Запертая дверь или нетрадиционная история любви, ломающая линию времени

Он теряется в монотонности Арктура, переполненных залах, укладе и дыхании военной службы, даже гражданские аспекты жизни станции не отвлекают его. Кайдену никогда не нравилась планировка Арктура, тесные коридоры слишком походили на Мозголомку, а пустота космоса за окнами резко напоминала вид Нулевого скачка. Но темп жизни как раз подходит для него, командная иерархия помогает отключить мозг и просто делать свою работу, будь то обучение новобранцев с биотическим потенциалом или анализ документов для начальства. Это также помогает подавить слухи о его переназначении, и вскоре никто даже не вспоминает, что он служил с Шепард, а он слишком осторожен, чтобы даже поднимать разговор о ней. Но воспоминания о ней преследуют его в часы сна, потому что последняя ночь, которую они провели вместе, сделала все еще хуже. Он едва может заснуть, представляя ее обнаженной под собой, ее улыбку, даже ее недовольное ворчание, когда она сердится. Капитан "Килманджаро", Ханна Шепард (не родственница, однажды чопорно поправила его Шепард, когда они с Эш сделали ошибку, спросив), подбирает экипаж для нового рейда к границам космоса, подконтрольного Совету, и он упорно работает, чтобы оказаться включенным в список, надеясь вопреки всему, что маленькая черная пометка в его личном деле, гласящая "Шепард" и "серьезное нарушение протокола", ускользнет от ее внимания. Он напряженно следит за новостями о подвигах "Нормандии", отчаянно нуждаясь в любых новостях о ней. Каждый раз, когда он слышит об очередном исчезновении корабля в системе Термина, он иррационально боится, что это случилось с ней. Из-за слухов об исчезновениях солдаты начинают перешептываться, строя невероятные теории, но начальство быстро заставляет их замолкнуть. Кайден все чаще спрашивает себя, что происходит, что за корабль-призрак преследует корабли и почему. Как будто ищет кого-то или что-то. Иногда с ним связывается Джокер, делясь последними новостями с "Нормандии", но каждый раз обещает, что если Кайден когда-нибудь об этом скажет Шепард, то пилот переломает его ноги. Или выкинет в шлюз, если придется. Кайден подыгрывает ему, остро осознавая, что Джокер с его скрипучими костями ничто против туши обученного десантника. − Я тебе верю, − смеется Кайден. − Ты найдешь какой-нибудь способ сделать это. − Черт возьми, именно так, − огрызается Джокер. − Я больше боюсь Шепард, чем тебя, и мне нравятся мои яйца, будь уверен. Она бы их скрутила в бараний рог, если бы узнала, что я с тобой болтал. Твое имя − запретная тема. − Спасибо, Джокер, − саркастически говорит он. − Эй, приятель, никаких проблем. Он торжественно клянется никогда не рассказывать Шепард и с жадностью выслушивает саркастичные замечания Джокера о происходящем на корабле. Именно от Джокера Кайден узнает, что Гаррус вернулся в СБЦ, а из старой команды на корабле остались только Тали и Лиара, не считая Чаквас и самого Джокера. Прессли перевели на другой корабль, подальше от командира, на которого он донес. Шепард это совсем не понравилось. Она никогда не сердилась на Прессли за его участие в их позоре. Он просто выполнял свою работу, и она это понимала. Кайден тоже не винил его. На его месте он поступил бы точно так же. − С Шепард все в порядке? − спрашивает Кайден. − В последнее время многое изменилось. Она будет скучать по Гаррусу. − Ха, да. Это смешно, но мне кажется, что он пытался заигрывать с ней. Кайден моргает, тупо уставившись на свой коммуникатор. − Что? Гаррус? Неужели? Но он турианец... − Я знаю! Но, похоже, Гаррус запал на нее, − сказал Джокер, прищелкнув языком. − Может быть, ему нравятся человеческие леди со всеми их изгибами и мягкими выступающими местами. Полный извращенец. Я вижу это по его глазам. − Джокер... − предупреждающе произносит он. − Эй, я просто говорю правду. Держу пари, если ты взглянешь в его oмни-инструмент, то найдешь несколько интересных сайтов