Весна зелёной травы

Теперь уже Паша окончательно и бесповоротно понял, что влюбился. И, что самое главное, осознал, что его чувства взаимны. Они с Колей обменялись адресами и теперь почти каждый день писали друг другу письма. Паша, конечно, старался не отвлекаться от учёбы, тем более, сейчас она шла у него хорошо да и на носу были экзамены. Но всё равно, в свободные вечера он садился за стол и писал Коле о том, что случилось с ним за этот день, а после с нетерпением ждал почтальона. Чисть его письма было отдельным удовольствием. Почерк у Коли был такой изящный и аккуратный, что просто любоваться буквами можно было бесконечно. Паша водил пальцами по строчкам, прикрывал глаза и представлял, что вместо бумаги он поглаживает ладонь Коли. Правда, мысли у Паши становились с каждым днём всё разнузданнее. И если днём, отвлекаясь на учёбу и домашние дела он ещё мог держать себя в руках, то ночью фантазии поглощали его. Паша не знал, что ему делать, это превратилось в одержимость. Каждую ночь он ласкал себя, держа перед глазами образ Коли, бессовестно толкаясь в крепко сжатый кулак. Кусал губы, чтобы сдерживать стоны, рвущиеся наружу, задыхался от сладкой дрожи и проклинал себя. «Если бы только Николенька знал, чем я занимаюсь, — корил себя Паша, — он бы, верно, прекратил со мной даже разговаривать». Дни шли за днями, учеба в гимназии подходила к концу. Паша прекрасно выдерживал экзамен за экзаменом, хотя, к тому времени, как они окончились, он был истощён морально и физически. А окончательно его добило пришедшее от Николая письмо, в котором он сообщал, что уедет на всё лето в Паголду, крошечное село где-то под Петроградом. От таких известий Паша совсем занемог, захандрил, стал совсем грустным. Снова мало ел, ходил по дому бледной тенью. Дни для него сделались серыми, тянулись долго и уныло. Каждое утро, несмотря на хорошую погоду, Паша просыпался в дурном расположении духа. Так случилось и в этот день, когда его разбудили радостные вопли из гостиной. Когда Паша встал, переоделся, привёл себя в порядок и спустился на шум, то увидел совершенно счастливых Борю и Владика. — Мы едем к дедушкам! — в один голос заявили они, светясь от счастья. Паша их восторгов совсем не разделил. Всё лето ему придётся провести в Тихвине, целых три месяца не видя Колю! А ведь они даже не сумели попрощаться. Вообще, бывать у дедушек Паша любил. Дедушки, Богдан и Максим, души не чаяли во внуках, всегда с радостью их принимали. Вообще, детей они очень любили, даже ребятишек своих слуг, в своё время, баловали. И теперь были рады, когда внуки приехали в гости. Паша, соблюдая правила приличия, поздоровался с дедушками, рассказал о своих успехах в учёбе и вышел на двор. Здесь всё было совсем не как в усадьбе, тут, считай, была одна большая деревня, так что встретить деревенских мальчишек можно было запросто. Паша вздохнул. Ему связываться с ними не хотелось, они, разозлившись, могли и в драку полезть, но Паше было просто необходимо отвлечься. Так что, несмотря на проделанный путь, он не стал отдыхать, а пошёл по улице. На ей кипела жизнь, какой-то мальчишка с хворостинной гнал стаю разномастных гусей, кто-то, правя вороным жеребцом, провёл на телеге домашнюю утварь. Паша бесцельно брёл вперёд, скользя взглядом по пыльной дороге, и вдруг замер. Впереди он увидел Мишу Бестужева. Вряд ли можно было обознаться, внешность у его была более, чем запоминающаяся. Он торопливо двигался вперёд, постоянно озираясь, но словно бы не видя ничего вокруг. Судя по остро выступающим локтям, он нём что-то в руках, прижимая к себе. Паша хотел было его окликнуть, но вместо этого просто шёл за ним, как-то внезапно для самого себя решив проследить за Бестужевым. Он дошёл до конца улицы, свернул на поле, посмешил в лес, который маячил на горизонте. Паша, справедливо рассудив, что на открытой местности его заметят, решил обойти Мишу по широкой дуге. И правильно