***
Люциусу всегда нравилось, когда все шло четко по его плану. Точнее, если заглянуть в прошлое, Малфой не мог не признать, что раньше, когда ничто не сбивалось с его плана, он был рад совершенно по иной причине. Ведь даже в те недолгие времена, когда буквально после каждой выполненной миссии он ожидал увидеть перед собой направленную на него палочку, радовался внутри себя Люциус лишь по причине того, что свет, исходящий от ее конца, не был зеленым. Но с тех пор, как все изменилось, мужчина, Мерлин знает сколько не показывающий своих чувств, которые были бы абсолютно не нужны их Лорду, позволил себе совсем немного дать волю эмоциям. Сначала, разумеется, он все еще держал их под контролем, однако спустя какое-то время, видя отсутствие силы чужой магии на нем, которая прижала бы к полу без шанса подняться, Люциус решился. И именно поэтому, после того, как их Лорд дал ему весьма сложную и несомненно ценную миссию — ни кому-то другому, а именно ему — Малфой буквально был доволен собой и горд, видя, что на его пути не было никаких преград. Все шло четко по плану. Просто замечательно! Конечно же, и возвращался мужчина после завершения миссии в весьма хорошем настроении, наверное, впервые за все время отпустив весь страх — но все же никогда не забывая быть настороже — и даже улыбаясь уголками губ. Он был доволен собой, своими силами и связями, благодаря которым задание, данное их Лордом, было завершено в кратчайшие сроки. Также, вне всяких сомнений, то, что ему удалось обнаружить, должно заинтересовать Темного Лорда. И, как он и ожидал, так и произошло. Буквально вчера мужчина поведал Лорду, что именно ему удалось собрать на министра Фаджа за достаточно продолжительное время, и, Люциус осмелиться предположить, Лорд был доволен. И все же… Малфой действительно лишь предполагал, что справился с возложенной на него задачей, потому что Темный Лорд, и так никогда и никому не позволяющий увидеть свои истинные эмоции — если это не гнев или презрение — в этот раз даже не показался на виду. Точнее, волшебник, конечно же, присутствовал у Повелителя и докладывал все лично, однако с недавних пор, когда Темный Лорд стал Лордом Слизерином, кое-что изменилось. Помимо того, что новоявленный титул Темного Лорда, по праву принадлежащий лишь ему, взбудоражил всех Пожирателей Смерти — особенно Беллатрису — некоторые заметили то, как вновь изменился темный волшебник. Он стал гораздо меньше созывать собрания Пожирателей, предпочитая передавать информацию лишь доверенным лицам, словно имея подозрения на чей-то счет. Если к нему приходили те, кто не справлялся с возложенной на них задачей, всего лишь спустя несколько минут их, практически безжизненных, выносили другие Пожиратели. И, что самое страшное, заклинание, которые использовали на них, не было привычным когда-то Круциатусом, а чем-то совершенно иным, что на долгое время превращало человека в пустую оболочку. Сам Люциус не знал этого заклинания, но судя по тому, что пострадавшие Пожиратели Смерти с помощью Северуса поднимались на ноги, сам зельевар был прекрасно о нем осведомлен. Казалось, все словно вернулось в начало, на круги своя, но все же, как бы то ни было, та жесткость и ярость, исходящие от Тёмного Лорда в прошлом, не шли ни в какое сравнение. Можно сказать, даже после этой очередной перемены в себе волшебник все равно был мягок. Потому что с тех самых пор, когда Темный Лорд предстал перед всеми в виде молодого мужчины, под Авадой Кедаврой не умер еще ни один из волшебников, а это уже имело огромное значение. Да и приняв титул Лорда Слизерина, их Повелитель, со слов некоторых, несколько успокоился. Но Люциус, даже пришедший с хорошими новостями, все равно не ожидал, что, придя к Лорду и поклонившись, он поднимет голову и вместо ставшего привычным образа молодого мужчины увидит нечто совершенно иное. Как оказалось, по какой-то причине, о которой Малфой думать не совсем хотел, впервые за долгое время Темный Лорд решил не показывать свое лицо, наложив на себя чары, не позволяющие даже волшебнику сконцертироваться на своем лице. Поэтому Люциус, докладывая о своей выполненной миссии, лишь видел