*** *** ***
Яхико назначил встречу в безлимитном буфете со средиземноморской кухней – «Ешь сколько хочешь за $15, салат-бар за $9,9». Когда Какузу повстречался с ним, он почти светился от радости, как это хорошо придумал. Или от обилия секса в жизни. Секс тоже заставлял людей сиять. − Как дела? – Яхико поздоровался за руку, жестом предложил сесть напротив. Он выбрал стол в углу, у небольшого окна. Был субботний полдень, заведение не пустовало. Из противоположного конца зала то и дело раздавались вспышки смеха. Какузу ответил хмурым взглядом. Он не любил тратить деньги на еду вне дома, что-то в ней всегда удручало – если не качество, то размер порции. Да, он вечно думал о том, как мог бы сам сделать что-то поприличней и не втридорога. − Что такое? – усмехнулся Яхико. В его глазах были язвительные черти. – Я все учел. Тут можно заплатить пятнадцать долларов и получить обед из трех блюд, очень выгодно. − Ага, − согласился Какузу. – А еще отвалить дохера за напиток, который не входит в стоимость. Ты посмотрел, во сколько обойдется чай? – Он пододвинул к себе меню Яхико и немедленно убедился – на полулитровый чайник «Эрл Грея» предлагали раскошелиться. Улыбка Яхико стала шире. − Ты неисправим. Они знали друг друга столько лет, что давно отказались от формального общения. Яхико больше не был студентом, хотя его пирсинг никуда не делся, а волосы все так же нелепо торчали. Внешне он не изменился, но стал сдержанней, обрел финансовую независимость и теперь мог позволить себе ездить на гладком элегантном «Кавасаки». Какузу немного завидовал – самую малость. Знал, что воспитание и природная скаредность не позволят ему обзавестись мотоциклом, который в здешнем климате по полгода бы простаивал в гараже. Кстати, за аренду дополнительного парковочного места тоже пришлось бы платить. − Это называется особенностями характера. Какузу несколько преувеличивал недовольство визитом в кафе. После спортзала он всегда умирал с голоду, а впереди оставались долгие скитания по гипермаркету. Ему в любом случае пришлось бы где-то поесть. И, если на то пошло, салат-бар выглядел неплохо, никаких вялых овощей и заветренных соусов. Подошел официант, и Какузу, скрепя сердце, заказал полный обед с рыбным супом и какой-то пастой. Яхико попросил жареного сибаса. При этом, казалось, его в последнюю очередь интересовало, что он будет есть. − Как там Хидан? – спросил он, когда официант скрылся на кухне. Какузу ждал этого, но все равно вздохнул. Он не знал, с чего начать. Не представлял, о чем следует говорить. Это было исключительно глупо – Какузу первым написал Яхико, очевидно, что ему нужна помощь… И вот они здесь. Молчат по разные стороны стола. − По-прежнему у меня. − О. Ну… − Яхико потребовалось время, чтобы найти подходящие слова. – Если учесть, что когда-то речь шла о паре дней, здорово, что ты его не выгнал. Какузу подумал: «Я пытался», − потом добавил: «Плохо пытался». В глазах Яхико он выглядел чересчур великодушным, эдаким спасителем обездоленных. Это не соответствовало реальности, и пропасть между правдой и красивой иллюзией была так велика, что Какузу невольно испытал зуд неспокойной совести. − Не стоит слишком хорошо обо мне думать, − заметил он. – Я взялся помогать ему не просто так… Мы достигли некоторых договоренностей. Бюрократический язык все как-то неуловимо опошлял. Абстрактные слова оставляли дыры в смысле, и сквозь эти дыры удавалось разглядеть всякое. В любом случае, Какузу видел это все яснее. Он пытался успокоить себя тем, что мало спал, работал на износ, редко общался с кем-то кроме коллег и чертовски давно втрахивал кого-то в матрас, но это не помогало. Яхико был смышленым малым, ему не понадобится много времени, чтобы докопаться до корня зла. − Договоренностей? − Да. Я позволил ему остаться на время, если он будет заниматься уборкой. Яхико развеселился и озадачился разом. Какузу давно не становился свидетелем такого неоднозначного выражения лица. − Хидан в качестве горничной? При всем уважении, ничего страннее я не слышал. Он не очень-то любит убираться. − Я нашел способ его мотивировать, − отозвался Какузу мрачно. Собственное признание тут же показалось ему граничащим с непристойностью, и Какузу решил никогда больше ничего не говорить. Яхико хлопнул глазами. − Не уверен, что хочу знать, какой именно, − рассмеялся он. Пауза, последовавшая за этим, затянулась в петлю, на которой можно было повеситься. Гомон чужих разговоров действовал на нервы. Люди вокруг радовались выходным, вкусной еде и общению друг с другом, все они казались недалекими и легкомысленными. Какузу хотелось, чтобы другие посетители разом заткнулись, а лучше − растворились в воздухе. − Расскажи, как ты познакомился с Хиданом? – спросил он напрямую, не зная, как подобраться к опасной теме незаметно и естественно. Он был слишком прямолинеен, чтобы хитрить. − В первый год ординатуры я четыре месяца был прикреплен к реабилитационной клинике, помогал снимать абстинентный синдром у пациентов. Хидан попал туда по какой-то социальной программе для лиц младше двадцати одного года. Это случилось как раз перед выборами в городскую мэрию, тогда было много подобных инициатив… − Яхико развел руками. – Боюсь, больше ничего я сказать не могу. − Ладно, − проворчал Какузу, пытаясь скрыть недовольство. Яхико был кладезем ценной информации, вытрясти которую не представлялось возможным. Он бы юлил и отнекивался, прикрываясь