Весна зелёной травы

С того дня жизнь Паши переменилась, причём, самым невероятным образом. Перемены начались с утра воскресенья, когда после завтрака отец вдруг обратился к нему с невиданным предложением: — А не прогуляться ли бы тебе по саду с Борей? Паша, подумав, что ослышался, посмотрел на отца круглыми от удивления глазами. Но тот не собирался поправляться, поймал взгляд сна, коротко кивнул ему. Тогда Паша посмотрел на Борю, который выглядел крайне растерянно. — И в самом деле, — вдруг подхватил папа, который прежде за столом молчал. — Такая хорошая погода. Идите, милые, погуляйте. В саду было хорошо. Проснулись птицы, завели свои песни, запрыгали в ветвях деревьев, на которых уже появились юные зелёные листочки. Паша вышагивал рядом с Борей. Оба молчали, не зная, как начать разговор. И в самом деле, как разговаривать тем, от кого насильно был оторван и с кем не общался четыре года? Паша бросал на Борю быстрые взгляды, но отворачивался, едва заметив малейший интерес к себе. Боря же, в свою очередь, посматривал на старшего брата украдкой, но не решался заговорить. Не столько от того, что не знал, о чём говорить, сколько от того, что первым должен был начать разговор. Так они брели по саду, еле переставляя ноги и перебрасываясь взглядами, и ходили бы, может, до самого обеда. Но Паше вдруг нестерпимо захотелось рассказать Боре о том, как он посетил бал, как встретил Николая, как получил отказ и вынужден был весь вечер провести в одиночестве, какие у Николая красивые глаза, но в них такая грусть и сам он такой печальный… — Ты знаешь, вчера был мой первый бал, — выпалил Паша, не ожидая от себя такой поспешности. Он испугался, что Боря не станет его слушать, но он тут же с интересом посмотрел на брата. — И как всё прошло? — полюбопытствовал он. — С кем был твой первый танец? — Прошло мимо, — вздохнул Паша. — Я ни с кем не танцевал. У Бори округлились глаза и от изумления приоткрылся рот. Впрочем, тут же одёрнув себя, Борис прикрыл губы ладонью. Потом, успокоившись, спросил: — Как же так? Неужели никто не согласился с тобой танцевать? Паша нахмурился, но не со злости, а от того, что ему было обидно и горько вспоминать об этом. Прежде он, конечно, грустил, но когда Боря отреагировал на это известие подобным образом, Паша впервые взглянул на это под другим углом. Первый бал, а никакого танца не было! Несправедливо. — Я хотел танцевать только с одним человеком, но он мне отказал. — Какой кошмар! — ужаснулся Боря. — И что же ты не пригласил кого-то другого? Неужели тот человек был таким необыкновенным? — Да, — кивнул Паша, и признание сорвалось с его губ прежде, чем он смог осознать, что говорит: — Его зовут Николай и он такой… Такой красивый. Я никогда прежде не видал таких красивых. Знаешь, какие у него глаза? Как небо, которое отражается в море. И когда я смотрел в них, мне казалось, что я одновременно иду на дно, и, не поверишь, летаю. Прямо в небе, но не как птица, нет. Как будто я сам взял, оттолкнулся от земли и полетел. — А ты сказал Николаю об этом? — спросил Боря. — Нет, — удивился Паша. — Нужно было сказать, — убеждённо произнёс Боря. — Тогда бы он точно не отказал тебе. — Ты думаешь? — Уверен. — Решительно сказал Боря. — Помнишь, как на именины к Владику приезжали гости, и среди них были Мещерские? Паша кивнул. Такое невозможно было забыть, потому как раньше все праздники проходили в узком семейном кругу. А теперь родители впервые пригласили гостей. Паша, сбитый с толку, весь вечер просидел в кресле, пока Владик занимался подарками, а Боря разговаривал со Святославом. Паша бы тоже хотел поговорить с ним, но не хотел произвести дурного впечатления, а пока размышлял, как бы лучше подойти, праздник кончился. Боря продолжил: — Их сын, Святослав, в середине вечера подошёл ко мне. И он сказал мне… Сказал, что я очень красив, — проговорил Боря, густо краснея. — И сказал, что он бы хотел со мной танцевать на первом балу. И я ответил, что буду танцевать только с ним. Когда папа об этом узнал, он так обрадовался. Верно, Мещерские приедут к нам ещё. Выпалив всё это, Боря, волнуясь, поднял на старшего брата выразительные глаза. — Паша, — тихо сказал он.