12
3 ноября 2020 г. в 23:08
— Я готов простить тебя, — мурлыкнул объект моих терзаний и по его губам скользнула хитрая улыбка. — За поцелуй.
Сейчас Френсис меньше всего походил на человека, которого только что двинули коленом в пах. С царственным видом развалившись на сене, он сверлил меня взглядом, от которого становилось все жарче и жарче. Его пальцы едва ощутимо поглаживали мое плечо.
Я сглотнул, медленно скользя взглядом по его лицу. Нос Френсиса все ещё оставался чересчур длинным, глаза искрились любопытством, а на губах играла улыбка. Мне ужасно хотелось, чтобы он перестал улыбаться. Ведь он просто смеётся надо мной. Хотелось стереть насмешливую улыбку с его лица. Или сцеловать. Долго и с усердием, как оттирают засохшее пятно грязи с пола, сцеловывать ее с этих насмешливых губ. Птица в груди забилась ещё сильнее и вдруг замерла, будто ее хватил удар.
— Я… — шепнул я едва слышно. — Не могу.
Френсис ничуть не изменился в лице, продолжая пристально смотреть на меня, лишь его улыбка стала хитрее.
«Тебе ведь ужасно хочется, правда? — как бы говорила она. — Так попробуй. Я здесь, я очень близко и жду, когда ты решишься».
— Я… не могу, — повторил я увереннее и зачем-то добавил. — Не потому, что мне не хочется.
Френсис чуть вздернул брови, но ничего не спросил. Не пытался меня переубедить. Не сказал ни слова. И от этого желание поцеловать его стало вовсе невыносимым.
Я невольно бросил взгляд вверх, на небо сквозь прорехи в крыше. Говорят, Бог видит все. Но сейчас казалось, будто мы с Френсисом одни во всем мире. И какой смысл нахождения его рядом, если я не могу его поцеловать?
Рука Френсиса снова погладила мое плечо, скользнула ниже, к запястью, ласково коснулась ладони.
— Никто не узнает, Габи, — хрипло шепнул он и это стало последней каплей. Я не перестал бояться небесной кары за нарушенное обещание или за то, что делаю. Просто этот страх достиг вершины и все, что я мог сделать — только броситься вниз.
Губы Френсиса оказались сухими и обветренными, но от одного лишь прикосновения к ним, меня обдало горячей волной до кончиков пальцев на ногах. Голова закружилась и я не понял, когда успел обхватить Френсиса руками за шею, будто боялся утонуть.
Насмешливое безучастие Френсиса исчезло в то же мгновение. Перекатившись на сене и крепко прижав меня к себе, он настойчиво коснулся моих губ языком и мне оставалось лишь раскрыться навстречу, принимая все, что он намеревался показать. Реальность вокруг смешалась, будто разноцветные стёклышки в калейдоскопе: синее небо и потемневшие до глубокой зелени глаза Френсиса, жёлтое сено и наши поцелуи, вспыхивающие ярко-алым под веками. Даже то, что никогда не имело ни цвета, ни формы, вдруг обрело то и другое, превратившись в яркие фантастические узоры.
Мне вдруг подумалось, что я больше никогда не смогу смотреть в калейдоскоп, ведь даже его разнообразие покажется тусклым и пресным после того, что я смог сейчас испытать.
В какой-то момент Френсис немного отстранился, чтобы мы оба могли перевести дыхание. Я продолжал обнимать его за шею, но ощущение, что он вот-вот исчезнет, все никак не покидало. Так всегда исчезают предутренние, самые сладкие сны.
— Все хорошо, Габи? — шепнул он, поглаживая меня по волосам.
Я отрицательно мотнул головой, но все же снова потянулся к его губам. А Френсис тихо рассмеялся.
— Что здесь смешного? — обижено уставился на него я. Кто знает во что теперь выльется эта минутная слабость. Реальность понемногу возвращалась: слышалось ржание лошадей, чириканье птиц, вдалеке кто-то гремел ведром.