правилами АМА и клятвой Гиппократа… что, если задуматься, делало ему честь, но Какузу требовались подробности. Он хотел выяснить кое-что… много чего, по правде. − Значит, ты наблюдал за ним какое-то время? − Это было несколько лет назад, я… − Тебе не показалось, что с Хиданом не все в порядке? Какузу умел быть настойчивым – Яхико длинно выдохнул, уступая. − С ним определенно было не все в порядке, если он находился на лечении. Что конкретно беспокоит тебя сейчас? Неимоверно захотелось накрыть глаза руками, надавить подушечками ладоней на веки, чтобы чернота под ними стала абсолютной, но Какузу сдержал себя. Это выдало бы его усталость, а он не хотел выглядеть раздавленным. − Хидан похож на человека с бесконечной манией. − Почему ты так думаешь? − Скачки настроения. Проблемы с концентрацией. Странные приходы, − перечислил Какузу. Ему было что добавить − проблемы со сном, гиперсексуальность, клептомания, − но он не хотел заводить об этом речь. Это личное, и не его, а чужое. То, чем Хидан поделился с ним, сам не подозревая. Он, похоже, не придавал значения тому, что засыпает с огромным трудом, и ему казалось в порядке вещей тереться пахом о почти не знакомого человека… Даже если для Хидана все это не имело значения, Какузу четко видел толстую красную линию, которой было огорожено персональное, самое потаенное. Не стоило соваться за нее, как не стоило и начинать этот разговор с Яхико. Какузу дал волю любопытству, поддался желанию облечь недоговоренное в простую и понятную форму, а это неизменно вело к последствиям, и можно сколько угодно оправдывать себя тем, что это во благо – последствия будут всегда. − Я анестезиолог, а не психиатр, − Яхико, судя по всему, чувствовал то же – шаткое положение, момент за секунду до взлома с проникновением. – Если волнуешься за Хидана, попроси его сходить к врачу. Какузу попытался подавить вздох и не преуспел. На повестке дня был еще один вопрос. − Он точно завязал с наркотиками? Яхико нахмурился, отбарабанил по столу, чтобы занять руки. − Насколько я знаю, да. Ты из-за этого волнуешься? Наверное, следовало кивнуть, но Какузу почувствовал, как лицо омертвело. Ему не нравилось находиться здесь, не нравилось обсуждать здоровье Хидана и вероятность того, что его зависимость никуда не делась, не нравилось делиться с кем-то фактами о Хидане и получать взамен новые факты… Это было неправильно в стольких аспектах. И в то же время… в то же время Какузу испытывал необходимость в этом разговоре, ему нужен был кто-то, кто знал Хидана чуть дольше и мог проанализировать его поведение с учетом временного фактора. Кто-то с медицинским образованием, да. Определенно, именно такое состояние и называлось «крепко влипнуть». − Он прошел курс лечения, у него есть супервайзер… И да, он не упоминал, что ходил на собрания «Двенадцати шагов»? – Яхико внезапно расхохотался, ударив себя по лбу рукой. Какузу взглянул на собеседника с подозрением. − Нет. И что в этих собраниях такого смешного? − Ничего, − посерьезнел Яхико. – Но Хидан рассказывал о них просто уморительно. Почему бы тебе не спросить его самого о его опыте? О, Какузу знал, почему он этого не сделает. У него случился инсайт – мгновенное и болезненное проникновение в суть, к которому он был не готов и никогда бы не подготовился. Он не разговаривал с Хиданом, никогда. Он отклонял любые попытки Хидана завести диалог, потому что автоматически относил все сказанное им в разряд глупостей. Он смотрел на Хидана свысока – что с него взять, странный тип с сомнительной нравственностью и кашей в голове, не человек, а стихийное бедствие. Наверное, в этом и состояла главная ошибка Какузу. Он не верил, что кто-то настолько бестолковый и хаотичный мог вести свою войну с миром и порой одерживать в ней победы. − Никогда бы не сказал, что у Хидана есть сила воли, − заметил Какузу. Яхико постарался скрыть улыбку: − Есть многое на свете, друг Горацио… − Прекрати, будь добр, − оборвал его Какузу. К его величайшему облегчению, в этот момент вернулся официант с заказом, и они приступили к еде. Чувствовалось, что тема не исчерпана, в мыслях всплывало то и это, всюду были сплошные многоточия, и Какузу приходилось напоминать себе – расслабься, двигай ложкой, пережевывай тщательней. Не суй нос, куда не следует. Это не твои проблемы. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, Яхико принялся болтать о работе – в основном его повествование крутилось вокруг дьявольского главврача, − и об очередных провалах Нагато в социализации. Его сводный брат почти не выходил из дома, работал по удаленке дизайнером персонажей и предпочитал доставку еды походам в магазин. На прошлой неделе Яхико решил познакомить Нагато со своим парнем, но организовать все как у нормальных людей, с походом в бар или ресторан, не получилось. Пришлось ехать к Нагато с пиццей и пивом в его тюрьму вечного одиночества и целый вечер по очереди рубиться в приставку. Какузу почти не слушал байки Яхико. Он сосредоточенно ел то, что ему принесли, не разбирая вкуса, и пытался отогнать от себя еще один вопрос, который пока не озвучил. Хорошо бы так оставалось и дальше, но вопрос был хуже москита. Его надоедливый писк звенел в мозгу, обманчиво отдалялся, нарастал до грохота реактивного двигателя, и на то, чтобы не замечать его (делать вид, что не замечаешь), уходили немыслимые ресурсы. − …и тогда Нагато… − Тебе Хидан тоже настойчиво предлагал секс? – Лишь услышав