экстрасети. Кайден тщательно подбирает следующие слова. − Она была... я имею в виду, что он пришелец. Правила не запрещают. Между ними это было, ну ты знаешь...? − Взаимно? − Джокер смеется. − Нет, она вообще никого не замечает. Ты лучший, парень. − О, − выдыхает он, стараясь не выдать своего облегчения. − Я имею в виду, что она имеет право жить дальше. Я был бы счастлив за них. Наверное, они были бы хорошей парой. Джокер разражается взрывами хохота. − О боже! Тебе придется попробовать еще раз; я не думаю, что хоть одна душа в галактике поверит тебе. Моя кепка не поверила, а у нее даже нет мозгов. Он вздыхает. − Я просто беспокоюсь о ней, вот и все. − А почему бы тебе самому ее не спросить? − наигранно невинно спрашивает Джокер. − О, точно. А я и забыл. Тебя застукали со спущенными у ее лодыжек штанами, и вы, ребята, не разговариваете. Так неловко. Кайден рычит, не в настроении выслушивать его подколы. − Джокер, спасибо тебе за это. Ты такой чуткий. − Ладно, мужик. Извини. Я понимаю, ещё не время. Боже. Расставание − это тяжело. Я не должен был шутить об этом. Кайден потирает лоб, ерзая на скамейке в аудитории Арктура, пока солдаты бродят вокруг, занимаясь обычными делами. Он хотел бы, чтобы все снова было как прежде, легко и просто. − Все нормально. Прости. Я просто стал немного раздражительным. − Да, я слышал, что так бывает с парнями при мыслях о бывших подружках. − Да... − Думаю, с Шепард все в порядке. Чертовски капризная, но ты же ее знаешь. Она всегда такая. Я вчера попытался глупо пошутить, и она спустила на меня всех собак. Кайден хмурится, делая глоток отвратительного кофе, который он прихватил из офицерской столовой. − А что случилось? У Шепард обычно есть причины. − Да в новостях было что-то про этих песчаных младенцев с Земли, − небрежно говорит Джокер, и Кайден неосознанно представляет себе, как он пожимает плечами в своем пилотском кресле, на голове его неизменная кепка, а на лице − ухмылка. − Песчаные младенцы? − Ну да, ты должен знать. Прозвище для детей, чьи матери пристрастились к Красному песку во время беременности. Они рождаются психованными и еще хер знает какими. Из-за наркотиков дети этих песчаных шлюх ломают биотикой собственные кости, да и с головой у них уже не все в порядке. В последнее время это очень актуально. − Джокер... − стонет Кайден. − Ты же не произнес "песчаные шлюхи", правда? Прямо ей в лицо? Или "песчаные младенцы"? − А что? Они же такие и есть. − Ты − идиот! − рычит Кайден, внезапно взбешенный его бесчувственностью. − Серьезно. Ты же знаешь, что мать Шепард была наркоманкой, да? А кто ее бил? Брат Шепард был "песчаным младенцем". Но Шепард не сдалась, и он вырос хорошим ребенком. Она практически вырастила его… Пока он не умер у нее на руках, разбив ей сердце. А ты смеешься над этими новостями. Ты словно ударил ее кулаком в лицо. В коммуникаторе стало очень тихо. − Я... я не знал, чувак, − шокированно произносит Джокер. − Иисус Христос! Прости. Ей сильно досталось? − Да, − мягко говорит Кайден. − Она не любит об этом говорить, так что не поднимай эту тему. Ты же знаешь, что у нее сломана рука? Чуть сильнее нагрузка − и она ее снова ломает. − Да, это почти так же плохо, как у меня. Мне всегда было интересно, в чем тут дело. − Это случается, когда кость ломают в двух местах ломом и оставляют заживать без медицинской помощи, а через несколько лет Альянс восстанавливает руку заново. И это был лишь один перелом в череде многих. Это ее рабочая рука, потому что она всегда пыталась защитить себя ею. Еще одна длинная пауза прерывает разговор. − Блин, мужик. Я и понятия не имел. Она всегда такая... самоуверенная, понимаешь? − Но ты тоже не ходишь с надписью "стеклянный" на лбу, Джокер. Поверь мне, в Шепард гораздо больше глубины, чем ты думаешь. − Мне действительно очень жаль. Я бы никогда так не прокололся, если бы знал... − Может, тебе лучше извиниться перед нею вместо меня, − говорит Кайден, допивая свой кофе с тошнотворным