Тарисиль Селлуг

Забыв обо всем на свете, хоббит быстро подхватил камень и засунул его себе в карман. Сделаю Торину сюрприз! Пусть сначала поищут, огорчатся, что не нашли, а я рраз! - и вытащу Аркенстон из кармана! Теперь-то я настоящий взломщик! Правда, при этом хоббита опять царапнуло какое-то чувство неуверенности в том, что он поступает правильно. Но Бильбо постарался прогнать это ощущение прочь. Некоторое время спустя, эльфийка и хоббит подошли к коридору: - Можете выходить! Только давайте быстро... Один за другим, гномы спускались вниз, зажигали факелы и замирали, пораженные увиденными богатствами. Мирис и Ардис что-то пискнули, протирая глаза – бедняжки решили, что им это мерещится. Кристэль вдруг стало не по себе, словно рядом скользнула холодная враждебная тень. Но не пропала, а затаилась где-то в сокровищнице, оставив в сердце девушки ощущение тревоги. Забыв обо всем на свете, гномы разбрелись по пещере, перебирали драгоценности, вспоминали, как и для кого они делались, где были найдены самоцветные камни. - Бильбо! Снимай свой драный плащ, - весело проговорил Торин. – Вот тебе в счет твоей доли, дружище! – и протянул хоббиту кольчугу. - Это мифрил или эльфийское серебро. Против него бессильны даже когти дракона. Оно ковкое, прочное, но при этом куда более легкое и гибкое. Так что вес ты почти не почувствуешь. Бильбо натянул кольчугу. Торин застегнул на нем пояс, отделанный горным хрусталем. Балин протянул хоббиту кожаный шлем, укрепленный изнутри стальными полосами и усыпанный по краю мелкими алмазами. Вид у Бильбо стал растерянно-залихватский. Хоббит даже пробормотал, что дома его подняли бы на смех, и тут же спросил, нет ли поблизости зеркала. Мирис и Ардис стояли среди этого великолепия, держась за руки. Ни одна из девушек не сделала даже попытки поднять хоть одну монетку. Торин посмотрел на них, что-то негромко сказал Фили. Молодой гном улыбнулся, кивнул и через некоторое время принес Торину какие-то украшения. Король-Под-Горой подошел к сестрам и протянул им по ожерелью: - Это мой подарок вам за помощь. Девушки смущенно поблагодарили его, взяли украшения, но не надели, а принялись разглядывать. - Хьюрир, выбери себе любой доспех и оружие. Они сейчас будут весьма кстати. Фили и Кили первым делом нашли арфы, сделанные из драгоценных сплавов, и под сводами пещеры раздались чистые красивые звуки. Гномы один за другим переодевались в дорогие доспехи, меняли старое оружие на новое и преображались на глазах. Такой гвардии позавидовал бы любой король. - Ищите Аркенстон, - велел Торин. – Это единственное, что я не отдам никому. И если узнаю, что кто-то утаил его, кара будет страшной! При этих словах Кристэль обернулась и с тревогой посмотрела на Торина – так непривычно холодно и чуждо прозвучали его слова. И тут же забыла обо всем, заглядевшись на Короля-Под-Горой: в позолоченной кольчуге Торин выглядел так, что впору было преклонять перед ним колени. Гном перехватил взгляд девушки и неторопливо застегнул на себе новый широкий пояс, щедро украшенный драгоценными камнями и замысловатыми узорами. - Кристэль, - голос Торина раскатился под сводами пещеры. - Подойди ко мне. Девушка медленно подошла. Гномы столпились вокруг. - Я обещал вознаградить тебя и сдержу свое слово. Скажи мне, что ты хочешь получить? Кристэль посмотрела на него. Лицо эльфийки было бледным и взволнованным: - Я знаю, что мне нужно больше всего. Но не уверена, что вы это одобрите… - Кристэль, - не слушая удивленного гула товарищей, проговорил Торин, - я даю тебе слово Короля, что выполню твою просьбу. - Хорошо. Ты подарил мне три желания, Торин, и я хочу потратить первое. Я хочу, чтобы прежде, чем ты примешь какое-либо решение и предпримешь какие-либо действия, ты выслушал меня и моего отца. Все недоуменно переглянулись. Бильбо сместился к коридорчику, готовый на что угодно, лишь бы задержать гномов. - Объясни, при чем здесь твой отец? – удивился Дори. - Только поторопись, - проговорил Балин. – Смауг может вернуться в любую минуту. - Или ты уже придумала, как его убить? - Нет, мой славный Двалин, - девушка отошла от гномов, постояла, опустив голову, потом повернулась. - Я не буду убивать отца. Повисла тишина. Затем Балин осторожно произнес: - Девочка, с тобой все в порядке? Никто не просит, чтобы ты убивала отца. Но при чем здесь Смауг? Кристэль оглядела тех, кого считала друзьями. Лицо Мирис было бледным и испуганным. Ну да, она же чуяла, когда врут, а когда – нет. - Вы спрашивали меня об отце. И спрашивали о моем проклятии, - негромко проговорила Кристэль, и гномы видели, с каким трудом давались ей эти слова. – Кроме проклятия Келегорма Неистового, меня подстерегает и проклятие драконов. Потому, что Смауг