собственный голос будто со стороны, Какузу понял, что именно спросил. Сделанного было не вернуть. Лицо прошила судорога, Какузу поморщился со смертельной досадой. Вот дерьмо. Яхико прищурился. − Хидан предлагал тебе секс? Ты ему понравился! – Рыжий засранец имел наглость улыбаться. Это было выше сил Какузу. Он не питал ложных иллюзий относительно себя: он был лишен человеколюбия, его необходимость в общении стремилась в минус бесконечность, и день, когда он связался с кучкой сопляков-игроманов, явно стал поворотной точкой, запустившей Часы судного дня. − Ты ходишь по краю, − предупредил Какузу, склонив голову над тарелкой и упрямо вглядываясь в разводы соуса от пасты. Если постараться, в них тоже можно было разглядеть дурное предзнаменование. Рубленые томаты напоминали чье-то расчлененное тело, но если смотреть на них не отрываясь очень долго, красные ошметки складывались в слова: «Ты проебался». Еще как проебался. − Может быть, − легко согласился Яхико. – Не принимай мои слова близко к сердцу, если тебе настолько некомфортно от этой мысли. Я ни к чему тебя не подталкиваю, ни на что не намекаю. Мои слова – просто плохая шутка. − Точно. − Хидан может вести себя странно, это правда, но я рад, что ты не выставил его на улицу. Ты хороший человек. Какузу откинулся на спинку стула. − Нет… Надеюсь, нет. Яхико продолжал улыбаться. В его чертах таилось неуловимое самодовольство, будто он нашел ключ к сложнейшей задаче, но не торопился им поделиться. А может, это лишь заносчивость молодости. На пороге тридцатилетия Какузу тоже был уверен, что знает все обо всем, что нет трудностей, с которыми он не справится, и вопросов, которые не поставят его в тупик. Сейчас он не был уверен даже, правильно ли поступил, согласившись купить одному прилипчивому говнюку шоколадку. Вскоре Какузу попрощался с Яхико и вернулся к выполнению субботнего списка дел. Оставалось заехать в гипермаркет, но прежде стоило выяснить один момент. Какузу вновь набрал номер матери. Та по полной использовала звонок, чтобы поделиться наблюдениями: Хидан бестактен, подозрителен и готов посягнуть на святое. Какузу невольно ухмыльнулся – именно на такой исход он и рассчитывал. После этого он был не рад узнать, что Хидан ушел от матери несколько часов назад, и его дальнейшая судьба неизвестна. Какузу потратил пару секунд, выстраивая схему действий, и, пока паранойя окончательно не вытеснила здравый смысл, написал Хидану: «Где ты?». Внутренне он готовился к напряжению, взрыву, неисчерпаемой самоненависти… В общем, он ждал худшего, но Хидан отчего-то не стал испытывать терпение. В качестве ответа от него пришла фотография – обтянутые джинсами колени, экран ноутбука, в смазанном фоне проглядывались очертания кухни Какузу. Успокоившись – квартира выглядела целой и без лишних гостей, − Какузу отправился в гипермаркет, где, складывая в тележку рис и замороженную курицу, размышлял, что переоценил деструктивную способность Хидана. Возможно, Яхико был прав, и разговорами удалось бы добиться большего, чем вырабатыванием условных стимулов. Какузу готов был рискнуть, хотя сомнения оставались. Яхико – идеалист и мечтатель, не верящий в худо. Редкий склад характера для врача, особенно для того, кто имел дело с наркозависимыми, пусть давно и недолго. Какузу был другим. Он не хотел доверять людям, не хотел доверять Хидану… И не мог ли кто-нибудь объяснить ему, зачем вообще разговаривать с этой катастрофой, большое спасибо? Какузу столько варился в раздумьях, что не заметил, как размяк и смирился. Он поговорит. Он спросит. Он выслушает невероятно увлекательный рассказ Хидана о собраниях «Двенадцати шагов» от начала до конца, даже если в нем будут упоминаться безудержные оргии и детоубийство. Он сам вырыл себе могилу, когда впустил Хидана в свою квартиру и постель. Постель, черт возьми! Насколько нужно быть слабовольным, чтобы не выкинуть эту дрянь прочь? Какузу уверял себя, что была середина ночи и он безумно хотел спать, но сомневался в собственных аргументах. Оплатив покупки, упаковав их в пакеты и погрузив в багажник, Какузу, утомленный дискуссиями с самим собой, направился домой. Он надеялся, что вечер не станет полным провалом. В конечном счете, можно было заглянуть в «Ураганные хроники» и сорвать злость на всех, кто имел несчастье пройти мимо. Очень действенная штука. Ход его мыслей прервался, стоило вернуться в квартиру. Там было… тихо? Убийственно, пугающе тихо. Тишина и Хидан плохо сочетались друг с другом, значит, творилось что-то неладное. Какузу сгрудил пакеты у двери и шагнул в кухню. На второй шаг его не хватило. На полу посреди кухни чем-то темным был выведен кривоватый круг, внутри которого сидел на пятках полностью голый Хидан. Все, что на нем осталось, − металлическая цепь с подвеской. Рот Какузу приоткрылся, чтобы извергнуть поток ругательств, в том числе «Какого хера?» и «Твою мать», но ни слова не прозвучало. Хидан не отреагировал на вторжение. Его поза оставалась неизменной, он лишь покачивался взад-вперед, и с каждым разом его голова безвольно откидывалась. Губы Хидана едва заметно двигались, будто он читал молитву. Его глаза на первый взгляд казались закрытыми, но, если приглядеться, становилось понятно, что веки не сомкнуты плотно, просто отяжелели. В промежутках между ними виднелись пустые склеры, как у спящего. Зрачки полностью закатились наверх. Хидан, вероятно, находился в некоем измененном