*** *** ***
По сложившейся традиции, днем покупок была суббота, но за эту неделю Какузу настолько заебался, что позволил себе после работы заглянуть в супермаркет, купить вино и стейк. Целых два стейка. Жизнь − полное говно. Человечество медленно и необратимо деградировало. Какузу заслужил два стейка. Причиной его особенно плохого настроения была не только усталость. Каждый год в числе студентов, которым он читал курс по проектированию электросетей, обязательно находились те, кто садился в первых рядах, вызывающе облизывал губы, играл с волосами и изо всех сил пытался установить зрительный контакт. Чаще – но не всегда – это были девушки. Счастливицы, которых природа не обделила формами, укладывали грудь на стол, чтобы Какузу получше ее рассмотрел, а когда это не срабатывало, подходили после занятий и просили об индивидуальных консультациях томным голосом. Какузу объяснял, что в спектр его обязанностей это не входит, и советовал обратиться к академическому советнику, если что-то не понятно. Ему было слишком много лет, чтобы попадаться в ловушку чужой юности и бурлящих гормонов, и он имел радость лицезреть достаточно грудей, чтобы не терять голову от их вида. К тому же, причину своей странной популярности Какузу видел в слухах, которые вечно о нем распускали. Вроде того, что шрамы на лице он получил, когда работал на мафию. Эту потрясающую историю поведал Яхико – он случайно услышал ее, стоя в очереди в кампусном кафе, и пришел в неописуемый восторг. Внимание со стороны кого-то в два раза младше должно было льстить самолюбию, но Какузу испытывал только раздражение. Его утомляли чужие попытки стать заметными, втиснуть себя во что бы то ни стало в чью-то картину мира. Без интереса глядя на блондинку, всю лекцию проникновенно взиравшую на него поверх очков, Какузу подумал: у меня дома уже есть один сопляк с навязчивой потребностью во внимании, мне хватит. Когда он опомнился, мысль потрясла его. Она скромно утверждала, что Хидану действительно место у Какузу дома, а это совсем не так. Однако Какузу все равно ждал момента, когда окажется у себя. Ему было любопытно, что будет дальше, как в детстве, когда он читал книги про приключения, немыслимые повороты судьбы и опасные заигрывания с удачей. Взросление не пошло Какузу на пользу: после защиты докторской он предпочитал профессиональную литературу или, в крайнем случае, пособия «Как сделать ваших подчиненных эффективней» (спойлер: никак, они все равно найдут способ прохлаждаться). У него почти не оставалось времени, чтобы идти по кровавому следу гениального убийцы в новом детективе-бестселлере, да и потом, что такое бестселлер? Всего лишь прекрасно раскрученная книга. Деньги, потраченные на промоушн, привлекали новые деньги… Какузу думал, что пустит жажду новых впечатлений по другому руслу, возьмет дополнительную работу и еще одну, но, как оказалось, ему по-прежнему хотелось удивляться, разочаровываться и тратить время на глупости. На этот раз дома пахло как надо – антибактериальными средствами, едкой отдушкой и неимоверными усилиями. Какузу усмехнулся, поймал себя на этом и нацепил на лицо гримасу отстраненности. Почему он все время так делал? Наверное, дурная привычка. Мать Какузу относилась к достижениям сына как к самим собой разумеющимся, а он старался все сильней и сильней, чтобы заслужить ее похвалу – или хотя бы остановить поток реплик о том, что у них нет денег и они умрут в нищете. Хидан вышел поприветствовать Какузу без футболки. − А, это ты, − протянул он таким тоном, будто собрался жаловаться. – Я начал думать, что ты развалился от древности по дороге домой… Тебя не было так долго! − Я веду лекции в университете по вторникам и пятницам, − объяснил Какузу без энтузиазма. − Лекции? – Глаза Хидана расширились. – Значит, ты, типа, очень умный? «Уж поумнее тебя», − пришло в голову Какузу, но он смолчал. В ответ на это Хидан неминуемо начал бы орать о своей невероятности. Опять же, стоило отдать ему должное – он потрудился вымыть полы и все остальное. Результат не особенно впечатлял, посреди кухни, где когда-то стояло ведро с водой, до сих пор подсыхала лужа, но прогресс по сравнению со вчерашним днем был налицо. − И что ты преподаешь? – полюбопытствовал Хидан. − Не твое дело. – Какузу и самому не понравились эти брезгливые интонации. Усталость брала верх – остро хотелось тишины. Пить вино и молчать в свое удовольствие. Не развлекать никого, отложить ответственность на потом. − Какой ты злой, − откликнулся Хидан с деланной обидой. – Что, девочки-студентки не дают? Какузу только закатил глаза, оставив нахальное предположение без внимания. В конце концов, он не вчера родился, чтобы думать, будто неприятные обстоятельства нельзя преодолеть. Каждый сам кузнец своего счастья, а приличный ужин все делает лучше. И да, Какузу готов был признать, что сорвался на Хидана по мелочи. Недальновидно, если учесть, что Хидан начинал творить хуйню, когда думал, будто никому нет до него дела… Какузу пришло в голову: он не пробовал применить позитивное подкрепление – пряник, а не кнут. Он любил командовать, любил, когда делают все, как он скажет… Последняя женщина, с которой он встречался, потребовала расставания, потому что «не могла больше терпеть бесконечные приказы». Так она сказала. Это отличало ее от целого ряда предшественниц, которых выводила из себя прижимистость Какузу и то, как мало времени он готов им уделять. К чему это все? К тому, что