***
На улице отличная погода, поэтому люди решили не удручать себя больше прежнего и выйти из своих «укрытий», которые правительство называет квартирами. Парни идут вдоль палаток с различными фруктами и овощами, вскоре в нос ударяет приятный аромат выпечки и сладостей. Джин решил сводить Тэхёна именно в зону рыночной торговли. Купцы здесь не зависимы от государства и уж, тем более, от Антиутопии, они просто странники, которые ищут выгоду со своих продаж. Джин объяснил, что это лучше всех магазинов в этом проклятое месте, так как здешние торговцы весьма честны и рассудительны, они не стараются продать испорченные товары, поэтому рыночная зона всегда кишит жизнью. Да, денег, которые выдают в штабе, вполне хватает на беззаботную жизнь без экономии и прочих проблем, но владельцы местных магазинов не волнуются о «заключенных», поэтому выставляют невесть что на прилавки. Все присутствующие не кажутся теми, кто либо убил кого-то, либо продавал всякую дрянь для убийств. Но так оно и есть. Просто так сюда не отправляют. Интересно, Тэхён один, кто убил собственных родителей и даже не успел похоронить их, потому что его приговорили к немедленной ссылке, считая, что он больной на голову и должен быть наказан? Вероятно, нет. Например, тот мальчик в углу, с виду лет пятнадцати, что он мог такого натворить, чтобы оказаться в этом Аду? Юноша сидел в тени, откинувшись назад и опираясь на стену. Он заметил на себе пристальный взгляд и поднял голову, смотря в ответ. Тэхёна припугнуло это, такие бездонные глаза, будто он накинется в любой момент и выпьет остаток твоей отравленной собственной ненавистью крови, утолит жажду. Но сердце омеги сжалось от жалости к нему, ведь он совсем ребёнок, а детей редко заставляют выносить подобные наказания. — Не смотри, —Джин дёргает Тэхёна за рукав лёгкой блузки, заставляя перевести взгляд с мальчика на него. — Разве сюда и детей отправляют? — с печалью спросил омега, ожидая объяснений. — Нет, с чего ты взял, что он ребёнок? — Но ему на вид… — Боже, наивный. Пластические операции нынче творят чудеса, раз ты не признал в этом «ребёнке» бывшего айдола, хотя он китаец, так что простительно. — Сколько ему? — Когда я слушал его, то было двадцать два, но около пяти лет его диски находятся либо на свалке, либо они стерты с лица Земли. — С ума сойти. — Тебе ещё рано, всего второй день, — Джин улыбается, будто сказал что-то настолько обыденное, что не должно вызывать паники. Но в Тэхёне это вызывает не ожидаемую панику, а страх перед неизвестностью. Чего ждать дальше? — Тут случайно Джастины Биберы какие-нибудь не сидят по углам рынка, а то может стоит поприличнее одеться, всё таки звезда как никак. Джин лишь смеётся на предположение омеги и ведёт его ещё дальше, в глубь толпы. Запах булочек остался позади, сменяясь чем-то опьяняющем. Прилавки с ликёром и вином почему-то привлекают как никогда. — Из-за тебя, Персик, я теперь умираю от желания выпить персикового вина, – Джин подмигивает и, не обращая внимания на возмущение Тэхёна по поводу его прозвища, пробирается сквозь толпу к палатке с алкоголем. Ждать альфу долго не пришлось — он буквально вываливается из толпы обратно к Тэхёну с глупой улыбочкой на пол лица. — Ну надо же, последнюю урвал, — как бы хваля себя, заявляет Джин. — Выпьем все вместе, я думаю, Чимину понравится. — Кто для тебя Чимин? — неожиданно для самого себя интересуется Тэхён. — Ну… друг, предполагаю. — А если без предполагаю? — Тэхён, — Джин смотрит как-то раздражённо, будто затронули неприятную для разговора тему. — Чимин с Хосоком, и если ты думаешь, что они встретились в этом отвратном месте, то глубоко ошибаешься. У них особая связь, которая длится годами, поэтому даже не смей забивать голову тем, о чём ты подумал раннее. Может быть, Хосок на первый взгляд неприятный тип, но он хороший. Хороший? Человек, который довёл Чимина до того, что ему требуется помощь Джина, считается хорошим? Полный нонсенс для Тэхёна услышать нечто подобное. Если в Джине странным являются только глаза, то Хосок состоит из букета смешанных чувств — все его действия представляются нелогичной цепочкой для омеги. Но рассказать своё мнение альфе Тэхён не спешит, поэтому послушно кивает и идёт дальше.***
