***
Гермиона остановилась перед широко раскрытыми воротами между высокими столбами с крылатыми вепрями, охраняющими вход на территорию Хогвартса. Как будто только вчера она была тут последний раз. Совершенно не было ощущения, что с этого момента прошло уже почти двадцать лет. Она двинулась вперед по дорожке, ведущей к дверям школы, левитируя перед собой тяжелый чемодан. По дороге она смотрела только вперед на мягкий розовый свет, отражающийся во множестве окон старого замка, — осеннее солнце уже садилось на западе, даря миру свои последние теплые лучи. Гермиона на какое-то мгновение остановила свой бодрый решительный шаг и посмотрела наверх на высокую каменную стену замка. На нее вдруг нахлынула волна теплых воспоминаний, связанных с этим местом. Конечно, были не только счастливые воспоминания, Война оставила после себя болезненные моменты, которые не хотелось ворошить в памяти, но в целом, образ Хогвартса всегда ассоциировался только с чем-то очень родным. И теперь она снова будет частью этого мира. Невероятно! Быстро преодолев холл, Гермиона стала подниматься по мраморным ступеням: она направлялась в бывший кабинет профессора Макгонагалл, который с сегодняшнего дня был ее. Уже поворачивая в нужный коридор, ее чемодан внезапно чуть не влетел в немного неуклюжего молодого человека, неожиданно появившегося из-за угла. — Что за… Гермиона! — Невилл кинулся обнимать старую подругу, едва вновь не налетев на чемодан, который Гермиона мягко опустила на холодный пол. — Невилл! Как я рада тебя видеть, — на лице Гермионы сияла улыбка. — Мне Макгонагалл говорила, что ты теперь будешь у нас преподавать. Наскучила работа в Министерстве? На лицо Гермионы налетела внезапная тучка, стерев улыбку и сделав его почти строгим. Но Невилл ничего этого не заметил, его глаза по-прежнему горели радостью. — Да не то чтобы… — холодно отвечала Гермиона, явно не желая продолжать этот разговор. — Давай ты попозже расскажешь? Я просто очень тороплюсь, у нас же теперь будет много времени, верно? Ну, и хорошо, — Невилл снова улыбнулся и поспешил дальше по коридору, на ходу крикнув: — Увидимся на ужине. Гермиона глубоко вздохнула. От радостного возбуждения, захватившего ее после прибытия в Хогвартс, не осталось и следа. Вернулись уже ставшие в каком-то смысле привычными апатия и грусть. Сейчас она, определенно, не готова к расспросам о том, что произошло между ними с Роном. Пока еще слишком больно. Но вопрос о том, почему же Гермиона Уизли-бывшая-Грейнджер оставляет успешное продвижение по карьерной лестнице в Министерстве магии и устраивается обычным преподавателем, напрашивается сам собой. И как на него ответить, не прибегая к вранью, но и не раскрывая истинной причины? С вновь потяжелевшей головой Гермиона вошла в свой новый кабинет. Комната, где стояли большой письменный стол, камин и несколько кресел, была ей знакома еще со школьных времен. С того момента здесь ничего не изменилось. На столе лежала записка, и, взяв ее, Гермиона шагнула в соседнюю комнату, скрывавшуюся за плотно закрытой дверью. Там, как она и предполагала, стояла большая широкая кровать с пологом, еще один камин, комод, диван, пара кресел и маленький кофейный столик. Все в том же стиле, что и мебель в первой комнате. Заклинанием заставив свои вещи раскладываться по новым местам, Гермиона бегло пробежала записку взглядом. Она сняла дорожную мантию и осталась в обычном вязаном джемпере и джинсах. Повесив мантию, она решительно вышла из кабинета и отправилась в противоположном направлении. Записка была от Макгонагалл, в чей кабинет Гермиона теперь и направлялась. Профессор просила ее зайти к ней, как только Гермиона прибудет на место. Преодолев несколько лестниц и длинных коридоров, молодая преподавательница назвала пароль горгулье, поднялась по винтовой узкой