Какузу говорил: «Сделай то и это», − а когда приказ выполняли, принимал это как должное, в лучших традициях своей матери. В строительной компании такое поведение было в порядке вещей – как-никак они собрались там не чтобы мотивировать друг друга добрыми словами и похлопываниями по спине. Но в случае с Хиданом… Ну, Какузу не сломается, если скажет ему что-нибудь хорошее. Или, что более наглядно, угостит его стейком. Разве не Хидан несколько дней назад признавался в любви мясу? Это закрепило бы положительный результат. Делаешь как нужно – получаешь еду, делаешь никак… Исход понятен. Когда первый кусок толстой вырезки зашкворчал на большой сковороде-гриль, у Какузу промелькнула мысль, которая ему не понравилась. Он до сих пор пытался дрессировать Хидана, хотя неоднократно клялся этого не делать. Хидан не собака. Он вообще не животное, а до крайности безалаберный и инфантильный человек. И Какузу собирался продлить его «хорошее» поведение, использовав вкусную еду как поощрение. Если ад не был пустым словом, только что Какузу заработал там самое жаркое место у левого котла. Хидана уязвило пренебрежение к нему, поэтому он уселся читать про Джашина, на этот раз молча. Возможно, книга и вовсе была прикрытием. Какузу пару раз заметил, как Хидан поглядывал в сторону плиты с откровенным интересом, а его ноздри трепетали. Однако ни одного требования покормить его не прозвучало. У Хидана, как видно, тоже была гордость, и ее порой удавалось задеть. Какузу не считал себя богом готовки. У него не всегда выходило «поймать» прожарку, без кухонного термометра это напоминало гадание по кофейной гуще, но Какузу держал в уме слова Хидана про мясо с корочкой и кровью внутри и немного сократил время приготовления. Свой стейк он пожарил как обычно, после чего сдобрил оба сливочным маслом и солью с перцем. Хидан больше не делал вид, что читает. − Ты же не собираешься съесть два стейка? – поинтересовался он как бы между прочим, похлопывая себя книгой по подбородку. Какузу смерил его долгим взглядом. − Нет. Хидан просиял. − Крутяк. А в честь чего банкет? Какузу на секунду представил, как будет рассказывать о всепоглощающей усталости, озабоченных студентках и мечтах о комфорте, и подобрал лучшее объяснение. Если подумать, оно тоже было честным. − Ты выполнил задание и заслужил награду, − сухо произнес Какузу. Он хотел усилить дидактический момент, добавив, что так будет не всегда, но решил не портить Хидану удовольствие. Тот по-настоящему старался. Красное вино, подсказанное консультантом, стало компромиссом между одинаково сильным нежеланием Какузу тратить много денег и пить какой-то суррогат. Вряд ли оно было потрясающе вкусным. В недрах шкафа хранились бургундские бокалы размером с плохо надутые воздушные шары, и Какузу испытал немыслимое желание наполнить их до ободка. Кажется, он мечтал некрасиво напиться. − Хочешь вина? – спросил Какузу. Хидан чах за столом в ожидании, когда ему подадут стейк. Услышав вопрос, он принял подозрительный вид, обмозговал что-то, а после ответил доверительным тоном, но будто бы слегка насмешливо: − Старик, ты че, флиртуешь со мной? Палец Хидана вырисовывал на столешнице что-то несусветное. Какузу подавил вздох: − Ладно, налью себе два бокала. − Эй! Да какого хуя? Я не сказал «нет»! Ему все-таки дали вина. − Слава Джашину, − воскликнул Хидан и опрокинул в себя половину. Приступили к еде. Хидан тут же продемонстрировал очередной провал в воспитании: за столом он не пользоваться ножом. Было тоскливо и капельку смешно наблюдать за тем, как он подцеплял вилкой гигантский кусок мяса и откусывал от него – а чаще ронял обратно в тарелку, сыпля ругательствами. Какузу не хотел ему помогать. Вскоре Хидан обжевал стейк по краям, и с ним стало легче управляться. Тогда недовольное сквернословие сменилось восторженным: − Ебать как вкусно! Просто охуенно! Я готов кончить, как вкусно! Признаться, это польстило Какузу, хоть он и старался напоминать себе – не так много нужно, чтобы впечатлить Хидана. Тем временем предмет его мыслей разомлел от алкоголя и обильной еды, подпер щеку рукой и принялся болтать: − Видишь, я не ущербный! Я сделал все, что ты хотел, мерзкий эксплуататор! А завтра будет суббота… − Он отвлекся, чтобы еще раз откусить от стейка, и принялся с блаженным видом пережевывать. – Так вот. Я целую неделю разгребал твое дерьмо… − Целую неделю, − фыркнул Какузу. Вино оказалось не таким уж паршивым, и стейк получился как раз как он любил, − зажаренным сверху, но сочным. Все это настроило Какузу на благодушный лад. Ему не хотелось вспоминать о том, как на самом деле прошла неделя в обществе Хидана – по крайней мере, вслух. − Да! – Хидан не уловил сарказма, зато прикончил свое вино. – Может, завтра ты все-таки выпустишь меня из заточения? Я переделал реально все! Даже стер ебучую пыль! Сколько можно держать меня взаперти? − Никто не держит тебя взаперти, − сдвинул брови Какузу. − Я несколько раз спрашивал, собираешься ли ты куда-то пойти, и ты отвечал отрицательно, поэтому я закрывал дверь. О, лицо Хидана было неповторимо. Он тоже нахмурился, поднял взгляд к потолку, словно прикидывая что-то, позволил рту шокированно приоткрыться… − Но… Твою мать! – в конце концов заорал он. – Вот блядство!.. А можно мне еще вина? Какузу позволил себе едкую улыбку. − Если прекратишь вопить. Хидан сбавил тон и принялся ругаться вполголоса, как подросток, опасавшийся, что его услышат родители. Он то лохматил