— Многие люди боятся смерти и темноты по одной причине — они страшатся неизвестности.
© Джоан Роулин, «Гарри Поттер и Принц-полукровка».
***
Кроваво-красным бархатом загорался рассвет. Искажённое новой реальностью алое яблоко солнца выиграло в жгучем сражении у младшего брата — месяца, явив миру новый день, предоставив всему живому ещё одну попытку. Жар огненной сферы набирал обороты, пытливо нацелившись на землю лучами, гнал прочь прохладу ночи, согревая лилейный змеиный хвост. Капитан с трудом преодолел чугунную тяжесть век — взмах бесцветного веера ресниц позволил тонкому росчерку зрачков, потонувшему в рубиновой радужке, сконцентрироваться на окрестностях. Взгляд неспешно блуждал по луговине, окружающей безжизненное каменное плато, цеплялся за детали, которые Ричард не разглядел в темноте: в паре сотен дюймов развороченными кусками кожи валялись служившие верой и правдой берцы, где единственной уцелевшей частью были рифлёные подошвы; слева от них грязной тряпкой покоились штаны, которые постигла та же участь; а вот рубашка загадочном образом уцелела, однако больше напоминала дуршлаг с засохшими бурыми пятнами крови, что явно не прибавляло ей привлекательности. Брэнсон потянулся всем телом (даже затёкшим за ночь кончиком хвоста) и недоумённо застыл: он чувствовал себя отдохнувшим, словно пробыл на одном из высококлассных курортов не меньше месяца, а не устраивал недавно забег по пересечённой местности наперегонки со стихией или же не истекал кровью в поганой пещере. Грудь наполнилась кислородом до предела, разворачивая парашюты лёгких во всю мощь, и он, не веря в реальность происходящего, поспешил содрать с себя остатки некогда дорогой одежды. Подушечки пальцев с дрожью прикоснулись к прохладному гладкому эпидермису, не обнаружив привычного за последние годы шрама от пулевого ранения, что стянутой смятой кляксой красовался на груди. Шальная пьяная улыбка украсила чётко очерченные, словно прорисованные маркером, губы, и капитан с наслаждением втянул сладкий и чистый воздух. Теперь никакой отдышки. Чёткое и однозначное «нет» тупой ноющей боли. И, чёрт побери, только за это он готов смириться с клятым змеиным хвостом. Последний, к слову, вновь начал затекать, и Брэнсон обратил-таки внимание на причину: розовая «фея» оккупировала его тело, отчего он раздражённо дёрнулся, сбрасывая захватчика, тогда как с губ сорвалось рассерженное шипение: — С-слезь с моего хвос-с-ста, гадёныш-ш-ш! — Ещё пять минут, пап. — Лиловое чудовище явно имело разряд по попаданию в неловкие ситуации. Капитан лишь раздражённо дёрнул новоприобретённой конечностью, искренне положив на ситуацию по всей длине (исключительно змеиного хвоста), разумно постановив, что здесь и сейчас, в этой реальности, он никому ничего не должен. Глаза загорелись предвкушающим блеском, а ветер свободы от обязательств (если быть точным, то отсутствие последствий за смерть одного конкретного малолетнего ублюдка) ударил хмелем в голову. И Брэнсон, растянув уста в глумливой улыбке (той самой, что раздражала всех, кто её когда-либо видел, вызывая желание стереть самодовольство с лица), осторожно поднялся, едва устояв на хвосте. Тихим шелестом чешуи ознаменовалось завершение компании «Ричард и недалёкий МакГонари», дальше им было не по пути. Поднявшая было голову совесть оказалась заперта в клетку под самый тяжёлый амбарный замок с табличкой «до лучших времён», и капитан поспешил скрыться с поля зрения: до ближайших зарослей вычурных витиеватых деревьев было всего несколько миль (от тех, что были под носом, буквально рукой подать, он мудро решил держаться подальше). В тумане азарта стирался пейзаж, превращаясь в одно большое фиолетово-синее пятно. Где-то внутри, под рёбрами, глухими раскатами отбивало ритм свободы сердце, а ход набирал неестественно-быстрые обороты. Капитан входил во вкус: он уже и не помнил, когда мог двигаться в таком бешеном темпе последний раз. Кажется, даже в годы своей молодости и на пике физической формы он был не в состоянии развить подобную скорость. Хвост мелькал белой лентой среди разноцветья, оставляя за собой примятую к земле растительность. Сколько отмерило время, Брэнсон не мог сказать с уверенностью, когда он заполз под сень раскидистых деревьев, вынудившую замедлить ход. Пустынный доселе воздух заполнился криками неведомой фауны, заставляя насторожиться, прислушаться. На этой стороне флора отчего-то имела более агрессивную расцветку: карминовые нити аорты, пульсируя за прозрачными тонкими стенками, раздражали взор, словно пригвождённая покосившаяся от времени и сгнившая по краям деревянная табличка с кричащей надписью «Осторожно: зона заражения радиацией». Фон отчётливо охватил аромат бензоя, отчего капитан скривился: он терпеть не мог этот запах (так благоухали духи его несостоявшейся жены). Раньше он ассоциировался с чувством единства, лозой увивающим сердце, теперь же — с разочарованием и потерей. Кряжистые исполины больше походили на непролазный и косматый бор, нежели извилистые, замысловатые тропики, но мужчина с небывалым упрямством продирался сквозь заросли, стараясь касаться кричаще-кровавых растений как можно реже. Он осторожно огибал ветви деревьев, а тьма с паранойей начинали проситься наружу, подгоняемые первобытным животным страхом, что поднял голову и оскалил пасть, полную бритвенно-острых зубов. Чем дальше — тем сильнее, тем более безумной казалась идея покинуть ясные и приветливые прерии, променяв их на алый бурелом. То тут, то там Брэнсон замечал спелые, насыщенные таким же ядерным колоритом, плоды, источающие такой ненавистный (исключительно для него, для всех остальных — весьма притягательный) запах ладана с лёгкой сладковато-пряной ноткой, тогда как желудок сжимался спазмами от голода, взывая к разуму своего носителя необходимостью пополнить ресурсы организма топливом. И капитан несколько раз порывался сорвать такой же прозрачный, как и всё вокруг, фрукт, где за ажурной хрустальной шкуркой виднелась водянистая малиновая мякоть, но в последний миг одёргивал руку — шестое чувство выло раненым зверем об угрозе. А потому мужчина, сжимая зубы, уповая на силу воли, полз дальше, периодически всматриваясь в бледный аметистовый купол небосвода, пытаясь отследить длину светового дня. Ричард склонялся к мысли, что сейчас разгар лета. И так ли это на самом деле — вопрос, ответ на который ему только предстоит узнать. Возможно, этой реальности, как и жителям экватора в его мире, не дано познать, что такое зима с её метелями, бесконечной белой пеленой снега и лютыми морозами. А быть может, госпожа Фортуна повернулась к мужчине спиной, устав давить приветливую улыбку, и он на собственной шкуре ощутит, что такое долгие зимние вечера. Впрочем, капитан с благосклонностью относился морозам, когда воздух становится чище, свежее, а теплотрассы нежат в своих объятиях зимующих в городе птиц. В этот период особенно отчётливо витает запах выпечки, и двери небольших уютных кафетериев кажутся более привлекательными. Они с Катарин неоднократно посещали подобные заведения, гонимые мечтами о большой кружке горячего кофе или какао после долгой прогулки по почти безлюдным улицам в одном из провинциальных городков Западной Вирджинии. В те редкие прогулки Ричард был счастлив. Действительно счастлив: эмоции переполняли отставного военного, заставляя губы дрогнуть в такой редкой тёплой улыбке (немного кривой, неумелой, но искренней). Катарин — милая, невысокая, едва достающая макушкой до его плеча шатенка с нежными янтарными глазами — была его отдушиной. При взгляде на нее мысли текли патокой, позволяя извечному анализу на подкорке замедлить ход, выцепить действительно важное. Она первая, кто его приручил: не боялась дёргать хищника за усы. Играла с диким зверем, как с домашним непутёвым котёнком, не опасаясь, что зубы сомкнутся у глотки да раздастся милый его слуху треск костей переливом прекраснейшей из мелодий. Только рядом с ней он держал в узде своих демонов, не позволяя сожрать это хрупкое балансирование на острие ножа. Чертовски сложно, но исключительно с ней капитан был готов затолкать этих адских гончих назад, в