Золотой – мой отец. - Она не врет! – прозвучал в звенящей тишине дрожащий голосок Мирис. Гномы переглянулись. - Я никому не хочу причинить вреда! – с отчаянием проговорила девушка. – Я хочу, чтобы все были живы. И прошу просто выслушать меня и моего отца, - тихо добавила Кристэль. - Дракон Смауг… удочерил тебя? – нахмурился Глоин. - Нет. Моя мать, эльфийка, была его женой. - Ты бредишь, Кристэль! – Нори схватился за голову, растрепав замысловатую прическу. – Эльфийка родила от дракона?! Эльфийку?!! - Золотые и Серебряные драконы могут принимать облик людей, эльфов… Гномы зашумели. - Так ты все-таки преследовала свою цель! Ты предала нас! – зарычал Двалин, хватаясь за топор. - Нет! - отчаянно закричал Бильбо. – Она не предавала! И Смауг обещал… - Обещал?! – взвыл Глоин. – Так ты тоже все знал и нарочно заманил нас сюда?! - Кто верит словам дракона?! - Ты лишился разума, полурослик! - Вы сговорились! - Не троньте Бильбо! – крикнула девушка. – Я просила его помочь мне все уладить! Я хочу, чтобы восстановилась справедливость, и он поверил мне! - Мы все верили тебе! А ты заманила нас в пасть к дракону! – Нори тоже взялся за оружие. - Нет! Нет! – отчаянно закричала Ардис и бросилась к Кристэль. - Она никогда никому не причиняла вреда! Она защищала нас! - А ну, вернись назад! – рявкнул на дочь Хьюрир. - Нет! – Ардис вытерла слезы. - Я верю Кристэль! И вам придется убить меня вместе с ней! - Я тоже верю, - Мирис подошла к сестре. – Хоть и боюсь... - Прошу вас, доверьтесь мне! - взмолилась эльфийка. - Довериться?! Да тебя убить мало, Кристэль! – голос Двалина напоминал рев раненого буйвола. - Тогда тебе придется скрестить оружие с нами, Двалин, - тихо сказал Фили. Оба брата переглянулись и встали, закрывая собой Кристэль. - И со мной, - Бофур встал справа от Фили. Рядом с Кили, поколебавшись, встал Ори. - Опомнитесь, парни! Она же зачаровала вас! - Не надо! Прошу вас! Я не хочу, чтобы вы пошли друг против друга! – с отчаянием крикнула девушка. - Погодите, надо во всем разобраться! – подал голос Балин. – Включите мозги! Зачем ей было тащить нас сюда, когда можно было просто исчезнуть, предупредить дракона и не подставляться самой? - А если она и впрямь служит Черному Властелину?! Ты знаешь, что она замыслила? Из Дол Гулдура не уходят просто так! - Переговоры с драконом?! С тем, кто отнял у нас дом, разрушил Дейл, унес сотни жизней?! - Хватит! – рявкнул Торин. Король-Под-Горой отодвинул в сторону Двалина. Под его ногами зазвенело золото. Кристэль стояла с опущенными руками, глядя вниз и даже не пытаясь достать оружие. По знаку дяди племянники нехотя расступились. Одна Ардис медлила, и Фили пришлось оттащить ее в сторону. - Я не зря спрашивала, верите ли вы мне, - не поднимая глаз, проговорила девушка. Ее голос дрожал. - Я не верю, - медленно, тяжело проговорил Торин. Гномы напряглись. Плечи девушки поникли, на золотые монеты капнули слезы. Король взял ее за подбородок и довольно резко поднял ей голову. Выражение его глаз показалось Кристэль ужасным, но она прямо смотрела в них, хотя от слез все вокруг расплывалось. Некоторое время Торин не спускал глаз с ее лица. Ему вспомнился весь путь, который Кристэль прошла с ними. Ее изначальная отстраненность, нежелание вступать в отряд, бой с камнеглазом, искусанные до крови губы в гоблинских пещерах. Так вот что почуял тогда Гэндальф! Она готова была обернуться драконицей, чтобы спасти их… - Я не верю, что ты предала нас, - тихо, но так же твердо закончил он. Кристэль, уже готовая услышать все, что угодно, всхлипнула. – Но то, что ты затеяла – безумие. И если мы все сейчас погибнем, то все твои проклятия померкнут в сравнении с тем, которое обрушится на тебя. - Если погибнете вы, я умру с вами, Торин Дубощит, - так же тихо проговорила девушка. - Я ничего не могу обещать тебе, но я поклялся выполнить твое желание. И выполню его, - он отпустил эльфийку. Лицо его было спокойным и холодным. Бильбо вытер дрожащей рукой потный лоб. - Это мудрое решение, потомок подгорных королей, - раздался голос, от которого гномы подпрыгнули. Огромный красновато-золотой дракон неторопливо входил в сокровищницу. Гномы мгновенно сбились в кучу, спрятав в центр Мирис, Ардис и Ируфь, хотя и понимали, что ничего сделать не смогут. Торин, бледный как смерть, остался стоять на месте, только с силой сжал рукоять Оркриста. Фили и Кили встали рядом с дядей, плечо к плечу. - Вам не надо бояться, - тихо сказала девушка. – Только прошу вас, умоляю, не трогайте больше ничего в сокровищнице! Да, Торин, она твоя. Но проклятие драконов окажется сильнее клятвы. Так уже случилось с Эребором. - Что?! – воскликнул Оин. – Я не очень хорошо расслышал… - Отцу не нужен был Эребор. - Я