Френсис склонился к моему уху и шепнул, почти касаясь его губами, отчего по телу снова пробежали мурашки.
— Ты сейчас похож на птенца, который просит родителей его покормить.
— Дурак, — буркнул я и попытался его оттолкнуть, правда стоит отметить, что довольно неохотно. — Ты не представляешь, как мы сейчас рискуем!
— Ну да, твоему отцу лучше не попадаться, — согласился Френсис, поглаживая меня по щеке. Кажется, никто в мире ещё не касался меня так нежно. — Но если ты не хочешь больше целоваться, я не смогу заставить тебя, правда?
Я вскинул на него взгляд. Френсис продолжал улыбаться: хитро и насмешливо.
Не знаю, почему вдруг у меня испортилось настроение. Резко пихнув Френсиса в плечо, я сел, отряхивая рубашку. Горло сдавило так, что я едва мог дышать, а в глазах защипало.
— Меня никто не может заставить, — выдавил я. — Никто, слышишь? И даже ты.
С этими словами я почти скатился вниз по лестнице.
— Габи! — донёсся встревоженный голос, но я бросился вон из сарая, не разбирая дороги. Меня трясло, будто в лихорадке, в горле клокотало.
Я точно не знал, чего именно ждал от Френсиса. Знал только, что ради его губ, ради проклятой птицы в груди, я нарушил обещание Высшим силам. И что наказание неминуемо. Они не оставят это просто так. Они никогда не оставляют.
Куда собственно бегу, я понял, когда увидел обгоревший остов самолета. Он лежал на одуванчиковой поляне, словно древний мамонт или динозавр, умерший несколько тысяч лет назад. Почерневший скелет среди яркого желто-зеленого буйства жизни, неестественный и безобразный. Скелет сущности, некогда умевший летать под облаками, а теперь угольно-черный, пустой и безжизненный.
На него было больно смотреть и я не смотрел, пробежал дальше и смог остановиться лишь на самом краю обрыва, тяжело дыша и хлюпая носом. Глаза застилали слезы.
Почему я чувствую себя вот этим самолетом? Почему я — только лишь пустая оболочка? Почему я нужен другим, только чтобы добраться до облаков? А в пропасть всегда лечу один.
Что-то хрустнуло под ногой, осыпаясь вниз, но я не обратил на это внимания. Над обрывом поднималось солнце, яркие лучи выжигали глаза, наверно поэтому я не мог перестать плакать. Ветер облизывал мои мокрые щеки, будто истосковавшийся по ласке щенок.
Я знал, что должен шагнуть вниз. Это могло искупить мою вину перед Высшими силами и заодно прекратить череду кошмаров, от которых я с криком просыпался по ночам. Но не мог сделать этот шаг.
— Габи, какого хрена?! — послышался вдруг рядом знакомый голос. Я вздрогнул от неожиданности, нога соскользнула по камням, и в эту ужасающе долгую секунду понял, что теряю равновесие и прямо сейчас осуществится мое недавнее желание. Вот только я уже этого не хотел. А может, такова и должна быть расплата?..
Сильные руки схватили меня за шкирку, дергая на себя. Затрещала ткань, ворот рубашки больно впился в шею, мир перевернулся от удара о землю. Мы с Френсисом (а это, конечно, был он) покатились по камням в одуванчиковую гущу, противоположную пропасти, прямо к обгоревшим останкам самолета.
Я не успел даже пикнуть, как Френсис навалился на меня сверху, хватая за плечи. Я в ужасе зажмурился, думая, что сейчас меня ударят, слишком уж перекошенное у него было лицо, но Френсис вдруг принялся осыпать поцелуями мои лоб, щеки, подбородок и шею.
— Никогда больше так не делай, слышишь? — выпалил он между поцелуями.
А я громко заплакал.