волосы, то, наоборот, приглаживал их пальцами, не в силах успокоиться. Какузу налил ему вина. Хидан долго пил, запрокинув голову, демонстрируя белое горло и плавно двигающийся кадык. − Я хотел погулять, − объяснил он сконфуженно, когда с содержимым бокала было покончено. – Тут нечем заняться, кроме фигни с уборкой. Кстати, ты ужасно линяешь! Эта квартира буквально набита твоими волосами. Какузу бросил на него прохладный взгляд. Хидан не увидел в нем предупреждения. − А еще я знаю, что ты преподаешь, − произнес он так, будто речь шла о грязном секрете, и ухмыльнулся. – Что-то про электричество. − Ты заходил в спальню? – сощурился Какузу. Хидан смешался − на скулах проступили бледные розовые следы, − но сразу восстановил самообладание. − Ты же хотел, чтобы полы были вымыты везде! Я мог бы оставить твои выпавшие патлы валяться как раньше, на случай, если ты захочешь набить ими подушку. Его ответ вызывал здоровый скептицизм. Накануне Какузу показалось, что вещи на стеллаже поменяли расположение, но он не придал этому значения. Мог и сам переставить что-то, задумавшись. И все же… − Трогал что-нибудь у меня в комнате? Взгляд Хидана стал не просто наглым − резким. − Больно надо. − Если я обнаружу, что ты взял что-то… − Я просто посмотрел книги, ладно! – Хидан опять повысил голос. Какузу подумал, что в пьяно-размякшем состоянии он нравился ему больше. – Но они все оказались скучными… Так что расслабь булки, ничего я у тебя не крал. Они посидели какое-то время в молчании. Хидан крутил бокал, заставляя оставшуюся на дне каплю растекаться по стенкам. Какузу пытался разобраться в себе: как можно находить кого-то забавным, если большую часть времени он вызывает острое желание свернуть ему шею? − Тебе понравился ужин? – спросил он, прежде чем Хидан начал болтать о своем боге, еде или о том, как трудно ему живется. − Да, я же сказал, что обожаю стейки… Вино, правда, дохуя кислое, но, типа, обычно оно таким и бывает, да? Какузу хмыкнул. − Тогда ты будешь счастлив вымыть посуду в знак благодарности. − Че? Я буду счастлив? – взвился Хидан. – С чего бы это? На этой ноте Какузу и оставил его, очень довольный собой. Устроившись за ноутбуком, он позволил себе быструю улыбку. Из кухни доносилось: «Ненавижу тебя, мудила херов! Говна наверни!», − изредка прерываясь звуком льющейся воды.*** *** ***
Какузу определенно был садистом и испытывал радость от боли других. Иного объяснения нет! Хидан без энтузиазма возил мыльной губкой по тарелкам. Из кухонного крана тек жидкий лед – после пары минут под водой руки начинало сводить судорогой. Предпочтения Хидана, может, и были специфическими, но в отмороженных конечностях он не видел никакого удовольствия. Пальцы покраснели и зудели немилосердно. − Хуй ты, Какузу! – в последний раз крикнул Хидан в пустоту и понял: надо что-то делать. Он сунулся в шкаф под мойкой, раздвинул бутылки и прочий хлам, переполнявший полки, и увидел причину своих страданий. Вентиль, отвечающий за подачу горячей воды, был вероломно перекрыт. Какое коварство! − Да ты, блядь, смеешься, − пробормотал Хидан и повернул вентиль. Проверил – потекла горячая вода. – Ну, так-то лучше.*** *** ***
Хидан поерзал немного и открыл глаза. Темнота в кухне была плотной, хоть режь. Наверное, середина ночи, самое время спать, но он не мог – очнулся в странном состоянии, возбужденный и напуганный, с заходящимся сердцем. Это не была «ночная хуйня», о нет, Хидан прекрасно чувствовал руки, ноги и все тело. Особенно ту его часть, что ниже пояса. Хидан лениво погладил себя через трусы. Сон оставил неприятное чувство придавленности, напряжение не отпускало. Хидан задумался… Ему снилось, как он идет куда-то, улицы вливаются друг в друга, как реки, освещение смутное – сумерки, фонари то зажигаются, то гаснут. Никто не идет ему навстречу, но кто-то преследует… Двое. Он не слышит их, но видит порой краем глаза, реже – когда оборачивается. Он знает, эти от него не отвяжутся, и если они его догонят, если… Хидан сел, передернув плечами не от холода, а от необъяснимой тревоги. Словно кто-то способен проникнуть сюда и броситься на него из темноты – что было невозможно, вот уж хрен, он у Какузу дома и тот переломает пальцы любому, кто вздумает вторгнуться на его территорию. Хидан едва слышно хихикнул от глупого облегчения. Точно, Какузу. При нем ничего плохого не случится… Да и сам Хидан не такой уж бесполезный. Он был более чем уверен, что однажды убил человека – конечно, он не остался рядом, чтобы уловить последний вдох того уебка, но нож вошел мягко и очень глубоко, словно это был не живот, а перезревшее манго. А еще за Хиданом приглядывал беспощадный, но справедливый Джашин (слава ему!). Он ценил боль, потому что она вела к добыванию новых смыслов из разрушения, и если уж он собирался ниспослать боль, то это был его мудрый дар… Именно. Раньше боль казалась Хидану бессмысленной и несправедливой – и то не вся, она могла принимать разные формы, и у каждой был свой вкус, свое чувство и настроение. Теперь он знал: боль – это процесс, как дождь или закат, и для искушенного она превращалась в источник вдохновения. Иными словами, можно выдохнуть и спокойно лечь спать. В смысле, не очень спокойно. Лечь спать, игнорируя стояк, и долго крутиться, пытаясь потереться о диван. Или пойти в ванную и подрочить? Хидан прижал к груди подушку, словно плюшевого мишку, устроил подбородок сверху и качнулся вперед-назад. Подумал про другую подушку, а