Завлечёт тебя к волне

      — Именно это я и хочу сделать, — говорит он Майклу. Дэвид бледен, слегка подрагивающими руками он протягивает проклятую штуковину. — Может, не именно так, но я правда хочу. Очень.       Майкл берёт камеру. Возится со вспышкой.       — Хорошо, но… — Они никогда не обсуждали правила. Скорее, их отношения можно назвать отдачей и принятием, передачей друг другу движений и звуков. Майкл думает, что на этот раз нужно чётко обсудить границы. — Тебе же не нравится, когда тебя снимают… — Майкл сыпет догадкой: — Без головы?       Дэвид задумчиво вздыхает.       — Голова и моё лицо меня не беспокоят. До тех пор, пока… — он показывает на полароид. — Ничего цифрового. И ты поклянёшься, что мы сожжём снимки.       — Конечно, — не колеблясь, соглашается Майкл. — Я бы не… — он внезапно замолкает. Человек не доверится тебе ещё больше, если ты просто скажешь, что не предашь его. Это ничего не доказывает. Интересно, это может быть какой-то тест? Если так, он должен пройти его на все сто.       Майкл задумчиво крутит камеру в руках.       — Это как одна из тех дзен-картинок с водой. Недосягаемо, но красиво, — он улыбается Дэвиду. — И потом ничего, кроме прекрасных воспоминаний.       — Ну, может еще синяк или два, — голос Дэвида звучит более расслабленно. Он допивает остатки кофе и выглядит так, словно они обсуждают список покупок. Как будто мысль о том, как Майкл сдавливает своими пальцами бёдра Дэвида, уже стала чем-то обыденным.       — Это будет часть… эм… — Майкл понижает тон голоса, делает его звучание более глубоким: — Этой вечеринки?       Румянец, расцветший на заросшей щетиной щеке Дэвида, заставляет сердце Майкла трепетать.       — Что же, да. Я бы очень этого хотел.       — Завязать тебе глаза? — они уже в хлам изорвали запасные простыни и несколько полотенец, но Майкл наверняка найдёт что-нибудь подходящее. Можно даже связать Дэвида, как тот накануне связывал его самого. Чёрт, это было бы прекрасно.       Дэвид выглядывает в окно над раковиной.       — На самом деле я думал… — он почти проглатывает последнее слово. — Снаружи довольно спокойно, — он обводит рукой пустую подъездную дорожку, по которой действительно не проехало ни одной машины, с тех пор, как они въехали в дом. — Ты как думаешь?       Майкл пытается разобрать это предложение. У него есть парочка идей, на что намекает Дэвид, но с ним нужно быть полностью уверенным.       — Снаружи? — переспрашивает он, голос неосознанно срывается. — То есть там, в лесу?       Дэвид слегка вздрагивает.       — Боже, нет! Нет… не совсем, — он бездумно постукивает кончиками пальцев по кружке. — Просто не полностью.       — Тебе придётся объяснить.       — У хозяев, похоже, много породистых… — начинает Дэвид, а Майкл зависает на слове «породистый» и, должно быть, на несколько мгновений отключается. К тому моменту, как он снова включается в разговор, Дэвид уже красочно размахивает руками, иллюстрируя, по всей видимости, какие-то сцены.       — И я буду тут, а ты сзади и…       — Погоди. Эм, извини. Можно ещё разок? — обрывает его Майкл. Дэвид в ответ вздыхает.       Так они оказываются на заднем дворе. Майкл стоит на коленях перед дверьми патио. Внизу одной створки вырезана большая собачья дверца, в которой в данный момент и застрял Дэвид. Майкл лицезреет лишь его зад.       — Так, — доносится до него приглушённый голос Дэвида. — Я… похоже и правда застрял… блядь.       Майкл, не в силах сдержаться, громко и долго смеётся.       — Нелепость, — хрипит он. — Я в восторге.       