Круговорот

«Этери Тутберидзе: «хранитель предателей и хрустальных девочек». Заголовок впечатывается в мозг. Звучит так фирмово, необычно, красиво, вот только слово «предатель» яркими хрустальными буквами крутится в голове. Хочется вывести его пятновыводителем. Вот только это нифига не поможет. На столе, покрытом скатертью из розового шёлка, стоит недопитый кофе, на кружке от которого остались следы розовой помады, ваза с завядающими цветами, салфетница, на салфетках которой изображены красные розы с острыми шипами, компьютер и рука, которая в одночасье сжимается в кулак, из-за чего длинные ногти впиваются в кожу. Невыносимо хочется спать. До головной боли. До головокружения. Завтра в восемь отъезд в Саранск. Но н е в ы х о д и т. Выходит лишь только пялиться, не моргая, на экран компьютера. — Грёбанные журналюги. Она говорит это громко, разрезая тишину в квартире. Раньше бы от этих выкрикнутых слов проснулись бы мама со словами «что случилось, дочь?» или Диана, которая с обеспокоенным лицом подошла бы со спины и приобняла. Сейчас она слышит лишь небольшое эхо и окончательно сбивается с толку. Диана ночует у своей «подруги», а мама… Ей не хочется думать. Хочется только спать, но спать… Что это такое? Стук закрывшегося от ноутбука экрана. Закрывшегося от рук одной беззащитной женщины, которая перестала думать о том, как же в эту секунду «правильно». Кусает губу. В кровь. — Я хотела тебя спросить, Же… — Спрашивайте, — практически перебивает Медведева своего тренера. Ей каждой клеточкой хочется услышать всё, что ей скажут. Понять каждым миллиметром, что движет ей и её поступками. Она всё это время искренне старалась не думать, и почти получалось, но сейчас… Они наедине. И до спазма чешутся руки, потому что необходимо знать причину. — Я хотела поговорить с тобой о том, что не хотела бы ты попробовать немного изменить дорожку? Я предлагаю сделать её под другую мелодию из о… Ты что, плачешь? У Жени по глазам идут трещины, и она буквально слышит, как сбивается её дыхание. Этери поджимает губы и впервые отводит взгляд от окна, в котором не видно ничего из-за темноты, и поворачивается к Жене. И теперь окончательно забывает, как дышать, когда видит глаза, которые начинали с каждой секундой становиться ещё более влажными. — Разумеется, — все, что Медведева способна в эту секунду сказать. Точнее, выплюнуть и не подавиться. Женя ощущает, как медленно, но быстро начинают подрагивать её губы, и старается унять эту дрожь. Коленки немеют, но она смотрит в эти карие глаза и хочет уловить хотя бы одну эмоцию. А там — пустота. Темнота. И ничего. — Давайте поговорим… о программе. — А ты хотела что-то ещё обсудить? Больно. Очень больно. Женя научилась читать своего тренера за эти полгода. И ей хватило одного лишь тихого срыва голоса в конце фразы, чтобы понять: Этери прекрасно знает, что у них у обеих в голове в эту секунду. Этери стирает тоненькую каплю крови, стекающую по подбородку. — Да. Это «да» оглушает. У Этери потеют ладони, но она заставляет себя никак не показывать напряжение. Главное — дышать. Ровно. — И о чём же ты хотела поговорить? — О том поцелуе. Она даже внутри себя ни на секунду не удивляется. Только лишь смелости её девочки, которая с трудом переживает все свои неудачи и всегда желает сделать всё по максимуму. А у Жени внутри что-то делает сальто. И не один раз. Кажется, это её сердце. — Давай поговорим о том поцелуе, — секундное молчание, которое длится вечность. — О сегодняшнем или о нашем с тобой? Берёт салфетку, чтобы приложить к прокусанной губе, но вместо этого лишь сильно сжимает её в руке. — О нашем. Нашем... звучит так... странно. Женя заставляла себя не думать. И не думала. Не хотела. Хотя нет. Она всегда хотела. Каждую секунду, которую существовала после этого момента. — Хорошо, — звучит отвратительно. Этери морщится от собственной ненависти к себе. Слишком отвратительно от того, что она сейчас