лестнице и уже собиралась постучать, как внезапно дверь распахнулась и на пороге возник высокий молодой человек, облаченный в черную мантию, из-под которой было видно серый костюм. Он воззрился сверху вниз на Гермиону своими серыми глазами, очевидно, он совершенно не ожидал ее здесь увидеть. — Грейнджер! Что ты тут делаешь? Разумеется, Гермиона знала, что Малфой стал профессором зельеварения в Хогвартсе несколько лет назад и даже деканом своего родного факультета. Роза с самого начала обучалась у него, и от дочери Гермиона никогда не слышала ничего плохого о нем, хотя ее и удивлял тот факт, что Малфой вдруг решил преподавать. Сама Макгонагалл, видимо, была тоже хорошего о нем мнения, потому как привела Малфоя в пример, когда Гермиона спросила, удобно ли ей будет преподавать в Хогвартсе, когда там учится ее собственная дочь. Ведь сын Малфоя, Скорпиус, тоже обучается у своего отца, и никаких проблем, как заверила Гермиону Макгонагалл, не возникает. — Здравствуй, Малфой. Я теперь профессор трансфигурации, — Гермиона изучающе уставилась на его слегка заостренное лицо, и ей даже показалось, что в нем мелькнуло удивление. — Профессор Макгонагалл ждет меня, если позволишь пройти, ты меня очень обяжешь. Он отступил в сторону, давая ей возможность шагнуть в кабинет, а затем закрыл дверь. На лестнице раздались его глухие шаги.Глава 1 Хогвартс
1 июля 2020 г. в 06:24
На следующее утро Гермиона проснулась в тесной пыльной комнатке в Дырявом котле. Накануне она не придумала ничего лучше, чем снять номер здесь — в любимом лондонском пристанище путешествующих волшебников.
С некоторым трудом перевернувшись на спину в крошечной кровати, Гермиона уставилась невидящим взглядом в потолок. Практически всю ночь она провела без сна. Ее душили слезы. И пусть в глубине души она знала и понимала, что все было сделано правильно, что оставаться и дальше вместе было бы невыносимо, трудно было отпустить родного ей человека навсегда. Пугали мысли о дочери — что она почувствует, когда сегодня узнает обо всем? Гермионе казалось, что своими действиями они сломали жизни не только друг другу, но и Розе.
Конечно, же это была неправда, и в дальнейшем Гермиона признавала это. Но в тот момент в маленьком душном номере ей казалось, что вся ее жизнь разрушена, и она теперь не знает, как собрать этот пазл жизни заново, в одиночку. Сказывались практически бессонная ночь и головная боль, захватившая ее сразу же после пробуждения.
Она не знала, сколько она так пролежала, тупо глядя в потолок, — мысли больше не шли, наступила спасительная апатия, но в реальность ее вернул глухой стук в оконное стекло. Подняв голову, Гермиона увидела белую сову Розы. Медленно, как будто неохотно, она поднялась с кровати и шагнула к окну, по пути взглянув на свое отражение и заключив, что лучше бы она этого не делала: припухшие красные глаза и спутанные густые волосы вовсе не добавляли привлекательности ее облику, но сейчас это было неважно.
Дрожащей рукой она взяла письмо — сложенный в несколько раз пергамент, перевязанный лентой. Не в силах открыть его и прочитать, Гермиона решила, что было бы неплохо спуститься вниз и позавтракать, хотя правильнее было бы сказать «пообедать», потому что настенные часы говорили о том, что уже два часа дня.
На узкой обшарпанной лестнице было темно, поэтому Гермиона, вновь погрузившись в невеселые мысли, не заметила высокую худую женщину в зеленой мантии, поднимавшуюся наверх.
— Извините меня, пожалуйста, — пробормотала Гермиона и уже собиралась продолжить движение, как женщина произнесла:
— Будьте осторожнее, мисс Грейнджер, вернее, простите меня, я привыкла вас так называть, миссис Уизли, — в тусклом свете лампы, прикрепленной к стене, появилось сухое строгое лицо Макгонагалл.
— О, профессор. Не ожидала увидеть вас здесь.