состоянии сознания, окликни – не ответит. Плюс ко всему, он был очевидно возбужден. Член, довольно крупный, чтобы просто стоять, лег во впадину между лобком и бедром и немного покачивался при движении. У него был красивый изгиб, багровая головка выглядела влажной. От этого зрелища Какузу почувствовал беспомощность − удары сердца гулко отдавались в ребра и в пах, − и ему пришлось опустить взгляд, чтобы вырваться из неуместных чар. Тогда-то он и заметил свежий болезненно-красный порез на бедре Хидана. Вот чем нарисован круг – кровью. И все, что творилось здесь, было, судя по всему, мистическим ритуалом во славу Джашина или как его там. Раскачивания Хидана становились интенсивней, как и его шепот – теперь с губ слетали разрозненные куски слов, не отягощенные смыслом. У Хидана пересыхало во рту, он машинально облизывался и делал это все чаще. Его член болтался, пока руки расслабленно свисали вдоль тела. Какузу поймал себя на том, что не может не смотреть. Это было хуже, чем подглядывать за кем-то во время мастурбации. Какузу не до конца понимал, что делает Хидан, но, черт возьми, у него было неплохое тело с крепкими сухощавыми мышцами… Интересно, продезинфицировал ли он порез? С этого придурка станется забыть о такой мелочи. Кульминация пришла неожиданно: Хидана выгнуло в дугу, он беззвучно кончил, забрызгав живот, грудь и пол перед собой, после чего откинулся назад, раздвинув согнутые ноги очень широко, и улегся. Его тело продолжало содрогаться в конвульсиях, он скреб руками по полу, громко дыша. Хидан распахнул глаза, но те оставались закаченными, абсолютно незрячими. Со смесью брезгливости и восторга Какузу подумал: так вот что такое религиозный экстаз. Он все еще не мог сдвинуться с места, чувствуя себя как во сне, когда тело коченеет и отказывается повиноваться, а все, что остается, – наблюдать, хочешь того или нет. Увиденное перетряхнуло его, парализовало, подвергло пыткам. Одна часть Какузу мечтала задержаться в пути и прибыть домой только сейчас, когда все кончено, а другой хватало честности и бесстыдства признаться – это было потрясающее представление, стоившее каждой минуты когнитивного диссонанса, который оно после себя оставило. Что-то такое могли снимать на видео и выкладывать на порносайты для особо отбитых с заголовком «Горячий парень счастливо кончает без рук». Спустя несколько минут – они длились вечность, за это время материки успели бы превратиться в кучку островов, − Хидан выровнял дыхание и кое-как пришел в себя. Он с трудом выпрямил ноги, потянулся, хрустнув позвоночником, и тогда заметил Какузу. Присутствие безмолвного свидетеля его нимало не смутило. − Эй, Какузу, ты вернулся? – спросил Хидан с дурацкой улыбкой. Словно и так было не понятно – вернулся, раз стоит тут и умирает в душе бесчисленное множество раз. − Убери за собой, − бросил Какузу и на неверных ногах отправился в прихожую за пакетами. Ничего лучше он все равно не смог бы придумать.*** *** ***
В воскресенье Хидан предупредил Какузу: завтра он должен отлучиться, потому что у него дела, ему снова понадобятся ключи. − Какие дела? – нахмурился Какузу. Часом раньше он отклонил потрясающее предложение поиграть вместе ради одинокого корпения над схемами. − Тебе прям не все равно? – отмахнулся Хидан. Пока он не мог ничего сказать, это был секрет. –Мне нужно кое-куда! Ты сам говорил, я не под домашним арестом и могу ходить, куда захочу! − Если собираешься ширнуться, обратно не возвращайся, – Какузу даже глаза на него не поднял. − Да блядь, с чего ты взял… А-а-а! – Хидан вцепился в волосы и помотал головой. Успокоиться, вот что следует сделать. Какузу терпеть не мог криков, у него сразу становился такой зловещий еблет, стоило кому-то повысить голос. Плюс, он всегда требовал аргументов. Если бы он знал, куда собрался Хидан, то не стал бы препятствовать, точно. – Почему ты вообще заговорил о наркоте? Ну да, я принимал когда-то, но завязал сто лет назад и каких только пиздецов не повидал! Думаешь, я прошел через все те злоебучие ломки для того, чтобы снова вляпаться в это говно? Да нахуй надо! Чуваки в больничке сказали, что меня с передозом нашли на улице, а в скорой у меня остановилось сердце на полторы минуты, но они смогли его перезапустить, так что я типа бессмертный! Но блядь, разве мне еще когда-нибудь так повезет? Какузу отвлекся от экрана и непонятного нагромождения кубов на нем, долго и въедливо смотрел, многозначительно выдвигал нижнюю челюсть, а потом кивнул. − Ладно, ключи остаются у тебя. В понедельник Хидан заставил себя встать раньше, чем обычно, − около десяти утра. Он без аппетита позавтракал тем, что нашел, выпил много кофе и отправился воплощать свой план, пока его не разобрала лень. Все вокруг были уверены в безалаберности Хидана, но если уж он собрался что-то сделать, то был способен на многое. К примеру, на предварительную подготовку. Он целый вечер искал в интернете медцентры, где можно бесплатно сдать анализы на ВИЧ и другие заболевания, передающиеся половым путем, и быстро получить результаты. Хидан помнил: такие центры точно есть, как-то он уже бывал в одном из них, но не помнил его названия. Приложив некоторые усилия, он отыскал снова – сеть AHF, конечно! Ближайшее отделение находилось не так близко, как хотелось бы, нужно было проехать пять остановок на автобусе или тащиться целый час. Хидан некстати вспомнил, что забыл попросить хоть сколько-нибудь денег. Какузу