вижу, - Торин нашел в себе силы усмехнуться. Его глаза пылали, а лицо потемнело от гнева. - Выслушай его сперва, - попросила Кристэль. Смауг не стал подходить близко и неторопливо улегся на кучу золота. Кристэль подошла к нему, и дракон протянул вперед мощную лапу. Кристэль в ней казалась невозможно тоненькой, хрупкой. - Так ты познакомишь нас? – поинтересовался Смауг. - Доброго вечера… или дня! – раздался голос Бильбо. На глазах у изумленных гномов, хоббит смело подошел к дракону и поклонился ему. - Мы тут совсем потеряли счет времени. - Здравствуй, вороватый хоббит, - прищурился дракон. – За пределами горы уже вечер. Неплохо же ты нарядился! - Это мой подарок ему, - холодно проговорил Торин. Смауг хищно ухмыльнулся. - Отец! - Не испытывай мое терпение, гном. Мне и без того стоит немалых усилий не превратить вас в груду пепла при виде того, сколько сокровищ перекочевало к вам, - впрочем, кроме угрозы в голосе Смауга слышалась печаль. Кристэль заговорила прежде, чем Торин открыл рот: - Отец, позволь представить: Торин Дубощит, сын Трайна, внук Трора. Правитель Эребора. - Пока здесь правлю я, - напомнил ей Смауг. - Торин законный наследник. Не дразни его понапрасну. Пожалуйста. Хотя бы ради меня. Дракон тяжело вздохнул, отчего волосы гномов взметнулись, как от сильного порыва ветра. - В таких случаях принято говорить «рад знакомству». Но мы обойдемся без вранья, верно, сын Трайна? - Обойдемся, - ответил Торин. Тем временем Кристэль продолжила представлять весь отряд. Смауг внимательно смотрел на каждого. Когда пришла очередь Ардис, дракон усмехнулся: - Я слышал, что эта малышка бросилась защищать мою дочь. Подойди сюда, крошка. Не бойся. Ардис осторожно приблизилась и тут же вцепилась в руку Кристэль. - Почему ты не испугалась? - Я испугалась. Но я как-то сказала Кристэль, что пойду за ней хоть в пасть к дракону… простите… Я просто верю ей. Смауг задумчиво посмотрел на девушку, затем запустил лапу в ближайшую груду золота. - Эти побрякушки не стоят и половины твоего сердца, девочка. И все же возьми вот это в подарок, - в ладошки Ардис опустилось изящное колечко. – Ты хочешь возразить мне, внук Трора? Торин прищурил глаза: - Нет. Хоть ты и распоряжаешься чужим золотом, как своим. Но в данном случае я согласен. - Это мы еще обсудим, чье тут золото… - Мне ничего не надо, спасибо, - Ардис протянула кольцо назад. Смауг задумчиво кивнул: - Пусть сокровища и дальше будут не властны над тобой. Потому что страшнее драконовой болезни нет ничего. Гномы изумленно переглянулись. Таких слов от Смауга они не ожидали. Дракон усмехнулся. - Что ж, раз сын Трайна столь любезен, чтобы сдержать свое слово, может, приступим? - Пожалуй. Гномы вновь переглянулись. - Разговор будет долгим, - тихо сказала Кристэль. – Устраивайтесь поудобнее. Торин подал пример, первым опустившись на золото. Бильбо и братья уселись рядом. Хоббит успел притащить несколько одеял, на них посадили Ируфь, Мирис и Ардис. Прочие гномы, поколебавшись, подошли и сели неподалеку от предводителя. Головы у них основательно гудели – то, что происходило здесь, противоречило всему, чего они ожидали. По цельной до недавнего времени картине их мира стремительно бежали трещины. Дракон оглядел гномов, сам, похоже, удивляясь тому, что они сидят перед ним живые и невредимые. - Я начну издалека, - тихо проговорила Кристэль, усаживаясь на лапу Смауга. – С того момента, как появились драконы. С некоторых пор всех драконов стали считать злобными порождениями тьмы. Это привело к тому, что отец и я – последние из оставшихся Первородных драконов. Хотя меня нельзя назвать драконицей – я никогда не оборачивалась. - Ты уверена? – осторожно спросил Смауг. - Да, - кивнула девушка. – Несколько раз я оказывалась на грани, но, хвала Эру, сумела сдержаться. Дракон только покачал головой. - Это было на заре мира, когда дети Эру ждали воплощения, а Ауле уже помышлял о создании гномов. Манвэ и его брат Мелькор много времени проводили вместе. Обсуждали будущие творения Отца, мечтали поскорее увидеть их. И однажды Манвэ обронил, что было бы очень хорошо, чтобы были и те, кто хранили бы в памяти историю с самых первых дней. Историю о том, как из Великой Пустоты возникло Творение. Мелькору понравилась идея. Он сказал, что Хранители должны быть свободны от власти кого бы то ни было, чтобы хранить историю непредвзято, такой, как она есть. Из-за этого братья поспорили. Манвэ считал, что Хранители должны подчиняться самому Эру, Единому. Ибо лишь ему одному ведомо, что есть Истина. Мелькор предположил, что эти существа должны быть неуязвимы. Нельзя, чтобы их убивали. И они должны быстро перемещаться в пространстве. Лучше всего на крыльях, потому что сверху будет видно все, что