ID работы: 9407013

Entre nous

Слэш
NC-17
В процессе
67
ar_nr соавтор
Размер:
планируется Макси, написано 194 страницы, 29 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
67 Нравится 73 Отзывы 13 В сборник Скачать

15

Настройки текста
Примечания:
      Через три дня Саша собрал рюкзак и уехал на похороны в Москву, взяв билеты на две недели. — Заодно с родителями увижусь, — грустно выдохнул он, закрывая за собой дверь квартиры.       Поначалу Маяковскому безумно нравилось одиночество. Он работал над планами уроков для учеников, периодически включал тихую музыку, курил на балконе и спал совершенно спокойно. Гулял с Есениным, преподавал историю, писал, писал, и ещё раз писал стихи. Одиночество все так же служило его главной музой. Он буквально не отрывался от новой тетради, старая же печально валялась на самом дне чемодана под грудой вещей.       В одну из очередных бессонных ночей кончилась ручка. Запасной у него нет, магазины закрыты. Володя тяжело встал из-за кухонного стола, пошарился по ящикам в зале, и, не найдя никаких пишущих принадлежностей, нехотя пошёл в комнату Пушкина. До этого он был там только раз, во время сашиного срыва, но тогда ему особо не было дела до интерьера помещения. Сейчас же он внимательно рассматривал каждую маленькую деталь. Комната казалась… затягивающей? В ней и правда хотелось находиться. С виду она была совсем простой, но при детальном рассмотрении каждой пылинки откуда-то возникали книги, гирлянды, открытки на стенах, журавли-оригами, смешные цветущие растения на подоконнике.       «Действительно, творческая душа» — усмехнулся Маяковский.       Он понимал, что сам бы в такой комнате никогда жить не хотел, да и не смог бы. Слишком он в своей жизни ценил строгость. «Шкаф-кровать-плита-туалет-душ-холодильник» было для него идеальным вариантом.       «Ничего лишнего».       Но в этой конкретной комнате было что-то совсем необычное, что притягивало к себе, заставляло восхищаться своей индивидуальностью.       Маяковский долго рассматривал стену возле кровати, висящие на ней открытки и маленькие забавные рисуночки, и все никак не мог понять, что же в них такого привлекательного? У Есенина, например, комната довольно похожа на эту, но там на стенах висят плакаты его любимых музыкальных групп, гирлянды не такие красивые, цветы не такие зелёные. Володя решил позже подумать над эти вопросом, — забыть идеальную рифму было слишком стрессовым испытанием, — поэтому довольно быстро нашёл в стакане на столе ручку и зашагал обратно на кухню, к своей тетради.       Уже через полчаса он поставил в стихотворении победную финальную точку и с довольным лицом залез в телефон, проверить социальные сети. Ничего нового, только один из его учеников написал, что сильно заболел и его положили в больницу, поэтому уроки на ближайшую неделю отменяются. Маяк ответил многозначительное «ОК, выздоравливай», и только сейчас почувствовал, что глаза уже сильно слипаются от сонливости. Он выключил на кухне свет, поставил на зарядку телефон и лёг спать.

***

— Володь, слушай, тут тётя моя из Франции на пару дней приехала, мы ее всей семьей на водную экскурсию по Неве поведём, не хочешь с нами? — Есенин неожиданно позвонил Володе после обеда, хотя вчера извинялся, что, скорее всего, весь день будет без связи. — Да ну, вы же семьей, я вам только мешаться буду, — Маяк отпил из чашки остывающий крепкий кофе.       Было почти слышно, как Есенин на другом конце закатил глаза. — Я поэтому и звоню, что мы едем с семьей! Курильщик… Я у мамы уже спросил, она только за, чтобы ты поехал!       Владимир не успел удивиться, только расплылся в тёплой улыбке. Да, все таки, у них с Есениным ближе друг друга никого не было. — Ладно, Балалаечник, «время-место» жду, — он скинул трубку.       Уже через три часа он сидел с семьей Есениных на небольшом речном трамвайчике, который медленно плыл под бесчисленными мостами.       Тетка Есенина не замолкала ни на секунду. Всё рассказывала про Париж, как там хорошо, красиво, и так далее. А на солнечный, яркий Санкт-Петербург, на который она приехала «взглянуть заграничным взглядом», даже не обращала внимания.       «И зачем летела, могла бы по телефону рассказать про свой Париж…» — подумалось Володе.       Сейчас он удивился сам себе. Столько лет прожил в Питере, и никогда не видел его таким. С реки открывался невероятный вид: бесконечные дворцы сияли в лучах солнца, старые величественные дома возвышались над чернильной Невой, и каждый был не похожим на предыдущий. Вдохновляло. Но складывать рифмы о прелести городов было далеко не в его стиле. Не умел он писать такие стихи. Ну не получалось у него, хоть убейся. Маяк размышлял, кто смог бы передать красоту Питера с красивым размером и правильной интонацией. Мысли копошились в голове, но ничего путного в них не было. Как вдруг в голове всплыло чёткое «Пушкин».       Точно! Старомодно, но классически, и в то же время, необычно. Описание Санкт-Петербурга идеально подходило именно Пушкину.       «Интересно, а он пишет?» — начал раздумывать Маяковский.       Весь остальной вечер голова была занята необычными и немного чуждыми мыслями об актёре. В каком размере он бы писал? Какие метафоры и эпитеты использовал бы? С какой интонацией читал бы свои стихи? Ведь если даже расчетливая и строгая глыба начала писать стихи, то рука творческой актерской души уж точно должна тянуться к ручке, бумаге и течению рифм.