отдаленные черты, грубыми мазками художника остающиеся в сознании, и просто не мог не чувствовать на себе чужой взгляд. Оседающая по краям радужки заледеневшая кровь взирала на него с безразличием убийцы. И никому все равно так и не было позволено увидеть дрожащую усталость в этих зрачках. Давящая на тело тишина, которую прерывал лишь собственный голос Люциуса, отталкивающийся эхом от стен поместья Малфоев, вызывала внутри нервные волны, но, тем не менее, в этот раз он не решился выдать свои чувства. Он продолжал лишь говорить, а его продолжали слушать. И все же мужчина ошибся. Было то, что он сделать — а точнее подумать — посмел, пускай и наедине. Если бы не сила чужой магии, цепями обвивающаяся вокруг его тела, можно было бы решить, что перед ним вчера вечером сидел мертвый человек. Мертвец, сказавший лишь одно после того, как Малфой закончил говорить: — Очень хорошо, Люциус, — ни единой эмоции и одновременно бесконечность вырывающихся чувств на грани. И все-таки в какой-то степени чужая похвала могла быть сродни смертельному проклятию. — Нарцисса, — мужчина слегка приподнял уголки губ, встретив свою жену на пути. Элегантно одетая женщина с аккуратной прической поприветствовала его такой же прохладной улыбкой и легким наклоном головы — на дне ее глаз пролетела короткая искра чего-то похожего на тепло. — Люциус, — начала та, сложив руки на животе, — надеюсь, ты помнишь, о чем я хотела поговорить с тобой. Дальнейших слов и не требовалось — мужчина молча кивнул, и вот уже спустя совсем небольшое количество времени он и его жена сидели в одной из комнат, на которую был предварительно наложен полог тишины. И пускай никто из супругов уже не мог назвать поместье Малфоев в полной мере местом безопасным, поскольку в нем жил тот, кто был опасностью для всего волшебного мира, какое-то время они могут побыть наедине, и их никто не сможет подслушать. И все это было огромным риском, однако этот риск был не первым и, честно признаться, семья Малфоев уже устала бояться. — Люциус, — Нарцисса, не притронувшаяся к приготовленному домовиками чаю, смотрела своему мужу прямо в глаза, словно что-то ища в них, — ты же понимаешь, что то, что уже происходит, мы не в силах изменить? — Темный Лорд знает, что он делает, — мужчина не говорит о своих сомнениях, как и повисает в воздухе то самое невысказанное «но Лорд и сам слишком сильно изменился». — А ты? — спокойно спрашивает она, — ты знаешь, что делаешь? К чему все это может привести однажды, если что-то изменится вновь? Ведь никто не знает, может ли Темный Лорд снова вернуться к своему безумию и уничтожить весь волшебный мир или же его поглотит собственный разум, потому что то, что происходит сейчас — все эти странные перемены в личности темнейшего волшебника — действительно имеет большое значение. И сама Нарцисса хочет сказать очень многое о том, что и так уже давно известно, — наша фамилия может исчезнуть, в любой момент мы можем оказаться под прицелом направленной на нас палочки со стороны близких, в каждый миг вся наша семья по желанию одного человека может оказаться мертвой просто потому что — однако сам Люциус и так это понимает как никто другой. Как прекрасно сама женщина знает то, что еще давным-давно совершила ошибку, которую исправить уже просто не в силах. Ведь однажды она приняла сторону, глубоко внутри зная, что ее единственной стороной является лишь ее сын. И женщина все еще продолжает верить, что может быть и тот, кто является мужем. — Это все приведет к падению грязнокровок и к процветанию чистокровных, — в его голосе уверенность, которая горчит на языке страхом, — То, как ведет себя наш Повелитель, не имеет значения, пока он идет к своей первоначальной цели. Нарцисса смотрит на него с горестью принятия на дне глаз и впервые за весь разговор отводит взгляд. — Наш сын, — она делает паузу, не желая видеть отсутствие того самого тепла в чужих глазах, — перед отъездом кое-что рассказал мне. Светлые брови слегка сводятся к переносице. — Драко? — да, должно быть, Пасха закончилась и в Хогвартсе вновь продолжается учеба. Ее взгляд вновь падает на сидящего — на дне ее глаз мелькает беспокойство матери, увидевшей новую угрозу для своего ребенка. — Мальчишка Поттер, — тихий вздох, — становится слишком похожим на него. Потому что зеленые глаза подростка со шрамом в купе поезда не должны становиться красными омутами убийцы.***