понудел бы немного и дал, не пришлось бы связываться со злобными автобусными водителями и пытаться к ним подмазаться… А, пофиг. Хидан справлялся и не с таким. Около одиннадцати он покинул квартиру Какузу, закрыл оба замка, высунув язык от напряжения, дошел до лифта и вернулся, чтобы проверить, хорошо ли все закрыл. Ебаный стыд, Хидан был не лучше полоумной старушки со склерозом, но если бы он проебался в чем-то настолько простом, как запирание замка, Какузу бы расколол его голову об пол, словно орех, а после трахнул обе половинки. Нелепая и уебищная кончина, Хидан рассчитывал на что-то поэпичней. Погода все еще была прекрасна, весеннее солнце светило бескомпромиссно и ослепительно, настраивая всех на благожелательный лад. Бывали дни, когда каждый прохожий выглядел так, будто готовился всадить тебе заточку в печень, но – не сегодня, определенно. Хидан, подхватив общее славное настроение, решил пройтись, настроил гугл-навигатор и уверенно двинулся туда, куда указывала стрелка. Через некоторое время – прошло минут пятнадцать, может, меньше – его уверенность начала сдавать позиции. Похоже, Хидан шел не туда. Он не очень хорошо читал карты, а первоначальный маршрут успел пару раз перестроиться… Ну какая же ебанина! Как только он собирался сделать что-то правильно, вселенная отвешивала ему гигантский поджопник. И такое случалось не первый раз! Мать твою, чем больше Хидан старался, тем больше лажал, это успело стать неписанным правилом. Хидан попытался сконцентрироваться и вгляделся в карту очень пристально, так, что глаза заболели. Ну… возможно, он начал что-то понимать? И все еще была вероятность, что он не сбился с пути, а пропустил поворот. Не критично. Хидан почувствовал себя выжатым, как лимон. Ему захотелось усесться на тротуар, пахнущий горячим асфальтом, и смотреть в небо, на облака, пока не надоест. Хидан подавил эту мысль. Он идет в медицинский центр, и точка. Блядь, лучше бы он воспользовался автобусом. Верная дорога все же нашлась – действительно, он пропустил поворот, но теперь все в норме… Или нет? На пути встретилась какая-то турецкая забегаловка подозрительного вида, но как же охуенно оттуда пахло! У стеклянной витрины была установлена тележка с бубликами в обсыпке. Хоть они и выглядели аппетитно, но оставили Хидана равнодушным – мыслями он унесся к кубинскому сэндвичу, который хотел с прошлой недели. Такому зажаристому, с вязким расплавленным сыром, целой горой тонко нарезанной ветчины, приправленной горчицей… Что могло быть прекрасней? Рот заполнился слюной, Хидан тяжело сглотнул, и еще раз. Ну круто, теперь он хотел есть. Хидан закрыл глаза и с силой потер веки, как если бы это могло прогнать восхитительные видения горячего сэндвича. Так. Все, стоп. Если ему попадется какой-то разиня, у которого будет торчать десятка из кармана, он воспользуется случаем, если нет, то… М-м. Не стоило также игнорировать супермаркеты, где любой дурак при желании мог умыкнуть пончик или банку маринованных огурчиков, но на визит туда пришлось бы отвлечься, а Хидан собирался закончить все до обеда. С твердым намерением идти куда шел он повернул за угол у старинного дома из красного кирпича и наткнулся на супермаркет. А на крыльце перед ним, привязанный за поводок к перилам, сидел самый очаровательный пес на свете! Огромный, мохнатый, коричневый и смертельно обиженный. − Привет, парень! – Хидан присел рядом с ним на корточки. Пес потянулся к нему носом, вывалив из пасти подрагивающий язык. − Скучаешь тут один, да? – Хидан протянул руку, чтобы погладить своего нового знакомого. Тот совсем не казался гадкой тварью, готовой кинуться и растерзать. Пес басовито гавкнул. Хидан вздрогнул и убрал руку. − Ну ладно, ладно, чего ты сразу? Я просто хотел подружиться… Эй, − он заметил у пса толстый кожаный ошейник с металлической бляшкой, на которой было выгравировано имя, а под ним – номер телефона. – Тебя зовут Тоби? Знал я одного Тоби, тот был форменным говнюком. Надеюсь, ты не такой… В этот момент из супермаркета вышла девочка лет семнадцати с большим пакетом, из которого торчал латук. − Что вы делаете с моей собакой? – громко и немного истерично вопросила она, глядя на Хидана во все глаза. Наверное, и правда испугалась. − Да все ништяк, просто хотел познакомиться с ней, − Хидан медленно выпрямился. Надо как-то успокоить девчонку… В списке грехов Хидана по версии муниципальной полиции что только не числилось, но не кража домашних животных, однозначно. И зачем они ему? В десять лет он завел кошку, но та сбежала. А сейчас, может, он бы и хотел собственного пса вот с таким клевым ошейником, но Какузу наверняка не позволит… Он и Хидана еле терпит. Девочка смотрела настороженно. − Это ретривер? – спросил Хидан, чувствуя себя до крайности глупо. Он не различал собак по породам, для него они все делились на пушистых и гладких. Вроде бывали еще лысые, но ему такие не встречались. Хозяйка пса немного оттаяла. − Тоби – ньюфаундленд. − А-а. Заебись. Можно я с ним сфотографируюсь? Это для моего парня, − Хидан сделал умильное лицо. В первый раз на него покупались все без исключения. – Может, он согласится завести такого красавчика? Девчонка разулыбалась: − Да. Я могу вас сфотографировать… Хидан протянул ей свой смартфон. Получив снимок с мохнатым псом, он распрощался с его хозяйкой, отправил фотографию Какузу, чтобы тот не кис на работе, и продолжил путь. Ответ пришел не так чтобы скоро: «Надеюсь, ты не украл его». «Это Тоби и мы типерь друзья! Зачем мне его красть, ты цыничная заноза в заднице», − набрал Хидан, покусывая нижнюю губу, и улыбнулся от уха до уха, когда отправил сообщение в полет. Внезапно ему стало очень-очень легко, словно счастье переполнило его, добралось до самых отдаленных уголков души и уничтожило темноту, скопившуюся там, стерло все плохое, абсолютно все… Ощущение было восхитительным, но истаяло так же быстро, как появилось. Осталось чувство подмены, какой-то неуловимой лжи… Будто Хидан забыл о чем-то, и ему нужно напрячься изо всех сил, чтобы вспомнить. Не оставалось ничего другого, как вспоминать. Он не сильно волновался из-за анализов, потому что сдавал такие в больнице. Тогда все было в норме (пронесло!), а после реабилитационного центра он, типа, стал другим человеком и старался как-то себя контролировать… Но Хидан помнил тот страх. Это было совершенно особое чувство, не вступающее в сравнение ни с каким другим. Не ошеломляющий, откровенный ужас, не тревога, дребезжащая в животе на низких нотах, а… липкость. Будто вляпался во что-то и не смог отмыться, а грязь продолжила расползаться по телу, пока не обволокла целиком, погрузила в себя и утопила. Мерзость, страх на грани отвращения. В день, когда Хидан крупно проебался, настроение весь день было по нулям. Хотелось поднять его… ну, понятно как. Деньги заканчивались, башка болела… Хидан не хотел никуда идти и провалялся до вечера в своей комнате в материнской квартире. Незадолго до этого мать снова оставила подработку на улицах, потому что встретила очередного «мужчину жизни», готового ее спасти, и перебралась к нему. Без нее было даже лучше – никто не игнорировал Хидана в открытую и не пытался запоздало поучать… Когда мать жила с ним, то приносила еду. Без еды, конечно, было плохо, но Хидан раскопал кое-какие запасы. Ну там, банки с бобами, макароны. Все это ему не нравилось, да и аппетит у него редко когда был (только по накурке), но приходилось иногда жрать через силу… Порой Хидан терялся во времени и вовсе забывал есть, тогда о себе напоминала давящая боль посередине туловища, промеж ребер. После темноты тоска и необходимость выгнали Хидана из дома. Он отправился в «Concrete», там на входе стоял знакомый чувак, который пустил бы за просто так. Была середина недели, народу в зале с баром собралось негусто, и на Хидана облизывались только какие-то уродцы. Один прямо вон из кожи лез, даже отсел от тех хуев, с которыми приперся в клуб. Внешне никакой, нездорово обыкновенный – Хидана такие не только не интересовали, но и напрягали, когда он был поадекватнее. Но выбирать было не из кого, мочалиться тут до ночи не хотелось, а Фредди, нормальный пушер, который ничего не бадяжил, сьебывал домой после двенадцати, как примерный маменькин сынок. Хидан подумал: ну, потерпит, в первый раз что ли… похуй. У него было реально отстойное настроение, поэтому он не собирался церемониться с никаким чуваком и сходу известил его – семьдесят долларов, быстрая ебля и никто никому ничего не должен. Чувак деловито кивнул, а у самого глаза аж загорелись. Хидан поадекватней решил бы, что это какая-то подстава, и зарядил ему в печень, но этот Хидан, с трещащей головой, неотвязными мыслями о дозе и крепким желанием послать нахуй весь мир … Он забил, конечно. Вышли к задней двери, там был переулок с мусорными баками, никаких окон на первом этаже и дверь в щитовую в отдалении. Тихое место. Хидан подрочил немного стремному хую, напялил на него презерватив (так он мог быть уверен, что его не прокатят с защитой, большинство мужиков были скотами и любили попиздеть, что с резинкой «не то», тупые суки) и развернулся к стене. В нормальном состоянии он легко возбуждался… Однажды у него встало оттого, что в забитом автобусе кто-то задел его поясницу локтем. Но сейчас… он ничего не хотел, ни ебаться, ни находиться тут. К тому же, говнюк, который его снял, совсем не старался. Равнодушное чмо. Хидан намеревался подрочить и себе, но все складывалось как-то совсем уебищно, поэтому он передумал. Просто привалился виском к стене и закрыл глаза… Стремно, да, но скоро вся эта хуйня закончится, и он… Раздались тяжелые пьяные шаги, и хриплый голос заявил: − А, блядь, вот где ты прохлаждаешься! Надо же, какую сучку себе урвал… − Эй ты, бля, ебало завалил, − отозвался Хидан, повернувшись на голос, насколько мог, и запоздало сообразил − он не в той позиции, чтобы выступать. Хриплый заржал. Потом что-то случилось… Громадная ладонь рухнула на затылок, как кирпич, или бетонная плита, или кусок окаменевшего неба, Хидана качнуло вперед, и он с силой врезался в стену – лбом и носом. В основном, лбом, из глаз хлынули искры, на мгновение Хидан оглох, хотя с ушами это было никак не связано. Нос не так сильно пострадал и почти не болел, но его немедленно заложило, к губам потекло горячее. − Пиздливая тварь, − презрительно прокомментировал хриплый. – Давай трахнем его вдвоем? Подвинься! Никакой – тот, у кого член до сих пор был внутри Хидана, − завозился. − Ты охуел? У него очко треснет! − Тогда свали нахуй, ссыкло. Никакой вышел и действительно свалил, пробурчав что-то. Хидан до сих пор едва разбирал речь, все тихие звуки тонули в шуме, внутри головы словно работал блендер. В мозгу бессистемно мелькало: нужно сбежать, нужно въебать, нужно и дальше цепляться за стену, потому что ноги стали удивительно слабыми, и под коленями