бездну, накидывая тысячи поводков, чтобы ненароком не сорвались с цепей. Она вызывала в нём, как минимум, уважение. Как максимум — восхищение. Такая хрупкая, открытая, ранимая. Одно неловкое движение — сломается. Однако, если заглянуть глубже, под всю эту мишуру, там найдутся стальной стержень и непреклонность, несгибаемая сила воли и, чёрт побери, способность услышать, принять. Она никогда не возводила его на пьедестал, не выстраивала вокруг цитадель, не заключала в центр своего мироздания. И он снимал перед ней шляпу в безграничной благодарности. Впервые признавал кого-то равным. Впервые был готов отдать всего себя с потрохами. Впервые мог порвать глотку за «своего» человека. И впервые не болел, не был зависим, а просто тихо любил. Отчего же она с ним так? Карминовый диск светила клонился к закату, намереваясь в скором времени уйти на покой и передать стопку дел своему заместителю, когда чудовищная лощина выпустила из своих лап жертву: капитан кубарем вылетел на поляну. От края до края последней, занимая ровно половину идеального круга свободного пространства, раскинулось озеро, переливаясь пёстрыми тёмно-зелёными оттенками и отражая в своих водах загорающиеся фонари звёзд. Складывалось явственное ощущение, что водоём вполне себе рукотворный (каким он ещё мог быть, имея форму ровного полукруга?), и капитан нашёл подтверждение своим мыслям в виде заброшенного, поросшего мхом и сорняком купола из какого-то странного на вид материала, что поглощал ультрафиолет, почти не имея отражающей поверхности. Ричард мгновенно подобрался, готовый рвануть обратно в объятия осточертевших уже деревьев на предельной скорости, но интуиция не подавала никаких признаков жизни, а потому изящный змеиный хвост тихой сапой двинулся в сторону источника воды. С гладкой зеркальной поверхности на капитана полными удивления глазами смотрел неясный блёклый субъект: привычные рубленные, мужественные черты лица будто стесало наждачкой, явив на свет Божий жалкую пародию — плавные линии скул, утончённые и изящные формы, непослушный каскад слишком длинных волос... всё это выглядело большой издёвкой, театром абсурда, где ключевым персонажем выбрали бывшего вояку, превратив в бледную немочь аристократической наружности, где до кучи, дабы предать хоть какой-то брутальности, измазали в грязи. Из глотки вырвалось уже почти обыденное негодующее шипение, тогда как резцы ранили нежную кожу нижней губы, окропив рубиновыми каплями подбородок, а кончик хвоста затрясся, информируя мир о тихой ярости его обладателя. Пелена злости спала, когда отражение пошло рябью, а в недрах глубины, на расстоянии пары футов, неспешно перебирало лапами причудливое членистоногое. Прозрачный хитиновый панцирь не скрывал сапфирового неона артерий и мясистых бледно-голубых мышц, а маленькие чёрные пуговки-глазки глядели из толщи воды с небывалыми спокойствием и размеренностью. Гигантская креветка (или что-то весьма похожее на неё) шествовала с поистине королевским величием, тогда как Брэнсон задавался одним-единственным вопросом: «Съедобно ли это, и если съедобно, то как открыть?» И покуда теперь-уже-блондин гонял в черепной коробке одинокую мысль, тело действовало на инстинктах: оно подобралось, словно на построении перед вышестоящим по званию, напружинилось, чуть покачивась на хвосте в попытках поймать идеальный баланс, и с лёгкостью ушло под воду. И, пока капитан, вынырнув на поверхность с добычей, отплёвывался от солоноватой влаги, пальцы на автомате вцепились в сочленение головы с телом невезучего обитателя глубин, отделяя одно от другого. Острые и на удивление крепкие когти с лёгкостью распороли брюхо, срезали мешающиеся лапы, добравшись до содержимого. Привкус медово-солёного мяса на языке взорвался в сознании неповторимой феерией, отчего мужчина прикрыл глаза, едва слышно постанывая от наслаждения. Он готов был поспорить на все свои сбережения в банке, что в жизни не пробовал ничего более потрясающего: тёплый синий сок стекал по подбородку, пачкал пальцы, которые Ричард с удовольствием облизал под конец. Желудок заполнился под завязку, и Брэнсон, окунувшись в горячее, нагретое за день приветливым светилом озеро ещё несколько раз, смывая с себя пот, кровь и грязь, нехотя выбрался на берег. Тонкие нити зрачков поймали в фокус заброшенное строение, а любопытство впервые за долгие годы высунуло нос из своей конуры, подзуживая, нашёптывая о возможности разжиться хотя бы острым ножом (авось кто из аборигенов запамятовал и оставил столь ценное, ведь строение с виду заброшенное, так чего стоит посмотреть, верно?), ибо когти — дело хорошее, но исключительно в ближнем бою. Где гарантии, что у местных не найдётся огнестрельного или чего-то более убойного? Тем более, рано или поздно Ричарду придётся интегрироваться в общество, не будет же он бобылем сидеть на этой поляне до старости, правильно? А ознакомиться с технологиями и культурой хотя бы по остаточным материалам — что может быть проще? Размышляя в данном ключе, Брэнсон направил хвост в сторону сферы, подчас замирая и прислушиваясь к внутреннему чутью. Купол казался монолитным; лишь навернув кругов двадцать по периметру, он смог разглядеть еле заметный в сумерках контур, однако ни кнопок, ни ручек капитан так и не нашёл. И, когда терпение приблизилось к грани, а сам мужчина готов был плюнуть на данную затею, рука упёрлась в странную материю, отдалённо схожую с силиконом. Последняя приняла очертания ладони Ричарда и загорелась ровным серым цветом, тогда как где-то слева слух резанул щелчок, и одна из плоскостей отъехала в сторону, открывая вид на провал, зияющий густой, будто кисель, чернотой. По позвоночнику пробежала дрожь, и Ричард передёрнул плечами. В душе зародились сомнения, ведь до таких технологий землянам ещё не одно столетие — это он понимал также ясно, как и то, что отныне топчет поверхность на другой планете. Всё же интерес взял верх (и когда он умудрился стать таким любопытным? Ведь не мальчик уже — давно перевалило за сорок), и капитан затащил свой хвост прямиком в тёмную пасть коридора. С глухим шорохом захлопнулась входная панель, отрезая путь, однако страх не успел ступить на порог и распаковать чемоданы — помещение заполнилось слабым свечением. Тусклый свет неоновой лампы лижет ресницы, пляшет серыми тенями на изящных скулах, тогда как взгляд гуляет по новой, неизведанной локации: несколькими футами чётко выверенных пластов композитного материала, длинными и тёмными коридорами, блёклыми линиями подсветки — чужая вселенная. Едва различимый шелест узорчатой чешуи по поверхности ознаменовал начало пути. Ричард во все глаза рассматривал приборные панели, экраны, на которых развернулись странные графики и диаграммы, затейливый и причудливый шрифт, отдалённо схожий с арабской вязью (тот самый, который он видел в пещере и на каменной площадке), лабиринт переходов из одной комнаты в другую, разделённый арками, но не имеющий дверей. Всё это больше походило на эффектную галлюцинацию, но не реальность. Одно из помещений выделялось на фоне своих собратьев приличными габаритами и множеством открытых полок-ячеек. В последних покоились тонны смоляных, будто обугленных, пластин, и лишь в одной из ниш стальным блеском отливал один из квадратов, притягивая взгляд. Внимание капитана переключилось на серебряную полосу, тогда как пальцы быстро подцепили уголок металла, вытаскивая оный из хранилища. Пластина завораживала своим совершенством, заставляла что-то исконно змеиное желать оставить себе на память. Абсолютно ровная поверхность — кусок металла, что с него взять? Но такая приятная на ощупь. Кончики пальцев нежили полоску серебра, и та отвечала теплом и едва ощутимой вибрацией. Время замедлило свой бег, растянувшись этернитетом, капитан же намертво прилип к пластине, которая заметно уменьшалась в размерах, истончаясь, тогда как фаланги указательного пальца левой руки кружевом заполнял серебристый узор. Ричард очнулся в тот момент, когда пропало ощущение тепла, а перед глазами, словно из воздуха, выплыло странное сообщение, соткавшись нестройной линией букв: «Личный помощник версии 13.0. Инициализация с пользователем. Желаете провести слияние?»***