Нагини под прикосновением его руки привычно отдается вспышкой тепла, пославшей по всему телу короткую искру облегчения. Однако отдаленная знакомая нить, с едва скрытой жадностью пробравшая во внутрь и пытавшаяся найти за что зацепиться, то ли желая заново слиться вновь, то ли захватить контроль, вызвала холодное раздражение. Том жестко подавил чужой порыв, послав в ответ короткую предупреждающую волну магии, зная, что она дойдет до адресата и не заденет сосуд, и медленно продолжил поглаживать свою любимицу. — Х-хозяин, — даже несмотря на то, что змея не почувствовала на себе никакого воздействия, она все равно не могла не ощутить эмоций человека, от которого уже довольно много времени исходила неприятная горесть. Нагини сравнивала эти чувства с больной дичью, однажды попавшейся ей на охоте, — Тебя что-то т-тревожит. Рука, на одном из пальцев которой было надето многовековое кольцо, содержащее в себе следы магии не одного поколения волшебников, замерла. Алые глаза слегка прищурились. — Ты всегда была проницательной, дорогая, — Волдеморт не стал отрицать очевидное, однако все-таки вместо того, чтобы продолжить, лишь смотрел на собственную ладонь, не отрывая взгляда, словно пребывая где-то не здесь. Кольцо Лорда Слизерина — его наследие, принадлежащее ему по праву, теперь находится у него. Том просто должен испытывать гордость, но вместо гордости внутри отчего-то напряженное ожидание неизвестного. Люциус вернулся с хорошими новостями, приблизив его еще на один шаг к своей цели. Раньше Волдеморт чувствовал триумф, но сейчас все то, что он услышал, является лишь данностью. Найденное им поместье Слизерина. Четкое следование плану. Отсутствие проигрышей и все победы Темного Лорда Волдеморта. Почему все это не приносит никакого удовлетворения? Лишь, казалось бы, недавно контролируемый им гнев, только лишь холодное раздражение после каждой проваленной Пожирателями миссии и она — та самая ненавистная им усталость. А также то, чему нет названия для Темного Лорда, увидевшего в отражении широко распахнутых зеленых глаз человека, выражение лица которого кричало о сожалении. Можно ли сожалеть и одновременно не принимать это чувство? Волдеморт знает ответ на этот вопрос. Можно ли понимать другую часть себя как никого другого и ненавидеть то, насколько они похожи? Волдеморт не хочет знать ответ. О да. Том прекрасно знал, кто был виной не свойственно частого появления усталости, ведь явных причин для нее быть не могло. Кто единственный был в курсе того, что же так сильно он ненавидел уже много-много лет, потому что усталость шла ногу в ногу с беспомощностью. Иногда, когда слабость особенно упорно обвивала его тело невидимыми оковами, Темный Лорд на пару секунд даже жалел о том, что так поспешно поглотил крестраж из диадемы Ровены Равенкло. Ведь другая частица его самого, будучи лишенным должного опыта юнцом, была на редкость мстительной по отношению к своему же хозяину, сумев оставить себе некое подобие сознания, в отличие от крестража из медальона. Так уж вышло, что все его проблемы и проигрыши всегда были связаны лишь с одним человеком. И Тому даже не нужно было думать о том, что же послужило тем, что крестраж, столь глупо поверженный чувствами, лишился контроля и позабыл обо всем, чего пытался достичь много лет и от чего уже избавился. Когда-то он избавился от лишних чувств, но теперь, когда они вернулись, не в силах избавиться уже от причины их появления. Отрицание не поможет. Принятие глупо. Избавление — это победа над тем, что не должно существовать. Но как избавиться от того, что намертво оказалось внутри? — Гарри, — вспышка чего-то сильного на дне кровавых омутов, мощной волной смывшая собой горесть усталости, вызвала в Волдеморте едва показавшийся росток принятия. Нить магии, связывающая двух людей, натянулась до предела, направляя глупый маленький росток куда-то далеко за сотни миль, — почему только ты всегда являешься причиной моего падения? И почему я сам не хочу побеждать?***