чувством в животе. Это чувство всегда приходит к нему, когда он начинает думать о том, что сказала ему Шепард, как она провела его рукой по своей руке, чтобы он мог почувствовать шишки, ухмылка на ее лице, которая изображала гордость за то, что она сумела пережить свои раны, но при этом все равно выглядела испуганной и опустошенной. − Я уже извинился вчера, хотя и не был уверен, за что именно. Она очень разозлилась на меня. Остальная часть команды пряталась от нее до конца дня. Теперь она успокоилась. Даже пришла и извинилась, что потеряла самообладание. Чувак... я не знаю… − Что? Джокер глубоко вздыхает, на этот раз искренне. − Если быть до конца честным... она не слишком хорошо себя чувствует в последнее время. Стала еще более тощей и бледной, чем обычно. Я... ну, я волнуюсь. Немного. − Она просто нервничает, − отвечает Кайден, надеясь, что его слова правдивы, и она не переживает расставание еще хуже, чем он. Несмотря на поддразнивания Джокера, он и вправду частично, но хочет, чтобы она двигалась дальше. До встречи с ним, как когда-то призналась Шепард, она была очень одинока. Поэтому Кайден желает, чтобы в ее жизни появился кто-то лучший, чем он, кто-то, с кем она была бы счастлива. − Да, может быть, − вздыхает Джокер. − Вся эта охота на гетов, которая идет через задницу. Совет, который дышит ей в затылок. Да и я вчера ничем не помог. − Скорее всего, нет. − Слушай, мне надо бежать. Я думаю, что она идет сюда. Завтра мы направляемся в сектор Алкеры. Я свяжусь с тобой через несколько дней. − Хорошо. Слушай, Джокер, скажи ей, что я... Коммуникатор отключается, и Кайден, слепо уставившись на него, внезапно радуется, что у него не было шанса позволить своим эмоциям вырваться наружу. Разлука − лучшее решение для них. С Шепард все в порядке. Она старается сделать все, что в ее силах, и он не хочет ничего испортить, несмотря на то, что его тоскующее сердце так колотится от любви, что он готов на все, лишь бы она приняла его обратно. *** На следующий день Кайден обедает, просматривая свои документы о переводе на "Килиманджаро", − в восторге от того, что прорвался сквозь череду неудач. С престижной работой на дредноуте, возможно, он сможет замести под ковер свое позорное нарушения устава и начать карьеру заново. Больше никаких братаний с сослуживцами. Больше никаких фантазий, рисков, случайностей и мятежей. Пришло время отбросить все мечты, которые у него были, и вернуться к старому Кайдену Аленко, который не встречал Шепард. К тому, кто упорно работал и был доволен своей судьбой, кто никогда не совершал безрассудных поступков в отношении своего командира и неуклонно продвигался по служебной лестнице. Этот парень всегда поступал правильно, разумно. Он не был особенно счастливым человеком, но опять же, как и Кайден, которым он является сейчас, который, сидя в кафетерии, мечтает о женщине, бросившей его два месяца назад. Кайден тычет пальцем в свой сэндвич с бифштексом, хмуро глядя на мокрый хлеб и игнорируя еще одно письмо от матери на своем инструментроне. Он не знает, что ей сказать. Однажды будучи в увольнении он, поглупевший от любви, обещал привезти свою новую подругу домой на Землю. Оглядываясь назад, Кайден чувствует себя глупо из-за того, что так торопился. Их отношения с Шепард были такими хрупкими, и было глупо так быстро сообщать о ней своей матери. − Эй, мужик. Кайден поднял глаза и увидел перед собой здоровенного морского пехотинца со знакомым лицом, покрытым шрамами. − Джеймс, − приветствует он его. − В чем дело? Джеймс Вега опускается на стул напротив него. Он кажется слишком большим для сидений кафетерия, а рукава его рубашки выглядят так, словно готовы треснуть под напором массивных бицепсов, и Кайден не может сдержать ухмылки. Он знает, что Джеймс просто выпендривается перед женщинами-морпехами и, если попытался бы, смог найти подходящую рубашку. Джеймс − неожиданный новый друг, с которым судьба свела Кайдена, они спали в одном и том же общежитии, а