Два месяца ада. Два проклятых месяца бесконечных тренировок и издевательств старого маразматика (о, он готов поспорить на собственный хвост, что Ааро был конченым садистом ещё при жизни) после того, как в голове промелькнула злосчастная мысль принять слияние, а перед эбеново-чёрной гладью зрачка замигало очередное сообщение: «Личный помощник версии 13.0 подготавливает пакет данных первого уровня. Будет назначен ментор, исходя из анализа Вашей психики. Просьба убрать все ментальные щиты. Начало отсчёта: десять…» «Какие ещё к чёртовой матери ментальные щиты?» — пронеслось в черепной коробке перед тем, как Ричарда утащила в свои лапы тьма. Первое, что предстало пред ясны очи капитана с полопавшимися капиллярами, где алая радужка (и так весьма пугающая с непривычки своей неординарностью) налилась цветом сильнее, стало жёлтое, будто пергамент, иссушенное старостью лицо с недовольно поджатыми тонкими губами. Старик, судя по всему, готов был прожечь в мужчине дыру, а скрипучий, словно несмазанные дверные петли, голос не оставил никаких сомнений: — Тебе же было сказано простым языком: снять ментальные щиты. А ты что сделал, идиот? — Собеседник, казалось, просвечивал, и Брэнсон сквозь муть пространства мог рассмотреть предметы, находящиеся за его спиной. Жёлтое скукоженное лицо стало ближе, а дедок злобно рыкнул, продолжая прерванную мысль: — Ты закрылся сильнее! Давно я не видел первозданных с необъяснимой тягой к суициду! Моя разработка могла либо поджарить тебе мозги, либо сама выгореть, не справившись. Тебе повезло, что во всех сериях модификаторов заложен ментальный слепок одного из основателей, чтобы в экстренной ситуации перехватить управление. Нет, только посмотрите на него! Чуть не угробил одну из лучших версий и сидит, ресницами хлопает! А капитан действительно лишь смотрел расширившимися в удивлении глазами, где угольно-чёрный зрачок подрагивал, то вытягиваясь в узкую полоску на рубиновом фоне, то почти заполоняя радужку, в пергаментное лицо старика, пытаясь привести в порядок мысли, что острыми иглами впивались в сознание, порождая яркие всплески мигрени. В голове была каша из каких-то отрывков, красочных видений, чёрно-белых ажурно сплетённых букв, складывающихся навевающим скуку текстом, создающих двоякое впечатление: словно что-то давно забытое под натиском более свежих событий, но такое родное и близкое… — Что, не нравятся куски раздробленной информации вместо пакета первого уровня, да? — голограмма осклабилась, выставляя напоказ ряд остро заточенных треугольных зубов, заставляя Ричарда инстинктивно отпрянуть и зашипеть в ответ. — То-то же! Могу тебя поздравить, первозданный: в силу того, что связь закрепилась лишь на пятьдесят семь процентов, что априори губительно для носителя, то в качестве ментора буду выступать я, пока ты не перешагнёшь минимальный порог в семьдесят три процента. Знания в твою голову придётся вдалбливать по старинке. Кто бы мог подумать, что я буду тратить пятнадцать лет своего посмертия, чтобы вбить в пустую голову основы?! За что мне это, а?! Причитания старика виделись какими-то фальшивыми, искусственными, как и вся ситуация в целом. Разыгравшееся смахивало на любительскую постановку только для «своих», где главную роль исполняет странный субъект с бритвенно-острым набором зубов и хищными янтарными глазами, в котором не просто «умер великий актёр», а сдохло порядочное число «гениев». Капитан до последнего шёл в отказ: казалось, вот сейчас он зажмурится посильнее, откроет глаза и окажется в мягких объятиях одеяла и подушки, а всё произошедшее — лишь затянувшийся ночной кошмар. Однако реальность обрушилась на сознание потоком ледяной воды: старик взял его в оборот. И события понеслись с сумасшедшей скоростью, завертелись каруселью, а Брэнсон с каждым днём убеждался в том, что его пригласили в эксклюзивное шоу с кричащим лозунгом: «То, что нас не убивает, сделает из нас параноиков». Как выяснилось в течение первых дней через маты, злобное шипение, попытки унять энтузиазм старика и отборную брань последнего, от которой вяли уши даже у отставного военного, эта планета носила название Саашь, что в переводе с наречия сайшес (раса, к которой, как оказалось, и принадлежал теперь Ричард) — колыбель жизни. А вот на языке ирими (один из народов) она звалась Витаэ и несла похожий смысл. Назойливый старик — Ааро Шохи — оказался отцом-основателем, одним из четырёх изобретателей личного помощника, чей ментальный слепок сознания служил предохранителем и в экстренных ситуациях, когда пользователь допускал фатальную для себя ошибку, брал разработку под контроль, выступая буфером между техномагическим артефактом и эксплуатирующим его разумным. Шохи обладал выдающейся (по крайней мере в восприятии Брэнсона) внешностью и поистине поганым характером: низкий сухощавый рептилоид с острым лицом, жёлтую кожу которого усеяли морщины, а скулы покрывали неприглядные болотные чешуйки, с приплюснутым носом, что так напоминал обладателей восточных черт лица на родной планете капитана, с вытянутыми к вискам янтарно-жёлтыми глазами, где радужку разрезала ровно надвое вертикальная полоса зрачка, он был нетерпим к любым промахам, имел ослиное упрямство и задавал просто бешеный темп обучения, заставляя шестерёнки в голове работать на максимальных оборотах. Знания, которые с усердием женщины, решившей взять на море всё самое необходимое, но ограниченной единственным чемоданом, вдалбливал в голову подопечного старик, взрывали мозг. Оказалось, что в этой реальности мир пошёл по техномагическому развитию. Естественно, история Саашь не могла похвастаться кристально-чистым резюме, хватало и тёмных пятен: изначально магическое общество обходило науку стороной. Приверженцев подобных стремлений клеймили выродками и уничтожали пачками, подвергали пыткам и массе других нелицеприятных актов в сторону деятелей науки. Огромную роль в противостоянии сыграла религия — борьба с научными изысканиями породила единую веру в пантеон Саашь-Витаэ: Иши — покровителя сайшес (змеелюдов, драконов и прочих рептилий), бога мудрости и созидания, Эринель — мать ирими (удин, спрутов и всех тех, кто имеет жабры), богиню плодородия и домашнего очага, Виридо — отца всех воинов, тёмного жнеца, что провожает в мир иной после смерти, Шайхар — пряху, что кружевом плетёт узор чужих судеб, и Нисфара — бога лжи, мести и коварства. Самое весёлое было в том, что боги были вполне себе реальны: как поняли потом учёные (спустя несколько тысячелетий, когда наука выбила-таки себе место под солнцем), они являлись высшими энергетическими сущностями, паразитирующими на верующих. Они доили свою паству, словно стадо коров, жируя, наращивая мощь. Они творили «чудеса» лишь для того, чтобы проникнувшийся верой разумный привёл как можно больше последователей. И они забирали души в свои «чертоги» (излом пространства), где те служили батарейкой, пока не кончится жизненная энергия, а душа не канет в небытие без права на перерождение. Одно только это ломало капитану мозг, рвало привычные шаблоны и заставляло впасть в откровенный ступор. Брэнсон не был набожным человеком, но вот так просто осознать, что бог — всего лишь паразит, более развитая сущность, вышедшая на энергетический уровень существования, способная по щелчку пальцев создать себе телесную оболочку для контакта с последователями, творящая очередное «чудо» левой пяткой исключительно в корыстных целях… это было действительно непросто. Оказалось, что они начали покорять космос: сначала разработка телепортационных порталов на спутник, после — до ближайшей планеты; изобретение космических кораблей, чтобы бороздить черноту пространства, искать пригодные для жизни небесные тела, снимать координаты и возводить арку телепорта. Они создали искусственный интеллект и нейросеть с имплантами и пакетами информации, что загружают знания напрямую в мозг. Они разработали улучшенную версию артефакта для тех, кому противопоказана операция в медицинской капсуле (сильных ментальных магов и псиоников) — личных помощников. Они с ювелирной точностью сочетали магию и науку (впрочем, первая вытекает из второго, если вчитаться в какую-нибудь из статей очередного дотошного фанатика знаний). Они почти дошли до терраформирования и колонизации планет, когда по Саашь прокатилась серия взрывов. Что послужило катализатором, Ааро не имел ни малейшего понятия: данные засекречены, а официальная версия про террористическую группировку звучала настолько нелепо, что он не стал её озвучивать. Последствия растянулись на несколько столетий, обернувшись всемирной катастрофой: родная Саашь сменила привычный сине-бирюзовый плащ на алый, всю планету пронзили неоновые вены агрессивной расцветки (со временем колор сменился, вернув прежнюю гамму, а вот мерцающие кричащие жилы остались и по сей день), фон заполнился ядовитым маревом, превращая жизнь в белый шум, эфир, от которого было не спрятаться под замком, не скрыться в доме, отчаянно забравшись под кровать. Этот туман проникал под кожу, вызывая необратимые нарушения в организме, с которыми не справлялась развитая медицина, въедался ржавчиной в ауру, разрушая несколько оболочек души, превращая разумных в оттари (тех, кто не является волшебниками). Маги вырождались: их с каждым десятилетием становилось всё меньше, они мельчали (современным колдунам до их предков очень и очень далеко), они старели быстрее (теперь уже лишь на четверть века превосходя оттари по сроку жизни), они были не в силах принять вторую ипостась (всё, что осталось от прежней роскоши: клыки, когти да росчерк вертикального зрачка). Сайшес ждала смерть. На ирими — обитателях морских глубин — яд, казалось, не действовал, позволяя им комфортно существовать и далее. Население раскололось на два лагеря, грянула война: как всегда, во всём были повинны амбиции более влиятельных, деньги и передел власти. Море превратилось в закрытую резервацию имеющих плавники и жабры без права доступа для всех веток сайшес. Более сообразительные из последних решили убраться куда подальше с умирающей планеты. В суматохе, в погрязших в кровопролитии армиях, в массовой истерии многие научные данные были безвозвратно утеряны. Те, кто спасся, кто выжил в этом аду, сохранив разум, откатились на три эпохи назад. Им нужно было начинать заново. Им пришлось учитывать предыдущие ошибки. Они построили Империю Саашь (в честь первой родной планеты), что простиралась на тридцать семь обитаемых планет. Они соседствуют с Содружеством, которое включает в себя расы: многочисленную — людей, более скромных по количеству разумных — вампиров, эльфов, орков, сатиров, гоблинов и изменяющихся (метаморфов). Отдельную сеть планет заняли титаны, которые держат нейтралитет. Также присутствует ещё одна Империя варгов (волков-оборотней) — Варстург, выходцы которой довольно воинственны и в основном кормятся за счёт пиратства и работорговли, чаще всего нападая на людей и остерегаясь старших рас, заварушка с которыми понесёт лишь убытки, ведь те же эльфы (что тёмные, что светлые) за своих сородичей не пожалеют стараний стереть с лица население одной из планет Варстурга. Сейчас Саашь процветает и набирает небывалую мощь. Учёные же с особым энтузиазмом лезут на планету-колыбель для изучения флоры и фауны, общего фона и влияния на организм сайшес, дабы исправить ошибки прошлого: маги и псионики и по сей день слишком большая редкость (один на пятьсот-шестьсот тысяч населения). Плюс недавно высоколобые установили, что ирими выжили во всей этой заварушке, однако откровенно деградировали, откатившись в своём развитии до примитивных орудий и племён: спруты, удины и тритоны, фирколи (водяные коты) уже не считали себя единым народом, как на истоке времён. Благодаря деятелям науки планета приобрела статус заповедника, за целостностью и развитием которой следит Империя Саашь, охраняя от посягательств Варстурга. А вот куда делись архивные умы данного лагеря-лаборатории и почему он оказался заброшенным, капитан не имел ни малейшего понятия, Шохи тоже был не в курсе. Обоих это заставляло нервничать (хотя, казалось бы, с чего вдруг голограмме источать эмоции?), а потому ментор с одержимостью гонял Брэнсона. Капитан выл раненым зверем: казалось, что даже в спецотряде, где их натаскивали по знаниям языков, боевой подготовке, навыкам выживания, стрельбе и работе в команде, учёба не была столь жёсткой и выматывающей, какую организовал старый маразматик. Последний просто фонтанировал энергией и энтузиазмом, заставляя Ричарда осваивать змеиное тело, совершенствовать свои реакции, знать все преимущества и недостатки собственного организма (которые тот выяснял непосредственно на практике, ведь просто так Шохи не давал ровным счётом никакой информации). Также не обходилось без лекций истории, которые Брэнсон слушал и старался запомнить, записать на плёнку памяти и отложить до лучших времён: интуиция подсказывала, что пригодится, а расчётливый ум твердил, что нет ничего дороже и ценнее информации. Ааро отрывался по полной программе: физика, химия, основы магии, правильное произношение языка сайшес (бывший военный был чертовски рад, что хотя бы понимание речи, пусть кривое и косое, но он получил за те пятьдесят процентов слияния с артефактом), изучение наречий нагов (змеелюдов), драконов и хамелеонов, а также языки Содружества и Варстурга в обязательном порядке. Информации было много. Разнопрофильной. Сложной. Необходимой. А сроки были сжаты личной голографической занозой в заднице до жалких пятнадцати лет. Ричард был готов повеситься на собственном хвосте: он успевал лишь есть, спать около четырёх часов и грызть гранит науки. У него не было времени даже осмотреть территорию дальше, чем лаборатория и озеро. Но сегодня Шохи впервые дал ему выходной за два месяца, запланировав какую-то инициацию, что чертовски настораживало капитана. Мужчина нервно ползал по «палатке», тихий шелест лилейного хвоста уже почти не раздражал: от окна, что полукругом въелось в помещение, разделив купол буквально надвое — светлую и тёмную стороны, — было около пятнадцати футов. Он «прошёл» эту линию раз пятьдесят, тогда как ладони невольно сжимались в кулак, а когти ранили эпидермис. Пара сотен секунд — и капитан трезво может оценить ситуацию, принять, что нервничает, словно мальчишка. Впрочем, Ааро говорил, что сорок семь для нага — не возраст, он действительно юнец. Даже больше — ребёнок, ведь первое совершеннолетие у змеелюдов в пятьдесят. Второе, позволяющее заключать брачный союз, — и вовсе в сто семьдесят, а третье — билет в полноценную взрослую жизнь — наступает в триста. Эти цифры пугали Ричарда даже больше, чем змеиный хвост. Один подростковый период растянется ещё лет на двадцать, а он давно уже отвык от всплеска гормонов. Миллиарды сомнений рвали душу в клочья. И эту накипь было не вычистить за раз: она расползлась по сознанию, залегла в углах мрачными тенями, которые не увидишь, пока не направишь прожектор в нужную сторону. Он сплетал маршрут от стены до стены, ползая кругами. Напряжённость в висках свербила бесконечностью. Затуманенный вновь явившимся на порог страхом рассудок был сражён наповал, где тонкий муар логики разорван в клочья острыми когтями оккупанта — паники. Зарождающуюся истерику оборвал сухой и привычно-ворчливый голос ментора, образ которого соткался неоновым светом прямо перед красным бархатом глаз капитана, обретая чуть большую плотность: — Сегодня тебя ждёт инициация: каждый ребёнок первозданных до пятидесяти лет обязан освоить смену ипостаси на человеческую. — Ещ-щ-щё бы знать, кто такие первозданные… — капитан выдохнул, устало прикрывая на несколько мгновений глаза. — Но ты же, драконья рожа, молчи-ш-шь, как тёщ-щ-ща до свадьбы.***