защекотало… Глупое ощущение. Только по темным мигающим точкам перед глазами Хидан догадался, что теряет сознание... И это он не вовремя. Огроменные ручищи приперли его к стене для устойчивости, и другой, хриплый, вошел в него, сделав это намеренно больно. Хер у этого гондона был побольше, чем у его приятеля, но, в общем, бывало и хуже. Хидан не боялся боли, но что его по-настоящему выбесило – так это то, что кто-то считает, будто имеет право вот так бить его башкой об стену и задвигать ему без спроса, как какому-то животному. Он всегда был уверен, что сможет постоять за себя, он не какой-нибудь мямлящий задрот, который не видел изнанки жизни… Наивно. Теперь он встретился с тотальной непреодолимостью пиздеца лицом к лицу – его по-жесткому ебал на улице какой-то хуй против его воли, и Хидан абсолютно ничего не мог делать, потому что все его тело обмякло и сохраняло вертикальное положение лишь за счет чужой хватки, пока темнота накатывала и отступала, как ласковый прибой. Боль в такой ситуации была даже на руку, в какой-то момент за нее удалось ухватиться и остаться в сознании, когда кирпичная кладка перед глазами в очередной раз начала расплываться цветовыми пятнами. Болтанка в мозгу стихла как-то вдруг, продрало холодным потом, зрение и ум стали кристально ясными, и Хидан осознал: каждый раз, как этот уебок толкается в него, какая-то хуйня бьет его по бедру… Увесистая хуйня в кармане уебка. Немыслимыми усилиями Хидан оторвал одну руку от стены – кончики пальцев врезались в неровную поверхность, − нащупал бок того гондона, что его обрабатывал, а следом и карман. В кармане… В кармане был складной нож. Хидан вытянул его – почти незаметно, он был хорош в этом. На гладкой рукоятке удалось нащупать кнопку. То, как выкинулось лезвие, Хидан скорее почувствовал, чем увидел. − Сдохни, ебаный говна кусок! – заорал он, с размаху всадил нож хую в бок, чуть не задев себя, и, кажется, расхохотался. В горле что-то булькало, звук выходил жуткий, но Хидану было смешно. По правде смешно. Хриплый захрипел как-то по-новому. Никакой, стоявший в стороне, засуетился, не зная, съебать или броситься на помощь другану. Хидан дернулся в сторону, как пьяный, джинсы сползали, и вообще… Стоило поторопиться, но его тупое тело вело себя как наполненный водой мешок. Хриплому, этой грузной скотине, укола в бок было очевидно мало – он попер на Хидана с явным желанием разорвать на части, и его хуй, вываленный из штанов, все еще стоял… Блядь, на нем были следы крови, и вряд ли та натекла сверху. Боль, головокружение, тошнота и отвращение исчезли, схлопнулись в точку, освобождая место для ярости. Хидан был безумно рад, что не отпустил рукоять, когда вонзил лезвие в тело. Нож все еще был с ним, в его руке, и он не постеснялся сделать выпад, метя в середину живота хриплого. Ну… вышло даже лучше, чем он мог рассчитывать, делая это с отбитой башкой и голой задницей. Отлично заточенное лезвие. Никакой заголосил и все-таки бросился вперед. Хидан прокричал что-то в ответ (он сам не знал, что, что-то про крыс и говно, откуда это взялось?), вырвал нож и, подхватив джинсы за пояс, рванул прочь. Поразительно, но у него действительно получилось бежать. На чистом адреналине он проскочил мимо нескольких домов, свернул в подворотню, перелез через невысокий забор – за ним находилась старая прачечная, которая больше не работала, − и скрылся за ее углом. Остановившись, он понял, что не способен сделать и шаг. Легкие горели, шум в ушах нарастал. Хидана опять обмакнуло в липкую слабость с головой, он оперся спиной на стену, прикрыл глаза, пережидая приступ, и сблевал желчью – потому что, блядь, да, он опять забыл поесть сегодня. Слабый голосок в мозгу неуверенно подсказал: это было изнасилование, тебя изнасиловали, обратись в полицию. Хидан перевел расфокусированный взгляд с лужицы у себя под ногами, поблескивающей в свете фонарей, на нож, зажатый в кулаке так крепко, что кости могли треснуть от натуги. Нож в крови. Он убил человека… Он убил уебка, который это заслужил. Но в полицию теперь нельзя… Да и что бы там сделали? Разве копы слушают кого-то вроде Хидана или его матери, или всех, кто зарабатывает меньше тридцати тысяч долларов в год? Нахуй копов. Он все сделал правильно. Немного отдышавшись, Хидан застегнул джинсы и пополз домой к матери. Он был осторожен, как мог, выбирал не слишком темные, но и не самые людные улицы, постоянно озирался. Добравшись до квартиры – Хидан по-прежнему был там один, − он скинул у входной двери одежду и окровавленный нож, который притащил с собой, забрался под душ и долго мылся, бездумно наблюдая за тем, как розоватая вода закручивается воронкой, прежде чем исчезнуть в стоке. В заднице щипало, хоть и терпимо. Намыливаясь в третий раз, Хидан совершил поистине гадкое открытие – тот, второй, поимел его без презерватива. Он не кончил, но, типа, и этого достаточно, чтобы заразиться каким-то дерьмом. У матери подруга умерла от СПИДа. Перед этим у нее появились жуткие черные пятна на теле, да и в целом она напоминала старуху из страшного фильма. Хидан не хотел превратиться в рухлядь, не хотел, чтобы его лицо пожелтело, как у трупа, ему нравилось жить… Его экзистенциальные поиски вроде подросткового заплыва в кровавой ванне не имели никакого отношения к желанию умереть. И вот, перспектива ебаного СПИДа. Какой-то ебучий гондон засунул свой пиздоблядский член куда не следовало… Не то чтобы Хидану не