Не такое уж и бревно

У Джима поджимаются пальцы на ногах, а позвоночник спицей пронзает удовольствие. Не его удовольствие, чужое, но не менее приятное. Мысли туманятся, а движения рук становятся быстрее, подгоняемые пламенем иного сознания. Кирк сильнее наматывает верёвку на руку, когда Спок пытается отступить. Он стонет, дёргается, закидывает голову назад, на плечо Джима, и кончает ещё раз, как всегда ничем себя не выдавая, кроме яркой вспышки всех центров, отвечающих за удовольствие. Человек чуть замедляется, довольно улыбается, пропуская ощущения сквозь себя. Пальцы вулканца касаются запястья капитана и пускают ещё одну яркую волну. Ладонь Джима скользкая, с нее капает на пол смазка, громко хлюпает от каждого движения. Спок переминается с ноги на ногу, норовит то ли отступить, вжимаясь в горячую грудь сзади, так, что больно впивается кулон, то ли толкнуться навстречу ладони. Веревка, схватывающая его запястья за спиной, крепкая, но если бы он хотел — разорвал бы, какой бы она ни была прочной. Это не для связывания, это всего лишь декорация. Отбирать контроль — плохая затея. Но и добровольно отдавать его, каждый раз лишь понемногу, только крохи, будто одолжение своему телу — не лучше. Медленный секс — не вариант, и они оба это понимают. Когда удовольствие будет на пике, Спок все равно возьмет свое. Перехватит, скрутит, хоть и бережно, но все же властно. Вулканцы не приемлют насилие, но это будет и не насилие. Конкретно этот вулканец даже будучи в принимающей позиции умудряется всё контролировать. И в этом и была вся проблема. Контроль нельзя было отбирать. Не вырывать, не насиловать, не обездвиживать взаправду. Нужно было оставить призрачную возможность изменить всё, усыпив тревогу. Будто всё ещё происходит под чутким вулканским контролем. Угу, конечно. В любую секунду веревка треснет и вернёт ему былое положение. Всё в порядке, Спок. Коммандер определенно не был помешан на власти, на должности или влиянии. Он не собирался становиться капитаном, его нельзя было купить или заманить торжественными фанфарами. Но он питал невероятную и определенно человеческую страсть к идеальному порядку, к возможности повлиять на окружающую реальность, воздействовать на предметы, делая их правильными, упорядоченными, подконтрольными. Джим давно просёк это. В Споке боялся отпустить себя не вулканец, а человек. Говорить ему это, конечно, не стоило. Слишком большим количеством боли оттенялась каждая его мысль о своем родстве с землянами. Спок боялся быть недостаточно правильным. Недостаточно вулканцем. Недостаточно сдержанным. Недостаточно корректным. Недостаточно собой. Кирк только недавно узнал, что у мыслей его т'хайла есть оттенки. Ровно с тех пор, как они договорились быть более открытыми. В первую очередь Спок. С этих же пор он опускал щиты, когда они были в каюте, вдвоем. Этому предшествовал довольно сложный разговор за двумя чашками вулканского чая и бессонной ночью. Они давно так не разговаривали, легко и открыто. Последние несколько месяцев их настолько захватили постельные утехи, что на разговоры едва находилось время. Как оказалось, рот нужен не только для орального секса. Спок слишком боялся быть застигнутым врасплох, слабым, беззащитным, когда тебя могут ткнуть в твою "человечность" или в несоответствие слов и действий. Когда ты один, ты не боишься компромиссов с собственной совестью. Перед собой не стыдно. Но когда ты делишь с кем-то самые укромные и личные уголки своей жизни, приходится следить за каждым своим вздохом, чтобы быть правильным. С Джимом они оказались ближе, чем с кем-либо ещё в жизни Спока. Но ведь так нельзя. Даже вулканцам нужно расслабляться. Нельзя всё время находиться в напряжении, нельзя уследить за всем. Их каюта — это их маленький уголок, в котором можно быть самими собой. Конечно, чтобы жить вдвоем, нужно было научиться понимать друг друга, притереться, узнать, когда лучше не трогать супруга, а когда наоборот — стоит. Кто-то терпеть не может запах реплицированного стейка в каюте, а кто-то — небрежно брошенную на стул форменку. Но всё это взаимопонимание осложнялось тем, что Спок старательно прикрывал связь, не пропуская свои чувства наружу ни сквозь мимику, ни сквозь телепатию, так что понять его реакцию на то или иное действие было почти невозможно. Поэтому первым, на чём настоял Джим, и на что со скрипом согласился Спок: впустить в свои чувства. И коммандер впустил. И стало легче. Конечно, не сразу. Связь оказалась настолько сильной, что на первых порах сбивала. Эмоции вулканца были тонким ароматом весеннего ветра в сравнении с едким и