их двери находились друг против друга. Поначалу Кайден отмахивался от Джеймса как от еще одного солдафона, которого не занимает ничего, кроме его накачанного тела и пошлых шуток, но теснота солдатских казарм и совместные тренировки в тренажерном зале станции открыли новую грань в этом мускулистом парне, и постепенно их связала своего рода дружба. Это странно, и Кайден не отрицает этого, но Джеймс в некотором смысле напоминает ему Шепард. Снаружи − хвастовство и бравада, но если копнуть немного глубже, то под слоем напускной самоуверенности можно найти глубокий источник боли и пласты дерьма, накопленного в годы детства. Он как никто разбирается в том, как выглядит мальчик, которого беспрерывно бьют несколько месяцев подряд, и в какого мужчину он вырастает. Кайден видит тени в уголках глаз Джеймса, которые напоминают его собственные. Джеймс − один из самых приятных парней, которых Кайден когда-либо встречал, и он не может не думать, что Шепард бы он понравился. Ему бы очень хотелось, чтобы она была рядом. Кайден никогда не рассказывал приятелю ничего личного, никогда не говорил о Шепард или обстоятельствах его внезапного назначения на Арктур, но думал, что Джеймс все равно слышал сплетни и не стал судить его. Кайден уважал это, и они часто обедали вместе, пока Джеймс рассуждал о политике командования, будучи всего лишь вторым лейтенантом. − Да ничего, − отвечает Джеймс, вздыхая. − Просто скучно. Я уже хочу получить назначение. Хочется пойти кого-нибудь застрелить или что-нибудь взорвать. Что угодно, только не это болото. − Получишь ты свое назначение. Просто нужно быть терпеливым. Джеймс разворачивает огромный бутерброд и, откусив кусок, шумно жует. − Эй, чувак, я знаю, что ты не хочешь говорить об этом... − начинает Джеймс с хитрой ухмылкой, рассеивая кусочки салата по всему столу. − Но я слышал, что ты... э-э... дружил с коммандером Шепард. − Да. Я служил на ее корабле, − осторожно отвечает он. − К чему вопрос? − Что она из себя представляет? С виду довольно боевая. Кайден удивленно поднимает брови. − В смысле? Джеймс улыбается. − Ну, я знаю, что ты не хочешь говорить о ней, и это круто. Я просто хочу услышать какую-нибудь классную историю. Она совсем крошечная, понимаешь? Такая мелкая chica... никогда бы не подумал, что она сможет надрать так много задниц, − его взгляд лукаво скользнул по лицу Кайдена. − Хотя и чертовски горячая. Я видел видео. Кайден действительно смеется. − О, Джимми. Эта "chica" может в два счета уложить тебя на пол с завязанными глазами и связанными за спиной руками. А если ты когда-нибудь назовешь ее так в лицо, она надерет тебе задницу каким-нибудь изощренным способом. Она великолепна в бою. Ты никогда не видел ничего подобного. Самое близкое, с чем я мог бы сравнить ее в бою, − выступление одной из профессиональных балерин, которых я видел на Земле. Джеймс откидывается на спинку стула, явно не впечатленный. Кайден качает головой. − Нет. Не обычная балерина, а одна из тех, которые настолько сильны, что могут удерживать весь свой вес на большом пальце ноги. Она такая грациозная. Но по-своему, понимаешь? Она никогда не отступает и ждёт, что каждый в ее команде будет отдавать делу все свои силы. Я никогда так не совершенствовался в своей биотике, как во время работы с ней. Она научила меня тому, о чем я и не мечтал. Джеймс хитро улыбается. − Я слышал, что она научила тебя гораздо большему. Кайден резко мрачнеет. − Слухи, на которые вам не следует обращать внимания, лейтенант. Холодность в его голосе встревожила Джеймса. − Эй, мужик! Прости. Я вовсе не хотел совать нос в чужие дела. Мне просто было любопытно, я думал, что мы друзья и все такое. Кайден качает головой. − Прости, но подобные вопросы под запретом. − Ладно, мужик. Я тебя понял. Я думаю, что у каждого из нас где-то есть такая девушка. *** Той же ночью его разбудил звонок, как будто, наконец, заговорив с кем-то о ней вслух, он вызвал ее из своих снов. Кайден резко