— Готов? — голос старика рикошетом по помещению лаборатории, эхом в усталом, измученном неподъёмным количеством информации сознании капитана, нагоняя ещё большей нервозности. Отставной военный стоял посреди самой просторной из комнат, имеющихся в лагере исследователей, канувших в небытие по неизвестным причинам. Кончик белëсого хвоста подрагивал, выдавая беспокойство своего обладателя, тогда как клыки вновь ранили нежный эпидермис карминовых губ: Ричард так и не смог взять под контроль звериные инстинкты. Он стоял, покачиваясь из стороны в сторону, балансируя на новоприобретëнной конечности, с которой был так и не в силах совладать в полной мере, даже несмотря на изнуряющие каждодневные тренировки под руководством Шохи (что ни говори, а наги раньше рождались в змеиной ипостаси и учились тому, что он пытался освоить, буквально с первых дней жизни). Капитан поспешно сглотнул вдруг ставшую какой-то слишком вязкой слюну и хрипло выдохнул: — К этому никогда не будеш-ш-шь готовым. — Верно подмечено. — Оскал, на первый взгляд, слишком острых треугольных зубов в обрамлении тонких губ. — А теперь расскажу подробнее об инициации. Твоя задача простая и одновременно с тем безумно сложная: нужно представить, как одно меняется на другое. Очень отчётливо, до мельчайших деталей, иначе есть риск застыть в полуформе, и тогда тебя не спасут даже самые высококлассные медики. — Обнадёжил... — Не перебивай! — рык из уст голограммы звучал глухо, как-то отдалённо, словно рептилоид и не с ним вёл разговор (или это от нервов у военного окончательно поехала крыша и он не воспринимал реальность в должной мере?), но, тем не менее, пугающе. — Сайшес в своей сути именно магическая раса! С одной стороны, это упрощает жизнь, правда, теперь исключительно таким, как ты, первозданным, с другой, делает уязвимыми в период инициации: сколько наших предков сходило с ума, застряв в полуформе, когда в итоге зверь брал верх над разумом! Те же варги, будь они неладны, принимают звериную ипостась методом преобразования тела на клеточном уровне. Сначала это происходит медленно, потом, когда нарабатывается определённый опыт, метаморфоза занимает доли секунд. Однако эти ушлые псы не способны выйти за данные в человеческом облике габариты: масса тела не меняется, там вступают в силу законы физики. Да и сам оборот, особенно первый, — процедура малоприятная. — А... — Ричард только открыл рот, дабы прояснить, причём здесь, в общем-то, варги, если речь идёт о его инициации, но поспешно замолк, наткнувшись на горящие яростью жёлтые глаза. — Быстро учишься. Похвально. — Морщинистое лицо ментора выражало то ли поощрение, то ли скепсис и насмешку, капитан так и не разобрал: всё же драконы отличались от привычных ему людей строением лицевых мышц, не позволяющих «читать» собеседника, словно раскрытую книгу (знания физиогномики на Ааро не работали, отчего Брэнсон чувствовал себя сапëром, которого бросили посреди минного поля, забыв выдать аппаратуру. А отсутствие привычной растительности в районе надбровных дуг и вовсе частенько вводило в заблуждение. Лишь по выражению глаз ещё можно было уловить отголоски чужого настроения, и то периодически попадая впросак). Тем не менее, голограмма старика заложила руки за спину, а шаг мерил пространство, тогда как мысль продолжила своë становление звуком: — Так, о чём это я? Точно, о первозданных. В отличие от выходцев Варстурга, сайшес — существа магического происхождения. Нам не нужно перестраивать клетки тела при смене ипостаси. Одна из форм всегда хранится в... как бы попроще... назовём данное пространственным карманом, привязанным к душе носителя. Сайшес меняет одно тело на другое, словно костюмы в гардеробе. Вот и вся наука. Однако нужно очень хорошо представлять, что носитель желает получить в итоге, иначе «рубашка» останется от одного комплекта, а «штаны» — от другого. Надеюсь, мысль ясна. И, отвечая на твой незаданный вопрос: да, габариты «костюмов» могут быть разными. Звериная ипостась зависит от боевого опыта и духовной силы, а человеческая — от возраста носителя. Предполагаю, что, если ты в облике нага выглядишь лет на двадцать по меркам людей, то в последней, взяв в расчёт твои прожитые годы, скорее всего, окажешься подростком. Это если я не ошибся с летоисчислением первозданных: всё же сведения по нашим предкам давно канули в лету. Ну что, рискнëм? Хотя выбора у тебя особо-то и нет: останешься в зверином обличии — не сможешь принять человеческую форму до конца своих дней. А они закончатся быстро: никому не захочется провести остаток жизни в лаборатории и быть подопытной крысой, верно? И капитан рискнул. Он, как никто, понимал, что если задержится в теле зверя, то относительно беззаботного и спокойного житья ему не дадут: не зря же высоколобые фанатики с таким рвением посещают планету-колыбель. Они пытаются найти решение, способ исправить ошибки предыдущих столетий, чтобы восстановить баланс, ведь магов рождается чертовски мало. А здесь, под боком, ползает первозданный, который может являться если не ключом к решению проблемы, то большим шагом в этом направлении. Что такое жизнь одного, когда на кону стоит разгадка тайны и, быть может, излечение миллиардов? Она не стоит ни цента. И Брэнсон это осознавал весьма отчётливо, а потому был благодарен старому рептилоиду за науку. Какие цели преследовал сам Ааро, ведь, по сути, жизнь разработчика артефакта давно прервана, а сам он — лишь ментальный слепок, призрак давно минувших дней, тень великого учëного, капитан не знал. Однозначно что-то было: он не верил в благие намерения за его красивые глаза. Однако решил разбираться с проблемами по мере их поступления. А потому мужчина изо всех сил напрягал воображение в попытках представить себя вновь твёрдо стоящим на двух ногах. Фантазия явно не была его сильной стороной и, словно капризная девица, что так и не смогла выпросить у кавалера очередную безделушку, отказывала в близости. Процесс встал застывшим бетоном, как Брэнсон ни пытался напрягать воображение. Циферблат, отсчитывающий мгновения каждой прожитой жизни, замедлил ход, и он потерялся в условной единице измерения. Ричард сделал классическую ошибку — из тех, о которых клялся, что никогда не совершит. Он явно переоценил свои силы. А Шохи — его возможности. У него ни черта не получалось, что раздражало и вводило в панику о неотвратимости худших последствий. Родная Терра осталась далеко, в другом измерении или совершенно иной галактике, дорога обратно была закрыта тяжёлым амбарным замком на стальной двери и уже казалась не столько сложной и маловероятной (всё же капитан надеялся разобраться, как они с МакГонари смогли попасть на планету-прародительницу), сколько абсолютно невозможной. Он чувствовал себя тряпичной куклой с пуговицами вместо глаз: настолько отчётливо в воздухе витал аромат уже позабытой им безнадёги, словно Брэнсон вернулся обратно на службу, провалил спецоперацию, подставив своих ребят под удар. И у него был лишь один выход: с достоинством встретить старуху в неизменном чёрном балахоне, будто вырванном с эпохи Святой Инквизиции, костлявые пальцы которой с уверенностью сжимали косу. Стены качались перед глазами из стороны в сторону, вызывая тошноту. Виски ломило от напряжения. Ааро ходил из угла в угол, с явным беспокойством поглядывая на подопечного, но не обронил ни звука: тот должен справиться сам. А капитан пытался нарисовать перед глазами фигуру подростка, особенно отчётливо выделяя наличие ног заместо хвоста. И, наконец, изображение перед взором поплыло, приобретая новые контуры, меняясь, тогда как сознание, не выдержав запредельной для него нагрузки, решило откланяться, на прощание от души хлопнув дверью. Тьма привычно распахнула свои объятия, укрыв угольно-чёрным полотном крыльев. Ему вновь чудились кошмары: то, что отступило когда-то под натиском близости Шейна, снова опутало сознание паутиной, где он, подобно мухе, усердно работающей крыльями, но увязающей в нитях ещё больше, барахтался в мареве давно минувших дней. В очередной раз снился улыбчивый блондин — его подчинённый, лишившийся жизни за его ошибку и пустые амбиции. А капитан пытался отмахнуться, вырваться из замкнутого круга воспоминаний, чтобы не видеть лиц погибших. И когда мрак отступил, а белый веер пушистых ресниц дрогнул, позволяя с трудом поймать в фокус зрачков плавающий потолок, Ричард почувствовал озноб, пробирающий всю его сущность до костей. От привычного и такого родного самоедства, что всегда накатывало после пробуждения, избавил задумчивый голос ментора: — М-да, однако я всё же просчитался с твоим возрастом. Видимо, первозданные более поздние в своём