***
Сан был единственным, кто не последовал указаниям Хонджуна. Несмотря на то, что ему сказали прочесать лес и пляж, парень вернулся к озеру за особняком. Хотя оно и было мелким по краям, в нем было так много воды, что дальше, в середине, она казалась почти черной. Сан стоял, сосредоточив взгляд на поверхности воды, как будто в ожидании. Он ощущал то же, что и в библиотеке, когда увидел то окно. Страх. Но в этот раз воспоминания были четкими. Кровь. Много крови. Кому она принадлежит? Ему? Он присел, опуская пальцы в воду. Было солнечно, поэтому вода была прохладной, но не ледяной. Сан стряхнул холодные капли с руки, раздумывая. Желание окунуться в воду одолевало его. Стоило ли? В этом не было никакого смысла…так ведь? Сан поднялся на ноги, собираясь пойти и выполнить своё задание – но уже через мгновение вновь обнаружил себя у кромки воды. Что-то тянуло его к этому озеру. Он быстро сбросил одежду: во-первых, сейчас у него не было другой и было бы хреново замочить или запачкать её. Во-вторых, если из озера вдруг вылезет монстр и сожрет его, остальные найдут одежду и поймут, что произошло. Он зашел в воду и нырнул, словно это был обычный бассейн.Не считая, конечно, того, что температура воды была значительно ниже, чем в любом бассейне. Тело тут же напряглось, по инерции пытаясь всплыть на поверхность, но Сан задержал дыхание и заставил себя нырнуть глубже. Его глаза были закрыты, но это было не важно. Воспоминания, словно кадры из фильма (шокирующего и странного), становились все более четкими по мере того, как он опускался глубже. Он видел лицо своего отца. Видел ясно, как днем – морщинки вокруг глаз и то, как кривился его рот – все было удивительно реальным. Только увидев картинку целиком, Сан понял, что отец был зол, очень зол. Он был в ярости. Кричал. Сан слышал громкий крик, но не понимал слов. Казалось, что слова и не были важны. Сердце забилось как сумасшедшее, но он не собирался всплывать, пока не вспомнит. Как он вообще мог забыть такое? Его отец – всегда, всегда был так зол на него. Он был в ярости, потому что Сан был причиной смерти своей матери. Тот звук бьющегося стекла, что он слышал в библиотеке, был воспоминанием о кулаке его отца, ударившем по окну. Кулак пробил стекло, рука кровоточила, осколки со звоном осыпались на пол. В этом воспоминании Сан сидел в углу, пытаясь не злить отца еще сильнее. Он знал, мужчина может сломать не только стекло. Сан сжался в комок, пытаясь стать как можно меньше, мечтая просто исчезнуть из этого мира. И вдруг – картинка сменилась. Его руки были связаны. Он был вниз головой, барахтался в воде и не мог дышать. Он пытался освободить руки, но ничего не вышло. Казалось, будто что-то металлическое удерживало их вместе и тянуло всё ниже и ниже на дно. Он не знал, что это – может, бассейн, может море, а может это самое озеро. Он изо всех сил пытался выбраться, но все было бесполезно. Его легкие начали наполняться водой. Он умирал. Сан жадно хватает воздух, вынырнув на поверхность, наконец-то в состоянии наполнить легкие кислородом. Он был под водой минуту или около того – но казалось, что прошла вечность. Он вспомнил так много. От переполняющих его вопросов кружилась голова. Сан выбрался на сушу и сел на берегу, пытаясь обдумать то, что только что увидел. Он вспомнил свою жизнь – своего непредсказуемого отца, так отчаянно ненавидевшего его. Он вспомнил, как часто приходилось зашивать отцу раны, а в ответ лишь снова слышать обвинения в смерти матери. Как мог Сан быть виновен? Он был младенцем - его мать умерла при родах. Но отец всегда обвинял его. И даже тогда, Сан все равно искал одобрения и любви от человека, который презирал его. Он вспомнил, как он тонул. Он вспомнил, как захлебывался, вдыхая воду, и как сознание постепенно меркло. В этот момент он ощущал нечто странное: одна часть его – руки, безрезультатно пытающиеся