потом – о Какузу, снова. Тот вечно строил из себя мрачного типа, кривил губы, смотрел с неодобрением… Но после делал что-то милое. Вчера он покормил Хидана и так смешно прикинулся незаинтересованным после вопроса про флирт. Похоже, тут все было не настолько тухло, как показалось на первый взгляд. Хидан вжался лицом в подушку – она пахла им самим, блекло и привычно, это немного успокаивало, но ему больше не хотелось спокойствия. Ему хотелось… В первую минуту, встав на ноги, он колебался, но с первым же шагом его захлестнуло полнейшей уверенностью – именно это и нужно сделать. Зачем сомневаться в такой ерунде? Какузу приготовил Хидану стейк, как он любил, принес вино и словом не обмолвился о тратах… и смотрел так многозначительно… У него были чертовски зеленые глаза с розоватыми от усталости белками и лопнувшими сосудами. М-м. И не похоже, что Какузу с кем-то встречался – никто не названивал ему среди ночи, в квартире не было ни одной очевидно чужой вещи… Оставалась вероятность, что он отрывается только по выходным, чтобы это не повредило его драгоценной работе, но всем известно – выходные начинаются вечером в пятницу, а этот самый вечер Какузу провел с… Да. Все сходится. Хидан победоносно улыбнулся и направился к спальне, стараясь быть тихим. Аккуратно, без единого звука, открыл дверь, прокрался внутрь. Глаза успели привыкнуть к темноте. Хидан мог различить кровать и силуэт человека, лежащего на ней. Он сделал два осторожных шага, почти неслышных, но был остановлен скрипучим ото сна голосом Какузу: − Какого черта тебе надо? Слова источали усталость и неприязнь. Хидан ожидал… ну, чего-то другого, наверное. − Я замерз! Из окна жутко дует, а, знаешь ли, не прикольно спать, когда по жопе ползают мурашки! – выпалил он в растерянности и забрался под одеяло, в тепло. − Если ты немедленно не уберешься, я убью тебя, − пообещал Какузу буднично и по-прежнему сипло. − Пиздец! И где мне, по-твоему, спать, если там холодно? − Где угодно. Прочь. – С этими словами Какузу сдернул с Хидана край одеяла. Хидан поджал губы. Ладно, он не против поиграть, и вовсе не обязательно быть с ним таким козлиной. Хотя… то, как Какузу выплюнул это «Прочь», заставило его подавиться воздухом. Если бы он сказал таким тоном «К стене» или «На колени»… В этом было бы больше смысла. − Я просто побуду тут, с краешку… − пробормотал Хидан, вновь укрываясь. Постель все еще пахла потрясающе, и все воспоминания о сне или о том случае с прирезанным в переулке гондоном растворились и утекли, позволив единственной мысли пульсировать в голове: какой же охуенный запах. От близости чужого тела, от испускаемого им жара Хидан почувствовал себя немного пьяным, возбуждение накатило с новой силой. Хидан выждал несколько минут, не шевелясь. Ничего не происходило. Какузу лежал, как прежде, спиной к нему. Хидан не мог разобрать звука его дыхания и готов был поклясться, что он не спит. И раз диалог оборвался, а новые приказы идти куда подальше не прозвучали… Хидан подобрался ближе, еще ближе, и прижался к Какузу всем телом. Чувствовать, как тебя закрывает от мира чья-то широкая спина, было так приятно… Прямо перед лицом Хидана оказались распущенные волосы Какузу, и он уткнулся в них, вдохнув так глубоко, что заскребло в легких. − Мне нравятся твои волосы, − промурлыкал Хидан, надеясь, что это прозвучит сексуально, хоть у него и сжималось горло. Давненько его так не накрывало. Может быть, никогда – без дополнительной стимуляции. Какузу ничего не ответил, не издал ни звука. Хидан подвигал головой, наслаждаясь ощущением того, как волосы скользят по его носу и губам. Кто бы мог подумать, что настолько простые вещи тоже могут заводить? Реакции не последовало. Тогда Хидан притерся бедрами к заднице Какузу, едва не зашипев от резких и сладких ощущений. Иногда стоило потерпеть, да. Хидан ведь мог так сделать? Какузу больше не выгонял его, и он определенно не спал. Хидан перекинул через него руку, с силой провел ладонью по груди – вау, под футболкой скрывались потрясающие мышцы, хотел бы он их облизать, − вниз, к паху, и сжал то, что нащупал там (оно тоже было заебись). Следом за этим крупная ладонь до боли сдавила его запястье. − Если тебя трахнуть, ты уймешься? – осведомился Какузу прохладно. − Может быть, − усмехнулся Хидан и снова потерся бедрами. Он не хотел кончить вот так, ему просто слишком нравилась мысль, что сейчас его поимеют. С глухим щелчком включилась прикроватная лампа. Какузу поднялся с кровати, вышел из комнаты. Хидан, лениво улыбаясь, перевернулся на спину и раскинул руки. Он реально изголодался по сексу и, блядь, он был достоин того, чтобы его хорошенько выебали. Даже то, что запястье немного ныло после хватки Какузу, придавало ситуации остроты. Какузу вернулся с каменным лицом. Хидан ожидал, что он притащит из ванной смазку и презервативы, что-то такое, но тот явился с банкой вазелина, в процессе натягивая на руку латексную перчатку. И это Хидану совсем не понравилось. Здорово напоминало один пиздецки стремный случай с Томом… − Это, блядь, что? – спросил Хидан, нервно хохотнув. Он не мог больше расслабленно лежать, поэтому уселся, скинув с себя одеяло. – Собираешься сделать мне массаж простаты? Какузу навис над кроватью. Взгляд его был невыразителен. − Я достаточно слышал о том, как ты неизбирателен в сексе. Засунуть в тебя член и потратить кучу денег на лечение от ЗППП? Нет, спасибо. Медицинские перчатки плотнее и реже