Из всех вещей, о которых, как он думал, Дэвид мог попросить его, эта даже близко не стояла к предполагаемому списку. Удивительно, насколько далеко простирается его странное воображение. Ещё более удивительно, как быстро Майкл ведётся на все его желания.       — Ой, да помолчи! — Дэвид загребает босыми стопами щебень дорожки к патио, но единственное, чего этим добивается, так это того, что его задница поднимается ещё выше. — Я думал, что тут будет чуть свободнее.       — Потому что ты червяк с причёской? — Майкл проверяет камеру. Хорошо, плёнка уже на месте. Дэвид затихает. — Я хочу насладиться этим. Наверное.       — А что не так с моей причёской? — спрашивает Дэвид, качнув бёдрами, которые, кажется, заменяют сейчас выражение эмоций на его лице.       Майкл успокаивающе хлопает его по икре. На Дэвиде всё еще мягкие пижамные штаны, в которых он готовил им завтрак. Утром он был в футболке Майкла. Интересно, он до сих пор в ней? Майкл скользит рукой вверх — к отверстию в двери, по плоскому животу… пальцы чувствуют, как сминается хлопковая ткань. Хорошо. Не хочется, чтобы Дэвид простыл на кафельном полу.       Дэвид вздрагивает, почувствовав на животе чужие пальцы.       — Ты что…       — Просто хочу помочь, — Майкл умудряется произнести это ровным голосом. Он рад, что Дэвид сейчас его не видит. В боксерах уже совсем тесно, а они ещё даже не начали. — Ты прав. Застрял тут, кажется, конкретно. Может, принести масло? Оливковое. По-моему, именно с ним вытаскивают глупых детей, чьи головы застряли в перилах.       — Ненавижу, — бормочет Дэвид.       — Нет, не ненавидишь. Я ведь твой единственный шанс оказаться на свободе, да? — Майкл опускается на одно колено и смачно шлёпает по извивающейся ягодице Дэвида. Внутри патио звонко раздаётся удивлённый вскрик.       — Ну же, не надо… — он старается уйти от прикосновений, но двигаться по большому счёту ему некуда.       — Расслабься, я просто хочу проверить, можно ли тебя подтолкнуть. Ну как, помогает? — Майкл дразнящими движениями проводит ладонью меж разведённых ягодиц и слегка надавливает.       — Ты знаешь, что нет!       Голос Дэвида срывается в истерику, и Майклу до чёртиков приятно быть этому свидетелем. Он почти останавливается, почти прекращает эту сладкую пытку… но это так восхитительно.       С другой стороны, у них остался только день, выезд завтра в девять утра, так что нужно поторопиться.       — Хорошо, хорошо, — вздыхает он. — Я поищу отвёртку или что-то в этом роде. Мы вытащим тебя, даже если придётся разобрать всю эту чёртову дверь, — на прощание он ещё раз хлопает Дэвида по заднице. — Никуда не уходи, я быстро.       — Очень, блядь, смешно, — ворчит Дэвид со слишком заметным шотландским акцентом. — Смейся, смутьян, пока ещё можешь.       Майкл демонстративно топает вниз по дорожке, шлёпки шуршат по упавшей листве, он заворачивает за угол дома. Мгновение он выжидает. Вертит камеру в руках. Даже немного жаль, что он не курит — этим можно было бы воспользоваться.       Потом он делает глубокий вдох и возвращается к задней двери, где Дэвид, надо же, всё ещё стоит на четвереньках.       — И? — спрашивает он. — Нашёл что-нибудь полезное?       Майкл молчит. Он наклоняется и хватается за резинку пижамных штанов.       — Что… прекрати! Майкл, хватит валять дурака! Это уже не смешно!       Он тянет за резинку всё ниже, пока штаны не сваливаются у Дэвида в коленях, оставляя его голую задницу совершенно неприкрытой.       — Майкл! — Дэвид прекращает дёргаться и через секунду испуганно продолжает: — Майкл? Это ты?       Майкл молчит. Этот человек не будет разговаривать, решает он. Этот человек просто проходит мимо, случайно замечает застрявшего в такой интересной позе бедолагу, и думает, а почему бы и нет? Никто его не остановит. Никто не увидит.       