сделал, потому как он чуть ли не ежеминутно оборачивался. Наконец, он оглянулся в последний раз и шмыгнул в лес. Паше показалось, что он снова оказался в том самом пролеске, и что Коля разом с ним. Он вздохнул, помотал головой, отгоняя от себя все эти мысли, потом поспешил вперёд. Показалось, он потерял Бестужева среди вековых деревьев, но тут раздались приглушённые голоса и Паша пошёл на звук. Притаившись, он прижался к стволу дерева и прислушался. — Я уж думал, ты не придёшь, — раздался взволнованный, но крепкий голос. — Как я мог не прийти? — прогудел Миша. — Ладно, хватит болтать, давай сюда. Раздалось шуршание ткани. — Ого, большой, — поразился незнакомый голос. — Какой есть, — пробормотал Миша. — Уж извини. — А если не войдёт? — спросили с сомнением. — Глупости. Ещё как войдёт. — Ладно. Только осторожно. Паша, отчаянно краснея, скосил глаза в бок. Нужно было сейчас же уходить, но он отчего-то не мог сдвинуться с места. Стыд полосовал его спину кипятком, как будто каждую секунду на него выливали ведро кипящей воды. Пока Паша был скован стыдом по рукам и ногам, неприличности продолжались: — Ой! Осторожно! — Да не говори под руку, — огрызнулся Миша. — И так страшно. — Ну осторожно! — Антон, раз такой умный, давай сам! — Вот и ладно. — Вот и давай. — Вот и дам. А тебе просто слабо. — А ты вообще, если хочешь знать… Паша, не выдержав, хотел было спасаться бегством, лишь бы больше не слышать этого, но, развернувшись и сделав только пару шагов, споткнулся о корень, растягиваясь на земле. Голова неприятно загудела, перед глазами замелькали тёмные пятна. — Ты живой? — раздалось откуда-то сверху. Паша, смаргивая выступившие от боли слёзы, поднял голову. Над ним склонился Миша Бестужев, протягивая руку. Рядом стоял незнакомый мальчик не слишком высокого роста, с короткими кудрявыми волосами и загоревшим лицом. Наверное, это и был Антон. — Ой, Паша, — Миша его узнал, ухватил за руку, ставя на ноги. — Вот это да, ты тоже тут. Чудо! — Я не хотел вам мешать, — пробормотал он, отряхиваясь и изо всех сил стараясь скрыто смущение. — Извините. — Да ты нам и не мешал, — пожал плечами Антон. — Это даже хорошо, что ты тут. Поможешь держать. — Кого? — удивился Паша. — Подождите, — сказал Миша. — Давайте сначала я вас познакомлю. Антон, это… — Да знаю я, что это Паша, — отмахнулся он. — А он знает, кто я. Миша, тут тебе не высшее общество. Забудь ты об этих дурацких правилах, — он посмотрел на Пашу и махнул рукой. — Лучше пошли, я покажу тебе кое-что обалденное. Впервые Паша увидел Дикое животное так близко. Рысь лежала на боку, её медная шерсть топорщилась и выглядела грязной. Передняя лапа у него была перемотана какой-то тряпкой. — Мы его пытаемся накормить, — сообщил Миша. — Кровь остановили, но он всё равно может умереть, потому что не ест. Я ему мясо принёс, а он отказывается. Пытался в пасть засунуть даже, ни в какую. Боюсь, что руку мне откусит. «Так вот, в чём было дело, — подумал Паша. — Всё оказалось просто». — Вообще, мы бы хотели его куда-нибудь перетащить, — сказал Антон. Только вот не знаем, куда. — Как не знаем? — удивился Миша. — Ты же сказал, что у тебя в Паголде дядька живёт, и что к нему можно. — Но как ты туда рысь потащишь? — Значит, надо говорить не «куда-нибудь», а «как-нибудь». — Подождите, — прервал их спор Паша. — Что ты сказал, Антон? Где твой дядя живёт? — В Паголде, — ответил он. — А что? — Я скоро вернусь! — пообещал Паша, а потом бросился домой. Всё письма от Николеньки он с большим трепетом хранил в шкатулке, которую всегда брал с собой. И в эту поездку он прихватил с собой крошечный сундучок. Паша не помнил, как добежал до дома, как оказался в выделенной ему комнате. Помнил только, как дрожали кончики его пальцев, когда он ворочал ключом в замке и доставал последнее письмо Коли. Пробежавшись глазами по строчкам, он выцепил одну, самую важную: «…уезжаю в Паголду на все три летних месяца…».