Помнишь, нас учили быть птицами? Ах, не отворачивай голову! Птицами с волшебными лицами: Чистыми, высокими, гордыми.
Птицы молчали. Они попрятались по углам, под крышами домов, в кустах и кронах деревьев. Не слышалось их пения в ночи. Моросящий дождь без остановки сыпал с темного неба. Холодный северный ветер продувал промокшую одежду насквозь, трепетал листья. Порывами он обрушивался на людей, спешивших домой. Вот быстрым шагом, ругаясь на грязь, в которую превратились тропинки парка, спешит куда-то пожилой мужчина. Пиджак и рубашка его намокли и прилипли к телу, сковывая и без того уже неловкие движения. Потёртые туфли и низ брюк заляпаны грязью, в которую тот по неосторожности ступил. Вот он остановился на мгновение, вытер подошву ботинка о траву и пошёл дальше. Возможно, он заметил сидящего на лавочке парня, возможно, даже задался секундным вопросом, почему тот не спешит укрыться от мороси. Но он не остановился, пошёл дальше и вскоре скрылся за поворотом. А парень остался сидеть. Ни мокрая одежда, ни начинавшийся насморк, ни голод его не волновали. Два дня назад он похоронил друга детства. «Вот ты где, — послышалось справа. — Мы уже собирались полицию вызывать.» Грубый и неприветливый голос дяди прозвучал в пустоту, ответа не последовало. Глеб молча сидел, никак не реагируя на собеседника. «Слушай, я всё понимаю, это тяжело. Но давай пойдём домой. Чего сидеть на холоде-то?» Ответа нет. Юноша молчал, к горлу подступал ком. Глаза намокли и по щеке поползла, оставляя влажный след, слеза. Он понимал, что нужно идти. Он наверняка уже простыл, и нет смысла сидеть в сыром парке в одиночестве. Он ничего этим не добьется. Но возвращаться он не хотел. Из-за упрямости. Из-за стыда. Сколько слов он сказал Фёдору, сколько оскорблений и обвинений было брошено в сердцах. Фёдор тогда ничего не ответил, будто не замечая. Потом всё было как в тумане. Хватает вещи, наскоро одевается и выбегает из дома. Не оборачивается на зов. Не отвечает на звонки. «Глеб, — вновь начал Фёдор, — там твой отец приехал. Ну что я ему скажу? Что ты сбежал из дома и уже вторые сутки неизвестно где? Пошли.» Будто в тумане юноша поднялся со скамейки и медленно двинулся вперёд. У выхода из парка он столкнулся с запыхавшимся отцом. Глеб отвёл взгляд, уткнулся в землю и только хотел что-то сказать, но голос снова срывался, снова текли слезы. И вдруг оказался в теплых объятиях. «Хватит, поехали домой», — тихо шептал ему на ухо отец.***
Глеб спал в теплой кровати. Мягкое одеяло нежно обнимало его уставшее тело, даря тепло и уют. Изредка свет фар проезжающих мимо окон машин прорезал уютный мрак комнаты, освещал его лицо, спокойное и умиротворённое. В это же время на кухне горел свет. Два брата сидели рядом. Впервые за годы они сидели за одним столом, видели друг друга вновь и были удивлены переменой. Юрий заметно прибавил в весе — сказывалась сидячая работа. Среди коротко стриженных черных волос явно намечалась плешь. Не обошли стороной его и морщины; и на висках, и в густой щетине были заметны седые волоски. Однако и Фёдор в глазах брата не похорошел. Взъерошенная борода с проседью, темные мешки под глазами — следы проблем со сном. Широкие плечи и мускулистые руки испещряли многочисленные ссадины и шрамы. — Значит, забираешь его, да? — шёпотом, чтоб не разбудить Глеба, спросил Фёдор. — Да, завтра поедем. — Ну и правильно… — Федь, хватит нас отталкивать. Он же твой родственник. — Мы это уже обсуждали, и не один раз. — Я знаю. Просто я не понимаю твоего отношения, — Юрий отпил чай из кружки и после небольшой паузы продолжил. — Ты сильно изменился. — С возрастом это происходит. Ты тоже не похорошел. — Да я не про внешность… Юрий встал из-за стола и подошёл к темному окну. Провел пальцем по подоконнику. — Скажи, Федь, когда мы так изменились? — с грустью в голосе спросил мужчина. — В каком смысле? — В смысле… Просто, как сказать… Ты помнишь детство? — Конечно помню, — Фёдор повертел в руке пустой стакан и тут же поставил его на место. — В доме ни гроша. Мать вечно на работе. Ты после школы тоже идёшь на работу. Я мелкий, собираю бутылки, чтоб получить пару копеек… — Нет, я тебя не об этом спрашиваю. Ты помнишь нас с тобой? Какими мы были… — Чего это тебя вдруг на лирику потянуло? — Да нет, просто… Вспоминаю иногда. На семь лет я тебя старше, а будто разницы и не было. Всё было так… Просто, что ли? — Просто? — Фёдор вдруг рассердился, — да ни фига просто не было. Мать нас двоих на горбе тянула, на трёх работах батрачила. Ты с тринадцати копейку в дом старался тащить, и я не отставал. А как мать умерла… — Федь, успокойся. Я ж не об этом. Я ж не о деньгах и трудной жизни. Я о том, что мы с тобой дружны были. Не было тех проблем, что сейчас. А сейчас что? Ты меня на порог пускать не хочешь. Я такой хочу вопрос задать: почему мы с тобой, два брата, за пятнадцать лет ни разу