Он хватается за ягодицы Дэвида, — жилистые и тёплые. Он же сам сказал, что ничего не имеет против синяков, так ведь? Дэвид хотел этого, так что Майкл просто исполняет его желание. Он сильнее надавит пониже туловища и оставит там небольшой ряд тёмных синяков.       -Ос-с-с-тановись, пожалуйста, — Дэвид начинает извиваться с новой силой — как будто он сможет вырваться, если просто приложит больше усилий. — Мне больно, не надо…       Громкий и резкий звук шлепка удивляет даже Майкла. Но он делает это прежде, чем успевает подумать об уместности, и оставляет смачную затрещину на узкой заднице. Отпечаток его руки быстро краснеет.       — Заткнись, — обрывает его Майкл. Голос совсем не его. — Закрой свой грёбаный рот, — он грубо просовывает сухие пальцы между раздвинутых ягодиц Дэвида.       — Нет, нет, пожалуйста, не делай этого, — шипит Дэвид уже гораздо тише. Как будто он уткнулся лбом в пол. Отчаянная мольба сдающегося человека.       Майкл не обращает на это никакого внимания. Нажимает на кнопку вспышки на камере. Он снова шлёпает Дэвида по заднице, и на ней расцветает ещё один яркий след. От удара Дэвид беспомощно вздрагивает. И ещё раз, когда щёлкает затвор фотоаппарата. Следом раздаётся механическое жужжание — полароид выплёвывает фотографию.       — Ты что… ты фотографируешь меня? — ему страшно — голос высокий и трепещущий. Очень интересно. — Тебе нельзя это делать!       Не обращая ни малейшего внимания на слова Дэвида, Майкл свободной рукой раздвигает его ягодицы, обнажая маленькую розовую дырочку, покрытую редкими коричневыми волосками. А потом молча делает ещё один снимок, показывая, что да, ему можно.       — Пожалуйста, что тебе нужно? Деньги? Я дам тебе все, что у меня есть. Только, пожалуйста, оставь меня в покое!       Но этот парень совсем не хочет денег. Он давит большим пальцем на сжатое колечко мышц. Преодолевая сопротивление, проталкивает его глубже. Да, этот парень здесь точно не из-за денег.       Майкл опускает камеру и берёт в руку обе фотографии. На первой запечатлена розоватая оттопыренная задница Дэвида. Другая фотография всё ещё серая. Майкл выкладывает их в одну линию. Затем он шарит в карманах спущенных штанов и вытаскивает оттуда так кстати завалявшийся почти опустошённый тюбик смазки.       Майкл хмыкает, словно говоря, — смотрите-ка, что тут у нас? Эта маленькая шлюха подготовилась.       — Нет, это моё. Ты не можешь… верни обратно, — продолжает извиваться Дэвид.       Майкл открывает крышку с громким щелчком.       Дэвид замирает.       Похоже, он уже смирился с тем, что будет дальше. Он больше не сопротивляется, а только беспомощно скулит под пристальным взглядом Майкла. Но он всё же вздрагивает от первого прохладного прикосновения смазанного пальца ко входу. Он вскрикивает как-то жалко и оборванно, когда Майкл проталкивает палец внутрь.       Майкл подбирает камеру и снимает: указательный палец в заднице Дэвида на всю первую фалангу. Спина Дэвида покрывается алыми пятнами румянца.       Новый снимок занимает своё место в линии. Майклу очень нравится этот триптих. Он внутренне ликует при одной лишь мысли о том, что к концу этой пьесы у него останется целый альбом с историей о том, как он выебал Дэвида средь бела дня.       Он кидает быстрый взгляд на лужайку, внезапно осознав, что они действительно на грани. И пусть дом стоит посреди глуши, соседей нет в радиусе мили, и даже если кто-нибудь пройдёт по подъездной дорожке, их не будет видно за рядом живых изгородей… это всё не значит, что они действительно защищены от незваных гостей. Если кто-то решится сойти с дорожки и пройти в сад… Но кто бы это мог быть, и зачем ему сюда идти?       