– тупое зельеварение, запоминайся уже, – бубнишь ты, сопровождая каждое слово глухим ударом о раскрытую на середине толстую книгу.
ты думаешь, что это последний оставшийся для тебя способ, наконец, усвоить составляющие и очередность их добавления для каждого зелья. читать на ночь, записывать и переписывать конспект, учить, как стих, подбирать ассоциации, класть учебник под подушку, проговаривать с кем-то, развешивать рисунки тут и там, чтобы глаза мозолили. заниматься в общежитии самой и с группой, между уроками и еще ночевала бы в библиотеке, не будь время ее работы ограниченным. все бесполезно. исключая пару предметов, у тебя запара во всем. и пока все младшие курсы бурно обсуждают и фонтанируют рождественским настроением, ты просиживаешь юбку на жестком казенном стуле в попытках усвоить хоть что-нибудь.
и не то чтобы тебе очень хочется оставаться на все зимние каникулы в Хогвартсе. но возвращаться в пустой дом, потому что «ну так получилось в этом году», тоже мало удовольствия, так что придется довольствоваться говорящим письмом, которое поздравит тебя голосами семьи. и настроение из-за неудач в подготовке и невозможности отправиться домой просто хуже некуда.
– эй, вы тут не одни, можно поти… ше, – прерывает твои страдания чей-то раздраженный, но подозрительно знакомый голос, дрогнувший в конце фразы. – оя, это ты, котеночек?
точно, куроо тецуро. за эти пять лет знакомства ты как-то смирилась и попривыкла к этим унизительно-ласкательным животным прозвищам, так что уже даже не морщишься на всяких «птичек» и «котят», а никто, кроме него и бокуто, тебя так не называет. поворачиваешься и видишь его лохматую голову, выглядывающую из-за стеллажа. раздражение в его глазах тут же смягчается при узнавании тебя, сменяясь чем-то теплым, и он тут же собирает вещи со своего места и плюхается рядом.
– почему ты здесь в разгар подготовки к рождеству?
ладно, откровенно говоря, ему хотелось сказать по-другому. о том, как необычно видеть гриффиндорца в библиотеке, а не в тавернах хогсмида с кружкой сливочного пива, да еще и в праздничные дни. но ты выглядишь такой усталой и отчаявшейся, что у него язык не поворачивается дразнить тебя – ты не в том настроении, чтобы беззлобно огрызнуться и подколоть его в ответ.
и ты в курсе, что он имеет в виду конкретно библиотеку, но тебя подначивает задать тот же вопрос, но про школу, однако вовремя прикусываешь язык, чтобы не сболтнуть лишнего, потому что у него тоже не все здорово, и вы, бывает, говорите об этом. и у тебя нет желания расковыривать пальцем его надрывы.
– потому что скоро сов, – удрученно вздыхаешь ты, – а у меня все очень плохо со всем, кроме трансфигурации и истории магии.
технически, выпускные экзамены только через полгода, сам тецуро не тратил столько времени на подготовку в прошлом году, хватило освежить в памяти все материалы, но у него в принципе никогда не было проблем с учебой и грамотным распределением ресурсов. однако твою позицию он тоже может понять, потому что после того, как сойдут морозы, у вас снова львиную долю времени будут отнимать тренировки к предстоящим матчам по квиддичу, какая уж тут подготовка. и не то чтобы не в его силах протянуть тебе руку помощи. да мерлина ради, он бы без зазрения совести и, невзирая на все трудности и препятствия, стащил для тебя ответы на экзамены, существуй они в природе.
– нет, – тут же твердо заявляешь ты, не дав ему и рта раскрыть. – я сама.
в конце концов, сколько вы уже знакомы, научились друг друга читать и думать наперед, что скажет или сделает другой.
куроо хмыкает, облокотившись о стол и положив щеку на кулак, и смотрит, как ты воинственно выпячиваешь подбородок. знаменитый гриффиндорский запал, помноженный на твое собственное упрямство. твои попытки сделать все самостоятельно такие очаровательные, хотя получается из рук вон плохо, может, и стоят восхищения, но на его взгляд – лишняя трата времени, когда всего лишь нужно попросить его с тобой позаниматься и погонять по материалам. и он знает, что ты тоже так думаешь, осталось только немного приласкать твою гордость.