происходит внизу. А Манвэ сказал, что эти существа должны быть прекрасны, - Кристэль провела ладонью по золотой чешуе дракона, - чтобы дети Эру не боялись их... Хранителей не должно было быть много. И у них непременно должны были быть пары, чтобы они могли быть счастливыми и находиться в гармонии с миром. Манвэ предложил сделать их Золотыми и Серебряными. Как Солнце и Луна. А Мелькор сказал, что было бы здорово, чтобы Хранители сами умели ценить красоту драгоценных камней, золота и серебра, чувствовать ее. И добавил, что Золотым подарил бы Огонь, а Серебряным – Холод. Когда Манвэ спросил его, для чего, Мелькор рассмеялся и сказал: «Если вдруг случится что-то плохое, и дети Отца будут мерзнуть, Хранители согреют их. А если, напротив, им будет слишком жарко, или огонь вырвется на свободу, Хранители смогут заморозить его. Кто знает, как будет развиваться мир, когда получит свободу?» И Манвэ согласился с братом. Долго они спорили и решали, как именно будут выглядеть Хранители. И решили, что эти существа должны быть похожи и на птиц, и на животных. А называть их будут «драконы», что значит «остро видящие». Это одно из значений. Несколько позже Манвэ решил, что Хранители должны быть дружны с детьми Эру, а для этого должны понимать их. А значит, надо сделать их похожими на людей или эльфов. Но Мелькор только рассмеялся и сказал, что в этом нет нужды, потому что Хранители будут стоять выше детей Эру. Манвэ не понравились эти слова. И братья поссорились... Девушка замолчала, чтобы перевести дух. Оглядела друзей. Ори с вдохновенным лицом строчил в свою книгу какие-то заметки. Бильбо, Мирис и Ардис слушали Кристэль, словно сказочницу, широко раскрыв глаза и, кажется, не дыша. Фили, Кили, Балин были предельно серьезны. Ируфь в глубокой задумчивости смотрела то на эльфийку, то на дракона. Прочие гномы слушали внимательно, но с недоверием. Торин не отрывал пристального, тяжелого взгляда от отца с дочерью. По его лицу невозможно было понять, как он относится к рассказу Кристэль. - Потом братья помирились и приступили к воплощению своего замысла. Не сразу у них стало что-то получаться... А потом Мелькор восстал против Эру, и на какое-то время Манвэ забыл про Хранителей. А потом вспомнил и доделал их по-своему. Он дал им мудрость и возможность летать. Он сделал их невосприимчивыми к магии, но очень обаятельными и могучими – уже тогда Манвэ предвидел, что Хранителей станут убивать. Он дал им возможность быстрого восстановления, научил их разговаривать и вести беседы в совершенно особой манере убеждения. И дал им возможность принимать облик жителей Арды, чтобы не возноситься над ними, а знать и понимать их горести и радости. Все это Манвэ делал с разрешения Эру, и Отец даровал творениям Манвэ возможность заводить детей от смешанных браков. Правда, не всегда дар отца или матери переходил по наследству. Да и рождались такие дети куда реже, чем в чистокровных браках. К тому времени уже открыли глаза эльфы. Затем – гномы. Много позже – люди. И Мелькор охотился за ними. Стали появляться первые орки и гоблины – изуродованные черной магией эльфы и гномы. А потом и те, кто добровольно пошли за Мелькором. Орки уничтожали детей Эру или угоняли их в плен. И тогда Манвэ пришлось дать драконам дар Огня и дар Холода, чтобы они могли защищать детей Эру. Но он не знал того, что Мелькор кое-что успел поменять по своему усмотрению еще до того, как Хранители приобрели окончательный облик и получили жизнь. Дар убеждения превратился в неотъемлемое свойство драконов. У меня он слабее, поэтому говорю я, а не отец. Он не хочет, чтобы вы думали, что он околдовывает вас. Гномы завозились, начали негромко переговариваться. - Кроме того, в уста будущих драконов и дракониц Мелькор успел вложить багровое пламя Удуна и мертвый холод из самых глубин Унголианты, Вечной Тьмы. Не ведая о том, Манвэ даровал своим творениям Священное Пламя огня Анора и холод небесных глубин, пронизанных лучами звезд. И это едва не уничтожило драконов, ибо столь разные начала вступили в борьбу. Многие погибли. Но были и те, в ком сплелись оба пламени и оба холода, и пришли к удивительному равновесию. Но при этом драконы оказались на тонкой грани между светом и тьмой. Настолько тонкой, что свет и тьма то перетягивают в какую-либо из сторон, то смешиваются между собой. И грань эта получила название Хаоса, а не Равновесия, что отразилось на характерах драконов. И очень редко появлялись те, в ком пламя одинаково сочеталось с холодом. Не знаю, почему, но это были только драконицы. Пламя и лед в одном теле, в одной душе. Как ни странно, именно они оказывались самыми уравновешенными, потому что вынуждены были жестче контролировать себя. Такое случалось трижды