выпрямляется, на мгновение растерявшись, где находится, почти ожидая увидеть, что рядом с ним лежит Шепард, и темнота ее каюты хранит все их секреты. Раздается пронзительный звук коммуникатора, и он моргает, полусонный, отвечая на звонок, даже не глядя на звонящего. Кайден думает, что это, возможно, его мать, снова забывшая о часовых поясах. Он просил своего отца поговорить с ней об этом после последнего звонка в три часа ночи. Тихий голос даже не утруждает себя приветствием, сразу приступая к разговору. − Кайден, пожалуйста. Мы совершили ошибку. Мне нужно с тобой поговорить. Это не его мать, а Шепард, и Кайден резко просыпается. Она шмыгает носом, как будто только что плакала. Его сердце снова разрывается на части здесь, на корявой койке в одной из кают Арктура. Он чувствует себя птицей с подрезанными крыльями, оторванным от другой − единственной − птицы, которая так хорошо летала бы с ним. − Шепард, мы не должны разговаривать, − тяжело говорит он. Каждое его слово наполнено сожалением. − Утром я должен отбыть на "Килиманджаро". Я не могу этого сделать. Наступает долгая пауза, во время которой она только и делает, что резко прерывисто дышит. Он перебирает кнопки на коммуникаторе, так и не прозвучавшие слова отдают горечью на его языке. Я скучаю по тебе, я люблю тебя. Она шепчет. Так тихо, что он едва слышит, и так быстро, как будто это позволит произнесенному волшебным образом стать неверным или менее разрушительным. − Я... мне кажется, я беременна. На самом деле, не кажется − я точно знаю, что это так. Я не знаю, что делать. Я больше не могу скрывать это от команды. Чаквас в курсе. Мир рушится вокруг, его дыхание внезапно становится слишком громким для крошечной каюты общежития. Звук падающих из чуть приоткрытого крана капель − оглушающе громкий. "Я знаю, что это так. Мне кажется, я беременна". Это слово тяжелое, такое тяжелое, что он не может слышать, не может понять, что она говорит. Он ничего не понимает. Как она может быть беременна? Они расстались. Они попрощались друг с другом. Он пытается взять себя в руки и двигаться дальше. Он прекрасно знает, как она может быть беременна, а теперь находится так далеко от него, одна на своем военном корабле, если не считать Джокера и Чаквас. Она не станет доверять Тали или Лиаре настолько, чтобы довериться им. Логической частью своего мозга, которая слышит и понимает ее слова, Кайден считает, что, возможно, они не были такими ответственными, как могли бы быть, и теперь она платит цену за его промах. Шепард подается вперед, говоря слишком быстро, чтобы он успел разобрать хоть какие-то слова. − Она все время грозится кому-нибудь рассказать, если я не приму решение и не уйду с действительной службы. Она говорит... она говорит, что уже довольно большой срок. Если мои расчеты верны, это случилось во время нашего отпуска. Она говорит еще тише, так что ему приходится напрягать слух. − Но ты же меня знаешь, моя математика никогда не бывает правильной. Это могло произойти в любой момент. У нас было так много секса, начиная с Ила. Кто его знает? Возможно, ему просто повезло с первой попытки. О Боже, мы были так глупы! − она издает панический смешок, явно вне себя от ужаса. − Я толстая, черт возьми. Я никогда не была толстой. Я не очень хорошо выгляжу с лишним весом. Я все время думаю, что вся команда знает, что когда они смотрят на меня, то втайне смеются надо мной. Мой новый старпом все время так недоуменно таращится на меня, когда я сбегаю с БИЦ, чтобы пойти поблевать. Я его ненавижу. Кайден смотрит на складку на своем одеяле и оплакивает прачечную Арктура. − Он твой, − неловко добавляет она в конце после паузы. Тишина угнетает. Он думает, что все испортил, но не знает, что сказать ей, чтобы прогнать панику из ее голоса. − Я имею в виду, это очевидно. Я больше ни с кем не трахалась. Я имею в виду, Господи... Он так отчетливо представляет себе, как она нервно проводит рукой по волосам, вертит в руках свои жетоны, может