Коль, замотался, извини. Сильно страшно, если на час перенесём?
15:19
Нет, все ок) 15:19 Володя пулей вылетел из комнаты, вызывая такси. Пока что конец сентября радовал только стипендией, дождь и ветер никак не хотели успокаиваться. Он быстро прыгнул в подъехавшую через пару минут машину.***
— …Иван Грозный, Фёдор первый и Годунов, — Коля выдохнул, закончив перечисление правителей. Доучить смог только через месяц после своего обещания, но доучил же! И рассказал. — Нифига себе… — пробубнил Маяк. — Я думал, не выучишь. Асеев расплылся в довольной ухмылке. — Чё ж делать-то с тобой? У нас тут перевыполнение плана пошло, — Вова листал свои заметки и ежедневник, думая, а что ещё можно дать ученику на выполнение, но через пару минут закрыл это все и откинулся на спинку стула. — Когда ты, говоришь, уезжаешь? — Завтра днём самолёт, к другу в гости поеду. — Один? — Ну да, — парень пожал плечами. — Ладно, давай так, — выдохнул Владимир. — Ты сам что хочешь сделать? Могу тест дать, можем чай попить, могу уйти, ты отдохнёшь перед поездкой. — А сильно странно будет, если я предложу пойти погулять? Я на улице не был нормально дня три. — Звучало бы, как идея, не было бы там дождя. — У меня шарф есть, дам, если хотите. Маяковский потер переносицу. — Когда ж ты перестанешь меня на «Вы» называть… — Если хоч… ешь? — неуверенно промямлил ученик. — Вот! Так намного лучше. А то я себя строгим преподом в преклонных годах чувствую. «А когда это Вы так поэтично заговорили, товарищ Маяковский?» Они решили подождать, когда дождь закончится, или, хотя бы, немного успокоится. Разговор отрастил ноги и гулял сам по себе, перепрыгивая с темы на тему. — Ты стихи пишешь, что ли? — Не, у меня один не самый красивый стих и одно нецензурное четверостишье, но я Вам… тебе не покажу, — Асеев рылся в заметках, но потом грустно вздохнул и убрал телефон, не найдя ничего подходящего. — Ну и не надо, — усмехнулся и в шутку обиделся Маяк, отпивая горячий кофе. — Я стихи в основном только читаю. С классикой я не то что на «Вы», я с ней не разговариваю. А вот современные авторы классно пишут. — Например? Коля встал из-за стола и побежал в комнату. Был слышен стук, потом сильный удар и несколько матов, произнесённых на одном дыхании. Маяковский попытался сдержать смешок. Парень вышел, чуть подпрыгивая, не наступая на, видимо, ушибленную ногу. В руках были какие-то журналы. — Например, вот. Ежемесячный журнал, который выпускает Союз писателей. Есенин переодически затрахивает мозг Маяку этим журналом, и тем, что он каждый месяц забывает и не может отправить свои произведения в редакцию, или же произведения просто не одобряют. — Кстати, там же… твои есть! Не знал, что ты пишешь, по-моему, очень круто… — Коля начал листать один из сборников. Володя подавился кофе и отставил чашку на стол перед ним, откашливаясь. — Чего? — Вот, — ученик открыл журнал, датированный августом, где-то на середине. «Приказ no.2 армии искусств» — прочитал он заголовок. Стихотворение и внизу подпись: «Владимир Маяковский». Руки задрожали. Он перелистнул страницу. «От усталости». — Блять… — Володя отодвинул от себя журнал и сжал кулаки, пытаясь унять начавшийся тремор. — Я этого не слышал? — чуть обеспокоено спросил Асеев. — Да похуй, — Маяк снова схватил выпуск, убедился в подлинности этой реальности. Пощупал страницы, прочитал пару строк вначале, перечитал названия. Вполне реально ощущается. Хотя хотелось, чтобы не ощущалось совсем. — Понял, — отозвался Николай. — Там дождь закончился. Вова сначала не расслышал. В ушах гудело, руки тряслись все сильнее. — Я заберу? — он закрыл сборник и начал рассматривать обложку. — Пожалуйста, — ученик кивнул. — Там ошибка произошла, мне две штуки отправили. — С… спасибо, — Владимир сунул журнал в сумку, вставая из-за стола. — Говорю, там дождь кончился. — Отлично. Пойдём, курить хочется ужасно… И да, этого ты тоже не слышал.***
«Блять-блять-блять-блять-блять… Да твою мать, не может такого нахуй быть!!!» Маяковский молчал, но орать хотелось до срыва голоса. Чьих это рук дело, он знал. Только он почти успокоился и забыл об этом. Пару дней назад, когда не спалось, даже накалякал в тетради пару новых строчек. «Сука, ебучая ты мразь, тупой актеришка! Тварь, блять! Только читал он, естественно! Ничего больше не делал, конечно!» Орать-курить-бухать-вены резать. Отработанный план оказался полнейшим говном. Проверено на Думской, печать, подпись, до свидания. Но сука, Пушкин, мать твою! Когда закончится это все… «Боже, пусть это просто закончится, я не могу больше, я больше не могу!» Упасть бы прямо тут, по асфальту мозги свои размазать. В Неву с разбегу и к ноге камень, они как раз недалеко гуляют. Трос у ребят из общаги был, в спортзале балки прямо под потолком, крепкие. И всё это разом. Но Володя просто курил, переодически односложно отвечая Асееву на вопросы и пытаясь вникнуть в суть разговора, чтобы отвлечься. Не получалось. «Да чтоб ты сдох, актер недоделанный…» Это его, это нельзя трогать, только его тетради, только его строчки, только, блять, его, и никого больше!***