рвутся. Хидан уставился на него, недовольно выпятив нижнюю челюсть. − Я, нахуй, абсолютно чист. − Парень, который хвастался техникой минета и собирался сниматься в порно? – Какузу издевательски приподнял бровь. – Сомневаюсь. Хидан чуть не подавился слюной от злости. Блядь, это просто оскорбительно! Ему нравился секс, с каких пор это преступление? И почему это он сразу заразный? Хотя, если на то пошло, бывали у Хидана времена, которыми он не гордился. Когда он подсел и расстался с Томом – если можно назвать расставанием то, что этот блядина притащил домой девицу и сказал Хидану выметаться, а тот врезал ему в нос и сам получил по почкам, − у него не было денег на новую дозу… не было денег, чтобы жрать. Хидан тогда пораскинул мозгами, но не придумал ничего лучше, чем шататься по клубам, куда его могли пустить бесплатно, бухать за чужой счет (лучше бы его покормили, честно), а потом выбирать кого-нибудь посимпатичней и трахаться с ним в полузабытьи в одной из кабинок туалета или где-нибудь у заднего входа. Когда все заканчивалось, Хидан говорил доверительно: «Это было небесплатно, с тебя сорок долларов», − и офигевшие от неожиданности, размякшие после оргазма случайные партнеры давали ему, что он просил. Однажды способ дал осечку, вышло хуево, но это научило Хидана, что намного безопасней предлагать: «Хочешь, я тебе отсосу за тридцатку?». И конечно, он всегда (когда был достаточно в сознании) настаивал на использовании презервативов. Мама вырастила умненького мальчика. − Да иди ты нахуй! – сорвался Хидан, натянул одеяло до подбородка и свернулся клубком на краю кровати, буравя взглядом стену. Нет, он все еще не хотел, чтобы в него засовывали руку, ну нахрен. Какузу пожал плечами, стянул перчатку, бросил все, что принес, на тумбочку и улегся. Выключил свет. Помолчал пару минут, сказал: − Убирайся. − Никуда я не пойду, ты, ебаный обломщик, − пробурчал Хидан в одеяло. Ему снова было тревожно, он чувствовал себя одиноко и безумно хотел подрочить, но вместо этого только поерзал. Тупой сон, все началось с него. Какузу тоже тупой… и странный. Такой странный. Хидан вздохнул раз, другой и не заметил, как заснул.*** *** ***
Утро немилосердно наступило в шесть тридцать – еще будильник не прозвонил, когда смартфон, длинно провибрировав, принял сообщение от матери с требованием купить ей лекарство в аптеке на другом краю города. С тех пор, как мать открыла для себя интернет, она только и занималась бесконечным сравнением цен. По ее мнению, деньги на бензин, ушедший на то, чтобы добраться до самого бюджетного драгстора, за траты не считались. «Ок», − написал Какузу в качестве превентивной меры. Когда матери было что-то нужно, она могла проявить настойчивость и повторять просьбу по сто раз. Затем Какузу постарался вернуться ко сну, но у него не получилось. Глаза ныли даже под опущенными веками. Голова была неподъемно тяжелой. Надо ли говорить, что за ночь Какузу почти не отдохнул? Как оказалось, Хидан отвратительно спал и вертелся, как уж на сковородке. Поначалу, когда он затих с краю, Какузу расслабился, проявив бдительность лишь в одном, − он лег на спину, чтобы иметь максимально полный обзор и исключить вероятность, что к нему снова притиснутся сзади. Какузу как раз начал погружаться в сон, когда ощутил, что Хидан подкатился вплотную, водрузив свой зад на его ладонь. Какузу убрал руку и бросил «Проваливай» самым страшным тоном, на какой был способен. Хидан лишь промычал что-то неосмысленное. Поняв, что он в отключке, Какузу отодвинул его подальше и закрыл глаза, обуреваемый предчувствием – ночь будет бесконечной. И она была, потому что Хидан приполз обратно, улегся Какузу на волосы и шумно засопел в ухо. Какузу не привык к такому. Обычно он ни с кем не спал – так, чтобы лечь вместе и находиться рядом всю ночь, дышать друг на друга, соприкасаться телами… Нет, это было не для него. Он старался заниматься сексом у тех женщин, с которыми заводил интрижки, а после возвращаться домой. Обратный сценарий означал, что кто-то мог остаться у Какузу до утра, а он нуждался в пространстве и тишине. Что ж. Хидан отнял у него и то, и другое. Он постоянно елозил и переворачивался с боку на бок, перетягивая одеяло, издавал страдальческие звуки, всхрапывал, но и это было не самым ужасным. Проснувшись в очередной раз от излишне тесного соседства – в комнате начало светлеть, близость рассвета делала силуэт окна призрачным, − Какузу вдруг понял, что Хидан все время искал физического контакта. Он не мог успокоиться, находясь в одиночестве. Ему хотелось чувствовать присутствие другого. Тогда, в очередной раз отстранив Хидана от себя, Какузу положил руку повыше его колена и напряг пальцы, чтобы прикосновение стало ощутимей. Удивительно, но это помогло. Хидан перестал крутиться и подбираться ближе, правда, его сопение никуда не делось. Какузу всерьез раздумывал над перспективой накрыть его лицо подушкой и придавить посильнее, когда пришел в себя от звука смартфона и осознал – это был сон. Хидан не только занял его кровать, но и пролез в голову. Он был самым настоящим паразитом. Теперь этот паразит спал на животе, молчание и разметавшиеся волосы делали его обманчиво милым. Он действительно был привлекательным, с большими глазами, аккуратным носом и бледными, но рельефными губами. И если он с другими вел себя так же распущенно, как с Какузу (а он вел, тут и сомневаться не стоило), несложно представить, какой рассадник бактерий у