развитии. — Что ты имеешь в виду? — вопрос слетел с в раз пересохших губ, где-то на подкорке орала благим матом интуиция о неминуемой и беспросветной заднице, а глаза в ужасе расширились от звука собственного голоса. Тембр показался слишком высоким и звучал как-то совсем… по-детски? Однако привычное шипение исчезло, словно его не было и в помине. — Твою мать, Ааро! — Капитан нашёл в себе силы поднять подрагивающую руку на уровень лица, чтобы удостовериться в догадке, посетившей светлый ум. Результат был неутешительным: маленькая щуплая ладонь с аккуратными изящными пальцами. Словно и не ребёнок вовсе: дети должны быть пухлыми, насколько помнил этих адских созданий Брэнсон, его же конечность лишена такой опции. Взгляд цеплялся за белую мраморную кожу, словно начисто лишённую меланина, длинные поэтичные пальцы и аккуратные матово-алые когти примерно в два сантиметра длиной. Это всё вызывало ступор, заставляя сердце пропустить удар, тогда как в душу закрадывался страх. — Мне нужно зеркало! Почему я, чёрт тебя побери, ребёнок?! — Не престало детским губам сквернословить! — холодно отчеканила голограмма, нависая над подопечным чуть прозрачной неоновой дымкой, отчего в глазах зарябило сильнее, и капитан поспешил отвести взгляд в сторону. — Для начала советую принять восстанавливающие капсулы. Они рядом, вон в том ящике. Сигнал бедствия с контрольного пункта я уже отправил. В течение пары часов должен нагрянуть дежурный отряд. Скорее всего, тебя либо заберут в дом опеки, либо в клан. Кстати, надо бы посмотреть, в какой из них ты загремел, метка появляется на спине в течение пятнадцати минут. И придумать имя. Ричард — слишком инородное для нашей расы. Что ты на меня смотришь такими глазами? Думал, я позволю тебе в течение пятнадцати лет сидеть на планете? — Шохи хищно прищурил глаза, рассматривая мальчишку, которым отныне являлся военный. — Что, действительно думал? А пораскинуть мозгами? На планете до сих пор присутствуют излучения, пусть и в малых дозах; запасных комплектов защиты нет. Как они повлияют на твой организм — неизвестно. Ты уже сейчас сильно отличаешься от своих сородичей. Что будет дальше? Мутируешь? Сдохнешь? Тем более, что лаборатория, как ты сказал, уже была заброшена к тому моменту, когда ты её нашёл. Куда пропали учёные? Где солдат, который их должен был охранять? Ты подумал о собственной безопасности? Ну, и чего молчишь? А капитан действительно замолчал, засунув все свои возражения как можно глубже: ментор был прав. Он действительно расслабился. Не сопоставил и не проанализировал данные, которые от всех щедрот души отсыпал рептилоид, рассказывая историю Империи Саашь. Каким бы Брэнсон ни был опытным и самостоятельным человеком, сейчас он лишь ребёнок на, возможно, несущей для его организма опасность планете. И угрозу представляют не столько флора и фауна, сколько фон, пронизывающий всё пространство. — Признаю свою неосмотрительность и недальновидность. — детский голос дрогнул, тогда как росчерк зрачков вновь был сосредоточен на собеседнике. — И всё же мне нужно зеркало. Хочу посмотреть, с чем мне придётся жить. — Ричард задумчиво закусил губу, размышляя, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям: его всё ещё штормило, но уже не столь сильно. А потому он с трудом, но принял вертикальное положение, тогда как руки дотянулись до ящика (он про себя его окрестил аптечкой), выуживая оттуда ворох небольших, буквально с палец, продолговатых контейнеров, вскрывая один за другим. — Красные, синие или фиолетовые? Что же так хреново-то? — Последние. — Старик внимательно проследил за тем, как одна из восстанавливающих капсул перекочевала в детские пальцы, а после была употреблена по назначению. — Ты три дня провалялся в отключке. Так что состояние вполне себе закономерное. — Он хмыкнул, наблюдая за тем, как расширяются и без того большие глаза визави. — А насчёт зеркала… они все расположены в жилых боксах на минус третьем. В подземелье при всём желании не проведу: у меня есть доступ исключительно к контрольному пункту. И то, это функции самого артефакта. Да и пароль в случае сигнала бедствия не требуется. Хватает единого кода доступа, который знает каждый из учёных или военных. Впрочем, могу на пару минут скопировать твой облик, чтобы в дальнейшем для тебя это не было сюрпризом. — Чёрт с тобой, копируй. — Ричард махнул рукой на предложение ментора: на него накатили непривычные спокойствие и расслабленность. Видимо, капсулы начали своё действие. Фигура Шохи поплыла, теряя привычные за два месяца очертания, сжалась, уплотняясь, и предстала перед взором военного в новом облике, поражая до глубины души. Капитан сейчас чётко осознавал, что, если Ааро скопировал так, как есть на самом деле, он попал. Причём сильно и со всеми вытекающими. Перед ним предстало божество: мальчик лет семи-восьми на вид, на кукольном лице которого отражалось искреннее, неподдельное беспокойство, участие. Чёткие, будто рисованные, губы украсила понимающая улыбка, а фиолетово-красные (кажется, был такой камень — аметист) глаза с прорезями вертикальных зрачков в обрамлении белого полукруга ресниц смотрели на мир с какой-то мудростью лет и светлой грустью, заставляя пламенный мотор между рёбер биться быстрее, отчётливее. Флёр лишённых колорита волос укрывал покатые плечи, спускался вниз, свиваясь светлыми, словно светящимися изнутри, кольцами на полу. Не было привычных, в понимании Ричарда, черт, присущих детям: ни той пухлости щёк и рук, ни угловатости и нескладности фигуры. Юнец, словно фарфоровая статуэтка, манекен, высечен идеально: уменьшенная копия прекраснейшего существа, идол, решивший ступить на землю. Его не портили ни бледные, едва заметные чешуйки на острых скулах, длинной тонкой шее и изящных запястьях, ни чётко просматриваемые артерии (явно образовавшиеся в результате проживания на планете), что переплетались искусным узором, словно их специально выделили алой краской. Мальчишка выглядел эфемерно. Возможно, это был эффект голограммы, на что капитан надеялся всей душой. Облик исказился, вновь возвращая недовольное пергаментное лицо Шохи, а собственный голос отозвался переливом ледяного ручья, отчего Брэнсон сморщил точёный нос: — Ааро, это пиздец, меня же разорвут на сувениры.***
— Господин Эшра! — Зычный голос первого помощника был слышен ещё из коридора, что длинной извилистой лентой разделял военный крейсер надвое. — Господин Эшра, пилоту поступил сигнал бедствия с планеты-праматери из зоны 02 43 16. По данным в базе там находится станция учëных, которые за последние тридцать лет не выходили на связь. — Разрумяненное лицо говорившего появилось в дверном проëме личной каюты старпома, заставив обладателя оной устало прикрыть глаза: не успел он захлопнуть дверь, насладиться и пятью минутами законного выходного, как нагрянули новые проблемы. — Капитан?.. — В душе всё ещё теплилась слабая надежда на столь необходимый измотанному организму отдых. — Капитан на встрече с начальством: сдаëт отчëты за последний год дежурств. — Чтоб его варги драли вместо любовницы! — экспрессии в тоне старпома — Харима Эшры — было не занимать. Впрочем, его негодование было вполне себе обоснованным: вместо того, чтобы, как все нормальные разумные, отправить отчëты через нейросеть, этот выкидыш пьяного дракона раз в год лично мотался на встречу с вышестоящими, совмещая приятное с полезным. То, что у капитана в любовницах ходит одна из членов комиссии проверяющих, ни для кого не было секретом. А вот какая из — загадка похлеще, чем катализатор всемирного бедствия на первой планете. Однако старпом, предварительно сделав глубокий вдох (выходных ему не видать, как и звания капитана в ближайший десяток лет), всë же взял себя в руки: — Снарядить межпланетный флаер, на точку полетят четверо десантников, медик и один из пилотов. Предварительно техники должны проверить всю аппаратуру вдоль и поперëк. Не забудьте про защиту. Связь через меня. Выполнять! — Есть! — Кулак первого помощника — рыжего рептилоида под добрых два с половиной метра ростом — был прижат к левой стороне грудной клетки (там, где отбивало размеренный ритм