не встретились? Почему не созванивались? Почему мы вообще поругались-то? — Почему? А я тебе скажу почему, — Фёдор встал и пошел к брату вплотную. — Потому что ты, когда мне помощь была нужна, когда я… В понимании нуждался, ты что сделал? Сдал меня в психушку. Потом меня признали больным, выдали справочку, с этой справочкой меня попёрли с работы, к которой я всю жизнь шёл… — Я понимаю, Федь… — Ни хера ты не понимаешь. — Хорошо. Ладно. Извини меня. Да, может быть, я и не совсем правильно тогда поступил. Но ты мне скажи… — Чего тебе ещё рассказать? Юрий поднял ладонь. На ней была соль, собранная с подоконника. — Ты свои таблетки давно принимал? Глеб рассказал, что тогда, когда Егору нужна была помощь, ты был пьян. Причём настолько, что Глебу пришлось вести тебя домой и оставить Егора одного. — И я должен перед тобой отчитываться? — Послушай, я ведь хочу помочь. — Мне твоя помощь не нужна, — отрезал Фёдор, однако Юрий продолжал наседать. — Ты же помнишь, что я работаю в налоговой. Я тут ради интереса решил посчитать твои расходы. И они не сходятся с тем, что ты получаешь по факту. Понимаешь, о чём я? Фёдор остановился в недоумении. Конечно он понимал, о чём идёт речь. — Федь, мне это не нравится. Ты занимаешься какими-то мутными делами. Ты не был у врача уже столько времени, хотя обязан был его посещать. Не принимаешь лекарства. Напиваешься. Сколько в день ты выкуриваешь? — Какое твоё дело? Это моё здоровье, не твоё, — глухо ответил Фёдор. — Я твой брат. Родной человек, хочешь ты того или нет. Ты губишь сам себя, но хуже того — из-за этого другие страдают, — Юрий остановился на мгновение. — Знаешь… Вспомнил сейчас, читал где-то. Была семья: мать, отец и два брата. Вроде близнецы, не помню. Отец бухал как не в себя, бил жену, детей… И вот два брата выросли. Один стал примерным семьянином, никогда не пил и никогда не поднимал руку на свою семью, а второй спился. И когда их спросили: «Почему вы стали тем, кто вы есть?» — они дали одинаковые ответы. «Ну, а кем я ещё мог стать, глядя на своего отца?» — И к чему сейчас эти притчи? — Да так. Просто ты похож на отца, Федь, как бы ты это ни отрицал. Фёдор молча смотрел на подоконник. Аккуратная полоса соли была прервана, белые кристаллики были разбросаны по подоконнику. — Ты его даже не знаешь. Тебе было восемь. — Ну да, только обрывки. Но из рассказов матери получается, что ты такой же упёртый. Да и на фотографии посмотри.***
Глеб проснулся в половине одиннадцатого, и первым чувством был ужасный голод. Привстав с кровати, он увидел до боли знакомую обстановку. Всё тот же ковёр на стене, всё тот же шкаф и лампочка, свисающая с потолка. На матраце спал его отец. Окончательно проснувшись, Глеб побрёл в кухню, где увидел сидящего за столом Фёдора. Тот листал какую-то книжку и периодически оглядывался на стоящую на плите кастрюлю, в которой что-то активно варилось. «Проснулся наконец, — сказал он, заметив племянника, — а я тут бульон с лапшой варю. Через минут пятнадцать готово будет. Садись», — он указал на стул. Глеб покорно сел, однако его пустой взгляд упирался куда-то в стену. — Ну что, готов домой ехать? — спросил Фёдор, отложив книгу в сторону. — Ехать? Куда? — Отец твой тебя домой забирает. — Зачем? — Ну, говорит, что тебе так будет лучше, — Фёдор наклонился к племяннику и спросил шёпотом. — Когда та тварь из земли вырвалась, ты слышал, что она говорила? — Да, конечно, — безучастно ответил тот, — ангел и демон что-то там, человек не человек. — Чёрт. Ладно. Пришли ангел и демон, и демон думает, что он ангел, а ангел думает, что он демон. И пришёл человек, который человеком не был, соединит два мира. Сущее станет лишним, а люди станут тенями. Оно? — Да, оно. — Послушай, ты должен остаться. Глеб поднял глаза на дядю. Тот был вполне серьёзен. — Зачем ещё? — Для твоей же безопасности. Дело в том, что это было что-то вроде пророчества. Этого я пока не знаю, но звучало оно угрожающе. И оно касается тебя. — С чего ты это взял, — с недоумением спросил Глеб. — С того, что Арсен утверждает, что эта тварь не произнесла ни слова, только рычала. А он стоял рядом с тобой. — Значит, это касается тебя и меня? — Скорее всего, нас это просто коснётся. Во всяком случае, я не хочу рисковать. Я собираюсь пойти в одно место, и было бы хорошо, если бы ты пошёл со мной. Я тебе уже говорил, что не хочу впутывать тебя в это. Но тут мне нужно удостовериться, что всё хорошо. Ты не разболтаешь, в этом я уверен.***
В тёмном тесном подвале склада обитали лишь крысы да черви. Так было всегда. Так было ещё вчера. Сегодня в нём был ещё один житель. Черная тень, казалось, поглощала свет вокруг себя, чернеющим пятном она всё больше вытягивалась по стене. Вот четко стали видны острые когти на длинных пальцах, большая голова с огромным улыбающимся ртом, наполненным иглообразными зубами, смокинг… Тень обретала форму…