Шестой класс, ещё отдаленно чувствуется запах дыма от желтой кофты и гудит в ушах отвратительный смех. «Маяковский, что ты там пишешь? Я устно объясняю новую тему, сколько раз повторила, положить ручки и слушать!» Мальчик учительнице не ответил. Увлёкся, не слышал. Стук каблуков по линолеуму, тихие смешки, подвывания одноклассников, и… «Маяковский! Ну ка дай сюда…» Тетрадку с силой выдернули. Мальчик протянул руки, учительница больно стукнула большим перстнем ему по костяшке. Ноги затряслись, сердце забилось чаще, дышать стало тяжелее. Нет-нет-нет-нет-нет… «Встань» Мальчик встал, вышел из-за маленькой парты в проход и рухнул на пол от подставленной подножки. Учительница проигнорировала и отошла обратно к доске, листая страницы и недовольно цокая, округлила глаза. Не надо пожалуйста страшно больно не надо… «Что это, Маяковский? Стихи пишешь?! Поэтом заделался? — по классу прошёлся гул и смех. — Что тут у нас… Ну, что стоишь? Выходи, читай! Все послушаем и восхитимся твоим талантом. Давай-давай, вперёд, к доске и читай!» На трясущихся ногах мальчик пошёл***
— Давай до следующей остановки пройдёмся, и я поеду, хорошо? — Маяковский все с той же нервной дрожью пытался достать из пачки четвёртую сигарету. — Да, — отозвался ученик. — Извини, что так получается… — Да все нормально, правда холодно. А… можно вопрос? Маяковский кивнул, вертясь на пятках в попытках зажечь сигарету. «ВМ» лежала где-то на дне одной из сумок. Кончилась, надо заправить. — Все нормально? Вы… ты нервный какой-то, — беззлобно сказал парень. Володя тяжело вздохнул и, наконец, затянулся никотином. — Смотри, задачка уровня жесть. Возьмём гражданина Эм. Над ним издевались все детство и он полностью закрылся в себе. Чтобы отвлечься, он пишет стихи в тетрадках. Никому их, естественно, не показывает. Совершенно неожиданно в его жизни появляется гражданин Пэ. Этот Пэ сначала помогает ему всячески, даже безответно, и вроде как не втирается в доверие, а абсолютно искренен. И в один момент он ворует все записи и стихи первого, фотографирует все, что нашёл, а затем читает это в столице перед кучей людей. Эм, естественно, скажем… расстроен, и слетает с катушек, — Коля нахмурился и завороженно-внимательно слушал, а Володя продолжал. — После этого они с Пэ спокойно разговаривают и вроде как мирятся. Через два месяца Эм узнаёт, что Пэ не только прочитал украденное на людях, но ещё и отправил это в печать, а записи разлетелись по всей стране, ведь тираж довольно приличный. Теперь вот тебе вопрос в ответ на твой. Что делать в такой ситуации гражданину Эм? Асеев продолжал хмуриться и крутить шестерёнки в голове. Он вздохнул и поднял один палец, но почти сразу снова задумался. Он проговорил про себя что-то одними губами, и неуверенно начал. — Ну… Пэ поступил неправильно, это точно. Возможно, так он хотел доказать гражданину Эм, что стихи у него хорошие, но не учёл, что сначала надо его переубедить и, может быть, помочь избавиться от очевидной детской травмы. А ещё, стихи выпустили почти сразу же, как Пэ их прочитал. Эм об этом не знал, но узнал сейчас, поэтому… Я думаю, нужно сесть, поговорить и раскрыть вообще все карты. Может быть, Пэ сделал что-то ещё, и лучше обсудить это сейчас, и вообще проговорить каждую деталь, чтобы во всем разобраться. Как-то так, наверное. Маяковский докурил и вздернул воротник пальто. Ветер снова усилился. — А, ещё! — вспомнил Николай. — Чтобы не создавать лишних триггеров, мне кажется, что Эм и Пэ лучше разойтись и разорвать контакты. Володя остановился и округлил глаза. Так. Вот над этим, кажется надо подумать. — Та-а-ак… Тогда ещё одно условие к задачке. Если Пэ создал мнимое ощущение внимания, и даже, наверное, заботы для Эм… хотя, может и не мнимое, а настоящее… Не в этом суть, короче. Пэ очень много раз вытаскивал Эм из всякой хрени, когда второй был на грани, или в сильном стрессе. Знаешь, такая штука есть… Когда сильный стресс у человека, или в крови много адреналина, он неосознанно привязывается к человеку, который в этот момент рядом с ним. Что в таком случае делать? — Знаю. Тут ситуация интересней, надо подумать… Действительно. Тут ситуация интересней. Они дошли до остановки. — Владимир… — Можно Володя или Вова, я все ещё рядом с тобой себя дедом чувствую, ну правда, Коль. — Э-э, ладно, Володя… Вы… ты поговори с Пэ. Прямо сядь и спокойно поговори. Мне кажется, он не со зла это сделал, просто переубедить тебя не смог вовремя. Если верить задачке и анализировать условие, он тоже, скажем, не просто так это все делает… — Чего? — Ничего… Короче, Пэ, скорее всего, точно не хотел, чтобы ты себя так чувствовал после этого его поступка, просто не подумал и неправильно сделал. Он, кажется, правда помочь хочет. Маяковский не знал, что сказать. Воздуха стало меньше. Руки дрожали то ли от холода, то ли от слов ученика. — А можно ещё вопрос? — Ну… ладно, давай. — Вы… ты привязался? Дёрнуло, как в судороге. Подъехал нужный автобус. Володя молчал. Плечи дрожали. Асеев ответ знал. Блять.