Не поэтому ли Дэвид выбрал именно это место? Возможно, он задумал это с самого начала, строил планы, пока они трахались в душе или обедали в небольшой кухне. Или даже раньше — пока просматривал сайты с арендой, нахмурившись за стёклами очков и изучая фотографии домов. Эти мысли будоражат. Майкл неосознанно вдавливает палец глубже.       Дэвид рвано вздыхает.       Майкл вводит второй палец и только после этого позволяет себе снова задуматься. Звуки, которые издаёт Дэвид, поразительны — поочерёдно то тихие, заглушённые холодным кафелем пола, то пронзительные и громкие, ничем не прикрытые стоны. Майкл этого не видит. Он лишь догадывается, какое выражение на лице у Дэвида в тот или иной момент. Он просто играет голосом, или… Майкл никогда не разделял голос и выражение лица — одно неотделимо от другого. Хочется думать, что и Дэвид поступает так же. Что рот его открыт, слюна капает на пол, в остекленевших расширившихся глазах плещется страх вперемешку с возбуждением.       — Пожалуйста, — хнычет он из-за двери. — Пожалуйста, не надо…       И снова. Он говорит одно, а делает совсем другое. Он насаживается на пальцы Майкла, пытается дотянуться до члена, туго натягивающего шорты Майкла. Если Дэвид будет и дальше продолжать так активно раскачиваться, он может разодрать себе тело узкой дверцей.       — Эти фотографии. Ты не можешь…       — Будь заинькой, — хмыкает Майкл, вытаскивая пальцы. — И тогда, возможно, я их никому не покажу.       На секунду Дэвид замирает. Его голос невероятным образом полон слёз.       — Не покажешь.       Ещё один тяжёлый внезапный шлепок по ягодице, ещё один высокий вскрик.       — Я. Сказал. Закрой. Свой. Блядский. Рот, — Майкл приспускает шорты. Член пульсирующий, скользкий от смазки.       — Хорошо, хорошо, — снова расслабляется Дэвид, принимая поражение. — Я буду молчать.       Майкл протягивает руку сквозь нижнюю часть собачьей дверцы, проходится ладонью по животу Дэвида и хватается за мягкую поношенную футболку. Он натягивает её на кулак, прикрывая жестокостью потребность удержать Дэвида на месте, чтобы он не растёр бока деревянной рамой и не расшиб свои костлявые бёдра до крови.       В этом даже есть плюс — теперь высоко отклянченная задница Дэвида почти приставлена к его члену.       Он трахался с Дэвидом так много раз, и даже в этой позе, — за исключением двери, конечно, — что теперь точно знает, под каким углом нужно войти, чтобы засадить ему до основания. Знает сколько силы надо приложить, чтобы Дэвиду понравилось, сколько раз ударить по беззащитным бёдрам и какая скорость заставит его взвыть.       От этого осознания даже немного неловко.       Майкл упирается ладонью в дверь, наслаждается тем, как она трясётся с каждым его толчком. Дэвид тоже трясётся. Он беспомощен и пойман в ловушку.       — Не надо больше… фотографий… Только не этого… — задыхаясь, говорит он.       Майкл отнимает ладонь от двери и снова хватается за камеру. Он снимает, как влажная дырка Дэвида сжимается на его члене.       — Нет, — раздаётся покорный полу-плач, полу-протест. Майкл может себе представить, как Дэвид лежит, прижавшись к полу лицом, а по его щекам скатываются слёзы. — Пожалуйста.       Майкл откладывает снимок к остальным и начинает трахать его всерьёз. Он всё ещё держится за край футболки, со всей силы натягивая Дэвида на себя.       