На площади создалось скопление народу. Люди, которые в недоумение, с испугом на лице, всё больше создавали живую кучу, привлекая большое внимание. Но самым ярким светом служили служащие, одетые в полицейскую форму Антиутопии, бегающие туда-сюда с новыми пакетиками каких-то улик. Труп здесь — обычное дело, никого не смущающее, но труп средь солнца… Тут уже не бисты постарались, кому-то из «заключенных» просто скучно стало. Тэхён решил прогуляться по главной улице, несмотря на просьбу Джина не ходить туда. И, как по закону подлости, именно в этот день и в этот момент произошло убийство какой-то женщины, вроде альфы. — Слышал, она тут почти восемьдесят дней продержалась, обидно, могла бы выжить… — Чего уж тут, все мы смертники, неважно, в какой день в землю ложиться… — Так ей и надо, вечно диссонанс наводила, город не исправил её дисциплины… Многие нашли с этого своё увлечение, например, сбор сплетен о мертвых — самое то для прогнивших внутри, ведь неживые не могут правоту доказать. Тэхён непроизвольно схватил руку Джина. Альфа чувствовал крупную дрожь в теле омеги и начал бояться проявления нового приступа. — Тэхён, — позвал Джин. — Давай уйдём. Тебе не следует видеть это. — Нет, — не обращая внимания на начинающиеся конвульсии, Тэхён говорит весьма твёрдо и уверенно. — Ты слышишь? Эти ублюдки ещё способны на подобные диалоги, они же наверняка даже не знали о её существование… зачем они… почему? Комок в горле начинает разрастаться, поэтому Тэхён переходит на высокие децибелы, крепче стискивая ладонь Джина. — Тэхён. — Они не понимают, Джин! — почти кричит омега, тем самым привлекая присутствующих. — Идём. Джин насильно поволок сопротивляющегося Тэхёна в сторону их жилплощади, пытаясь отвлечь от увиденного глупыми разговорами и шутками, над которыми обычно смеются либо старики, либо дети. Но ничего не помогало. Его здравый рассудок снова пытается сойти на нет. Тошнота опять подкатывает к горлу, пытаясь вырваться наружу. И блокаторы уже перестают действовать — сладкий запах усилился так, что Джину пришлось закрыть нос платком, держа его в одной руке вместе с бутылкой, пока второй он тащил омегу. Только бы успеть… только бы не сорваться…***
Чонгук копошится на кухне около получаса, стараясь приготовить для Юнги десерт. Омега же ещё валяется в кровати, мирно посапывая, даже звон кастрюлек и прочего инвентаря не может разбудить его. Они все так привыкли — спать только с солнцем, ведь так безопасней, а вечером сходки и, при необходимости, осуществление планов, которые они составляют на всякий случай. Сейчас только четыре часа дня, поэтому Юнги имеет право понежиться немного подольше в своих снах. Альфа и подумать не мог, что какое-то тирамису заставит повозиться с собой. Но вышло довольно аппетитно, поэтому он заваривает мятный чай, добавляя кусочек лимона, ставит тарелку с пирожным и горячую кружку на поднос. Юнги должно понравиться. — Вставай, котёночек, — Чонгук целует Юнги в лоб, предварительно отодвинув спавшую на глаза чёлку. — Я тебе кое-что приготовил. Юнги слегка зевает и потягивается, потом тянет руки к шее Чонгука и притягивает того обратно. — Ещё пять минуток. — Стандартные фразы на меня не действуют, — альфа обнимает омегу, поглаживая по спине. — Чай остынет. — Ты просто удивительный, поэтому такое с тобой и не прокатывает, — Чонгук лишь улыбнулся на комплимент. — Спасибо, любимый, — Юнги чмокнул куда-то в висок Чонгука и принял сидячее положение. — Выглядит впечатляюще. — Я старался. — До сходки ещё далеко. Пройдёмся по магазинам? — Но мы только вчера ходили. Помнится, ты накупил целый шкаф ненужного тряпья… — Эй, эта кофточка была очень даже ничего. Так почему же не взять? — Хоть ты и особенный, но иногда я забываю, что ты тоже омега. Юнги хмыкнул и приступил к дегустации десерта, он закатил глаза от удовольствия и поблагодарил своего альфу ещё несколько раз. — Какое-то чувство… — И у тебя? — Думаю, нам стоит взять сегодня оружие. — Да, Гук-и, так будет безопаснее. Теперь этим двоим было вовсе не до шуток, в крови непонятное жжение и тревога, окутывающая всё больше и больше.