него внутри. Следом потянулись другие мысли – не о венерических заболеваниях Хидана и о количестве его партнеров, а о мести. О, Какузу давно не чувствовал себя настолько дерьмово. Даже недосып в начале недели не мог сравниться с той гаммой ощущений, что обрушилась на него сейчас. Хотелось не то спать, не то застрелиться. Кто-то должен был за это ответить, и в голове Какузу уже складывался план, прекрасный в своей простоте. У него не осталось ни сил, ни желания разбираться с Хиданом самому, зато на примете была отличная кандидатура того, кто мог потаскать для него каштаны из огня. Самый, без всякого сомнения, страшный человек на этой планете. Какузу принял волевое решение встать до будильника, раз уж он все равно бодрствовал. Пока он умывался и водил по лицу бритвой, мысли об умиротворенно спящем Хидане раздражали его все сильней и сильней. Этот падла дрых в свое удовольствие, пока голова Какузу раскалывалась от боли. Нет, так не пойдет. Закончив с водными процедурами, Какузу вернулся в спальню и, схватив Хидана за плечо, неслабо встряхнул. Хидан – как ожидаемо – промычал что-то и попытался накрыться с головой. Какузу, не сдерживая злорадства, стянул с него одеяло. Час расплаты пробил. − Я собираюсь завтракать. Либо ты ешь со мной, либо остаешься голодным до вечера. − Блядь, Какузу! – Хидан завозился, подтянул колени к груди в бесплодной попытке сохранить тепло. Его выставленная на обозрение задница, покрытая гусиной кожей, будила смешанные чувства. − У меня много дел на сегодня. Вставай, − велел Какузу и удалился на кухню. У него было подозрение, что запахи яичницы и кофе приведут Хидана в чувство быстрее длинных монологов. И точно. Стоило только сделать чашку эспрессо, как Хидан притащился следом, без конца зевая и ероша волосы. Практически голый. На подлокотнике дивана он нашел свои джинсы, которые и натянул, не потрудившись застегнуть. Те остались болтаться на бедрах. Какузу скользнул взглядом по животу Хидана – слишком светлые волосы, даже блядской дорожки не видно. − Любишь издеваться надо мной, да? – нудел Хидан противным голосом. – Я вижу, любишь. Охуенно, блядь. Я рад до жопы. Сколько сейчас? Семь утра? Ты совсем слетел с катушек, старик. Какузу не снизошел до ответа. Он ждал, когда чудотворная сила кофе проявит себя и боль в голове исчезнет. В крайнем случае, его устроило бы, если бы исчез Хидан. − И че, есть повод собраться тут в такую пиздорань? Какузу вставал примерно в это время каждый день, поэтому почувствовал себя уязвленным. Не все могли позволить себе валяться до обеда, жрать чужую еду и смолить чужие сигареты. К тому же, у Какузу были планы на день. Во-первых, по субботам он ходил в спортзал. Когда-то давно, прикидывая, будет ли выгоднее купить что-то вроде орбитрека или ограничиться абонементом в тренажерку, Какузу отдал предпочтение последнему. Если бы он и приобрел что-то домой, то наверняка бы постоянно откладывал упражнения ради дополнительной работы. Абонемент в его случае был вернее: собственная исключительная жадность заставляла, скрипя зубами, ходить в зал по расписанию. Какузу не считал себя большим поклонником здорового образа жизни, но он был не так молод, чтобы думать, будто его спина и суставы спокойно перенесут бесконечное сидение. Суббота также была днем покупок, то есть двухчасового визита в гипермаркет. И наконец, Какузу договорился встретиться с Яхико, но Хидану об этом знать не стоило. Он бы точно увязался следом, и разговор не вышел бы. К тому же Хидана ждал незабываемый опыт, о котором он пока не знал. − Ты должен сделать кое-что для меня, − сообщил Какузу, принимаясь за готовку. − Че? – Хидан сузил глаза, мгновенно насторожившись. – Да сколько можно-то? Я все тут убрал! − Может быть, но у меня есть машина, которую не мешало бы помыть, − резонно заметил Какузу. – Думаю, не стоит напоминать, что ты живешь тут за мой счет. Как твои поиски работы? Хидан подпер щеку рукой. − Да ищу я, ищу… Его безысходный тон сразу расставлял все точки над «i»: никаких подвижек. Так Какузу и предполагал, поэтому не нашел в себе и крупицы злости. Или он слишком устал, чтобы злиться на Хидана за бездействие и нахлебничество. Ну, правда, сколько можно. − Так чего ты от меня хочешь? – Хидан включил кофемашину. – Вымыть твою тачку? − Нет. − Но ты сказал… − Отнесешь кое-что моей матери и выполнишь все, что она скажет, − заявил Какузу непререкаемым голосом. На долю секунды воцарилось молчание. Шелестела кофемашина, жарилась яичница. За окном отчаянно сияло солнце. Какузу перевел взгляд на Хидана, чтобы увидеть то, на что и рассчитывал. Недовольство. Возмущение. Спешный поиск нелепых отмазок. Хидан был как открытая книга еще до того, как начал причитать. − Блин! Не хочу я проводить день с какой-то старухой! Она тоже заставит меня драить полы и вот это все! Я заебался! Давай просто порубимся в игруху, выпьем пива, не знаю… Мужик, сегодня суббота! − Вот именно, − подтвердил Какузу. – Если не хочешь остаться без еды на выходные, прояви побольше почтения к моей матери. Хидан все-таки получил свой кофе и присосался к кружке, как в последний раз. Пить и одновременно сетовать на судьбу он не мог. Какузу получил небольшую передышку и воспользовался ей, чтобы переключить внимание Хидана. − Я буду сегодня в гипермаркете. Тебе что-то надо? Он мог бы так и не расщедриваться, особенно учитывая последнюю ночь. Однако Какузу это казалось честным: Хидан просидел взаперти почти всю неделю, у