— Я приезжала в Лондон на встречу с новым профессором трансфигурации. К сожалению, встреча прошла неудачно, и сейчас я собиралась вернуться в Хогвартс. А вы? Покупаете что-то Розе для школы?
— А? Я…по правде, вы были правы, профессор. Думаю… что в скором времени я снова стану «мисс Грейнджер», — Гермиона тяжело прислонилась головой к пыльным обоям и прикрыла глаза, прежде чем продолжить: — Мы с Роном разводимся.
— О, мне очень жаль, мисс Грейнджер, — обычно жесткий и строгий голос Минервы Макгонагалл прозвучал до странности нежно.
На какие-то мгновения воцарилось тягостное молчание. Гермионе не хотелось открывать глаза и сталкиваться взглядом с сочувствующими глазами бывшего преподавателя, ей хватало того, что она сама себя жалела и не очень хотела слушать дополнительные сожаления.
— Может, пойдем вниз, перекусим? — предложила вдруг Макгонагалл более деловым тоном.
Слабо улыбнувшись, Гермиона приняла предложение, ведь именно для этого она и спускалась. Профессор ни о чем не спрашивала, лишь бросала на нее время от времени обеспокоенные взгляды. Ее тактика заключалась в том, что, наевшись, Гермиона сама все расскажет, если у нее будет желание. Так и произошло. Держать в себе боль, заполнявшую ее изнутри полностью, становилось уже невыносимо, а поделиться с кем-либо из друзей Гермиона не решалась, ведь друзья у них с Роном общие, и она не могла предсказать их реакцию на это событие, поэтому решила разбираться со всеми трудностями самостоятельно.
— …и теперь я даже не знаю, как возвращаться на работу. Рон работает под моим началом, а я не уверена, что морально готова встречаться с ним каждый день. Просто не представляю, что мне делать, — закончила Гермиона и уставилась в стену напротив, не решаясь встретиться взглядом с собеседницей.
— А что вы скажете, если я предложу вам пост профессора трансфигурации? — неожиданно произнесла Макгонагалл после небольшой паузы.
От удивления Гермиона едва не выронила бутылку сливочного пива, которую держала в руках, и резко повернулась к профессору. Судя по ее лицу, она говорила совершенно серьезно.
Но уехать сейчас в Хогвартс, бросить здесь все? Хотя, с другой стороны, ей было абсолютно нечего бросать: привычная жизнь осталась позади еще вчера, и сегодня она должна начать двигаться дальше, вперед. И, к тому же, в Хогвартсе у нее будет возможность чаще видеться с дочерью, с которой она до сих пор так и не поговорила. Неожиданное решение возникшей проблемы поразило Гермиону своей гениальностью и простотой. О лучшем развитии событий она не могла и мечтать в сложившейся ситуации.
— Я знаю, как вам нравилась нумерология в школе, и, вполне возможно, вы бы хотели преподавать именно ее, но профессор нумерологии уже есть в штате, а профессора трансфигурации как раз не хватает… — начала Макгонагалл, потому что молчание явно затянулось.
— Что вы, что вы, профессор! — воскликнула Гермиона. — Я вам очень благодарна за эту возможность. С радостью стану новым преподавателем трансфигурации. Если честно, когда я только приехала в Хогвартс в свой первый год, меня больше всего из всех предметов интересовала транфигурация.
Через полчаса Гермиона в приподнятом настроении вернулась в свой крохотный номер, сейчас не омрачивший ее радость даже своей грязью. Кинувшись к столу она на автомате скинула в чемодан перевязанный лентой пергамент и схватилась за чистый, чтобы написать письмо дочери с просьбой не переживать и обещанием встретиться с ней завтра на платформе 9 и ¾. Отправив небольшое письмо вместе с совой, Гермиона села строчить следующее, адресованное Министру магии с просьбой освободить ее от занимаемой должности — глупо было надеяться, что в воскресенье Кингсли будет на работе. Закончив писать, она решительно встала и, накинув дорожную мантию, спустилась вниз и вышла в Косой переулок — нужно подготовиться к новой жизни в качестве профессора Хогвартса.