за всю историю. При этих словах Торин опустил глаза, затем вновь поднял их на девушку и чуть приметно прищурился: - И как узнавали этих существ? - Их узнавали по особому отношению к огню и льду. По характеру, в котором проявлялись обе стихии. По золотисто-серебристой чешуе. И соответствующему доспеху или оружию. - Значит, - медленно проговорил Торин, - ты и есть та самая смешанная драконица? - Была бы, если бы оборачивалась, - тихо ответила девушка. Смауг вздохнул: - Мы с Элентиэль поняли это, когда малышка вцепилась ручонками в Керилуг, и меч ожил. Но при этом долгое время мы были уверены, что она не сможет перевоплощаться. - Мы остановились на смешении стихий, - продолжила Кристэль. - Но это была не самая страшная из козней Мелькора. Самым ужасным оказалось проклятие драконов. Манвэ хотел, чтобы Хранители чувствовали драгоценный металл, помогали находить его, ценили красоту изделий из золота, серебра и драгоценных камней, могли помочь советом и делом. Он хотел сделать так, чтобы драгоценности дарили Хранителям свою силу, а Хранители в ответ украшали мир дивными изделиями. Но Мелькор успел изменить этот дар, превратив его в страшную болезнь, - рука девушки погладила массивную голову дракона. Лицо ее было печальным. – Он сделал так, что драгоценности получили нескончаемую, страшную власть над Хранителями. Они лишали их воли, разума, подчиняли себе, бесконечно заставляли желать большего. И ничто не могло остановить Хранителя, идущего на их зов. Как выяснилось, этой болезни оказались подвержены все дети Эру, но выплыло это потом. А пока Манвэ был в ужасе и едва не уничтожил всех драконов. Но он слишком любил свои создания. Тем более что во всем остальном драконы соответствовали его замыслу. И Манвэ обратился за помощью к прочим валарам и вала. И к самому Отцу. Изменить уже ничего не могли, но для Хранителей были сделаны уникальные амулеты. Небольшие шары из расплавленных в багрово-светлом пламени драгоценных камней и металлов, закаленные в проклято-благославенном холоде. Эти амулеты делались для Хранителей и действовали только на них, либо на тех, кто тяжело заболел драконьей болезнью. Для всех прочих это лишь драгоценная игрушка. Такой амулет делал владельца устойчивым к зову сокровищ. С ним драконы получали возможность помогать нуждающимся, дарить драгоценные подарки понравившимся жителям Арды. И не скупились. - А у тебя есть такой амулет? - Нет, - тихо ответила Кристэль. Помолчала, гладя Смауга по лапе, и тихо сказала: - И у отца тоже его больше нет. Уже сто пятьдесят лет как. Торин выпрямился и переглянулся с Балином. - Будь я проклят, но именно сто пятьдесят лет назад дракон разрушил Дейл и влез в Эребор! - воскликнул Двалин. Кристэль устало кивнула и продолжила: - Из истории драконов осталось немного. Хранители дружили с детьми Эру. Они были устроены так, что память о прошлых годах передавалась их потомству. Поэтому мы помним то, что для других уже давно стало сказкой или вообще стерлось из памяти даже самых мудрых. Самая тесная дружба сложилась у драконов с некоторыми Авари. Первый король Невозжелавших, Гилинрен, и прародитель Золотых Драконов Силмистар Звездный Свет были очень большими друзьями. Именно они были изображены в том фолианте, где рассказывалось о Пламени Дракона, моем клинке. - Значит, это книги сохранились еще с тех времен? – удивленно спросил Торин. - Да. И я ищу их по всему Средиземью, чтобы уберечь от уничтожения. Но я вернусь к Авари и драконам. Много чудных вещей выходило из-под молота мастеров Авари. Ведь у них были могущественные друзья, помогавшие им, делившиеся секретами и тайнами. Драконы чувствовали друг друга на любом расстоянии и умели обмениваться информацией, чтобы хранить полную картину мира. Они не захотели встать на сторону Мелькора. Его чары не действовали на них. - Вот почему ты смогла ускользнуть от Саурона! – воскликнул Фили. - Саурон слабее Моргота. Да, мое происхождение и милость Эру помогли мне. А еще мне помогли вы трое: Торин, Фили и Кили. И, как ни странно звучит, государь Финрод. Гэндальф уверен, что я не ошиблась. Без вас я не справилась бы, - тихо сказала Кристэль. Дядя и племянники переглянулись, но промолчали. Только Неразлучники обменялись быстрыми улыбками. - Мелькор начал настраивать жителей Арды против драконов Манвэ. А потом создал собственных. Он дал им почти все те же свойства, кроме мудрости и памяти. Не дал он им и светлого пламени, и холода звезд, потому что был отлучен от всего этого. Но дал бесконечную злобу и мощь, стремление к уничтожению и жадность. Мелькор понял, что последнее свойство заразно и способно разъедать души детей Эру и детей Ауле, которых Эру принял, как своих. Со временем, люди, эльфы и гномы