by Bertrano
matsukawa issei
5 февраля 2021 г. в 14:59
яркий дневной свет неприятно бьет по глазам, и мацукава щурится, прикрыв их ладонью, часто моргает, привыкая к освещению, да и вообще чувствует себя так, будто очнулся от глубокого обморока. он окидывает взглядом выкрашенные в карамельный стены, усеянные картинами и рамками с пришпиленными бабочками, панорамные окна с кусочками цветного витража, круглые стеклянные столики на двоих и нетронутую чашку кофе по правую руку. место кажется очень уютным и почему-то подозрительно знакомым, но он ничего не может о нём вспомнить.
– прости, иссей, долго ждёшь?
плеча касаются пальцы, но он не может найти в себе силы повернуть голову. ему и не нужно, потому что твой голос он узнаёт с полутона, и ты сама оказываешься в поле его зрения, сев на соседний высокий стул и облокотившись об узкую барную стойку из мрамора. ничуть не изменилась, те же черты лица, милое повседневное платье на бретелях из летящей ткани и мерцающие звездочки в глазах при взгляде на него.
точно, в этом кафе было ваше первое свидание.
– что ты здесь делаешь, т/и? – выдыхает мацукава.
и не хочет слышать ответ. не хочет знать, где это – здесь. раз ты сейчас рядом, значит, он тоже умер. быть может, в тот момент подумал о тебе или сильно сожалел о чём-то или просто боялся остаться один, и это острое желание воплотилось в тебе. иссей давно смирился с твоей смертью и сумел отпустить, но если это последнее, что с ним произойдёт, то он рад, что именно ты застряла с ним в этом моменте.
вы познакомились в университете, когда он подсел к тебе за неимением других свободных мест, и общих пар у вас было достаточно, чтобы чувствовать себя комфортно и желать общества друг друга, но не так много, чтобы пресытиться и нервно выискивать темы для разговора. девушек на отделении бальзамирования всегда единицы, да и те не всегда выдерживают обучение, но часто становятся темой для обсуждения по причинам, которые иссей так и не смог понять. ему понравилось твоё стремление не усложнять всё понапрасну и решать проблемы по мере их поступления. тебе – его ненавязчивость и то, что он не лез не в своё дело и не выспрашивал, почему ты выбрала такое направление. вы перемежали глубокомысленные темы с чёрным юмором, в красках рассказывали о практике и бегали на свидания, только-только успев стянуть с рук латексные перчатки и снять медицинские фартуки после ковыряния в трупах.
через пару лет отношений он полушутливо спросил, поколдуешь ли ты над ним, если с его телом что-то произойдёт, а ты в ответ поинтересовалась, не устроит ли он тебе в этом же случае похороны. вы рассмеялись и со скребущей за грудиной печалью сказали друг другу твёрдое нет. те, кто так или иначе связывает себя со смертью, не оказывают своих профессиональных услуг родственникам и близким людям.
ты смотришь на его потерянное лицо, ничего не говоришь и, мягко усмехаясь, протягиваешь к нему руку. если особо не придираться, то твой белый сарафан в пол вполне может сойти за подвенечное платье. вы часто обсуждали с ним вашу свадьбу, и он даже купил кольцо, но, в конце концов, так и не успел сделать тебе официальное предложение.
– ты отрастил и по-другому уложил волосы, – смахиваешь иссиня-чёрную волнистую прядь с его глаз.
медленно скользишь кончиками пальцев вниз, задерживаясь на щеке, и он льнёт и трётся о твою крохотную и всё такую же тёплую ладошку и оставляет на ней невесомый поцелуй. берёт обе твои ладони в свои большие и подносит к губам, глубоко вдыхая едва уловимый аромат крема для рук с зелёным чаем. всё так, как он помнит, в тебе и правда совершенно ничего не поменялось. мацукава не уверен, должен ли вообще что-то чувствовать, и может ли твой фантом на самом деле быть осязаемым и иметь температуру и запах, но готов в поисках утешения слепо верить во всё, что видит, даже если это — плод воображения.
– давай потанцуем?
ты спрыгиваешь со стула, не отнимая рук, и пятишься с послушно идущим парнем ближе к центру, где больше свободного места. до него только сейчас почему-то доходит, что в помещении, кроме вас, никого нет, словно весь персонал и посетители вышли, чтобы дать вам немного времени побыть наедине. на фоне не играет никакой музыки, да и ему в голову не приходит ни одного подходящего мотива, но вы просто топчитесь на месте, обнявшись, под свой собственный ритм, не беспокоясь вдруг не попасть в такт.
– как я умер? – вдруг нарушает тишину иссей.
– не знаю, – ты хихикаешь и задираешь голову, чтобы взглянуть на его лицо, чуть сжав плечо для баланса. – ты же не думаешь, что я лежу на облаке, наблюдая за тобой и другими людьми?
– и что же ты тогда делаешь? – озорно возвращает он, изогнув бровь, и кивает в сторону входной двери. – что там, на другой стороне?
– новая жизнь, ясное дело.
и звонко смеётесь, потому что, в вашем понимании, это отличная шутка. вы достаточно скептичны и циничны и слишком много времени провели со смертью, чтобы действительно разделять философию про перерождение душ и последующие жизни. когда человек умирает, от него остаётся только тело, которое в итоге будет похоронено. и ничего больше, кроме фотографий, пачки документов и горстки людей, которые не забывают о нём.
мацукава знает, что, стоит ему шагнуть за порог, всё закончится. за пределами кафе только пустота без конца и без края. в момент смерти своего тела он оказывается здесь, в бесконечном моменте, вне времени и пространства, и, наверное, если захочет, то может остаться здесь с тобой столько, сколько пожелает. но внимательно смотрит, как ты аккуратно и нехотя выпутываешься из объятий и делаешь маленький шаг назад, но так и не расцепляешь ваших рук, и замечает горечь и сожаление, омрачающие твоё лицо.
ну да, конечно же, какая уж тут вечность.
– полагаю, мне пора, – он криво усмехается, поглаживая подушечками больших пальцев твои костяшки.
ты ничего не отвечаешь и притягиваешь его руки к лицу, целуя тыльную сторону ладони, и, наконец, отпускаешь его. он хочет сказать что-то пафосное, какое-нибудь «ещё увидимся», но только молча неторопливо направляется к выходу.
открыв тяжёлую дубовую дверь, мацукава иссей не оборачивается и просто идёт прямо, не смотря на то, как медленно исчезают стены и интерьер кафе и как растворяется в черноте он сам.