Первый день в качестве почти свободной молодой женщины прошел успешнее, чем она могла бы предположить. Поздно вечером Гермиона без сил упала на постель, блаженно закрыв глаза и позволив себе улыбнуться. В какой-то момент она даже решила, что сможет стойко выдержать предстоящий развод, но это чувство испарилось так же быстро, как и пришло, когда Гермиона забралась под одеяло и не почувствовала рядом спящего Рона. Надо было начинать привыкать к тому, что засыпать и просыпаться ей теперь придется в одиночестве. Поежившись и постаравшись избавиться от мыслей о Роне как можно скорее, Гермиона зажмурилась и вскорости уснула.
На следующий день в половине одиннадцатого Гермиона стояла на вокзале Кингс-Кросс между платформами 9 и 10, беспокойно озираясь вокруг в поисках приближающихся мужа и дочери. Ее вещи, уже полностью собранные и готовые к отъезду в Хогвартс, дожидались хозяйку в ее номере.
Наконец, вдалеке показалась сначала тележка, нагруженная большим знакомым чемоданом и клеткой с большой белой совой, а за ней Рон и Роза. Гермиона шагнула вперед и сразу же заключила в объятия дочь, которая тихо шмыгнула носом.
— Ну, ты чего? — Гермиона заботливо приподняла лицо дочери за подбородок и заглянула в припухшие красные глаза. — Все будет хорошо, милая.
— Я уже большая и смогу это принять, — ответила девочка тихим придушенным голосом.
— Что бы между нами ни происходило, мы с папой навсегда останемся твоими родителями.
Роза ничего не ответила, лишь сильнее приобняла мать за талию. Так они и прошли через барьер и двинулись по платформе, лавируя между наплывающими школьниками, а за ними катил тележку Рон, держась на небольшом расстоянии позади.
— Мам, — тихо позвала Роза, — мы так и не успели поговорить обо всем.
— Мы обязательно поговорим, поверь мне. Мы увидимся раньше, чем ты предполагаешь, и сможем обо всем поговорить. Я тебе обещаю.
Тем временем Рон уже погрузил чемодан и клетку с совой в вагон и подошел сам попрощаться с дочерью. Раздался оглушительный свист, и в воздух повалили клубы белого дыма, исходящие из алой трубы паровоза. Пора.
Рон и Гермиона стояли рядом на платформе, провожая взглядом быстро удаляющийся поезд. Через мгновение последние вагоны скрылись за поворотом, и Рон повернулся к жене:
— Почему ты ей не сказала, что теперь профессор?
Накануне вечером, вернувшись из Косого переулка, Гермиона решила написать Рону письмо, в котором рассказала о своем новом назначении, посчитав, что ему надо это знать.
— Просто хочу устроить ей сюрприз.
— Как собираешься добираться?
— На «Ночном рыцаре», это быстрее, к тому же, мы были просто обязаны ее проводить сегодня.
Какое-то время они молчали, задумавшись каждый о своем. Клубы белого пара постепенно рассеивались, освобождая платформу от призрачных неясных фигур.
— Я займусь оформлением развода. Тебе в Хогвартсе будет не очень-то удобно.
Гермиона, испытывая внезапно нахлынувшее чувство благодарности, повернулась к Рону и заглянула в его грустные голубые глаза, собираясь с силами, чтобы задать вопрос, который мучил ее так же сильно, как боль от потери.
— Рон, мы же… Мы же останемся после всего этого друзьями?
Это прозвучало до нелепости наивно, но шестое чувство подсказывало, что задать этот вопрос жизненно необходимо, даже если в ответ она услышит неправду. Сейчас жить в иллюзии, где все хорошо, представлялось прекрасным выходом из напряженного состояния, нежели четко отдавать себе отчет в том, что все между ними разрушено навсегда, и Гермиона, помимо мужа и стабильной жизни, еще потеряла близкого друга.
— Конечно. Конечно, останемся, — Рон неуверенно сжал ее локоть. — Удачи, профессор Грейнджер, — с этими словами он развернулся и зашагал прочь.