совсем перестали различать Перворожденных Драконов и Драконов Бауглира и открыли безжалостную охоту на тех и на других. И первыми пали многие из Хранителей... Смауг открыл янтарные глаза, и в них гномы увидели гнев, боль и ненависть. - Мы помогали Авари создавать оружие против драконов Моргота, - глухо заговорил Смауг. – И сейчас в Средиземье сохранились шлемы, щиты и кольчуги с уникальными свойствами. Мы подкарауливали этих морготских тварей и бились с ними. Но было слишком поздно. Драконы стали ассоциироваться со смертью, уничтожением и огромным богатством. Когда нас осталось совсем мало, мы ушли от обитателей Арды. Стали жить высоко в горах, общаясь только с немногими посвященными. Но и это не спасало нас... - Тогда зачем ты примчался в Эребор, если все было так, как вы говорите? – зло спросил Торин. – Мы не трогали тебя! Походя, ты разрушил и Дейл… - Зачем ты ищешь Осквернителя? – спросил Смауг, прищурившись. – С какими мыслями ты шел сюда, Торин, сын Трайна? - Месть, - глухо ответил Торин, и глаза его вспыхнули. - А что, мстить - это исключительно право гномов? Всем прочим запрещено мстить за своих? Повисла тишина. - Кристэль немного рассказывала о своей семье. О том, как… ну… - смущенно проговорил Бильбо. - О том, как погибли моя сестра, двое ее детей, мой сын и как чудом уцелела дочь, - закончил дракон, сворачивая мощный хвост кольцом вокруг Кристэль, словно пытаясь оградить ее. - Я хотел спросить, Смауг, - начал Фили. - Говори, молодой гном. - Еще там, в коридоре, я сказал, что близок к тому, чтобы поблагодарить дракона за своевременное вмешательство, когда орки пытались вскрыть дверь. И я в самом деле благодарю вас за то, что вы прогнали их. Смауг с интересом посмотрел на Фили: - Учтивая речь, хорошие манеры, и сходный запах… Ты сын Торина? - Я его племянник. - Ты и второй мальчик… - Я не мальчик! – возмутился Кили. - Я живу уже так долго, что вправе назвать девочкой даже владычицу Лориэна, - усмехнулся дракон. – Но будь по-твоему, юноша. Почему вы двое встали на защиту моей дочери? Неразлучники переглянулись. - Мы через многое прошли вместе. - Через хорошее и плохое... - Не ошибусь, если скажу, что мы оба любим Кристэль, - тихо проговорил Фили и прямо посмотрел в глаза Смауга. Ардис опустила голову. – Я не знаю, как случилось, но мы втроем стали очень близки друг другу. Смею предположить, что Кристэль не опровергнет это утверждение. - Не опровергну. Я очень люблю вас обоих, - тихо проговорила девушка. - Мы успели узнать ее. И нам не было разницы, что она эльфийка. Ничего не поменялось, когда мы сочли ее дочерью Трандуила. Ничего не изменилось и сейчас, когда мы узнали, кто настоящий отец Кристэль. Потому что это знание никак не изменило саму Кристэль. - Интересно, - протянул Смауг, внимательно наблюдая за гномами. – Ты очень разумен, Фили, племянник Торина. - Я бы только уточнил, - добавил Кили, покосившись на дядю, – что речь идет о дружбе. Мы трое - просто хорошие друзья. Впрочем, уже не только друзья. Дракон с явным удивлением посмотрел на юношу. - Когда мы были заперты у Азога и не знали, сумеем ли выбраться, Кристэль назвала меня братом. Ну, а я не стал возражать против появления сестры. - Я тоже согласился с этим, - ответил Фили. – Посудите сами: если уж мы согласились считать Кристэль сестрой, могли ли мы усомниться в ней? Дракон задумчиво кивнул: - Кристэль тосковала без брата. Вы оба чем-то напоминаете моего сына. Особенно ты, Фили. Кто ваш отец? - Наин. Он погиб в бою, когда мы еще были сопливыми мальчишками. И нас воспитал дядя, Торин. Янтарные глаза остановились на мрачном лице Короля гномов, затем покосились на Кристэль. - Так что ты хотел спросить, Фили, сын Наина, воспитанник Торина? - Получается, что сказки о том, что герои получали награду от драконов, или что драконы влюблялись в прекрасных дев, вовсе не сказки? - Нет. Это было правдой. Странно только, что не сохранилось сказок о прекрасных мужчинах, в которых влюблялись драконицы, - в голосе Смауга почудился смешок. - Одна из сказок сейчас перед вами, - тихо проговорила Кристэль. – Это мой отец, Смауг Золотой, младший из потомков Силмистара. А моя мать - дочь короля Таурохтара, сына Гилирена и Исилиэль, внучки Келегорма Неистового, принца проклятого дома Феанора. И здесь придется вспомнить нашего общего врага, Азога. Когда-то его звали Нариэгил, и он был одним из Авари. Высокий ростом, очень красивый. По эльфийским меркам он был богатырем. И любил Исилиэль. Но бабушка не ответила ему взаимностью. Она встретила и полюбила молодого наследника тауравани. Что произошло с Нариэгилом точно неизвестно. Сам ли он склонился к злу, и Мелькор воспользовался этим, или потерял бдительность и был пленен? Известно