высвободиться – хотела жить. Другая часть – та, что позволила его рукам в конце концов расслабиться –напоминала, что его жизнь не стоила того, чтобы за неё цепляться. Но…что случилось потом? Эту часть он не помнил совсем. Как он выбрался? И как попал сюда? Он ничего не помнил. Что, если его отец, наконец, сломался и решил убить ненавистного сына? Это казалось возможным, но…что-то всё равно было не так. Сан сомневался, хотя это был самый логичный вариант. Он чувствовал, что чего-то не хватает, чувствовал себя опустошенным. За те пару дней, что он провел здесь, он даже и подумать не мог о таком. Казалось, у него была жизнь, к которой нужно вернуться. Но в этих воспоминаниях, погружаясь всё глубже в воду, он совершенно точно не хотел возвращаться. Что такого было в той жизни, что он не хотел бороться? Верно. Тогда – он всё помнил, и именно поэтому не хотел жить. А вчера он не имел об этом ни малейшего понятия и хотел как можно скорее вернуться домой. Но сейчас, когда желание жить и желание освободиться смешались в его сознании… Он не знал. Если они смогут выбраться, ему придется вернуться к своей прежней жизни? И если он действительно решится на это, будет ли ему куда возвращаться? Пусть он и вспомнил так много, Сан чувствовал себя так, будто теперь не знал вообще ничего.***
Сонхва обыскивал каждый сантиметр на своем пути на протяжении последних двух часов. Он собрал себе в карман ягод, чтобы не умереть с голоду до ужина, пока он тщательно все осматривал. Если честно, он не имел ни малейшего понятия, что же он искал – но, по крайней мере, он пытался. Был уже почти полдень, когда он вдруг вышел на небольшую полянку посреди леса. Деревья здесь росли редко, а трава, наоборот,была густой и высокой. Яркие солнечные лучи пробивались сквозь плотную завесу древесных крон, освещая выглядывающие тут и там насыщенные красками цветы. Но больше всего привлекало взгляд стоящее посреди поляны дерево. Огромное, темное, сучковатое дерево, о котором ранее говорили остальные – дерево с картины. Заметив его, Сонхва остановился. Оно действительно было громадным - дерево настолько возвышалось над остальным лесом, что с высоты птичьего полета его наверняка легко было заметить издалека. Настолько же легко было понять, что оно абсолютно не вписывалось в окружающий его пейзаж. На картине его чужеродность не казалась такой странной – Сонхва посчитал, что дерево было написано таким специально, из каких-то художественных соображений автора. Но здесь, сейчас, контраст реального дерева и всего остального леса был в сотни раз сильнее, чем было показано на картине. Несколько минут Сонхва просто смотрел на него, пытаясь справиться с ощущением сюрреалистичности, которое он испытывал при виде этого дерева. Сейчас он понимал, почему Уён, Сан и Ёсан не верили в то, что картина в холле - просто картина. За ней должно было скрываться что-то важное. Сонхва приблизился к дереву. Неизвестно почему, но он нервничал так, будто шел навстречу королю. Корни дерева торчали из-под земли, изогнувшись под невероятным углом тут и там, так что ему приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не запнуться. Подойдя, он увидел множество дыр в стволе дерева – из тех, что похожи на дупла, в которых гнездятся совы. Кроме того, все дерево было покрыто мхом, доказывая, насколько старым оно было. Это дерево должно быть так же старо, как и сам остров, подумал Сонхва.Может Хонджун мог бы определить, к какому виду оно принадлежит… Сонхва вздохнул. Конечно, его беспокоил каждый из них, но этот парень был…особенно интересен. Внезапно вернувшиеся к Хонджуну воспоминания о его связи с выращиванием цветов заставили Сонхва чувствовать себя еще более странно, чем до этого. Он как будто испытывал дежавю. Казалось, будто он уже слышал раньше, как Хонджун произносил именно эти слова, касающиеся нарциссов – «Они расцветают весной…после холодной и тоскливой зимы, они – первое, что наполняет мир цветом и счастьем».