быть, даже прижимает дрожащую руку ко рту. − Да. Ок. Я просто провела полночи, блюя над унитазом, и мне уже через час заступать на смену. Дерьмо, я не знаю. Я должна была позвонить тебе. Я уже несколько дней не сплю. Я совсем одна. Его мозг мысленно уже пакует вещи, хватает шляпу и ловит следующий шаттл до Солнца, чтобы поджариться до хрустящей корочки. − Что? − выпаливает он. − Мне страшно, − шепчет она. − Моя карьера... они будут знать, что он твой. Мы облажались. Им этого будет достаточно, чтобы отобрать мой корабль. − у нее вдруг вырывается ругательство, но он едва слышит ее, его сердце остановилось. − Мне нужно что-то с этим делать... но я не знаю, что именно. − Что? − повторяет он. Вся его карьера рушится, и все, что он когда-либо думал и знал о своей жизни. Все изменилось навсегда. − Ты можешь, блядь, сказать что-нибудь еще, кроме "что"?! Я была на контрацепции! Я не знаю, как это случилось, − огрызается она, злясь сверх всякой меры. Он буквально подскакивает от изменения ее тона, отодвигая омни-инструмент подальше от себя. − Я виню тебя, знаешь ли, и твою глупую сперму. − Черт, Шепард, дай парню шанс разобраться, − бормочет он. − Ты только что позвонила мне посреди ночи и сказала, что беременна! У меня в голове все перемешалось. − В твоей голове. В твоей голове? А как насчет моей головы?! − она кричит, и он думает, что заслужил это, потому не останавливает ее словесный понос, хотя каждая ее фраза буквально разрывает его сердце. − Я в желудке ничего удержать не могу! Я потеряла двадцать фунтов, но почему-то моя броня все равно на мне трещит по швам. Меня мутило, как ворка после молочных продуктов, и я ещё пыталась двигаться дальше после самого болезненного разрыва в моей жизни, а затем я получаю под дых от такой новости! Ты же понимаешь, что Андерсон меня убьет, да? Он еле отстоял меня, и то, что я крутила роман с моим лейтенантом, уже было достаточно плохо. Но быть настолько тупой, чтобы забеременеть от него… можешь поцеловать свои яйца на прощание, кстати, − добавляет она ехидно. − Андерсон любит тебя, − рассеянно говорит он, протирая глаза в попытке сделать так, чтобы происходящее обрело смысл. − Ты преувеличиваешь. Он, наверное, разозлится, но ты же знаешь, что он на твоей стороне. Шипение на другом конце провода сообщает ему, что он только что сказал что-то невероятно глупое. − "Преувеличиваю"? − опасно уточняет она, и ее голос звучит зловеще, словно она змея, свернувшаяся кольцом и готовая к броску. Кайден хлопает себя по лбу. − Ты так думаешь? То есть мне все это дерьмо мерещится? Мне привиделось, что я лежала у Чаквас на осмотре, который, скажу тебе, на самом деле не из приятных, и мой врач сказала, что она не может позволить мне продолжать отправляться на задания, ругала меня, как подростка, и смотрела мне в глаза, точно зная, чей это ребенок и как сильно я облажалась? Ты хоть представляешь, как это меня смущает? − Нет, Шепард, − успокаивающе произносит он. − Конечно же, нет. Извини. Я не это имел в виду. Я просто хотел сказать, что Андерсон придет в себя. Просто успокойся, а то тебя сейчас стошнит. − Спорим на твою задницу, что я расстроена. Я не хочу этого ребенка, Кайден. Я даже не знаю, зачем тебе это сказала. Будильник заставляет его сердце бешено колотиться. − Шепард, ты же не хочешь сказать... Она снова понижает голос, ее ярость стихает. − Я… я думала об этом. Это... все, о чем я могла думать на прошлой неделе с тех пор, как Чаквас сказала мне. Я набралась храбрости, чтобы позвонить тебе. Сегодня я просто сорвалась, наверное. Она слегка задыхается, и он представляет себе, как она сидит в своей постели, может быть, в одной из его старых рубашек, может быть, в лифчике и трусиках, ее лицо красное и опухшее, а возможно, смертельно бледное и измученное. Он не знает, что было бы хуже. Хуже всего то, что его предательский ум вызывает образы нежной, едва заметной припухлости там, где когда-то были только гладкие мышцы. Что-то странное