одно: вместо прекрасного эльфа появился хитрый, жестокий, беспощадный бледный орк Азог. Торин поднялся, заходил туда-сюда, покусывая губы. - И он принялся преследовать свою бывшую возлюбленную? - Да. Но так и не смог получить ее. Один раз он был близок к своей цели. Но ему помешали гномы рода Дурина. Странно, правда? Наша история все время пересекалась с вашей. Думаю, это добавило ему ненависти к вам, Торин. Азог поклялся, что не оставит нас в покое и сдержал свою клятву, - Кристэль уткнулась в шею дракона. Смауг тяжело вздохнул: - Уже тогда я облюбовал Северные горы, но по старой памяти навещал эти края. И однажды мое внимание привлек бой. Орки напали на какой-то караван. Собственно, бой почти затих, сопротивлялись отдельные воины. Я не мог не вмешаться. Среди воинов была и девушка-эльф. Я выхватил ее практически из лап бледного орка. Огнем я пользоваться не мог – зацепил бы оставшихся в живых эльфов. Но полагал, что бледному орку хватит и удара хвостом. Однако он выжил. - На редкость живучая тварь! – прорычал Торин. От дракона не укрылось, что гном внимательно оглядел его хвост, задумался, затем нехотя произнес: - Шрамы на его теле совпадают с наростами на конце твоего хвоста, Смауг. - Словом, орков я прогнал. Достал бы я и Азога, но понял, что девушка, которую я спас, истекает кровью. Я унес ее в свой дом. Вылечил. И однажды осознал, что не могу с ней расстаться. У нее были глаза цвета вечернего неба и рыжевато-каштановые волосы. В ней сочетались хрупкость и сила. Если честно, были женщины куда красивее ее. Но я никогда никого не видел прекраснее. Да, я потерял голову, полюбил Элентиэль, и не стыжусь говорить об этом. Она была из рода Невозжелавших, тех самых, с которыми был дружен мой предок. Сначала эльфийка дичилась, тосковала по родным, избегала общения со мной. Потом попривыкла, и мы подружились. Я пришел к ней в облике эльфа и понравился ей – я чувствовал это. Разумеется, я не скрывал, что эльф Лаурэгил и дракон Смауг - одно лицо. Элентиэль все время давала понять, что неравнодушна ко мне, но тут же пыталась скрыть это и ускользнуть от меня. Я сумел удержать ее, и она стала моей женой. Потом уже Элентиэль призналась мне, что женщины-тауравани подобны ветру или текущей воде: они горды, независимы, сильны, но при этом нежны и ранимы. Они испытывают своих избранников. Их нужно суметь удержать. Понять, как это сделать. - И как это сделал ты? – против воли поинтересовался Торин. - Я отказался от нее. Отпустил. Сказал, что готов вернуть ее отцу, что буду рад, если она встретит свое счастье. Элентиэль спросила, как же я. Я ответил, что ее счастье для меня важнее всего, и что ей не нужно думать обо мне. Она ушла. А я лежал в облике дракона на пороге своего дома, и мне не хотелось смотреть на мир вокруг... Элентиэль вернулась через трое суток. Прибежала ко мне в слезах и сказала, что не может уйти, потому что не может жить без своего сердца. А оно осталось со мной... - А если бы она не вернулась? – прошептала Ардис. - Я бы отправился за ней. Я сделал бы все, что от меня зависит, чтобы она полюбила меня. Мы, драконы, очень не любим расставаться с драгоценностями. Но моя Элентиэль вернулась и стала моей женой. Правда, наше счастье было коротким. Всего триста сорок восемь лет, семь месяцев и три дня. И оборвалось шестьдесят один год назад, когда Элентиэль отправилась к родным и пропала, и мы остались с Кристэль вдвоем. - Поэтому тебя и не видели столько лет? - Да. Целый год я искал свою Элентиэль. К сожалению, я не мог улетать далеко и надолго, и не мог чувствовать ее, как Кристэль - когда девочка думает обо мне, я могу найти ее. Что до Элентиэль, то мое сердце сказало мне, что случилась беда, а потом - что в этом мире больше ее нет... Что испытываешь при этом, поймет только тот, кто сам терял любимых. Если бы не дочь… - Смауг вздохнул. – Впрочем, это была не первая потеря. Сто пятьдесят лет назад, когда мы жили далеко на Севере, я потерял сестру, двух племянников и сына. И сделали это гномы и люди... - Пообещай мне, что никого больше не тронешь, отец! – Кристэль опередила Торина, открывшего было рот. - Ты хочешь сказать, что здесь есть кто-то из тех?! – дракон стремительно выпрямился. - Нет, - ответила Кристэль. – Просто я не хочу повторения Эребора. Тем более что троих я уже нашла и убила. Остался четвертый. Но я не хочу, чтобы опять пострадал ни в чем неповинный народ! - Кристэль! – зарычал Смауг. - Отец! – девушка топнула ногой. – Хватит этих бессмысленных жертв! - Кто еще был в пещере? - Там было еще четыре ублюдка. И трое из них мертвы! Дракон раздраженно ударил хвостом по полу. В воздух взлетели золотые монеты. Кристэль упрямо стояла перед ним, и на лице ее была написана