Эти слова были такими теплыми, такими приятными…это сбивало с толку. Эта фраза была такой невинной, так почему же Сонхва чувствовал на себе груз вины? Он не знал. Остальные проснулись в этом доме, имея хоть какие-то смутные воспоминания о семье или месте, в котором жили. Сонхва, однако, не мог вспомнить ничего, кроме собственного имени и ощущения, что он знаком с Хонджуном. Он не мог вспомнить, хорошо ли учился в школе, чем увлекался или был ли у него вообще дом. Но почему? Почему он всё ещё ничего не вспомнил, хотя был так уверен в отношении некоторых событий? Почему он чувствовал себя так спокойно в компании Хонджуна, и так нервничал вдали от него? Он нахмурился, пытаясь отогнать эти странные мысли, и двинулся дальше. Достигнув подножья дерева, он опустил руку в одну из щелей в стволе. Там было темно, так что он не мог видеть, что внутри, но мог почувствовать. Это было похоже на всю их ситуацию в целом – они не знали ничего, кроме того, что чувствовали в данный момент. И все они хотели выбраться отсюда. Он ожидал пауков, или может птицу, прятавшуюся внутри. Но его рука просто коснулась дальней стенки дупла. Он обшарил его рукой, в надежде найти что-нибудь. Может камеру или микрофон. И, спустя несколько секунд, он действительно, действительно наткнулся на что-то. Оно было твердым, но маленьким и гладким. Что это могло быть? Ему понадобилось несколько попыток, чтобы подцепить эту вещь пальцами. С одного конца она была гладкой, а с другой – ребристой. Сонхва понимал, что это не было похоже на камеру или микрофон. Это мог быть только… Ключ.***
К вечеру все вернулись в их маленький импровизированный лагерь. Чонхо поймал еще рыбы, и Ёсан уже начал готовить ужин (на самом деле он уже съел пару кусочков рыбы, пока остальные не пришли, но то, чего они не узнают, им не повредит). Хонджун вернулся первым, принеся с собой корзину, полную фруктов и зелени. Там даже была парочка грибов, которые он тут же начал готовить. Следом за ним появились Юно и Минги, но они не нашли ничего, достойного внимания, не считая пары милых кроликов в лесу. Уён принес с собой с пляжа еще кое-какие инструменты, а Сан вернулся полностью вымокшим. Он ничего не сказал и был намного тише, чем всегда, но никто, кажется, не обратил на это внимания. Сонхва дождался, пока все соберутся, прежде чем рассказать о своей находке. - Быстрее, Сонхва хочет нам что-то показать! – крикнул Уён Сану, поторапливая его. Ужин был готов, и все терпеливо ждали, что же им сообщит Сонхва. Никто не ожидал, что это будет что-то на самом деле важное. Но когда он без лишних слов достал из кармана золотой ключ, каждый из них внезапно осознал, насколько важна была эта находка. Юно даже вскочил на ноги, едва не опрокинув свою миску с рыбой и ягодами. - Где ты это взял? – Уён в неверии уставился на золотой ключ. - Внутри того дерева, - ответил Сонхва с улыбкой. – Еще не пытался ничего открыть. После этого ужин был немедленно позабыт. Парни быстро прикинули, что мог открывать этот ключ, и решили попробовать открыть единственный доступный им сейчас замок. Парадная дверь. Атмосфера резко стала напряженной, когда Сонхва вставил ключ в замочную скважину. Сан вцепился в Уёна, Чонхо неосознанно сжал руки в кулаки, Минги оповестил всех, что ему захотелось в туалет. Сонхва осторожно повернул ключ, и, замок щелкнул, легко поддавшись. Прежде, чем кто-либо мог что-то осознать, Сонхва открыл большую деревянную дверь. Они наконец-то могли снова попасть в дом.***