всепоглощающим запахом дёгтя — уловить можно было только с трудом. Но почему-то именно Кирку из них двоих было легче справиться и отфильтровать чужие впечатления. Он улавливал все эти колебания как будто это было выражение лица и подстраивался, поправлял себя и неровно стоящие предметы, которые выводили из себя Спока. Пометка: не трогать вулканские статуэтки, потому что расставить их “по фэншую” может только вулканец. Но это был только первый этап. Сейчас же была очередь второго. Джим ещё несколько раз провел ладонью по вулканскому члену, прежде чем выпустил его из хватки и подтолкнул Спока к кровати. Стоять становилось труднее. Повинуясь нажатию на плечо, коммандер опустился на кровать спиной, чуть изгибаясь вверх из-за связанных рук. Капитан ловко перехватил край веревки и узлом завязал на бортике кровати над его головой, чтобы старпом не мог даже встать, сам же устроился в изножье, между раздвинутых ног т'хайла, оглядывая его, покрытое трогательной зеленцой, лицо. Рука человека вновь огладила зелёный член и придержала за основание — горячие губы накрыли головку, втянули, язык облизнул. Джим плавно насадился до середины, выпустил и постарался взять до конца. Всего пара минут, десяток интенсивных движений и чуткого щекотания кончиком языка о мягкий край головки — и Спок стонет, выгибается, до человека долетает очередная волна его удовольствия. Но он не останавливается, как и раньше. Продолжает втягивать, активно сосать, облизывать, даёт члену ткнуться в щеку, дует на мокрую плоть, быстро опускается, давая ощутить рельеф собственных гланд. Чуть позднее присоединяются пальцы, ныряют в ложбинку ягодиц, куда уже натекло достаточно слюны и смазки. Джим настойчиво оглаживает дырочку, дразнит, щекочет и немного нажимает, проникая всё глубже и глубже, задевая каждый маленький нерв и вдоволь его массируя. Спок дрожит, дёргается, изворачивается, толкается глубже и будто пытается избежать прикосновений. Он изредка стонет (но определенно чаще, чем обычно), хрипло дышит, шипит сквозь стиснутые зубы. Удовольствие смешалось, впечатления хаотичны, и Кирк с трудом может захватить в своем сознании отголоски чужого удовольствия. Он и не старается, по виду его любовника и так становится всё очевидно и понятно. Пальцы уже внутри, растягивают, подготавливают, гладят бóльшую, чем у людей, простату. Ещё один рычаг удовольствия — и вулканца подбрасывает на кровати, он сжимается, непривычно, но сильно. Джима это не останавливает и не пугает. Он продолжает. К основному действу они придут не так быстро. Ещё немного помучив своего т'хайла, Кирк отстраняется и стягивает с себя штаны. Спок горячий, страстный как никогда, желающий и желанный. Его ноги раздвинуты, зелёный член прилип к измазаному животу, а взгляд карих глаз темный, как космос на световой скорости. Джим коротко смотрит на него, сожалея, что тот прикрыл глаза. Хотелось посмотреть, что же там отражается, когда исчезает контроль? Впрочем, это ещё не конец. Капитан устраивается сверху, упираясь одной рукой в кровать около уха вулканца, а второй направляя себя. Отмечает важную деталь: быть очень осторожным и не упасть на любовника — поза Спока достаточно неудобная и лишний вес может доставить неприятностей. Плавным толчком входит в горячее тело и не может сдержать стона. Не слишком узко и не слишком растянуто. Идеально. Его Спок. Его вулканец. Т'хайла. И вместо следующего толчка замирает. Коммандер не реагирует. Припоминая его недавние вздрагивания от лёгкого толчка языком в дырочку уретры, такое безразличие удивляет. Даже более зажатый, чем сейчас, он всегда длинно вздыхал от первого проникновения. — Спок... — шепчет Джим. — Посмотри на меня. Всё в порядке? Коммандер все так же лежит, его веки прикрыты. Внутри у Кирка всё сжимается. Определенно не “всё в порядке”. — Спок. Спок! — встряска за плечо. Ничего. Джим спешно вспоминает правила первой помощи. Дыхание есть. Грудь вздымается, совсем немного, но как и должна. Пульс есть, бешеный, вулканский. Рука накрывает бок — сердце колотится. Джим спешно вскакивает с постели и хватает коммуникатор. Его член, в мгновение опавший от испуга, выскальзывает почти незаметно. Все предыдущие мысли, желание, страсть и наслаждение от первого проникновения отходят на десятый план. — Кирк — лаз... — он сбивается. — Кирк — доктору Маккою! Кирк — Маккою, приём! — Маккой, — звучит заспанный голос медика. Такова участь офицера — сначала просыпается ответственность и обязанности, а потом и он сам. — Ты мне нужен. Моя каюта. Со Споком что-то случилось. Кажется, он потерял сознание. — С-щас буду... — булькает доктор