решимость. Дракон развернулся, тяжело прошелся по сокровищнице, сметая драгоценности, затем нырнул в золотую кучу и некоторое время лежал там молча. Гномы переглядывались, не зная, что и думать. Наконец, Смауг выбрался из золота и приблизился к дочери: - У тебя невозможный характер. Вся в меня и в мать, - в голосе дракона слышалась гордость. – Хорошо. Я клянусь, что не буду мстить тем, о ком узнаю сейчас. Кто еще был в пещере? - Эльфы, - тихо сказала девушка. - Кто?! – взревел Смауг. В ярости он выдохнул вверх струю огня. Пещера озарилась ярким светом, стало жарко. Ируфь и девушки закричали, Бильбо упал ничком и прикрыл голову руками. Гномы с проклятьями откатились подальше. Торин не шелохнулся, как и его племянники, но видно было, что выходка Смауга весьма впечатлила их. - Да, эльфы. Как я впоследствии выяснила, это были эльфы Трандуила. Трое из них уже мертвы. Остался один. Тот, кто привел туда весь отряд. - Почему ты не сказала?! - Сначала потому, что просто не успела. А потом потому, что увидела Дейл... - Им досталось по заслугам, - прорычал Смауг. - Да. В том числе детям, женщинам и старикам, - тихо ответила девушка. Смауг тяжело вздохнул, но промолчал. Повисла тишина. - Значит, Смауг Ужасный, огнедышащий дракон севера, явился, чтобы отомстить? – старый Балин покачал головой. – Неужели эреборцы были среди тех, кто потревожил тебя? - Потревожил?! – проревел Смауг, и глаза его налились кровью. – По-твоему, разорить мой дом, выкрасть мою дочь, убить моего сына, сестру и племянников, и не просто убить, а содрать с них кожу и изрубить тела на куски, это называется «потревожить»?! – в воздух взлетела туча золота, и пещеру вновь озарил огонь. Отряд бросился врассыпную, каждый прикрылся кто чем мог, чтобы защититься от тяжелых монет и жара. Дракон шагнул в сторону гномов. - Отец!!! – отчаянно крикнула девушка, и в ее голосе боль была смешана со слезами. – От-тец, п-прошу т-т-тебя, н-не надо! – эльфийка схватилась за горло. - Кристэль, что с тобой?! – Торин, забыв про все, кинулся к девушке и прижал ее к себе: - Успокойся! - Он-н-ни н-не в-виноваты! Н-н-не ст-тановись ч-чуд-ддов-вищем! – Кристэль попыталась освободиться, но поняв, что Торин не отпустит ее, уткнулась в его плечо и горько расплакалась. - Не знаю, считаешь ли ты виноватыми нас, но прекрати мучить свою дочь! – рявкнул гном, и его голос раскатился под сводами пещеры. – Она-то точно ни при чем! Вновь повисла мертвая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием дракона и звоном осыпающихся драгоценностей. Смауг помотал головой, а потом медленно опустился на золото: - Кристэль, - тихо позвал он, и в его голосе послышалась тоска. - Девочка моя… Прости. Я не хотел, чтобы ты снова… Кристэль всхлипнула и посмотрела на Торина: - П-пусти меня, п-пожалуйста. Гном, помедлив, разжал руки. Кристэль быстро поцеловала его в щеку и бросилась к отцу, прильнула к его шее. Все прочие с опаской выбрались кто из золота, кто из-за кувшинов и сундуков. Балин осторожно приблизился к дракону: - Прости меня за неосторожные слова, Смауг Золотой. Я не думал, что… - Ты не мог знать, сереброволосый гном, - дракон бережно обнял лапой дочь. – Но эта рана не зажила до сих пор. По меркам людей, моему сыну было всего двенадцать лет, а племяннику и племяннице по два года. Малыши даже не могли постоять за себя. А Кристэль… с тех пор, когда она слишком волнуется, от напряжения начинает заикаться. Или может перестать говорить вообще. Она видела их смерть. Ее саму спасло только то, что она была в эльфийском облике и выглядела как девочка семи-восьми лет. - Вот что, - тяжело проговорил Торин, - я так понимаю, что разговор затянется еще на какое-то время. Я хочу знать, как случилось, что погибла твоя семья, дракон. И почему ты пришел в Эребор. Однако Кристэль нужно время, чтобы успокоиться. Да и тебе, Смауг, полагаю, тоже. Нужно время и нам, чтобы прийти в себя от всех этих событий. У нас складывается странная ситуация, Смауг. Мы оба не рады соседству друг с другом, но ничего не можем с этим поделать. - Скажите спасибо моей дочери, - буркнул дракон. – Если бы не она, едва ли мы разговаривали бы сейчас, Торин, сын Трайна, как ни прискорбно это признать. - Мы позже решим, как быть со всем этим. Пока же мы идем во дворец. Точнее, в то, что от него осталось. Ты хочешь возразить, Смауг? - Нет. Манвэ свидетель, я рад, что все сложилось именно так, а не иначе. - Позже мы решим и вопрос с золотом, потому что то, что было добыто руками моего народа, я не отдам никому. - Интересно, как ты попробуешь отобрать его от меня, - прищурился Смауг. - Я не сказал «отобрать», я сказал «не отдам». Но сейчас я настаиваю на одном… - На чем именно? - Чтобы ты вернул мне Аркенстон.