Остаток вечера прошел в полном хаосе. Они отпраздновали возвращение в особняк громкими криками и беготнёй по холлу, а когда энергия иссякла, снова вышли наружу, чтобы забрать свой ужин. Это было не обязательно: как только они вошли в столовую, то увидели, что стол был полон еды, как и в их первый день здесь. Мысли о подвале, библиотеке и поиске пути на свободу маячили где-то на периферии сознания, но Хонджун постарался отогнать их подальше. Последние несколько дней были просто кошмарными, и им всем требовался отдых. Особенно, если ничего здесь не угрожало их жизни, а впереди, похоже, была целая вечность на поиски выхода отсюда. Верно, подумал Хонджун, просто попытайся быть беззаботным хотя бы один вечер. После ужина они просто болтали. Животы были набиты, а стаканы наполнены напитками по вкусу – для Хонджуна это было вино. Легкое опьянение отлично помогало забыть о том, в какой ситуации они оказались. Это был хороший вечер. Хонджун не знал, были ли эти семеро знакомы ему раньше, но сейчас он чувствовал именно это. Как будто они были друзьями долгие годы. Минги и Юно дурачились, заставляя всех остальных смеяться, а Уён всё время над кем-то подшучивал. Они даже слышали как Ёсан – тихо, но отчетливо – смеялся вместе со всеми. Хонджун назвал бы такую атмосферу теплой. Комфортной. Они решили, что пора расходиться, когда уже было далеко за полночь – к этому моменту Хонджун был абсолютно уверен, что в одиночку прикончил целую бутылку вина. Ощущение жара и тяжести, волнами растекающееся по телу, было знакомым, и он отстраненно подумал, что, скорее всего, любил выпить в своей настоящей жизни. Он не был пьян в стельку, но уже довольно близок. Та самая стадия опьянения, когда комната немного кружится, и если все время держаться за стену, то можно представить, что ты летишь. Кроме того, все тяжелые мысли словно испарились, и Хонджун не мог думать ни о чем кроме ожидающей его мягкой постели. И хотя не все пили алкоголь этим вечером – Чонхо предпочел сок, а Ёсан простую воду – Сан и Сонхва составили Хонджуну хорошую компанию. Все пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам, в которых, очевидно, и проснулись несколько дней назад. Все комнаты были на разных этажах, но комната Хонджуна была на первом. Спальни Сана и Сонхва, похоже, тоже были здесь. - Увидимся утром, парни, - Сан рассмеялся, неуклюже толкая дверь в спальню плечом. Сейчас, заметил Хонджун, Сан был намного счастливее, чем несколькими часами ранее. Возможно, он тоже выпил только чтобы забыться. После того, как Сан ушел, они с Сонхва дошли до конца коридора в молчании. Первой была комната Хонджуна, так что он махнул рукой, прощаясь, хотя ему всем сердцем хотелось просто всю ночь напролет болтать с Сонхва. Но прежде чем он успел отвернуться и открыть дверь, Сонхва заговорил: - Хонджун, - позвал он, слегка охрипшим от алкоголя голосом. Хонджун вопросительно посмотрел в ответ. Сонхва продолжил, глядя Хонджуну прямо в глаза: – Это странно, но… – что-то было в его взгляде – боль? Грусть? Или же счастье? Хонджун не знал, но что бы это ни было, оно было сильным. Сонхва сделал шаг навстречу Хонджуну, спиной почти прижавшемуся к двери. – Что-то связано с тобой. Сонхва смотрел прямо в душу. Сердце Хонджуна стучало как сумасшедшее, и парень не знал, куда деть себя. Стоило ли ему тоже смотреть прямо в глаза Сонхва? Или куда-то еще? Может, просто на его лицо? - Ч-что? – наконец сказал он едва слышно, пытаясь скрыть свое напряжение. - Я не могу…Я не могу вспомнить. Вообще ничего. – Сонхва нахмурился. Хонджун поймал себя на мысли, что больше всего на свете сейчас хотел бы стереть хмурое выражение с его прекрасного лица. – Кроме тебя. Я помню тебя. – Сонхва придвинулся еще ближе, так что Хонджун почти мог ощущать чужое дыхание на своем лице. Голова всё ещё кружилась от алкоголя, и он буквально откинулся на дверь, чувствуя, что может в любую секунду упасть. Руки рефлекторно вцепились в рубашку Сонхва, ища опору. Сонхва, сам того не осознавая, схватился за чужие руки, поддерживая. Хонджун едва ли мог сейчас думать о чем-то кроме чужих губ. Он ощущал невероятно сильное желание податься вперед и