Такой угол заставляет Дэвида прогнуться ниже к полу, живот почти касается каменистой поверхности, в то время как его задница оттопырена наверх настолько, насколько это вообще возможно. Дэвид не падает лишь благодаря Майклу, удерживающему его вес на своих руках. Твёрдый сочащийся член от каждого движения раскачивается между его ног, и Майкл слышит, как он каждый раз неумолимо проходится по брусчатке. Майкл опускает свободную руку и сжимает тяжёлую мошонку.       — Ах! — в голосе Дэвида потрясающий микс стыда и возбуждения. — Ты… я сейчас…       Майкл понимает. Правда. Вроде понимает. Он сам уже признавался в потребности время от времени чувствовать себя использованным… шлюховатым. И всё это представление… наверное, со стороны оно выглядит нелепо, но что с того? Они и правда спустили коней: Дэвид любит, когда над ним нависает опасность, когда возбуждение так тесно связано с угрозой. Он любит притворяться, что всё происходящее — не его задумка, что он не виноват в своём разврате. Что с ним играет кто-то сильный. Дэвид не контролирует ситуацию и просто прогибается под того, кто сильнее.       Сейчас у него даже имени нет — оно не имеет значения.       Он — ничто. Ничто, кроме тёплой узкой дырки.       Эти мысли ещё больше распаляют Майкла, он толкается глубже.       Он не продержится долго. И это нелепо — за последнюю пару дней он кончил столько, сколько в его возрасте просто не положено. Но даже после всего, что произошло, он всё еще тут, качается на грани, с которой готов вот-вот сорваться в бездну. Он притормаживает, но это ничуть не помогает. Он уже ощущает, как в животе скручивается жаркая спираль, и он не в силах её остановить.       Должно быть, Дэвид тоже чувствует это. Он так сильно напрягается под прикосновениями Майкла, что на спине проступают позвонки. Кажется, Майкл сейчас может легко их пересчитать.       — Не… не кончай в меня, пожалуйста, — молит он. Впрочем, как и обычно.       Это почти как эффект собаки Павлова, условный рефлекс. Он вставляет Дэвиду так глубоко, как это только возможно, хватается за него и властно прижимает к земле. Он молча вколачивается в него, слыша лишь своё хриплое дыхание и кажущееся далёким пение птиц где-то в саду.       Он успевает вытащить, и немного спермы попадает на спину Дэвида, тогда как из ануса уже вытекает основная часть. Потом он вставляет ещё не обмякший член обратно и вгоняет свою сперму так глубоко, как только может. Дэвид, словно бешеный пёс, всё продолжает извиваться, пытается вырваться из капкана, в который по глупости попал. Майкл теперь слышит, как он скребёт ногтями по неровной плитке и тихо всхлипывает.       — Нет, это слишком, — скулит он. — Пожалуйста, я так близко. Так много…       От силы только что перенесённого оргазма и того, как сжимается на чувствительном члене Дэвид, у Майкла кружится голова. Он вставляет ему последний раз, а потом с влажным хлюпаньем выходит. Он шлёпает Дэвида по ягодице и делает последний снимок: растраханная красная задница Дэвида, испачканная его спермой.       — Пожалуйста, — молит Дэвид, пока камера выплёвывает снимок. Он елозит, поднимает бёдра как можно выше, ищет его член.       Майкл кончиками пальцев выдёргивает фотографию и машет ею в воздухе — снимок постепенно обретает яркие очертания.       — Пожалуйста… кто бы ты ни был. Ты не можешь просто так оставить меня!       Майкл раздвигает ягодицы Дэвида, открывая опухшее кольцо мышц.       — Да, — вздыхает Дэвид. — Пожалуйста.       Майкл отпускает его, а потом… Потом он вставляет между ягодиц снимок, словно какую-нибудь визитную карточку.       — Что ты... — Этот ужас и разочарование невозможно подделать. — Убери это, блядь, от меня, не… Не оставляй меня просто так!       