ему не позволяли что-либо знать о делах Ордена Феникса, продолжил: — Наверное, мне стоит уйти? Конечно, при желании Гарри действительно мог бы попытаться подслушать чужой разговор, но, во-первых, Дамблдор-то точно использует полог тишины, и, во-вторых, как самый сильный светлый волшебник за последнее столетие, обязательно обнаружит его присутствие. Также не стоит обращать внимание на упрямую душу, не согласную с этим решением, от которой так и веяло заинтересованностью. — Ты можешь остаться, Гарри, — к удивлению, наверное, всех присутствующих, внезапно произнес старик, а затем, посмотрев на готового явно начать спорить Грозного Глаза Грюма, вновь сказал: — Аластор, я считаю, что нет ничего ужасного и секретного в том, о чем мы сейчас говорим. Тем более, с учетом того, что в какой-то степени это связано с Гарри. — Связано?! — внезапно с явным недовольством воскликнул Сириус, едва парень все еще с неуверенностью сел на стул. — Ни в одной жизни он никогда не будет связан с моим крестником! — Мордред, Альбус, о чем ты говоришь? — Грозный Глаз, не удержавшись, стукнул об пол своей тростью явно на эмоциях. — Он всего лишь мальчишка, у которого еще губы от молока не обсохли! Блэк встрепенулся. — Попрошу следить за своими словами, Грозный Глаз… — Прошу прощения, — все-таки решил прервать почти начавшийся спор Гарри, — директор, сэр, о чем вы говорите? Дамблдор тяжело вздохнул — его плечи опустились, словно на них упала вся тяжесть мира, а глаза потемнели. — Сегодня рано утром Темный Лорд посетил Банк Гринготса и принял свое наследие как Лорд Слизерин, — прозвучало в полной тишине как гром среди ясного неба. Гарри медленно моргнул. — Я давно говорил, что гоблины продолжают нести опасность волшебному миру даже спустя века! Мы должны были быть более бдительны! — Однако мы все и так знали, что они никогда не вмешиваются в дела волшебников, и потому этого стоило ожидать. Но, Мордред подери, неужели ничего не исправить?! — резкий стук об стол как сквозь воду. Гарри сделал глубокий вдох. Нет, Сириус, то, что произошло, уже не исправить.***