сердце), а спина склонилась в лëгком поклоне, тогда как корпус ушëл вперёд ровно на пятнадцать градусов. Всё по протоколу, отработанному десятками оборотов службы. Подчинëнный скрылся из поля зрения быстрее скорости звука, прекрасно зная взрывной норов своего начальства: о Хариме — бывшем капитане «Элькадры», разжалованном за учинëнную заварушку с пиратами и переброшенным в качестве старшего помощника в это захолустье, где боевых действий почти нет — некогда слагали легенды. Слава о нём шла на несколько Империй, причëм подробности были такими, что больше казались выдумками мужиков, скучающих в черноте космоса. Но проверять никто из команды не рискнул. Мало ли кто и что говорит? Им ещё не один десяток лет топтать палубу вместе. А потому рыжий рептилоид старался лишний раз не нарываться: хватило и одной демонстрации силы, когда невысокий (относительно него самого) и худой старпом размазал его по полу на учебной тренировке, несмотря на наличие железа и модификаторов в организме, тогда как сам не имел никаких улучшений, кроме стандартной нейросети и пары забитых слотов под импланты на силу и реакцию. Можно было бы заподозрить Эшру в жульничестве (например, сокрытии улучшений от всей команды), однако медик, знавший его до перевода на крейсер, с кривой усмешкой выдал убийственную речь, которую первый помощник запомнил наизусть и с регулярной периодичностью прокручивал в голове: «Знаешь, Айдер, если Харима оставить с тем, чем его наградила матушка-природа изначально, и выставить против троих киборгов по типу тебя, то он всё равно бы вас уложил ровной стопкой. Никогда не сомневайся в его силе. А те слухи, что ходят по Варстургу и Саашь... там ведь и половины правды нет. И правда эта не в лучшую сторону. А потому мой тебе совет: без бластера идти против старпома — верная смерть. Но это так, если вдруг когда-нибудь окажетесь по разные стороны баррикад». И вот это «по разные стороны баррикад» намертво засело в подкорке. Айдер предпочëл бы не связываться со столь опасным противником априори и свести личный контакт к минимуму. Что на данный момент выходило весьма успешно. Ещё двадцать лет по контракту в этой заднице галактики, и он надеялся больше никогда не видеть разгорающегося недовольства в холодных синих глазах старпома, от чего бросает в давно позабытую дрожь. Чеканный, выверенный шаг Эшры, ступившего на порог капитанской рубки, и губы пилота расползутся в насмешливой ухмылке, а манерный голос привычно растянет слова, вызывая рвотный рефлекс у каждого, кто хоть раз слышал его привычку излагать мысли: — О, кого я ви-и-ижу! Неужто это на-а-аш уважаемый старапо-о-ом?! Вы, Харим, верно решили понаблюдать за опера-а-ацией? Как же, как же! Прошу на место первого пилота, у него ка-а-ак раз выходной сего-о-одня. — Намазанный кислотно-зелëным оттенком коготь ткнул в сторону кресла напарника, а Харим привычно закатил глаза к потолку. Он, как и многие, на дух не переносил второго пилота, однако с Кройдом они знакомы ещё с «Элькадры», и старпом послал бы любого к варгам, если бы хоть один из команды заикнулся о замене этой вульгарной зелëной рептилоидной занозы в заднице на более компетентного специалиста. Как пилот Кройд был ужасен. Это место ему досталось по блату (старпом не поленился протащить за собой бывшего помощника), данную истину знали все. И искренне недоумевали, на кой чëрт Эшра привëз его на крейсер. Злые языки шептались о неуставных отношениях. Впрочем, шëпот был до тех пор, как Кройд поднял тревогу ровно за два часа до выхода пиратов из гипера. Им хватило времени лишь на то, чтобы разойтись по местам и перевести корабль в боевой режим (мало кто из варгов добирался в это захолустье: куда проще захватить в рабство людей на одной из многочисленных планет ближе к центру, нежели плестись несколько световых лет в глупой надежде на удачу, однако и такие отмороженные кадры находились). Атаку отразили с горем пополам: всë же сюда, на планету-праматерь, направляют списанную технику второго или третьего поколений, и против того же пятого, что был тогда у выходцев с Варстурга, его хватило с большой натяжкой. Вот тогда-то до разумных дошла одна простая истина: пророк. На их дряхлой посудине второго поколения грëбаный пророк, способный предвидеть будущее на несколько часов вперëд. И только благодаря ему они остались в живых. Отношение команды к второму пилоту заметно потеплело, но внешний вид хамелеона, его жесты и мимика вводили в ступор всех, кто впервые видел Кройда. — Есть что-то? — сталь голоса лазером режет рубку. — По поводу встречи? — Хамелеон в мгновение ока отбросит всё наносное, всю мишуру, позволяющую пользоваться амплуа праздного и недалëкого юнца, оставляя лишь голый стержень. Алая линия губ кривится в хищном оскале. Если бы Харима спросили, кто из их схватки вышел бы победителем — он, в чьих жилах течëт разбавленная поколениями кровь первозданных, или хамелеон, предвидящий каждый его шаг, — то ответ на данный вопрос вызвал бы затруднения. И хвала космосу, что второму пилоту сладкий вкус власти кажется приторным и отвратительным. Как выражался сам Кройд: «Интриги сильных мира сего — такая скука. Особенно когда знаешь, к чему приведëт то или иное». Такие, как его бывший помощник на «Элькадре», рождались ещё реже, чем маги и псионики вместе взятые. И одной бездне известно, как второй пилот ещё гуляет на воле: пророков контролирует правительство, связывая пожизненным контрактом. Впрочем, зная Кройда, старпом был уверен, что без крови, грязи и шантажа не обошлось. — Да. — Увы, второй раз в своей жизни ничего не вижу. Первый раз был, когда столкнулся с псиоником альфа-группы. Благо разошлись с миром. — Обведëнные чëрной краской, словно чернильными кляксами, болотного цвета глаза с прищуром воззрились на собеседника, давая тонкий намëк на жирные обстоятельства. — Будущее, уважаемый старпом, невозможно предугадать в трëх случаях. С современными тенденциями лишь в двух: у сильных ментальных магов от «А»-класса и у псиоников от альфа-группы и выше. Но, честно говоря, класс «А» и группа «Альфа» — это уже монстры, о них ходят легенды, так как такие встречаются очень редко. И что способны сотворить ранги выше — не представляю. Но я бы предпочëл с ними на одной сотне световых лет не находиться. — То есть ты хочешь сказать, что на планете находится либо менталист класса «А», либо псионик альфа-группы?! — В глотке мгновенно встал ком, а длинные узловатые пальцы с силой сдавили подлокотники кресла (не будь оно из подвижного материала, разлетелось бы к чертям). Кажется, у старпома прибавится седых волос в коротком, аккуратно выбритом под горшок чëрном ëжике. — Может, ну его к варгам?! — Не советую, Харим. — Голос Кройда перешёл на тихое шипение. — Если это маг или псионик одного из высших рангов, то даю гарантию, что он уже засëк наш крейсер и точно знает количество экипажа и каждый слепок ауры. Какого варга он не в состоянии сам свалить с планеты — не знаю, может, на данный момент обессилен. Но помяните моë слово, старпом, рано или поздно он придëт в себя, восстановит силы. И припомнит обиду. А маги и псионики таких категорий очень обидчивы. И рабство в Варстурге нам покажется лучшей долей. Не гневите судьбу. И десант предупредите о возможных последствиях неподобающего общения. — Ты говорил, что есть и третий вариант... — Есть. — Пророк задумчиво кивнул головой, пока собеседник дрожащими пальцами прилаживал за ухо таблетку-коммуникатор для связи с флаером, что уже вылетел на точку. — Но это из области фантастики. Если сигнал о помощи отправил разумный, в чьей крови хотя бы половина от первозданных. — Согласен, из области фантастики. — Эшра облегчëнно выдохнул: такой вариант просто невозможен. И этот факт его радовал, ведь он, в ком плещется лишь десятая доля от предков, был способен выстоять среди дюжины десантников (или, как максимум, трëх киборгов по типу Айдера) голым и безоружным — силы было столько, что впору соревноваться с титанами, а реакция и восприятие в несколько раз выше, чем у обычного вояки, нашпигованного имплантами под самую завязку, то что мог сделать тот, в ком этот процент более высок?.. По