Майкл хватается за его задницу и с силой сжимает её на прощание. А потом встаёт и спускается вниз по дорожке.       — Эй! — доносится до него голос Дэвида. — Не уходи… пожалуйста!       Майкл не курит, но он выжидает ровно столько, сколько бы ушло на одну сигарету. Достаточно для того, чтобы полароидный снимок обрёл нормальную чёткость и цвета.       Достаточно для того, чтобы прийти в себя. Задышать ровно. Выгнать демонов из головы.       К тому времени, как он подходит к двери, Дэвида сильно колотит. Под его твёрдым покрасневшим членом образовалась маленькая лужа смазки. И он в той же самой позе, в которой Майкл его бросил.       — Дэвид? — голос Майкла озабочен и взволнован. И он настоящий. — Боже мой, что произошло?       Дэвид бормочет какую-то ерунду, то прося не смотреть на него, то умоляя помочь. Он всё елозит в тесном квадрате собачьей дверцы, и Майкл снова начинает волноваться за его кожу.       — Подожди, позволь мне… чёрт, — он встаёт на колени рядом с Дэвидом, вытаскивает фотографию с его ягодиц, на долю секунды взгляд задерживается на запечатлённой картине, и поникший было член отзывается слабой пульсацией. Картинка ужасно порочна, даже при том, что он уже видел её. — Дэвид, ты как?       — Мне нужно кончить, пожалуйста, — ноет Дэвид. — Он просто оставил меня. Я так долго уже… я не могу…       — Хорошо, хорошо, — ладонь обхватывает влажный член. — Я помогу тебе, всё в порядке.       — Ты должен… — Дэвид сдавленно всхлипывает, словно он уткнулся лицом в пол. — Спустить мне, пожалуйста.       — Дэвид, дружище… — Майкл придаёт голосу неуверенности. Как будто он не может смириться с таким потребительским отношением к человеку. — Ты уверен?       — Да, уверен! — кричит Дэвид.       Почти каждый дюйм его кожи красный. Вколачиваясь в ладонь Майкла, он одновременно отклянчивает задницу в поисках большего.       Майкл даёт ему больше. Он легко скользит пальцами в сочащуюся его собственной спермой дырку. Держит их, чтобы Дэвид сам насаживался и одновременно втрахивался в Майклов кулак.       — Да-да-да! — кричит он, когда, наконец , кончает.       Майкл нежно поглаживает его по спине, желая в этот момент только одного — увидеть выражение лица Дэвида. Но, учитывая, какова была его просьба, Майкл позволяет ему спокойно насладиться моментом.       — Ёбаный в рот, ты великолепен, — всё же выдыхает он, наблюдая за тем, как Дэвида всё ещё мелко потряхивает. Потому что это, блядь, правда. Даже только нижняя половина Дэвида восхитительна.       Дэвид шепчет его имя. Господи спаси, он словно растёкся — живот уже просто лежит поперёк нижней части собачьей дверцы. Он двигается — чуть опускается и поднимается — только из-за того, что ему нужно дышать.       — Ну, давай, — Майкл тянет его за бедро. — Выползай, хочу снова тебя видеть, — «хочу обнять тебя» — этого он не произносит.       — Я же говорил, — срывающимся голосом отзывается Дэвид. — Я и правда застрял.       Майкл на мгновение замирает.       — Ты не шутишь? Ты на самом деле застрял?       — Я же так и сказал, ну.       Майкл готов рвать на себе волосы.       — Но я же не знал, что ты говорил серьёзно! Почему ты не сказал мне?! — Майкл с трудом поднимается на ноги. — Ох, боже, теперь мне на самом деле придётся искать грёбаную отвёртку.       Дэвид давится смешком.       — Я не хотел, чтобы ты останавливался, — он чуть покачивает бёдрами. — Было прикольно. Ну… всё на самом деле получилось так, как я хотел.       Майкл, не удосуживаясь вытереть Дэвида, натягивает на него пижамные штаны, беспокоясь только за его пристойный вид, что, учитывая обстоятельства, несколько смешно.       — Я быстро. Ты только…       — Никуда не уходи? — подсказывает Дэвид.       Прежде чем рвануть в гараж, Майкл хорошенько шлёпает его по многострадальной заднице.       Ему не приходится снимать дверь с петель, что на самом деле едва ли помогло бы решить проблему. Вместо этого он просто откручивает прорезиненную дверцу, что даёт Дэвиду дополнительный дюйм для манёвра. Совместными усилиями они делают несколько вдохновенных толканий и подтягиваний, и Дэвид оказывается на свободе. К тому моменту, как они заканчивают, и Дэвид скрывается внутри патио, его кожа порядком краснеет, и, тем не менее, когда он расслабленно садится на кафельный пол, он выглядит как осоловевшая вытраханная шлюха, которой он по сути и является. Он с блаженной улыбкой смотрит за тем, как Майкл как можно быстрее пытается прикрутить дверцу обратно, что оказывается довольно трудным делом, потому что его постоянно отвлекает израненная кожа Дэвида.       — Поможешь мне встать? — тихо спрашивает он, когда Майкл заканчивает. — Давай немного полежим на кровати.       Майкл всё же настаивает на водных процедурах для начала, но спустя десять минут они уже валяются. Дэвид с наслаждением вытягивается и обвивает Майкла всеми конечностями. Снимки тоже с ними — Майкл не столь беспечен, чтобы оставлять их на улице. Маленькая кучка лежит у него на животе, Дэвид лениво их листает, присвистывая на очередном непристойном кадре.       — Как думаешь, кто-нибудь может узнать меня на этих снимках? — спрашивает он, уткнувшись в изгиб шеи Майкла. Дэвид держит в руках последнюю фотографию, на которой его задница залита спермой. — У меня же вроде нет родимого пятна или особой родинки?       — Эту жопу я узнаю где угодно, — бормочет Майкл Дэвиду в волосы. На самом деле это не шутка, но им всё равно смешно.       Дэвид бросает фотографию обратно Майклу на живот, а затем прижимается к нему ещё теснее.       — Я так замечательно провёл время, — говорит он, заглядывая Майклу в глаза. — А ты?       Майкл отвечает ему одним лишь взглядом. Он тянется к губам Дэвида и вовлекает в поцелуй, который лучше всяких слов способен описать, что он чувствует. Это крайне глупо, думает он, так нежно целовать этого человека, в этой комнате, в этом чужом доме. То, что они делали вместе, этот короткий отрезок времени лишь для них двоих… Майкл не должен показывать, как много это всё значит для него. Но если Дэвид всё ещё не подозревает о том, какое дерьмо он наворотил в душе Майкла, то разве ещё один поцелуй откроет ему глаза?       Дэвид слегка отстраняется, когда они заканчивают целоваться. Его глаза невероятно яркие и, кажется, даже мерцают. Несколько секунд он просто рассматривает Майкла. Затем он нависает над ним и тянется к тумбочке. Следующее, что видит Майкл в его руках — это полароид.       — Можно? — спрашивает он, уже откинувшись обратно на подушки и придвинувшись к Майклу. Прежде, чем он успевает ответить, Дэвид отодвигает камеру на расстояние вытянутой руки и берёт их в фокус.       — Зачем? Хочешь сжечь вместе с остальными? — улыбаясь, спрашивает Майкл.       — Эту можно оставить, — мягко говорит Дэвид. Срабатывает вспышка, камера щёлкает, а вслед за этим раздаётся жужжание выплёвываемой фотографии. Майкл не смотрит. Он не может оторвать взгляд от Дэвида. От самого любимого на свете профиля.       Дэвид аккуратно забирает фотографию и кладёт её Майклу на живот.       — И ещё одна для меня, — говорит он. Он придвигается ещё ближе, касается своей щекой щеки Майкла. Они оба смеются. Дэвид снова поднимает камеру. — Улыбнись.       Майкл улыбается. И совсем не на камеру.