– Ты считаешь, Святослав не соврал? Я и в самом деле красив? Собираясь ответить, Паша посмотрел на брата, и изумился. Он впервые увидел его в совершенно другом свете. Боря, из мальчишки с тонкими жеребячьими ногами, презабавной тёмной чёлкой и бледным личиком, превратился в грациозного юношу с плавными движениями и выразительным взглядом. Он был робок, но при этом держался с невероятным достоинством, и смотрел на Пашу, как и много лет назад, с большим уважением. — Конечно, ты красив, — согласился Паша, мысленно прибавив: «но куда тебе до моего Николеньки?» И тут же Паша подивился собственным мыслям. Тому, что он вообразил себе, будто Николай принадлежит ему, а также тому, как он ласково его назвал. И как сердце у него забилось сладко, и как кровь прилила к щекам, а после устремилась вниз. И Паша смутился ещё больше, забегал глазами по саду, ища что-то, на что можно было бы отвлечься. И увидел яблоню. Она стояла почти в самом углу сада, покачивая ветками на лёгком ветерке, шелестела листьями и вкусно пахнущими белыми цветами. — Помнишь, — улыбнулся Паша, подходя к яблоне и прикасаясь к тёплой коре, — как в детстве мы забирались на эту яблоню? — В июне, — подхватил Боря, радостно улыбаясь. — Каждый день проверяли, поспели ли яблоки. Опытным путём. Паша рассмеялся вслед за вспомнившим этот маленький инцидент Борей. В то лето они и в самом деле, желая поскорее узнать, когда же созреют плоды, лазали на дерево и кусали яблоки. Продолжалось это не очень долго, кто-то из гувернёров увидел мальчишеские проделки и доложил отцу. Урожай не сильно пострадал, в отличие от Паши с Борей, которых ждало суровое наказание. Мало того, что их не выпускали в сад целую неделю, так ещё и не позволили съесть варенье, которое позже приготовили из оставшихся яблок. Паша вспоминал эту проделку, и все те, которые они устраивали с Борей. И у него на душе было так легко и радостно от того, что они снова общались, как прежде, словно бы не было этих долгих лет разлуки. И мысли о Николае, о Пашиных чувствах к нему, и том, что Боря тоже испытывает подобное, всё это заставляло Пашу становиться счастливее с каждым мгновением. И яркое солнце в голубых небесах, и запах яблони и молодой травы, что он не удержался. Протянув руку, он сорвал яблоневый цветок, повернулся к Боре. — Вот что, — сказал он. — Пусть мы и жили, как чужие все эти годы, ты мой брат, и я люблю тебя. И Паша потянулся к Боре, и вплёл белый цветок в его тёмные волосы. И улыбнулся в ответ на широкую улыбку. На этом перемены в жизни Паши не закончились. Ему стало позволено общаться с братом, правда, под присмотром взрослых. Они не слишком надоедали им, но приглядывали и не оставляли в комнате одних. Для Паши наступило тяжёлое время, он постоянно думал о Николае, и странная тоска находила на него. Он волновался, всё ещё переживая из-за отказа, но Боря всякий раз сочувствовал брату, и грусть ненадолго успокаивалась. Так прошла неделя, во время которой Паша почувствовал в себе перемены, которые вовсе ему не нравились. Он стал рассеянным, забывчивым, отвлекался на уроках. Дошло до того, что он схлопотал тройку по немецкому языку! Случилось это в пятницу, к тому моменту, когда все учителя успели выговорить Паше, что его успеваемость снизилась. И вот, теперь он стоял перед Георгием Карловичем, отчаянно краснея. — Как так вышло, Павел? — стыдил его учитель. — С вашими знаниями и прилежанием получить такую отметку? Вам должно быть стыдно. — Простите, Георгий Карлович, — сгорая от стыда, пробормотал Паша. Он опустил голову, чтобы не выдать горящих щёк. — Что с вами происходит? — уже мягче спросил учитель. — Я исправлюсь, даю слово! — горячо принялся уверять учителя Паша. — Не сомневаюсь, — успокоил его Георгий Карлович, — но всё-таки ответьте, что вас тревожит? Всё ли в порядке в вашей семье? — Всё в порядке, — Паша поднял на учителя глаза. — Я просто… Встретил одного молодого человека. — Так вот, в чём дело, — Георгий Карлович строго посмотрел на Пашу. — Понимаю, весна, возраст зовёт. Но постарайтесь сосредоточиться на более важных вещах. И Паша сосредоточился. Все выходные просидел за учебниками, не выходил гулять, отвлекаясь только на еду. И на следующей неделе проводил за книгами всё свободное время, хотя весна с каждым днём становилась всё радостнее и корпеть над учебниками в такую погоду совсем не хотелось. Паша слышал, как на улице смеялись дворовые омеги, как Боря с Владиком уходили с ними на реку и в лес. Как заливались птицы, как деревья шумели листвой. Жизнь проходила, проходила мимо Паши. И от Николая не было никаких вестей, разумеется, они ведь даже не обменялись адресами. Постепенно образ его стирался, а на место восхищения пришла злость. Паша тосковал по Николаю, душа его стремилась к нему, но чувство отверженности точило изнутри, наполняя сердце ядом. «Даже не танцевал со мной, не захотел, — со злостью и обидой думал Паша. — Ещё и назвал шутником. Что я, шут? Да плевать я на него хотел, забрался так высоко, вот и смотрит на всех сверху вниз. И вообще, я бы танцевать с ним не стал». Паша стал плохо спать, плохо есть и, разумеется, это сказалось на его внешнем состоянии. Черты лица у его заострились, от того, что он вечно ходил хмурым, между бровей пролегла морщинка. Разговоры с Борей теперь не помогали, да они и вообще сошли на нет, потому что Паша сделался нелюдимым. Разумеется, такое поведение не укрылось от глаз родителей, и они решили придумать, как бы ободрить старшего сына.