Охотники на ведьм

В камере Кейт было холодно и темно, а утром ей предстояло умереть. Она спала урывками, ворочалась и металась в бреду, когда ей снился костер. На рассвете она проснулась. Слабый свет просачивался сверху через зарешеченное окно. Когда ее сюда швырнули, поначалу она тешила себя мыслями, что Робин проберется через это окошко и спасет ее. Но оно такое маленькое, что даже ее плечи не пролезут, не то что его, широкие. К тому же с какой стати ему приходить за ней? Вряд ли она что-то значит для него, и не по его вине оказалась здесь. Придется посмотреть правде в глаза. Никто не придет на выручку. Ей действительно придется умереть самой страшной смертью. Ее накрыло паникой, дыхание участилось, закружилась голова. Она испугалась, что упадет в обморок, но нет, этому не бывать. Она достойно встретит свой конец. Это последнее, что ей осталось. Ей не назвали точное время казни, но где-то через час после восхода через дверь камеры протолкнули завтрак — жидкую овсяную похлебку. Кейт заставила себя поесть. Долго жевала, прежде чем проглотить. Похлебка была отвратительна, но, может, это ее последняя еда, и она хотела запомнить вкус. Она задумалась, что скажет перед тем, как ее сожгут. У Робина наверняка были бы наготове остроты, но только Робин никогда бы не оказался в такой ситуации. Сено, служившее ей постелью, кишело клопами. Ночью она слышала, как кто-то скребется, а потом видела следы крысиных зубов на двери. Ноги подкосились от страха, но Кейт не позволила себе снова лечь. Она прислонилась к стене, сырой камень холодил плечи. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем заскрежетал ключ в замке. Колени чуть не подогнулись. Когда открылась дверь, она не упала только из-за того, что опиралась на стену. Кейт не удивилась, увидев снаружи Гисборна. Выглядел он так, будто спал не больше, чем она. Она долго смотрела на него и молчала. — Пора, — сказал он, наконец. Она кивнула, горло перехватило, и слова застряли. — Сочувствую, — сказал он, но, казалось, обращался не к ней. На его лице читалось горестное отчаяние. Кейт внезапно стало жаль его. Глупо, конечно — этот человек убил ее брата, а сейчас собирался убить и ее. — У меня есть право на последнее желание? — спросила она. Его глаза наконец-то обратились на нее, и взгляд потяжелел. — Нет. Она резко кивнула. — Ну, тогда веди.

