by qierita
keiji akaashi
24 сентября 2020 г. в 20:33
– cubitum eamus?*
– что?
– ничего.
хатшепсут, нифертити, радегунда или алиенора аквитанская – все, казалось бы, прелестные женщины мира блёкли на фоне фарфоровой улыбки в отражении зеркала, оформленного на старинный лад.
руки обжигаются о чашку горячего чая, и кожу неприятно жжёт, из-за чего бокуто причитает за аккуратность. его глаза так широко раскрыты, и сам он в возбуждённом состоянии лезет в карманы и ищет свой именной платок, который, наверняка, хочет смочить водой и приложить к покрасневшей коже. я вежливо ему киваю и бросаю взгляд следом за его пятками ног, сверкающими по паркету.
– держи, кейджи, – на стол с глухим звуком брякается небольшая белая пачка с потёртой надписью "сливки". я машинально поворачиваю голову, и горло пересыхает. оно, в принципе, должно было пересохнуть ещё когда т/и только заговорила, однако спасибо, что сработало с опозданием – я хотя бы не подавлюсь воздухом.
чай совсем безвкусный: без молока совершенно не то, и, видимо, моё лицо настолько выражает неприязнь к данному напитку, что сама т/и решила протянуть спасительную соломинку, руку, упаковку сливок.
– спасибо, – вежливый, ничего не обязывающий кивок, и она улыбается, легко и непринуждённо. хватает извилин пригласить её сесть рядом, и теперь, наконец-то, доводится шанс рассмотреть её намного ближе.
уж не знаю, в чём подвох, но эта форма смотрится на ней просто прекрасно. я не находил в академии ещё ни одну девушку, на которой так идеально сидела бы эта клетчатая юбка, и пиджак был бы похож на предмет одежды, а не на половую свисающую с плеч тряпку. ни единого следа косметики, частые взмахи ресниц, временами поблёскивающие от частого облизывания губы, на которых видны свежие кровяные ранки.
андромаха нашего времени. живи гомер и пиши «иллиаду», сидя где-нибудь у камина главного корпуса, все прекраснейшие эпитеты этого произведения он бы безусловно посвятил ей.
мы встретились полгода назад, когда я только поступил сюда. помнится, это был холодный промозглый день, совершенно обычный для осени, но погода была далеко не прогулочная. бокуто ужас как приуныл, и мне пришлось подняться из тёплой кровати, сходить за пачкой печенья и горячего капучино для человека, что не знает слова «пасмурно». бокуто обожает солнце. бокуто и есть солнце, и очевидно, что без своей небесной звезды он долго не протянет.
и как сейчас я помню эту ауру весеннего только-только распускающегося цветка: она стоит в очереди и разглядывает сладкое пирожное, уверенно улыбаясь своей подруге, что слишком очевидно неодобрительно качает головой. от неё пахнет корицей, и запах смешивается с какофонией запахов остальных девушек в очереди: мускус, мята, запах свежевыжатого лимона или утреннего тихого моря.
мне кажется, именно запах корицы начал преследовать меня с тех пор. он оставался отпечатком на моих ладонях. бокуто, по иронии судьбы, приноровился пить с ней чай. терпкий запах встречал меня в магазинах с травами и отдельных комнатах друзей.
– если тяжело на чём-то сосредоточиться, – котаро с громким пыхтением перебирал какие-то чертежи и непонятно что искал в них уже минут двадцать, – попробуй подумать на другом языке. мне говорят, что отлично помогает.
– совет прекрасный, но я же не тецуро, чтобы знать несколько древних языков и столько же современных.
хотя, наверное, стоило бы записаться на курсы по латинскому.
т/и подобно истинной леди, выходцу из какой-нибудь бостонской семьи, аккуратно пьёт чай, и лишь изредка я чувствую на себе прожигающие взгляды, заглушающие даже боль на руке. чай от холодных сливок немного остывает и сейчас предполагает из себя субстанцию, схожую с какао. все мы пьем какао в детстве, прекрасная ассоциация.
– тебе нужно быть более аккуратным, кейджи, – мне кажется, я даже вздрогнул, а мои перепонки были окружены бархатом голоса т/и. она выглядит слишком заботливой и – наверное, мне только кажется – обеспокоенной. в ярких притягательных глазах зрачки то сужаются до маленьких точечек, то разрастаются до кратеров немыслимых размеров.
и руки. у неё очень мягкие руки.
– всё хорошо. я случайно, – кожа на щеках ни разу не горит, во всяком случае, надеюсь, т/и не видит, потому что это всё до ужаса смущает, заставляет сердце биться быстрее и, не могу скрывать эту правду от себя, прививает желание не заканчивать этот момент никогда.
приятные длинные пальцы и их чуть шершавые подушечки, которые медленно разглаживают ожог. он вообще-то щиплет, но никакая рана не способна уничтожить этот момент.
и губы, у неё прекрасные губы.
за полгода довелось слишком много ночей, когда я, лёжа в кровати под сонный бубнёж котаро, мог представить самый значимый момент в красках:
она, чуть неловко улыбаясь и отводя взгляд в сторону, по-девичьи убирает прядь волос за ухо, и этот жест заставляет залипнуть на пару тройку секунд. сердце совершает трёхкратный кульбит, и воздух перехватывает, когда т/и, чуть помедлив, тянется всем телом к моему лицу и оставляет лишь небольшое расстояние между нашими губами.
и если весь мир перевернётся сейчас, то чёрт бы его побрал, потому что без неё мне он не нужен. так же не нужен, как и собственные губы без её улыбки, которую я аккуратно зацеловываю, почувствовав нужный момент. сладкие, со вкусом цитрусов, они оставляют мне в памяти пару открытых дыр, которые залатать сможет только её шлейф с привкусом корицы и очаровательная улыбка с неловкой, закусанной нижней губой. она явно смущается, но выглядит очень довольной.
– кейджи, – в попытках занять свои руки, она вертит кружку со своим чаем из стороны в сторону и пытается подобрать слова. – слышала, ты сегодня читаешь стихи в закрытом клубе. я могу прийти?
конечно.
Примечания:
*(лат.) пойдем возляжем? (как предложение переспать)