скручивается в его груди. − Ты что, плачешь? − Н-нет, − отвечает она, явно сквозь слезы. − О, милая... мы можем все уладить, − он так сильно трет глаза рукой, что видит, как в темноте вспыхивают белые звезды. − Мы можем это сделать. − Не называй меня так, К-Кайден, − всхлипывает она. − Чаквас сказала... она сказала, что еще есть время все исправить, если я захочу. Это время истекает, но она все еще может просто сделать это у себя в медицинском отсеке. Я пропустила месячные, Кайден, и не одни, но не заметила этого, потому что была очень занята и думала, что это просто таблетки, потому что я все равно иногда пропускаю их. Правда, уже слишком поздно, но я сказала ей − нет. Что я хочу поговорить с тобой. Мне страшно. Я не знаю, чего я жду. Все, что я знаю, это... не то, что я планировала, и я не понимаю, что делать дальше. Его мозг начинает работать на бешеных оборотах. − Пожалуйста, мы можем поговорить об этом? Ты можешь приехать на Арктур? − Я думала, что ты завтра отправляешься на "Килиманджаро"? − Вот дерьмо! − он проклинает выбранное время. − Так и есть. Пиздец. Нам нужно поговорить, Шеп! Пожалуйста, не принимай пока никаких решений. Я хочу быть рядом с тобой. Как бы то ни было... − он делает глубокий вдох. − Что бы ты ни решила, я буду там, хорошо? Я пойду с тобой на процедуру, если ты этого хочешь. Сейчас она определенно плачет, даже не пытаясь сдерживаться. − Ты же не злишься? Ты бы не возражал, если бы я сделала аборт? − Я хочу, чтобы ты была в безопасности и счастлива, Шепард. Вот что для меня важно. − Хорошо, − говорит она скорее себе, чем ему. − О'кей. Ладно. Я могу с этим справиться. Нам нужно поговорить, когда я смогу вернуться на Арктур или в Цитадель. Я ничего не буду делать, но постараюсь держать себя в руках. − Сколько у тебя еще осталось времени, Шеп? − спрашивает он, и его сердце замирает при мысли о том, что он имеет в виду, о чем именно просит. − Даже не знаю. Чаквас говорила так быстро, и я была просто... ошеломлена и потрясена. − Послушай, что бы ни случилось, ты должна позаботиться о себе, хорошо? Забудь обо мне, если до этого дойдет. Делай то, что лучше для тебя. − Ты хотел бы… его, Кайден? − спрашивает она самым тихим и дрожащим голосом, какой он когда-либо от нее слышал. − Я имею в виду, честно. Не говори мне только то, что я хочу услышать, или то, что ты думаешь, что должен сказать. Никакой ерунды. Я не позволю этому повлиять на меня. Я просто хочу знать. Дай мне прямой ответ. Он делает паузу. − Да, − он кашляет, его язык пересох и, казалось, застрял в горле. − Я... забочусь о тебе. Очень сильно. И он часть тебя… Слушай, я не хочу влиять на твое решение. Она торопливо выдыхает. − Я... думала... Ну, я не была уверена в том, что думаю. Я не знаю. − У тебя усталый голос. Тебе надо отдохнуть. Все будет хорошо, я обещаю. Несмотря ни на что. Ты не одна. Она немного успокаивается, когда отвечает после долгого молчания. − Спасибо, Кайден. Я чувствую, что сейчас выверну наизнанку свои органы, я не могу перестать плакать или хотеть убивать людей и действительно все еще хочу раздавить твои яйца, но я чувствую себя немного лучше. Я... ну, ты знаешь. − Знаю. И я тоже. Очень сильно, − выдыхает он, чувствуя влагу на щеках. − Мне нужно идти. Спать. Чтобы функционировать. Я поговорю с тобой позже. − Береги себя, Шеп. Я... Коммуникатор отключается, и Кайден машинально ложится на кровать, вглядываясь в темноту. − Срань господня, − выдыхает он в пустоту. − Я стану отцом. Он вспоминает испуганный, сердитый голос Шепард, все сомнения насчет их будущего и качает головой. Может быть, он вовсе и не отец. Возможно, он всего лишь человек, который разрушил ее жизнь, и не причинил ей ничего, кроме боли. Он перекатывается на спину, натягивает одеяло до подбородка и листает свой омни-инструмент, пока не натыкается на фотографию, на которой криво улыбается Шепард. Его большой палец проводит линию по изгибу ее щеки. Ему требуется много времени, чтобы снова заснуть.