и отключается. Кирк спешно отвязывает верёвку от кровати. Возможно, всё дело в этой позе, и у него пережалась какая-то жизненно важная артерия? Тогда, конечно, стоило начать с рук, но Джим не был уверен, что вулканца стоит трогать или переворачивать. Вторым действием прикрывает нижнюю часть тела Спока домашним халатом и впрыгивает в брюки — застегивает их уже после открытия двери. Боунсу, конечно, хватает одного взгляда, чтобы понять, чем они тут занимались. Это подтверждают его брови, нахмуренные особо недовольным образом. Но док знает своё дело. Не задавая вопросов, врач роняет рядом с кроватью свою сумку и склоняется над Споком. Пищит трикодер. — У него... Переутомление? Я бы сказал, его нервная система перенапряжена. Какого хрена он в такой странной позе? — собиравшийся уже переворачивать и изучать Спока со всех сторон, Маккой бросает взгляд на пол и замечает край веревки, которая тянется под спину коммандера. — О, ну какого... Почему нельзя трахаться нормально?! — взвыл он. — Вот серьезно. У меня за этот месяц уже чёрт знает сколько людей "с фантазией" было. Верёвка, конечно, это пустяки, по сравнению с синими паразитами, которых некоторые использовали для усиления чувствительности окончаний в половых органах... У твоего гоблина обморок. Знаешь, как бывает, если перетрудишься? Слушай, а у вас была только веревка? Или ещё какая-то хрень, типа паразитов? С твоего ушастого сталось бы притащить их из лаборатории. Что б я хоть знал, как ты его так заездить умудрился? Довести вулканца до переутомления! Вулканца! Самое выносливое, после триббла, существо на корабле!. — Только веревка, — заверил Кирк, отвязывая названный предмет от рук коммандера, — и он мог её порвать, если бы захотел. Честное слово, Боунс, ещё пять минут назад все было хорошо... — Ещё бы трахаться было плохо. — Врач потянулся в сумку, вынул оттуда знакомое оружие — гипошприц, и безжалостно воткнул в Спока. — Стимулятор, — комментирует док. — Сейчас придет в себя. Вулканцы так просто в обморок не падают — это не очень-то логично. И карие глаза действительно вскоре раскрываются. Туманный взгляд скользит по мужчинам. — Доктор?.. — выдыхает Спок, и то, что это вопрос, выдает только приподнятая бровь. Очень неровно приподнятая. — Что вы тут делаете? — Что я тут делаю... Задницу твою от особо активных капитанов спасаю. Причем буквально! Ты в обморок шлёпнулся, если не в курсе. И, спрашивается, какого хрена? — Вы крайне грубы, доктор, — скатывается в бубнение Спок и тянет халат с пояса выше, кутаясь. — Обморок это... Возможно. Полагаю, причиной послужила перенагрузка на мою нервную систему в результате перенагрузки на мое сознание. Мои впечатления были настолько сильными, что могли не только помешать действу, которое затеял Джим, но и навредить ему. Я прикрыл связь. Как... Выключил микрофон. Я получал впечатления Джима, но свои не выпускал. Они как бы отражались о барьер и шли ко мне. Что-то вроде тройной нагрузки. То, что возникает в этот момент, отражение и Джим. Я не смог с ними справиться и... Отключился. Кроме того, после двенадцатого оргазма мои ощущения перешли в мультиоргазмы, и я утратил возможность остановить процесс. Мое тело мне перестало подчиняться. — Джим Кирк, поздравляю, ты затрахал компьютер до перегрева, — постановил Боунс. Спок недовольно поглядел на него и... Повернулся на другой бок, всем своим видом показывая, что ему нет дела до происходящего, и что он спит. Глаза Маккоя увеличились, а рот приоткрылся беззвучно, хватая воздух. Он никак не мог припомнить слово для степени своего возмущения. — Но сейчас всё хорошо, благодарю. Мне понадобится пять часов сна, чтобы прийти в норму полностью, — натягивая халат на плечи, уведомил обоих Спок. — Совсем охренели! Нет, вы только поглядите! Я, значит, вскакиваю с кровати по ночам, чтобы помочь им после неудачного траха, а они... Куда мир катится! — К Озир-7. Прибудем завтра в 1427. Будь готов. Спокойной ночи. Спасибо, Боунс, — улыбнулся Джим и невинно хлопнул глазками. — Извини, что вот так вышло. Знал бы ты, как я испугался, когда вошёл в него — а он не реагирует. — Ой, давай без подробностей. Не хочу знать, чем вы тут занимались. У меня ещё есть надежда, что я приду, напьюсь и ничего не вспомню! — и, подхватив сумку, док самостоятельно выскочил за двери. Джим хмыкнул и перевел взгляд на кровать. Мда уж, расслабились. Спок даже после черт знает какого оргазма в состоянии контролировать их связь. Впрочем, как оказалось утром, идея капитана возымела эффект. У вулканца нельзя отобрать контроль, однако его можно научить открываться своему партнеру.