***

      Володя вернулся домой поздно. Пожарил яичницу и сел ужинать. На большее не хватало сил, день оказался уж слишком насыщенным. А в голове все крутились одни и те же мысли, не давая покоя. Он доел, вымыл тарелку и уселся на диван.       «Это точно хорошая идея?.. Ведь можно было бы просто спросить…» — думал Владимир.       Но звонить уже поздно, а отыскать творения «поэта Пушкина» требовалось прямо сейчас.       «Иначе я вообще не усну».       Маяк встал и решительно направился в комнату Саши. Он аккуратно открывал ящики стеллажа, старался не прикасаться даже к пыли, чтобы не было ничего, что могло бы обозначить его хозяйничество здесь. На столе ничего. В шкафу ничего. На стеллаже ничего. На полках тоже. Осталась только кровать. Володя аккуратно убрал покрывало, посмотрел в подушке, за матрасом, под простыней, но ни блокнота, ни тетрадки, ни хотя бы листов бумаги обнаружено не было. Он разочарованно вздохнул, вернул все на места и пошёл на балкон, распахнул окно и закурил. Зазвонил телефон. На экране высветилось «Пушкин». Маяковский вопросительно вскинул бровь, но ответил. — Ты пишешь стихи?       Маяковский даже открыл рот от удивления, и несколько секунд не мог найти, что ответить. — Я… Как раз сегодня задавался этим вопросом про тебя, — он задумался. — Погоди, а ты откуда знаешь? Серёжа рассказал?       Маяковский нахмурился. — Значит пишешь. Никто мне ничего не рассказывал, просто сегодня насмотрелся на Москву и почему то, задался этим вопросом.       Володя усмехнулся. — У меня ситуация аналогичная, только с Питером, — в голову стукнула мысль спросить по тетрадь, но нужно было это сделать очень аккуратно. — Слушай, а у тебя тетрадь или блокнот? — Я в заметках на телефоне пишу.       Маяк аж скривился. — Как можно стихи писать в заметках? Это ж вообще не то, так в интернете любую рифму нагуглил и все! Нате вам стих! Это как минимум нечестно и некрасиво.       Пушкин на другом конце провода усмехнулся. — А я посмотрю, Вы, Владимир Владимирович, натура педантичная, однако. Ты серьезно пишешь в тетради? — А ты серьезно пишешь в заметках?       Несколько секунд они помолчали, а потом залились смехом. Немного успокоившись, Пушкин вдруг выдал: — А почитай мне из своего?       Маяковский вмиг нахмурился. — Нет. — Отчего же? — Про мои стихи знает только Есенин, и то это вышло случайно. — Получается, ты пишешь в пустой стол? — Получается так.       Пушкин замолчал. — Ну хочешь я тебе свои почитаю?       Володя усмехнулся. — Ну давай.       И Пушкин начал читать. Строчки действительно были яркими, везде соблюдался размер, рифмы складывались замечательно. Саша прочитал три стихотворения. — Ну как? — Недурно, — признался Владимир. — И все-таки я считаю, что стихи в стол писать нельзя. Да вообще ничего в стол писать нельзя, ни прозу, ни поэзию, ни сценарии, ни даже расписание дня! — Не знаю, мне так легче. Ни критики, ни одобрения, ничего, только мой личный взгляд на собственные строчки. Я же, можно сказать, балуюсь просто, никакая это не поэзия. — А ты поразмышляй знаешь над чем на досуге? — Над чем?       Пушкин замолчал. Было почти слышно, как он улыбнулся. — Если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно.       И скинул трубку.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.