***

Шериф был очень доволен сборищем. Казни всегда собирали немало народу, но сегодня явилось несколько сотен. Сожжение на костре было здесь в новинку, и люди не хотели пропустить это зрелище. Двор замка гудел, словно роящийся улей. Шериф не хотел разочаровывать собравшихся. Что он умел хорошо — так это устраивать зрелища. В центре двора установили столб. У подножия сложили дрова, и он самолично убедился, что они сухие. Вспыхнут от одной искры, и представление начнется. А вот и героиня сегодняшнего спектакля, Гисборн выводит ее на поклон. Шериф нахмурился. Гисборна, казалось, вот-вот оставят последние силы. Неужели он действительно до сих пор оплакивает Мэриан? Это уже просто смешно. В самом деле, пора бы взять себя в руки. Мэриан, конечно, была хорошенькой, но можно ведь найти и замену. Любого можно заменить, того же Гисборна, кстати, если он не перестанет шататься, как пьяница после четырехдневной попойки. Двое охотников, которые должны были огласить обвинение, уже стояли на помосте рядом с шерифом. Необходимо подтвердить вину Кейт до оглашения приговора. Вот это ему нравилось. В том случае, если разразится скандал, что маловероятно, виноваты будут эти двое. — Прекрасный день для жертвоприношения, — пробормотал он. И в самом деле. Солнце ярко светило, в воздухе ощущалось прохладное дыхание осени. — Может, прекрасный день для помилования? — произнес Деррик в полной тишине и запнулся, когда шериф повернулся к нему. — Помилование? Деррик нервно сглотнул, зачесал назад светлые волосы. Он был зеленоват, хотя, возможно, просто с похмелья. — Раскаявшаяся грешница возвращается в лоно церкви, — ответил он. — Что-то вроде этого. Вроде бы прощение возвышает душу. — Не говори мне, — презрительно бросил шериф, — что охотник на ведьм не жаждет кого-нибудь сжечь. Ты что же, не гордишься своей работой? — Я горжусь, — ответил Деррик. — В самом деле. Только... — Только обычно он обвиняет, потом дает ведьме возможность заплатить, а затем снимает обвинение, пока не случилось чего-то неприятного, вроде настоящей казни, — протянул Хью. — Что вы, это же, это же... — залопотал Деррик. — Очень предприимчиво, — весело сказал шериф. — Но сейчас требуется другое. — Сегодня не будет никакого оправдания, — заверил его Хью. Они смотрели, как Кейт приковывают цепями к столбу. Цепи расплавятся в жаре костра, но ускользнуть она уже не сможет. Странные серебряные глаза Хью прошлись по Кейт, словно по неодушевленному предмету. В этих глазах не отражалось никаких чувств. Шериф почуял в нем родственную душу. — Скажи, — спросил он, — чем ты думаешь заняться потом, когда все это закончится? — Ничем особенным. Проведу здесь какое-то время, воспользуюсь... скажем так, щедротами вашей благодарности. — Что ж, не уходи из города, не предупредив меня, — сказал шериф. — Я уверен, что в округе найдется немало работы для человека с такими выдающимися способностями. Особенно, если Гисборн продолжит так эффектно разваливаться на куски, подумал он. В это мгновение Гисборн посмотрел на помост, щурясь, будто свет причинял ему боль. Когда шериф перехватил его взгляд, заметно было, что сосредоточиться ему стоит немалых усилий. — Мы готовы! — прокричал Гай. — В соборовании ей отказано. — Тогда пусть огласят обвинение, — сказал шериф. — Люблю эту процедуру. Звучит так внушительно. Он хлопнул в ладоши, и толпа замерла в напряженном ожидании. Одна только Кейт не смотрела на него. Ее взгляд был прикован к солдату рядом, который держал горящий факел в опасной близости к дровам. Все идет по плану. Все как должно быть, только где же Гуд? Если разбойник не появится, придется и впрямь сжечь Кейт заживо. Это забавно, но вовсе не является конечной целью. Пока шериф ждал, в толпе беспокойно зашумели. Он понял, что пора начинать, иначе он останется без зрителей. — Властью, данной мне, Вейзи... — начал он как можно медленнее, и вдруг увидел, что кто-то пробирается через толпу и направляется к помосту, как акула на запах крови. — Наконец-то, — пробормотал он. Хью пронзительно взглянул на него и кивнул, будто обо всем догадался. Но по мере того, как некто приближался, шерифа начали одолевать сомнения. Неужели Гуд действительно осмелился на такую наглость? Конечно, самомнения у него хоть отбавляй, но и здравый смысл обычно имеется. Наконец, пришелец достиг помоста, и улыбка шерифа превратилась в издевательскую ухмылку. Да неужели? И это все, на что оказалась способна жалкая волчья голова? Плащ и кожаная маска? Но что, если шериф ошибается, и это вовсе не Гуд? Он подался вперед, чтобы разглядеть пришельца, но плащ полностью скрывал того. Невозможно было понять, кто это. — Милорд, — сказал пришелец, — я охотник на ведьм, Лазарус. Голос у него был глубокий, хриплый, будто бы измененный. Кто это — непонятно. Шериф сомневался, что это Гуд, и не мог сорвать маску, чтобы не выглядеть дураком, если все-таки это не он. Ему приходилось подыгрывать происходящему. Все равно этому охотнику на ведьм Лазарусу сбежать некуда. Двор окружен людьми шерифа, часть из них на виду, другие — тщательно замаскированы. — Охотник на ведьм Лазарус, — сказал шериф. — Что привело тебя на наш праздник, да еще с таким опозданием, а? Лазарус чопорно поклонился. — Меня привел сам праздник, торжество скверны, возглавляемое вами. — О, хорошо сказано, — произнес шериф, — но как ты мог заметить, мы как раз собирались заняться воскурением. Тот двигался вперед проворно, как насекомое, и это тревожило. — Здесь есть дьявол, которого нужно изгнать, только он не привязан к столбу. Шериф с облегчением подался назад. Ага, вот, значит, какова игра. На самом деле не очень-то изощренно, он ожидал большего от давнего противника. — Ты говоришь обо мне, не так ли? — спросил он. — О вас, милорд? — голос Лазаруса прозвучал весело. Или померещилось? — Нет. Я говорю о тех, кто стоит рядом с вами. О змеях Ноттингемского сада. Деррик оскорбленно фыркнул, Хью скрестил руки и повел острым носом в сторону Лазаруса. — Брат, — сказал он, — ты к нам ужасно несправедлив. Мы служим одному делу. Было видно, что темные глаза в прорезях маски вспыхнули. — Это вряд ли, самозванец. Деррик выпрямился во весь рост. — Самозванец? А ты кто такой, чтобы называть нас так? — Я — из тех, кто идет на чистый зов сердца, — прогудел Лазарус. — Я не заключаю сделки с демонами, в отличие от вас.