•
в ушах все еще звенит гневная тирада мадам пинс о том, что нельзя оставаться в библиотеке после закрытия, когда вы останавливаетесь на распутье коридоров, ведущих в ваши факультетские общежития.
– так, давай еще раз повторим… – ты устало трешь висок.
– нет, достаточно на сегодня с тебя информации.
куроо ранее рассматривал перспективу преподавания в хогвартсе – окончить седьмой курс, сдать тритон и на всю жизнь привязать себя к месту, с которым у него не было связано ни единого плохого воспоминания. исключая, конечно, проигранные чемпионаты школы по квиддичу. но сейчас он настолько выжат после всего-то нескольких часов помощи тебе в одном предмете, что едва на ногах стоит. быть может, ему не стоит ставить окончательный крест на работе в министерстве.
– ты лучше подумай о том, – он озорно усмехается, чуть склоняясь над тобой, чтобы сделать издевательский акцент на вашу разницу в росте, - как мы надерем ваши гриффиндорские жопы в первом же матче.
– мечтайте дальше, зубрилки-рейвенкло, – ты морщишься, вынужденно сильно задрав голову и скорчив ответную гримасу.
когда тецуро так отмечает, насколько же ты ниже его, то насмешливо скалишься и фыркаешь, что это просто он по-дурацки высокий и что однажды какая-нибудь птица перепутает его с деревом и поселится в его волосах – ей даже гнездо вить не придется, у него и так непроходимый беспорядок на голове.
и на рождество, по правде говоря, находиться в хогвартсе, небезопасно, потому что школа, кажется, не контролирует (хотя, может, вполне себе специально) высыпания омелы в своих стенах. остановись кто-то на секунду или две рядом с другим человеком, так над ними тут же мгновенно прорастает, завиваясь, растение. и попасть в неловкую ситуацию могут все и каждый и далеко не факт, что твой невольный партнер будет тебе импонировать или даже окажется хоть сколько-нибудь знакомым.
вы тоже тут же замечаете, как из низкой арки, не заставляя себя ждать, стремительно распускаются тонкие веточки с зелеными округлыми листиками и маленькими белыми и красными ягодами. тебя прошибает короткий, но немного нервный смешок, и даже куроо не удерживается от фырканья, потому что вы не были пойманы омелой в прошлом году, позапрошлом и за год до этого, но никогда не придавали этому особого значения. и сейчас быть пойманными врасплох немного странно. ты знаешь, что это вас ни к чему не обязывает, никто не заставляет вас целоваться и не будет карать за несоблюдение традиций, но тецуро вдруг смотрит на тебя так, что никуда не хочется бежать. ему кажется, что все это просто какая-то очень хитрая магия, о которой не догадываешься, пока не попадешь под чары, и будь у вас чуть больше дружеских чувств друг к другу, то не колебались бы перед звонким смешливым поцелуем в щеку.
трепетно и неловко, нечаянно стукаясь зубами и забывая дышать, но очень мягко касаться губ другого человека так необычно, но вместе с тем самое естественное чувство на свете. он боится, что ты услышишь, как трескаются его ребра, потому что сердце бьется слишком уж бешено и ладони покрываются холодным потом, а ты мелко дрожишь и судорожно вцепляешься в его плащ, чтобы не раствориться в моменте, потому что в голове внезапно все становится так легко-легко.
тебе чертовы пятнадцать, скоро сов, тренировки и турнир по квиддичу, череда учебных будней и эмоциональные качели бокуто, а все, о чем ты можешь думать, что раз целоваться с куроо так классно, то какого хера вы потратили столько времени на переглядывания и ни к чему не обязывающее держание за руки, поигрывая пальцами друг друга.
ты по-совиному пару раз хлопаешь глазами, смотря на него с зарождающейся паникой, и совершенно не знаешь, что сказать на этот счет, стоит вам отстраниться немного, опаляя чужие губы дыханием, хотя понимаешь, что, наверное, надо бы. но сейчас просто не в состоянии собрать в кучу мысли, чувства и даже слова в голове не выстраиваются правильно. и ты не находишь ничего лучше, кроме как мгновенно трансфигурироваться в ласточку и, взмыв под потолок, стремительно унестись в сторону своего спального крыла.
by Bertrano