него по-прежнему не было денег. И пока нельзя было сказать, что метод пряника совсем себя не оправдал. Хидан наглел? Но он и раньше был наглым. А что до ночных событий… Хидан оторвался от чашки. − Можно мне с тобой? – спросил он с надеждой. – Я работал в магазине, я знаю, как лучше делать покупки… И как незаметно красть. – Под конец его тон стал странно игривым. Какузу, не особо взбудораженный этим откровением, расставил тарелки на столе. − Тебя потому и уволили? – уточнил он. − Ну, вообще-то, я был дохуя ценным кадром! – взорвался Хидан, яростно тыкая вилкой в яичницу. – Меня заебись как уважали и сделали однажды работником месяца, потому что я могу и водку мертвому всучить. Типа того. А потом у нас сменилось руководство, и меня выставили из-за этих пидоров. Но я показал остопиздевшим уебанам, что со мной, блядь, так не поступают, и поссал на дверь супермаркета. Там есть наружная камера, они точно в курсе. Какузу с удивительной, прямо-таки буддистской отстраненностью подумал: да, от Хидана так легко не избавиться. Он должен был испытать огорчение или гнев от этой мысли, но принял ее безропотно. Неужели начал привыкать или, помилуйте небеса, мириться с присутствием Хидана в своей жизни? Это стало второй плохой новостью за сутки. Первой было то, что он не выволок Хидана из кровати, несмотря на все неудобства, какие тот причинял, и не врезал ему по лицу за нарушение личных границ. − Они вызвали полицию? – спросил Какузу. − Нет… Не жнаю, − отозвался Хидан, набив рот. – Может быть? Какузу качнул головой. Собранные в хвост волосы хлестнули по спине. − Так тебе что-то нужно или нет? Хидан замер, удерживая взгляд на Какузу. Его глаза все еще поражали, чересчур яркие, чтобы оказаться диковатой игрой света и тени. Какузу был не силен в сравнениях. Все, что пришло ему в голову, – чернила цвета типографской мадженты. Смесь фиолетового и красного. Пурпур. − Ладно, зануда… Ты совсем не хочешь, чтобы я когда-нибудь развлекался? Какузу сжал челюсти, показывая всем видом – нет, он этого не хочет. Завтрак остывал. − Купишь пива? – предложил Хидан тоном записного подхалима. − Нет. − Зачем тогда спрашиваешь, чего я хочу? − Я спросил о том, что тебе нужно. − Шоколад! – выпалил Хидан, словно только вспомнил, без чего не мог жить. – Просто купи мне шоколадный батончик или что там… Это было мелочью. Не такой уж проблемой. − Ладно, − согласился Какузу. Как ни странно, Хидан расстроился. − Бля, я продешевил, да?.. После завтрака Какузу объявил, что пора собираться, но когда Хидан напялил жуткий лимонный свитер, он увидел свой промах. − В таком виде ты не пойдешь. − Что значит «не пойду»? – Хидан оттянул край свитера, чтобы получше его изучить. – Бедные не выбирают, вредная ты задница, слышал о таком? − Ты носишь это уже неделю. Твою одежду давно пора постирать, − объяснил Какузу, не уточняя, что у его матери случится нервный тик при виде Хиданова облачения. Она была человеком старой закалки: когда Какузу исполнилось девятнадцать, мать устроила ему скандал за то, что он постирал джинсы в отбеливателе и проделал в них дыры. И да, эти дыры были исчезающе малы в сравнении с теми, что украшали джинсы Хидана. − И что, мне заявиться к твоей матери голым? – Хидан явно намеревался пойти вразнос. – Немного по-извращенски, не находишь? Какузу не дослушал его. Ему понадобилось срочно провести ревизию в кладовке. К счастью, он, следуя заветам матери, никогда ничего не выбрасывал. Все могло пригодиться. В задвинутой в дальний угол коробке со старыми вещами Какузу откопал серые джинсы, которые давно не носил, и черную толстовку с v-образным вырезом. И то, и другое было для Хидана немного велико, но в этом он хотя бы выглядел прилично. Сменная одежда не обрадовала Хидана. Он на лету поймал то, что Какузу кинул ему, и непонимающе воззрился на вещи в своих руках. − Ты хочешь, чтобы я надел это? Да я буду выглядеть, как форменный задрот! − Вот и хорошо, − подытожил Какузу. Хидан принялся переодеваться прямо у него на глазах. Что ж, ничего нового он все равно не показал. Джинсы Какузу пришлись ему почти как раз, а вот толстовка болталась на плечах, как чересчур агрессивный дизайнерский оверсайз. Металлический кулон, треугольник в круге, проваливался в широкую горловину, зато чего она не скрывала, так это ключицы Хидана. Угол рта Какузу досадливо дернулся: следовало подыскать что-то поскромней. − Во славу Джашина, я похож на манерного хуя из закрытой школы! – Хидан вертелся, пытаясь хоть как-то оценить свой внешний вид без помощи зеркала. – Неужели у тебя нет чего-нибудь повеселее? − Будь благодарен за то, что дают, − сухо откликнулся Какузу. – И закинь барахло в стирку. Хидан, послав ему пламенный взгляд, без энтузиазма сгреб вещи, которые побросал минуту назад. − Ну, признай же, что издевательства надо мной доставляют тебе пиздец какое удовольствие! Кто-то должен был рассказать ему о разнице между издевательствами и оптимизацией быта. Кто-то, но точно не Какузу. Мигрень как раз начала ослабевать, а настроение − выправляться. Вступить в спор с Хиданом означало вернуться к больному и недовольному состоянию с треском в висках и вселенской пустотой в мыслях. Да и зачем спорить? Какузу определенно нравилось создавать для Хидана всевозможный дискомфорт, потому что только так было честно. Поэтому он и ответил: − Да. Хидан отвел взгляд, будто услышал безмерно лестный комплимент, и заткнулся. Это дало Какузу возможность собрать