Малфои выбирают лучшее

Мальчишка не сдержался. То ли всхлип, то ли тихий стон сорвался с его губ, и Драко оказался у него в объятьях. Он всем телом льнул к Северусу, вдавив его в жесткую спинку. Не выдержав их совместного веса, стул поднялся на дыбы, задрав две ножки и упершись спинкой в стену у окна. Даже удивительно, что он не рассыпался на части, и никто не поломал себе в результате шею или спину. Они целовались. Но теперь это были совсем другие поцелуи. Быстрые, даже торопливые, короткие, но глубокие. Жадные. Они необходимы были как связка, крепежный материал между сумбурными касаниями в попытке освободить друг друга от излишков одежды. И не заглядывать при этом друг другу в глаза. В каждом из двоих где-то исподволь, в самом удалённом уголке сознания, ещё теплился, ещё жил страх – в последний момент передумать. И оба понимали, что уже не смогут остановиться. Рубашку Драко Северус ещё ухитрился снять достаточно осторожно и просто швырнуть в сторону, надеясь попасть на стул, где отдыхала от трудов праведных его собственная мантия. У Драко в свою очередь терпения не хватило, и оставшиеся на рубашке профессора пуговицы весенней капелью заскакали по вытертому паркету. Кожа прижалась к коже. Волшебное, изумительно опьяняющее, прямо-таки наркотическое ощущение, которое хотелось продлить. Нет, начать с самого начала и ощутить заново, снова и снова. - Погоди, - шепотом попросил Северус, силясь хоть на секунду оторвать от себя одержимого страстью мальчишку. – Да постой же ты… Вместо ответа Драко снова сполз на пол. Поудобнее умостился, подобрав под себя острые коленки, и принялся расстегивать ремень на брюках Северуса. Оторопелое молчание длилось, наверное, целую минуту, или даже две. Потом Северус ощутил, как по коже в самом низу живота скользнули, щекоча и поддразнивая, нежные, едва ли не детские пальцы. - Ну, знаешь ли, - выдохнул Северус и одним движением стёк с успевшего изрядно намять ему спину и поясницу стула. В тот же миг он схватил Драко за локти, опрокинул на спину, самым краем сознания отследив, чтобы хотя бы лопатки мальчика оказались на ворсистом – да, слегка вытертом, но всё же мягче, чем паркет – коврике. В считанные секунды мальчишка был вытряхнут и из ботинок, и из брюк, и из остатков белья. От нахлынувших, навалившихся тугою прибрежной волной ощущений, Драко оглушило, и он едва не лишился чувств. Прикосновение кожи к коже. Много, часто, хаотично, везде. Вот плечо коснулось плеча. Вот рука скользнула по груди. Вот его собственный подбородок совершенно случайно, волею случая, утыкается в чужую ключицу, и с оттяжкой, как ластящаяся кошка, скользит по ней от нежной впадинки у основания горла, и вверх… туда, где особенно остро ощущается запах нагретой кожи, с примесью бергамота, и чего-то ещё, сладковато-горького. Клевера. Сегодня он весь день гулял по заросшим зацветающим клевером пустошам, и этот запах успел стать ему не просто приятным, родным. Но тут узкая ловкая ладонь скользнула ещё ниже и словно чашечкой прикрыла уже абсолютно не поддающееся контролю возбуждение Драко. Подушечки пальцев медленно поползли в стороны и вниз, к самому основанию, каплями тягучей патоки. Драко со стоном выгнулся навстречу, не в силах этого выносить. - Да-а, - выдохнул он. И в хриплом голосе, несмотря на хлещущее через край возбуждение, сквозил… триумф. Он упивался этим мигом. Как Пожиратели Смерти упиваются агонией живых тварей, этот мальчишка упивался мигом собственного наслаждения. Он получил наконец то, чего так страстно вожделел почти весь последний год. Или – сейчас получит. Северус сжал ладонь. Осторожно, но достаточно сильно и резко. Драко всхлипнул. А ладонь пришла в движение, и даже не успев нащупать нужного ритма, оросилась густым и тёплым. - Тише, - вкрадчиво предупредил Северус Драко, едва не захлебывавшегося собственным восторженным дыханием, - тише. Драко нашёл в себе силы прижать тыльную сторону ладони к губам. И тут же почувствовал, как горячо и неожиданно свободно становится внутри. Великие боги, знал ли хоть кто-нибудь из его немногочисленных бывших любовниц (и единственного любовника) о том, как это делается на самом деле? Как это должно быть прекрасно, как эта пустота должна быть заполнена сию же секунду, немедленно, сейчас… И он бесстрашно вскинул бёдра. Спустя секунду – от слепяще-белой, застящей глаза боли - не в силах выплеснуть её никак иначе, Драко стиснул зубы, прокусив собственную тонкую кожу на тыльной стороне ладони до крови. Но тут же горячая, вдруг ставшая необоримо твёрдой ладонь зажала ему рот поверх его собственной руки. Он даже сам не понял, когда лишился дыхания – на вдохе, который был ему жизненно необходим? Или на крике, в которым должна была облечься вся та жгучая боль, что словно разорвала его пополам, нет, на четыре части, на восемь, шестна- - А-ааа… Он снова смог дышать и на судорожном выдохе у него вырвался стон. Не боли, а острого, требующего нового выхода наслаждения. - Драко? Что? – хрипло спросил Северус, и непонятно было, издевается он, или силится обуздать себя на случай, если придётся всё-таки сейчас остановиться. - Да-аааа… Больше он не успел сказать ни слова. Его имя, так чувственно, так невозможно нежно слетевшее с этих губ, заставило его утратить разум. Драко перестал ощущать, что его лопатки раз за разом елозят по жесткому ворсу какого-то дурацкого ковра. Он раз за разом подавался вперёд и вверх, навстречу восхитительному блаженству ласкающей его руки и текущих по телу капель и дорожек патоки. Навстречу острой боли, переходившей в глухую, и сразу же в импульс, движение – к наслаждению, к вершине, выше… И вот уже рукой подать до звёзд. А народившаяся было, такая незнакомая пустота внутри, наполняется, наполняется, наполня-а…