нравилось, когда в него что-то засовывали, обычно он приходил в восторг от такого, но… Его снова стошнило, и на этот раз каждый спазм был пиздецки болезненным, как будто внутренние органы оторвались от своих мест и пытались выбраться наружу через рот… Хидан осел в ванне, струи воды хлестали сверху, стекая по лицу и смазывая картинку перед глазами. Время шло. Или нет. Потом Хидан нашел силы выбраться, кое-как обтерся единственным полотенцем, которое висело на крючке – оно было твердым, нифига не впитывало, − вернулся в прихожую, забрал нож, отмыл его и засунул под ванну, в лоток со старыми инструментами. После этого прошлепал в комнату матери. Забрался на диван, где спала мама, спрятался под одеяло… Было то ли жарко, то ли холодно, время от времени Хидана трясло. В конце концов, он все-таки отключился, чтобы прийти в себя через пару часов и словить мощнейший приступ «ночной хуйни» за последние годы. Хидан так долго не мог свободно дышать, что начал всерьез бояться смерти от удушья… Что-то новенькое. Контроль над телом удалось вернуть минут через десять – в бесплодных попытках пошевелиться Хидан сполз с дивана на пол и оставался там до утра. Когда рассвело, он принялся искать, где бы сдать анализ на ВИЧ. Самочувствие стало еще поганей, Хидана морозило – верный признак надвигающейся ломки. Следовало что-то предпринять по этому поводу, но мысли о черных пятнах и желтой коже пока всецело его занимали. Хидан не хотел становиться трупом, не хотел лежать в земле и гнить. Все случаи, когда он просыпался среди ночи и понимал, что расчленен и завален камнями, весь этот страшный, физически ощутимый бред на границе сна и яви ни с того ни с сего наполнился новым смыслом. Таким и окажется будущее Хидана, если он что-нибудь не сделает! И помощи ждать неоткуда. Хидан не верил ни в какого бога, чтобы клянчить у того справедливости и милосердия, а если бы он и взялся просить, зачем богу обращать на него внимание? Из всех людей, когда-либо окружавших Хидана, только его бабке, в общем-то, и было не все равно, что с ним происходит, а больше – никому. Интернет подсказал, что бесплатные анализы на ВИЧ и прочее говно делали в медцентрах некоммерческой благотворительной организации AHF, где предоставляли помощь людям со СПИДом. Хидан ни свет ни заря прибрел в один из таких центров, но девушка-администратор объяснила ему: должны пройти минимум четыре-шесть недель после контакта с ВИЧ-инфицированным, чтобы анализ показал заражение. Хидан покивал, попросил посчитать, когда ему стоит вернуться, прослушал ответ… В голове было охренительно пусто. Хидан не представлял, как выживет полтора месяца в неизвестности, а еще он так сильно мерз. Девушка спросила, все ли с ним в порядке, он угловато усмехнулся: «Да, да, все ништяк». После того он покинул медцентр, не помня себя добрался до ближайшей трассы – три полосы, разделитель в виде зеленой зоны и еще три полосы – и вышел на проезжую часть. Хидан как-то не задумывался, что делает, не было полностью сформированных мыслей вроде «Так лучше» или озарений, просто возникло ощущение, что это – отличная идея. Из нее не проистекало, что Хидана собьет зазевавшийся водитель, и тогда не придется ждать, бояться, поедать себя изнутри… Из нее ничего не проистекало. Хидан видел призрачные вероятности, далекие, как линия горизонта, но все они плохо стыковались с ним-реальным в текущем моменте. Вот машина сбивает его, тело подбрасывает в воздух, оно приземляется на капот или под колеса. Боль неимоверна и мимолетна, ее длительность идеально укладывается в звучание слова «пиздец». Потом – все. Другая линия вероятностей – автомобили с гудением огибают Хидана и ничто не кончается. Нудное, безрадостное развитие событий. Хидан очнулся, когда осознал, что действительно слышит гудение, а также визг тормозов, скрежет и звон стекла. Красный «Фиат», резко взявший налево, чтобы не превратить Хидана в гору мяса и костей, зацепил бок белого джипа и снес ему зеркало заднего вида. Из «Фиата» донеслась отборная брань, водитель обещал, что сейчас выйдет и хорошенько отпинает долбоеба, вставшего посреди дороги, вот только отстегнется. Из джипа тоже кто-то вылез. Хидан заозирался по сторонам. О разборках из-за случайной аварии он как-то не думал, и очень зря. Встречаться лицом к лицу с разъяренными водителями не хотелось, и Хидан зашагал прочь – сперва еле-еле, на негнущихся ногах, затем быстрее. Вслед ему неслось: «Я тебя урою, дерьма кусок, ты мне еще заплатишь за помятый бампер!». «Догони сначала, хуесос!», − крикнул Хидан в ответ, потому что мог, и припустил. Пробежка не пошла ему на пользу. Слюни начали течь, как у бешеной собаки, и это тоже было знаком – пора, пора, пора… Хидан больше всего на свете хотел вернуться домой к матери и лечь спать (может быть, навечно), но вместо этого пришлось идти к пушеру Фредди. Ах да, он все-таки бадяжил, но об этом Хидан узнал немного позже. Отделаться от воспоминаний удалось, когда впереди появилось здание со знакомым логотипом – три белые буквы на красном фоне. Теперь Хидан не боялся, и ему не надо было чего-то там ждать. В голове у него прояснилось с тех времен… Какое-то время он даже был сознательным гражданином, который работал и платил за аренду, ничего себе личностный рост, а? И Джашин за ним приглядывал. − Чем я могу помочь? – спросила темнокожая девушка на рецепции. Хидан улыбнулся: − Я хочу сдать анализы, и у меня совсем нет денег.