Гарри, нахмурившись, по привычке слегка потер шрам, прежде чем покачал головой и вновь сконцентрировался на своей задаче. Странное чувство где-то на периферии и легкий зуд в зигзагообразном шраме, заглушивший собой это непонятное ощущение, и вовсе забылись всего через пару минут как нечто нестоящее внимание. Вместо того, чтобы думать о ненужном, Поттер, которому раньше далеко не всегда удавалось сидеть по несколько часов на одном месте, будучи занятым лишь одной задачей, всерьез решил именно в этот день довести дело до конца. Тем более, это далеко не его первая попытка, которая уж точно в этот раз должна увенчаться успехом с учетом того, сколько сил было приложено не только с его стороны. Слегка инстинктивно поведя плечом после того, как по телу прошлась толпа мурашек — да, придя в Тайную Комнату, Гарри опять по-идиотски забыл наложить на себя согревающие чары — он глубоко вздохнул и заставил свою же магию двигаться лишь в одно направление. И да, этот процесс действительно был сложным и требовал много сил и времени, однако иначе быть не может, и на это есть много причин. Во-первых, сам Гарри далеко не был знатоком в этой области и успел уже несколько раз глупо ошибиться, буквально из-за этого теряя все то, что ему удалось сделать. Во-вторых, сам он, та самая часть другого человека внутри, долгое время была словно несмышленным и слепым младенцем, не знавшим, что, по-своему защищая, была лишь причиной множеством бед и неправильных решений. Однако, будто заново возродившись после изменившего все случая, который и стал тем самым толчком, эта частица, набирая силы, начала расти как будто ребенок. Все старше и старше. Все сильнее и сильнее. И, наконец, в-третьих — первоначальные сомнения Гарри в том, что он хочет сделать, точно так же притормозили процесс, потому что какое-то неизвестное чувство внутри него по какой-то причине останавливало его. И это было не ощущение того, что парень совершает ошибку, нет. Это был словно страх того, что у него что-то собираются снова забрать. Но все же со временем, благодаря и чужим словам, все его сомнения и страхи ушли прочь. И вот теперь Поттер снова здесь — в Тайной Комнате, готовый своими глазами увидеть свой успех. — В этот раз у меня обязательно получится, — в практически полной тишине, которую прерывали лишь капающие капли воды, разбивающиеся об маленькие лужи и пол, его голос звучал уверенно и твердо. Кончики пальцев волнительно покалывало, а пульс немного участился. — Я справлюсь. «Я верю в тебя». — Никто больше не заберет то, что мне дорого, — изумрудные волны магии поднимаются вверх, концентрируясь на шраме. «Больше никто и никогда». — Все мои воспоминания будут лишь моими, — слегка сгорбившись, Гарри сжимает руки на коленях. «Только лишь твоими». Вспышка магии, волной прошедшей по полу и потревожащая воду. — Я буду помнить… — дрожащий вздох и потерянные в шепоте слова. Ладони упираются об ледяной пол. Чувствуя позади себя чужое присутствие, Гарри, не поворачиваясь и не разгибая спины, слышит как кто-то мягко опускается позади него на колени прямо на холодный и мокрый пол — чужие руки накрывают его дрожащие плечи длинной мантией, укутывая в плотный кокон ткани со всех сторон, и прижимают спиной ближе к груди, — туда, где тепло и так знакомо. Затылок обдает обжигающим дыханием. — … что люблю, — заканчивают за него его голосом, касаясь мягкостью губ покрытого потом виска. И Гарри достаточно этих слов, чтобы сломаться. — Теперь я всегда буду слышать тебя. И для него, Гарри, всего этого достаточно для того, чтобы так и не заметить на месте когда-то алых омутов темную зелень, всего лишь на оттенок темнее, чем его собственная. Возможно, завтра утром он будет сожалеть о том, что, дав себе клятву, все равно выпустил на свободу слабость, но сейчас для него все это неважно. Завтра утром из письма Сириуса Поттер узнает, что Ремус пропал, и наверняка вновь будет действовать необдуманно, пока его не остановят. Подросток возьмет себя в руки, и никто ничего не поймет. Ведь завтра будет только лишь он — обычный Гарри и… — Том.***