сумку для тренажерного зала, не отвлекаясь на мелочи. Он было подумал, что перегрузил Хидана прямолинейностью и вызвал у него какой-то коллапс, но стоило выйти на улицу, как тот возобновил болтовню. − Смотри, какой клевый день! Может, мы просто пошляемся где-то, а потом схаваем пиццу? Хочу пиццы с салями… О, а это твоя машина? Самая скучная машина в мире! Серый подержанный «Приус», может, и выглядел неказисто, зато справлялся с основными обязанностями – исправно возил своего владельца и позволял экономить на топливе. Какузу любил его, и эта любовь проявлялась в регулярном техобслуживании, смене расходников. Кроме того, он никогда, никогда не игнорировал странные шумы. − Залезай, − скомандовал он, отключив сигнализацию, после чего поспешил добавить: − Закинешь ноги на торпеду, и я их вырву. − Тебе жалко, что ли? – проворчал Хидан, но уселся как надо, даже пристегнулся. Впрочем, сразу после этого он снял ремень безопасности, чтобы стащить куртку, и намеренно забыл вернуть его обратно. Это не ускользнуло от внимания Какузу, и на сей раз он лично пристегнул Хидана. Эта зараза не будет снабжать его штрафами. До того, как ключ повернулся в замке зажигания, Какузу понял, что ему не понравится эта поездка. Он успел изучить Хидана достаточно для самых мрачных прогнозов, которые немедленно принялись сбываться. Хидан не мог сидеть спокойно, как будто в его заднице застряло огромное шило. Ему необходимо было включить радио и перебирать станции до умопомрачения, или открыть окно и высунуть туда руку, или – за неимением иных развлечений – делиться мыслями обо всем, что он видел. А еще он продолжал страдать по пицце, словно не его покормили чуть больше получаса назад. − Видел вон ту пекарню, «У Альфредо»? Один знакомый чувак рассказывал, что этот Альфредо ходит посрать, а после не моет руки. Ничего там не покупай, лады?.. Кстати! Тебе нравится пицца с салями? Нет? Тогда какая? С ветчиной? Давай купим хоть какую-нибудь! Какузу игнорировал его, как мог. Подчас это было вызовом. Настоящим испытанием. Но каждый раз, как благословенное «Заткнись» готово было сорваться с языка, Какузу вспоминал, какая проверка на прочность ждет Хидана, и его захлестывало ехидным удовлетворением. Ехать туда, куда посылала мать, не было никакого смысла, только откатали бы лишний бензин. Какузу остановился у ближайшего крупного драгстора с бесплатной парковкой, вынул ключ из замка зажигания, повернулся к Хидану: − Останешься тут. − Че? Хочешь опять запереть меня? – Хидан округлил глаза в притворном ужасе. – Ты разве не слышал, что детей и домашних животных нельзя оставлять одних в машине?! − Ты не ребенок, − отрезал Какузу. – И не домашнее животное. Насчет последнего он сомневался все сильнее. Какузу поспешил оставить Хидана наедине с негодованием, но возмущенные крики из приоткрытого окна автомобиля преследовали его до самых дверей магазина: − Ты, ублюдок, вечно меня где-то запираешь! Че за хуйня?.. На удачу, ехать в другое место не пришлось. Какузу без проблем купил лекарство для матери, и десяти минут не прошло. Прихватив фирменный пакет с препаратом, он вернулся в машину. Хидан молчал, надувал губы и всеми силами показывал, как он притеснен. Когда вновь двинулись в путь, он и не притронулся к радио. Какузу это более чем устраивало. В тишине они доехали почти до дома матери Какузу. Останавливаться прямо у нее под окнами не стоило – она немедленно постановила бы, что сын ее избегает, и оказалась бы чертовски права. Какузу пытался сократить общение с матерью до необходимого минимума. Все равно она не разделяла его интересов, а своих у нее как будто и вовсе не было, кроме, конечно, непомерной всеразрушающей экономии. Притормозив у обочины, Какузу сунул Хидану в руки пакет с лекарством и показал на красный кирпичный дом впереди. − Тебе туда. Квартира тридцать два, у кнопки звонка написано «Э. Нордстар». Предложи ей помощь и сделай все, что она попросит. И если будешь выражаться при моей матери… − он опасно замолчал, позволив Хидану самому додумать, какая кара его постигнет. Но того волновало кое-что другое. − А что потом? Ты меня заберешь? Какузу прикинул в уме: не меньше полутора часов в тренажерке, около двух на покупку еды, да еще встреча с Яхико, которая растянется неизвестно на сколько. За это время Хидан мог свести его мать с ума или свихнуться самостоятельно. Выхода не было. Какузу потянулся к оставленной на заднем сидении спортивной сумке, кое-как извлек из бокового кармана запасные ключи и без удовольствия вручил их Хидану. − Вот. У тебя есть мой адрес и смартфон, значит, найдешь дорогу. Потеряешь ключи – ты труп. Притащишь кого-то с собой… Получив собственный ключ, Хидан заметно повеселел. − Да блядь, Какузу, хватит мне угрожать! – отмахнулся он, не пытаясь скрыть улыбки. Улыбался Хидан как-то бесстыже. – Я все понял! Ублажить старушку, фильтровать базар, не проебать ключи, никого не цеплять… Ну, я пошел? Какузу кивнул, затем добавил: − Старушку зовут миссис Нордстар. Хидан выбрался из салона, держа в одной руке пакет с лекарством, а в другой – свою куртку и связку ключей. Через боковое стекло Какузу наблюдал, как он прячет ключи в карман джинсов и спешно одевается, как идет к дому. В какой-то момент Хидан оглянулся. Заметив, что за ним следят, махнул: езжай. Какузу взял с приборной панели смартфон. − Здравствуй, мама. Сейчас один мой друг занесет тебе лекарство. Не стесняйся сказать ему, если нужна какая-то помощь.