коснуться их. Он был пьян? Возможно. Стоило ли ему делать это? Скорее всего, нет. Могло ли это заставить Сонхва перестать хмуриться? Вероятно, да. Хотел ли он сделать это? Несомненно. Нахер всё это, подумал он. Не думая о последствиях, он подался вперед, ощущая горячее дыхание Сонхва на своих губах. Касание было едва ощутимым, потому что Хонджун изо всех сил старался ничего не испортить. Его глаза были закрыты, так что он не мог видеть лица Сонхва, но если бы мог, то увидел бы, что Сонхва был шокирован этим не больше секунды, прежде чем также осторожно прикрыть глаза и ответить на поцелуй. Мысли Сонхва спутались. Возможно, он контролировал себя сейчас даже меньше, чем Хонджун. Все, о чем он сейчас мог думать – то, насколько правильно ощущалась их близость. Он не хотел прерываться даже на секунду, и если бы нужно было остаться на этом острове навечно –он бы остался, просто чтобы иметь возможность продолжать целовать Хонджуна.Сонхва опустил одну руку Хонджуну на лицо, а другую на пояс, притягивая ближе. И если сердце Хонджуна билось как сумасшедшее, то сердце Сонхва буквально готово было взорваться в любой момент. Эмоции переполняли его: удовлетворение, похоть, счастье. Но в то же время он ощущал грусть, вину и стыд. Почему? Почему он чувствовал это? Как кто-то вообще мог вызывать в нем столько эмоций сразу? Он загнал негативные мысли подальше, не желая портить момент. Хорошие эмоции сейчас были во много раз сильнее. Сонхва провел языком по верхней губе Хонджуна, будто пробуя его на вкус. Хонджун разорвал поцелуй, судорожно хватая ртом воздух. Он буквально задыхался от нахлынувших ощущений, когда губы Сонхва коснулись чувствительной кожи на шее, целуя и слегка посасывая. Тело Хонджуна ослабло в чужих руках, его собственные пальцы зарылись в густые черные волосы Сонхва, взъерошивая и сжимая у самых корней. Сонхва едва ли замечал это.Эта близость для него – словно наркотик, и ему хотелось ещё и ещё…их губы снова встретились. Движения Сонхва были медленными, полными скрытого желания. Хонджун пользовался этим: перехватывая инициативу, он цеплял зубами чужую нижнюю губу, заставляя Сонхва тихо стонать в поцелуй. Тяжело дыша, они отстранились, глядя друг на друга сквозь прикрытые веки. - Сонхва. Шёпот Хонджуна сводит Сонхва с ума. Как всего лишь его собственное имя, произнесенное кем-то другим, могло действовать так? Они стояли молча, не отпуская друг друга, еще около минуты, медленно приходя в себя. Сонхва отчаянно хотел просто продолжить целовать Хонджуна, но еще больше он хотел быть уверенным, что это взаимно. Он видел, как Хонджун почти перестал дышать, собираясь с мыслями. - Мы…должны обсудить это на трезвую голову. –Наконец сказал он, и в его взгляде было что-то, что Сонхва хотел бы распознать как симпатию. Не было никакой двусмысленности в этом предложении – Хонджун просто хотел быть уверенным, что они примут это решение осознанно. Сонхва кивнул, соглашаясь. Будет неловко, если на утро один из них вдруг пожалеет о содеянном. Сонхва был уверен в себе, но он хотел, чтобы Хонджун был уверен тоже. Сонхва тихо вздохнул, делая шаг назад. Пальцы Хонджуна все еще крепко сжимали рубашку на чужой груди, но, в конце концов,ему пришлось опустить руку, позволяя Сонхва отодвинуться. - Спокойной ночи, - сердце Сонхва все еще громко стучало в груди. - Ночи, Сонхва. – щеки Хонджуна порозовели, и он подарил Сонхва самую прекрасную в мире улыбку, прежде чем скрыться за дверью. Сонхва помедлил, прежде чем вернуться в собственную спальню и провалиться в сон, не думая ни о чем кроме этих поцелуев. Это стало точкой отсчета, моментом, когда к ним начали возвращаться воспоминания. Сны, которые они видели, оказались частицами их забытой жизни. Они целовались. Они были вместе. Они смеялись вместе, любили, и еще много всего. Хонджун видел улыбку Сонхва, а Сонхва чувствовал тепло его объятий.