делает. Врёт. — Что именно тебя интересует? У Жени по щеке течёт первая слеза, но она этого не замечает. Буквально сегодня она была полна энергии, хотела объять необъятное, а сейчас старается держать себя на плаву, чтобы не сорваться. Но она, кажется, не только на велосипеде не умеет кататься, но и плавать. Откуда ей знать? Она не проверяла. Не дышат всё-таки обе. Обе проигрывают сами себе. Нельзя молчать уже шестую минуту. Она должна сказать и скажет это. — Почему вы это сделали? Сказала. Подумаешь, всего лишь просел голос на пару ноток и где-то дрогнул. Но это почти хорошо. Лучше, чем могло бы быть. А у Этери пересыхает внутри всё. Пустыня. Ей нужна вода, которой у неё нет. Ей нужен кислород, которого в этой машине нет. Она первая отводит взгляд, но Женя не обращает и на это внимание. Лишь стеклянно смотрит на Тутберидзе с надеждой, которая у обеих осталась лишь где-то внутри. Этери знает ответ на этот вопрос. Прекрасно знает, что ей двигало. И она призналась себе в этом. С трудом, но призналась. Только вот в глазах девочки, которые по-прежнему с надеждой всё ещё ждут ответа, есть все варианты ответов, кроме этого. И так хочется забыть, как разговаривать. Так хочется соврать и не ощущать тягость на своих плечах. Этери так давно живёт. Кажется, вечность. Она прекрасно знает, что происходит внутри в момент, когда ты искренне любишь. Внутри неё бабочки, только необычные. На этот раз тяжёлые, которые не летают, а сидят, загнанные в угол. И этих бабочек не видно за маской. Даже таких. Женя всё ещё боится бабочек, Этери. Ты помнишь об этом? Глоток ледяного кофе. Во рту вкус металла и горечи. Как она и любит. Как и надо. — Тебе рано об этом знать, Жень. Я не хочу тебя обременять, — облизывает пересохшие губы. Внутри всё ещё пустота и бабочки, которые боятся показываться на свет, иначе окончательно испугают девочку, которую хочется прижать к себе и никуда не отпускать. — Ты не поймёшь. — Пожалуйста, — это звучит как молитва. Как последние слова человека, который хочет жить. Женя ругает себя за это, но только где-то совсем внутри. Потому что сейчас её ничего вокруг не интересует, кроме карих глаз, которые смотрят в пол и боятся показаться. Потому что в них ответ. — Пожалуйста, Этери… И Тутберидзе поднимает взгляд, потому что её попросила об этом её девочка. Так робко, но делает это. И сразу ловит взгляд глаз, которые уже не стесняются своих слёз. Женя такая беззащитная. И так хочется согреть её сейчас, поцеловать, но никак не ранить и не обременять, о чём и просит сейчас её Женя, которой недавно исполнилось девятнадцать и у которой жизнь только начиналась. — Я люблю тебя. Довольна? Ты ведь не это собиралась услышать, верно? Кричит. Остальное было уже как в тумане. Этери сама не поняла, как добралась до дома. У неё гудела голова от мыслей. Сознание вернулось к ней уже тогда, когда она забралась под ледяной душ, потому что сил в себе переключить напор воды на горячий у неё уже не было. Этери никогда не любила холод, потому что сама всегда была ледянее её «хрустального» катка. А, как известно, «минус» на «минус» даёт «плюс». И это было непозволительно. Это отрезвляло и возвращало в сознание. Кровь не останавливалась, и пришлось всё-таки приложить уже мятую салфетку с розами к губе. Помогало. Всё-таки «минус» на «минус» даёт «плюс». Да, Этери?

***

В десять утра впервые хочется спать. Даня напротив сидит тихо и не обращает внимание на женщину. Лишь ругает её за то, что та не спит по ночам, и желает сладких снов. Телефон на столе вибрирует. Даня сначала думает, что это его мобильное устройство, поскольку два айфона лежали близко друг к другу и никак не различались. Читает то, что загорелось на экране, тоже совершенно случайно. Сергей Розанов. 10:23. Viber. «Этери Георгиевна, Женя написала, что заболела. Перезвоните ей потом, а то она на звонки не отвечает мои» Пароль: 240274. Снова гениальная конспирация. И «сообщение удалено».