позвоночнику мигрировала стая мурашек, заставив передëрнуть плечами. Нет уж, лучше маг или псионик высокого ранга, чем подобный оживший кошмар. Кончики фаланг плавным жестом, лëгким прикосновением активируют комм, тогда как голос всё равно срывается на хрип: — Айдер, говорит старпом. Слушать меня внимательно и передать информацию остальным: Кройд не видит ни одной из вариаций событий. Это означает, что сигнал бедствия послал либо маг класса «А», либо псионик группы «Альфа». Быть предельно осторожными. Бластеры держать наготове, но ни в коем случае не стрелять, если он не пойдëт в наступление первым. Общаться предельно вежливо, я не желаю писать отчëты о вашей смерти. Вывести изображение на мой комм. Всë ясно? — Да, господин Эшра. — Рыжий рептилоид нервно сглотнул, а тонкие нити зрачков пробежались по лицам сослуживцев, что приобретали бледный оттенок, сравнимый с колоритом медицинского бокса. Громкая связь по коммуникатору оборвалась, а первый помощник сжал зубы: понесло же его в составе десантуры на планету. Захотелось ноги размять. Лучше бы он продолжал дышать осточертевшим корабельным воздухом. — Варга мне в жëны, мы покойники! — один из десантников обречëнно закрыл глаза, тогда как пальцы крепче обхватили рукоять оружия. — Заткни пасть, Оувэн, нам и без тебя тошно! — взорвался его напарник. — Входим в атмосферу, будем на месте через двадцать минут. Судя по карте, место для посадки там есть. — Спокойный голос пилота казался инородным на фоне всеобщего напряжения. — Дилаш, вколи всем успокоительное. — Рыжий киборг закусил губу, тогда как зрачки бегали по строчкам виртуального экрана настроек комма, выводя изображение в реальном времени для начальства. — Снизится скорость восприятия и реакции... — медик недовольно сморщила нос. — Знаю, но ты же слышала Харима: нам предстоит встреча с псиоником или магом высшего ранга. Если эти идиоты из-за сдавших нервов начнут палить, то мы действительно покойники, как сказал Оувэн. — Логично. — Изящные женские пальцы в прозрачных перчатках поспешно зарылись в, казалось, бездонную белую сумку с ярким жëлтым кругом на боку, извлекая из её недр пистолет со шприцом и несколько ампул. Одна из последних встала вместо обоймы, а хрупкая с виду блондинка поднялась, стряхивая несуществующую пыль с медицинского скафандра, тогда как пухлые губы насыщенного красного оттенка (то ли от новой помады, то ли от природы такие) искривились в хищной улыбке, а тот рык, вырвавшийся из глотки барышни, с трудом можно было назвать нежным девичьим голосом: — Открыли рты. По три миллилитра на каждого. Десант, не привыкший перечить медику, поспешно выполнил команду, а мисс Дилаш Ари Шэндо — единственная найгана среди драконов и хамелеонов на борту военного крейсера — неспешным шагом прошлась вдоль солдат, вкалывая убойную дозу успокоительного в металлический «корсет», располагающийся на нëбе каждого контрактника. Это устройство, взаимодействующее с ЦНС и доставляющее очередной препарат к нужному очагу, изобрели недавно, когда один из археологов, повадившихся посещать колыбель, наткнулся на неразграбленный медицинский центр предков. Иглы пистолета после каждой процедуры сменяли друг друга: новая вставала на место предыдущей, а использованная распадалась на атомы, превращаясь в пыль. Медику потребовалось не больше минуты, чтобы обеспечить весь десант успокоительным. Ещё ровно девяносто секунд на то, чтобы препарат начал действовать, и солдаты заметно расслабили плечи, а витающее в воздухе напряжение чуть утихло. — Вижу купол лаборатории, сажусь в шести метрах от неё на поляну. — Пилот, как и всегда, был немногословен, тогда как первый помощник повëл плечами: у него складывалось чëткое ощущение, будто кто-то подглядывает за ним через щель приоткрытой двери. Таким раздетым киборг не чувствовал себя даже в медицинской капсуле под прицелом десятка глаз специалистов, проводящих очередную модификацию организма. Впрочем, он в своих ощущениях был не одинок. — Господин Эшра, такое чувство, что нас разглядывают под микроскопом, хотя приборы не уловили ни одной из волн сканирования. Да и защита на флаере приличная стоит. — Айдер говорил поспешно, несколько заикаясь, словно и не ему недавно вкатили убойную дозу лекарств. — О, ва-а-ам, ребятки, вдвойне «повезло». — Вместо старпома послышался манерный тон Кройда, это означало одно: комм на громкой связи. — Мало того, что это-о-от милейший тип высокого ра-а-анга, так ещё и побочная специальность у него либо простра-а-анство, либо жи-и-идкость. И что из этого хуже — неясно. — То есть? — первый помощник не то что бы в магии не разбирался вовсе (всë же колдуны редки, а воевать, как правило, приходится с обычными разумными, если не брать в расчëт старшие расы), но и знатоком его назвать было сложно. — Ах, ми-и-илый, неужто вас в академиях ничему не уча-а-ат? — пророк, как и всегда, умело играл на нервах, но вся манерность вдруг резко сошла на нет, отчего глаза у десантуры полезли из орбит, а в воздухе повис невысказанный вопрос: «Оно умеет нормально общаться?» — Объясняю один раз, слушать и не перебивать. Маги делятся на четыре основных класса: «А», «B», «C» и «D». Есть ещё ранг «Q», но это, скорее, миф. Категория «D» — самые слабые, способные лишь видеть нити, пронизывающие весь мир, но не способные с ними работать. Однако тот же диагноз подобный разумный, прошедший медицинский курс, в полевых условиях без капсулы и другой аппаратуры поставит абсолютно безошибочно. Это не полноценные маги, но уже и не оттари. Класс «С» — середнячки, что и видят магию, и умеют с ней работать. Но способны освоить лишь от одного до трëх направлений в зависимости от силы и подкатегории, но о последних позже. Чаще всего их умения кончаются на рунах и заговорах, иногда — шаманстве. На другое просто не хватает сил. Категория «В» — уже серьëзная артиллерия, способная совершать магические манипуляции в приличных масштабах. Они в состоянии освоить от трëх до пяти направлений. Магия воздуха, электричества, огненная и так далее — любые элементы боевой. Плюс есть некроманты, бытовики... перечислять можно долго. Важно запомнить одно: пережить встречу с таким магом, если у него за плечами есть хотя бы столетие тренировок, практически невозможно. По крайней мере с близкого расстояния. А теперь... — Кройд нервно сглотнул, это было слышно даже через коммуникатор. — Теперь я расскажу про класс «А». Это монстры, говорю сразу. Мало того, что способны осилить от пяти до двадцати направлений в зависимости от силы, так ещё и все, как один, рождаются менталистами. Сильными менталистами. Для пророков и ищеек они белое пятно на полотне мироздания. Пользуются магией разума, как дышат, даже не замечая. Также у таких магов есть побочная специальность, то есть направление, которое им даëтся легче остальных. Вам действительно не повезло: либо он сканировал вас магией пространства, либо магией воды. — Пространство ещё можно понять, но вода? — Сомнение в голосе одного из десантников не укрылось от Кройда. — А организм твой не содержит во-о-оду, мой тупова-а-атый друг? — Зелëная язва вновь вернула столь привычный манерный тон. — Ну, содержит. И что?! — тихо буркнул под нос служивый, не желая сдаваться. — А то, что ма-а-аг класса «А» вполне спосо-о-обен заморозить её в твоëм органи-и-изме, ублюдок! — Отставить перебранку! — рык старпома по ту сторону комма, как гром среди ясного неба. — Господин Эшра, — поспешно влез первый помощник. — Ещë один вопрос к Кройду: он рассказал про магов, а псионики? — А что псио-о-оники? — противно протянул динамик. — Тоже са-а-амое, что и маги! Только влияют на простра-а-анство они за счёт излучения мозговых во-о-лн! И делятся на группы «Альфа», «Бета», «Гамма», «Дельта» и совсем уж невероятную — «Эпсилон». Да и манипуляции называ-а-аются иначе: пирокинез, гирокине-е-ез, криокинез и так далее. Ничего сло-о-ожного. — И кто хуже: маг или псионик? — впервые в разговор вмешалась медик. — Прилетели. — Холодный голос спокойного, как боевой линкор, пилота оборвал дальнейшие расспросы, вынуждая захлопнуть рты и сосредоточиться на выполнении поставленной старпомом задачи.